click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни. Федор Достоевский

Признание

По закону вечности...

https://lh3.googleusercontent.com/QhRd5HJ6Uk165xU4BAhyf62Gdk1lZfdw5-1Rmwz6zGUG3FXMOXvYQUrsw_uDCB6c1xQ7j9_keF9kcGR9ST0zC_o-Og63e9HIIeKfiT0mAxOxRxAPhF1bNXdUBwxt-14iRMshdxHjSSrylsCu5rAVxvCjnwZfgSA8-y2DaadXSfjec3h8kiSx65k8Pk2b0jA26rAj5I1UeTKlI-TUY985CPvrA6fgAP2pShV-kKGrfxTmDI8WYEI47AlLv6bYJsyJmS7_n3AetaZ3zSzh6sAGpM_aTv1Ec5XbDjuZOJpd-T-0qCi5VnkwZNhw3is39HT-l6DBojJcpRQdRICezu7E3n20YDfDqEbSiqc-0PBJicihhLbijgFKZbi5lxxrJn3deupiQvkg_7l54PbZEgKW7i72tYj6USZLwjUaGzWLXwP1dKGkNAhKG-73yjkhH7-ei54vltJ5cZO2bWn1lZ0cz16XCUUyo0pMlKTeR8N0U_Us9szYL7GkQrFvv50Ymh5AnBd2xkC8azE-8CzNbWfRPOpEwSByT4SlhK76KVyjzBgfhbufukuohg0i1RgdmwU1l1BO=w125-h116-no

У всего есть свое содержание и свое название. Время все изменяет, но суть людей и жизни остается все той же. Правда, сама жизнь со временем кажется такой маленькой. Не короткой, а именно маленькой... Как парк Муштаид, представлявшийся в детстве гигантским. На самом деле и сегодня он – все тот же Муштаид. И город наш тот же, что когда-то. Правда, разросшийся, с новыми декорациями и лицами, но все равно, как и раньше, повсюду – базары, называющиеся теперь супер- и гипермаркетами. Опять все продается, покупается, люди торгуют, торгуются, хитрят, обманывают, жадничают, наживаются, что-то празднуют, поют, пляшут, нищенствуют, болеют... И решают все те же, старые, как мир, проблемы.
Меняются названия улиц, проспектов, площадей. А вот городские вывески – такие же важные или смешные, как когда-то. Только – принесенные другим временем и людьми. Я обратила внимание, что они, вообще-то, лучше всего отражают современность. Вот читаю: «Gemrieli pishka» или «Shashlik house», смеюсь, но почему-то не удивляюсь.
Еще в прошлом веке на городские вывески обратил внимание и посвятил им рассказ «Вывески Тифлиса» замечательный тбилисский писатель, драматург, художник, сценарист Агаси Айвазян. Он родился и вырос в Грузии, окончил Тбилисскую академию художеств, работал в прессе, дружил с моим дядей, частенько приходил в наш плехановский двор, вызывая радость его жителей. По его произведениям сняты такие фильмы, как «Хатабала», «Треугольник», «Айрик», «Как дома, как дела?» и многие другие, полюбившиеся зрителю. Вот как он говорил о себе: «О себе? – Цель всего на свете – вступать в контакты. Наивно думать, что играл я только ради игры и жил только ради одной жизни.
Сущность моя парадоксальная. С детства. В школе я – поэт, юморист, художник, в спорте – боксер, в музыке –скрипач, в театре и кино – сценарист и режиссер. 1925 года рождения, я в 17 лет – рабочий завода. В 20 лет – из рук в руки рабочие читали мой первый рукописный журнал «Алло» с моими текстами и графическими рисунками. Кредо жизни? – Мыслетворчество. Гармония формы и содержания. И постоянный труд». А любовь к родному Тбилиси, любование им проходит через все его рассказы, которые хочется цитировать:
«Чуть легкомысленным был Тифлис, чуть мудрым, чуть щедрым, чуть печальным... Самая большая и роскошная улица Тифлиса – Головинская... Если идти по узким, кривым и горбатым улочкам, поймешь, что у печали вкус вина, а время, подобно уксусу, выделяет из себя пузырьки воздуха... Посреди Тифлиса – Кура, на ней шесть мостов – Михайловский, Верийский, Мухранский, Авлабарский, Метехский и Мнацакановский... Вдоль берегов тянутся мельницы, дома, церкви, мастерские, школы, над рекой нависают тысячи труб. Из этих труб, в соответствии с настроением города, вылетают старые туфли, лохмотья, сломанные керосинки, ведра, бутылки, а однажды выскочил целый шкаф... С Авлабара видно все. Весь Тифлис с его закоулками: Шайтан-базар, Эриванская площадь, Мыльная улица, церковь святого Саркиса, Сион, греческая церковь, Коджор, Борчалу, Шавнабади... и Париж! С Авлабара видны тифлисские свадьбы и похороны, болезни и сны... Видны беды Тифлиса. И если кого-то уж очень охватит тоска, то с Авлабара ему станет виден винный погребок Саркисова, где опьянеть стоит один абаз... В Сололаке говорят по-армянски, в Вере-по-грузински, на Дворцовой площади-по-русски, на турецком майдане – по-персидски, в Киричной – по-немецки, на Авлабаре – по-авлабарски!.. На Авлабаре были церкви, в Шайтан-базаре – мечети, на Авлабаре была восточная баня, в Шайтан-базаре – персидские бани, на Авлабаре потрескивал аппарат синематографа, в Шайтан-базаре, позвякивая колокольцами, вышагивали верблюды. Авлабар и Шайтан-базар объединяла расположенная на скале Метехская тюрьма, а чуть дальше, если пройти немножко по берегу Куры, начинался Ортачальский рай – места для пирушек... Словом, хочешь – в церковь иди, хочешь – на базар, хочешь – в баню, хочешь – в тюрьму... Тифлис был веселый город... Китайцы показывали во дворах фокусы – глотали огонь, итальянцы пели «бельканто», играли на мандолинах и гитарах... Настоящие итальянцы и китайцы мало-помалу перевелись или просто стали тифлисцами... В Тифлисе были кахетинские вина всех цветов радуги, ереванские абрикосы и тавризский виноград сами собой ложились в корзины, черная тута искрилась на подносах кинто... В Тифлисе была индийская хурма, корица, гвоздика, восточный сироп, кальян... и все эти запахи витали над городом, смешивались, объединялись и становились волшебным облаком – облако это кружило над Авлабаром, Шайтан-базаром, над улочками Нарикалы, потом делалось дождем, и этот пахучий разноцветный дождь сыпался на землю...  Женщины были в шелку, переливались ожерелья, поблескивали украшения... С Авлабара были видны зелено-голубые глаза мадам Соломки, белоснежные ноги мадам Сусанны, гордая грудь калбатоно Мэри, вздымающаяся, как фуникулер... Звуки дудуков расстилались над Тифлисом, как просторная скатерть на щедром столе. Сила этих звуков заставляла раскачиваться кресты на церквах, словно то были ивы... В Чугурети улочки кривые и такие извилистые, запутанные, что даже солнце плутает там долго-долго. Чтобы выбраться на большую улицу, люди поднимались наверх, потом спускались, и все – мимо тифлисских дворов. Тифлисский двор не строили, его выдумали фокусники, потом щедрые карачохели обмазали его чихиртмой и бугламой, полили вином и обмели пучком душистой травы-тархуна. Тифлисский двор, как старая мысль, тих и спокоен: на балконах ковры, посреди двора – водопроводный кран... Дворы будто народились один от другого: большие и маленькие – все одного племени, все на один манер...»
И по всему городу – вывески, вывески, вывески: на крупных и солидных предприятиях, больницах, дверях кабачков и парикмахерских, мелких лавчонках, соответственно, солидные или смешные. Вот такая, над дверью духана: «Танцую я, танцуют все, хочиш сматри, хочиш не». Или вывеска в Шайтан-базаре: «Барев, кацо, добри человек». Вывеска в Сирачхане: «Больница частная, венерическая. Лечим все болезни, имеем пиавки». Вывеска в Сололаке: «В духане Гога аппетит бога». Вывеска на Авлабаре: «Душа рай, дверь открывай, не стучай». Вывеска в Клор-тахе: «Вини погреба, кахетински Акоба, пьем до гроба и даже в гроба». Или – «Загляни, дорогой», «Сам пришел», «Сухой не уезжай», «Войди и посмотри», «Симпатия», «Тили пучури»(«Маленькая вошка»), «Не уезжай, голубчик». Вывеска в Дидубе: «Скори файтон, весоли Антон, иду вагзал и обратон». Любая замызганная улочка имела свою вывеску, и вывеска эта открывала улицу, освещала ее...
Все рассказы Айвазяна очень похожи на картины Пиросмани с их наивностью и, в то же время, простой житейской мудростью. И во всех вывесках – тогдашних и сегодняшних, в людях нашего города, во дворах, улицах есть тот закон вечности, который вывел Нодар Думбадзе: «Душа человека во сто крат тяжелее его тела... Она настолько тяжела, что один человек не в силах нести ее... потому мы, люди, пока живы, должны стараться помочь друг другу, стараться обессмертить души друг друга: вы – мою, я – другого, другой – третьего, и так далее до бесконечности»... И у Айвазяна – свой закон вечности: «Мир, он весь из одного вещества: и камни, и горы, и воздух... Все на свете переходит одно в другое. Кончается дерево – начинается воздух, кончается воздух – начинается камень, за камнем – мох, за мхом – лягушка, за лягушкой – вода... Кто знает, где он начинается, человек, и где кончается. Нет пустого пространства. Поэтому, когда здесь один вспоминает что-то грустное, где-то там, за версту, загрустит и другой. Заговорит здесь шепотом чья-то боль – живущий за горой ее услышит...»
Вот так и передается из поколения в поколение тифлисская душа.Что это такое лично для меня? Это когда не ты живешь в своем городе, а твой город живет в тебе. Такой душе понятен этот «закон вечности», и в ней продолжают жить суть и колорит, язык и юмор нашего города, как бы он не изменялся и как бы не изменялись названия улиц, площадей, магазинов... Главное, чтобы было настроение беззаботно гулять по любимым улицам, чувствовать эту любовь, читать вывески и улыбаться.
23 марта моему любимому писателю и замечательному тбилисцу Агаси Айвазяну исполнилось бы 91.


Анаида Галустян

 
МУХАМБАЗ ДЛЯ ДУДУКА

https://lh3.googleusercontent.com/kyqy0I0A1C6BV1nw7pzgl4HvywsZKxDu2v5TRNsKXaFDtpwBTlp83bLAT5ro_DFudgm8CqOEXr2TyfnkKfiqkUY66kzZmmAm19e_JmlWTJcpCYyPNJLHKwAbFaK-7pjhk_yL0IOOsThJenL2fQKtOvQrR5nqDCry7sWCJNTtQ7COISCZE9lHCdrf867FKrDBljmNP6v7oeh8zHRv1eexNKbw9FA4fk_OEBfV-TsM28eZnqN0PBjNQVJ3kPVvHp7tZFqPfqYANWy1JNs469__guFBvRINuEroWpc2dS45lnnJTX0Y1X-F89Sht2IZqbplEgA1tseFG7wHt-vCO7xlN5WvtLccG77mlfp0bABkY017tdAqLbo0A4SfcJiSE0nwX8q46zN54AMQnOOxr_JPWEYf1RAK0RSEsa3p2tLnvDNbD4tSOk2LB7lFeLxXRFvoJBXIXjdIJ8nzz6JhLcPnJBkMET3bYGB6LT5mH-TVWk9oxLkp9r7y8LknK1sGJth4L0sV9vFZOMlQwhDEMUf9Z3bGfMraaPXqkwMAGbN0mCdfMORwLyZ895vMEVAr_WQtMfUS=s125-no

Эта комната, и особенно ее дверь, безликая и темная, в запасе воспоминаний дудукиста Багдо Горголаджянца были словно в той жизни... Где находилась дверь, на какой улице? Хоть бы была подальше, но ведь в том-то и дело, что была в Тифлисе... Хоть бы была не в Тифлисе, а в самом деле в той жизни, но вот поди же ты – та жизнь Багдо была для него тоже в Тифлисе. Как не сойти с ума: эта жизнь – в Тифлисе, та жизнь – тоже. И порой Багдо путал – в какой жизни он играет на дудуке?
И хоть бы узнать, где эта комната и дверь в этом маленьком Тифлисе. И постараться бы, чтобы даже звук его дудука не нашел это проклятое место. А дудук бывал повсюду; запыхавшись поднимался вверх по Сирачхане, потом разудало танцевал на помолвке в Авлабаре, потом спускался вниз, в Чугурет, скорбел над мертвецом Пепан, потом входил в Пески и объяснялся в безнадежной любви кокетливой, с родинками Кетеван, сжимал сердце в пригоршню и выжимал кровь, и не было большего счастья, чем когда его вздох добирался до ушей красавицы, когда хоть одно «ох» доходило до сердца прекрасной. Потом он спускался в подвал «Симпатия» Аветика Шихинова, говорил о непонятном мире и о той жизни, пьянел, приходил в Харпух и ложился в постель...
И всегда страх был с Багдо, с дрожью вступал он даже в свой родной Харпух. Как появилась вдруг перед ним эта дверь, а за ней – эта комната? И весь наружу Тифлис – с его любовью и ненавистью, песней и плачем, – этот Тифлис прятал в себе дверь и комнату, в которой Багдо Горголаджянц был жалким изгоем, последним в мире человеком, даже и не человеком – всего лишь звуком дудука в образе человека.
Дудук открывал двери, его звали на свадьбы, на кладбище и даже в баню. Одного боялся Багдо – как бы не открыть дверь этой комнаты. И у ноги был страх, она шагала нетвердо. Люди говорили – он на дудуке играет, только о дудуке и думает, потому не видит землю, потому боязно ему ходить. Откуда им было знать, что на одной из тифлисских улиц есть прячущаяся за замшелой вуалью лет дверь, а за ней комната, где очень давно (Багдо и сам не знал, когда) стоял голенький ребенок, бедный, несчастный Багдо, и на его жалкость было направлено множество взглядов – насмешливых и благожелательных, иронически-улыбчивых и заботливых: «Откуда появился на свет этот щенок, горсть костей, этот глупый Багдо, который будет жить в Тифлисе и играть на дудуке?» И мяли его нежные косточки, приспосабливали к кособоким улочкам Тифлиса, поворачивали так; и сяк его ноги, руки, уши, брови.
«Может, вовсе и не было этой двери, этой комнаты? Может, она существует лишь на карте моего мозга?» – утешал себя Багдо и с полузакрытыми глазами вдувал в дудук свой страх, покачиваясь, ходил по шумным улицам.
Но однажды в Круглом квартале между монотонных звуков дудука неожиданно открылась длинная улица, полезла под ноги, повела, повела и... в ее проклятом конце появилась знакомая дверь, за которой была ироническая благожелательность и насмешливая забота. И Багдо в ужасе повернулся и побежал, кое-как выбрался из кошмарного полусна, спустился по улицам и очутился в Харпухе. Люди смотрели вслед бегущему Багдо и ничего не понимали. Да и как могло им прийти в голову, что он убегает от какой-то двери? Тифлисские двери были просты и понятны, на каждой что-то написано, нечто определенное и точное, узаконенное обществом: «Банкирская контора Придонова», «Тифлисский полицмейстер Алхасов В.М.», «Князь Качкачашвили Ю.К.», «Мещанская управа Хурутян А.М.», «Ювелир Еганов Т.Т.», «Частный поверенный Ахназаров В.К.», «Нотариус Бахутов И.В.», «Акушерка Тухарели», «Торговый дом Африкяна», «Хатисов, городской голова», «Адвокат Чурчелишвили Ч.Ч.», «Братья Сейлановы»...
Но эта бредовая дверь Багдо Горголаджянца не имела надписи, была гладкой и находилась за густой пеленой.
Прошло несколько дней, и Багдо уже не мог вспомнить, где находилась дверь. Круглый квартал был круглым, и ведь с какой стороны ни войди в него, ты бы не выбрался из круга, так откуда же появилась эта длинная улица и злополучная дверь? И Багдо уже не стал заходить в Круглый квартал. Его звали, говорили: «Есть свадьба, приходи, сыграй».
Но Багдо лишь приниженно и уклончиво пожимал плечами.
Прошло несколько недель, и однажды вечером, когда в Авлабаре ныл дудук Багдо, звуки вновь полетели по очень знакомым улицам и потащили за собой Горголаджянца, вывели ею на незнакомую улицу, в конце которой шел дождь и во влажной печали смутно наметилась опять та же дверь, снова та же дверь... Багдо, охваченный страхом, повернулся и опять убежал, и с этого дня перестал ходить уже и в Авлабар.
Он дул в свой дудук теперь в Песках, где все было на виду, улицы – короткие, дворы выходили на Куру. Багдо был обеспечен, его желания скромны, воображение исчерпано. И с тем, что печальная тень двери встретила его и здесь, уже ничего нельзя было поделать, дальше было уже некуда. Дудук задрожал, прилип к губам. Багдо растерянно посмотрел по сторонам – где он, где он? Потом убежал, побежал и бросился в Куру. Около Турецкого майдана его вытащили рыбаки. И с этого дня Багдо ногой не ступал в Пески. Его дудук играл только в чайханах Шайтан-базара для худых отощавших терщиков-кисачи, которые охлаждали чай, размеренно дуя на блюдечки... Багдо брал Тифлис под свои закрытые веки, заключал его в звуки...
«Эй, чудак Багдо, что заставило тебя распахнуть свои веки, что ты собирался увидеть? Ведь конец света далеко, а конец дудука под самым твоим носом. Эх, болван Багдо, так тебе и надо!..» – выдохнул в порыве самоуничижения Багдо и, вскочив с места, бросился вон из подвала и удрал, потому что из-под полуприкрытых век он заметил новую улицу, а в конце ее – ту злополучную дверь. Ушел Багдо и из Шайтан-базара
Потом дверь появилась в Ортачале, преградила ему путь в Анчхате, и Багдо убежал и из Анчхата. И под конец свой же брат Тифлис почти кончился для Багдо, и кособокий облик его замаячил в одном лишь Сололаке. Дудук попал в окружение звуков рояля и скрипки. Как сирота смотрел он на белые, украшенные ангелами окна, откуда вылетали на улицу трели пианино и клавесина, еще теплые, дышащие паром.
Багдо съеживался около швейцара или сапожника и в узкое отверстие дудука выдувал свою дрожь и холод.
А в одну из зимних ночей вновь пришла та же беда – в одном из сытых переулков Сололака открылась дорога и вновь вдали появилась эта дверь. Ничего не поделаешь, не осталось в Тифлисе места, и он убежал, поднялся на гору Махат.
Тифлис был далеко, кругом ни души, а дудук был у него за пазухой. И вдруг неизвестно откуда перед ним появилась дверь, реальная, ощутимая... Прямо перед носом, с заснеженным порогом. И уже не было исхода для замотанного дудукиста Багдо Горголаджянца. Он улыбнулся: «Значит, и на горе тоже ты? Что ты хочешь этим сказать? Что ты предназначена мне? И что столько времени потратила на какого-то кособокого дудукиста Багдо Горголаджянца?»
Усталый Багдо смирился, успокоился, подумал о жизни: «Яйца выеденного не стоит все это», вытащил из-за пазухи свое единственное имущество – дудук, приложил к губам, и залихватская трель пролетела над Тифлисом, потом он открыл дверь и вышел...
Да только вошел или вышел? Сам не понял, и небу не ясно...

Перевод Дж. Карумян


Агаси Айвазян

 
ТРИУМФ ГРИБОЕДОВСКОГО ТЕАТРА

https://lh3.googleusercontent.com/K1o75XRYM8IlwpYbzPgeUs5hiH-0p8yCYkeZRxtH7axwp6_aYNBn0xhCmBKTO2Fw6fVfEjLHe0CB3a8kUdMFQ5R7h1-V2roPN99ALMch4EDhpm_1hVihRuud2COXFtUJw-JO-HcdHqzE95VR-OxHWfnNqdDHAxroNmSfLhyYwQKnEugFG1zzdRVyTDPvM-aVRCLUIh-HF2OXQjBtrBbFm_5WNvNlZeUKwnMqfheXN9p1QZYnKy6wit8Nc_XFNDZUAi1KJLO0kKLvofkNM6_1p5jMvDcjJ46tSH92F5gpttAODqb1aAx6xormQvFO71eQvuQtSOZ5XRscPYqxVQYeR6SZ0wKoyhr5tFIr2uRckZr1_QQ5Nw-7aTLXumD0euP1NhO3fw_WsG_9IUOLjR0boDiw1U-L3JRX_DkWiUiYF4WX5M3Cjonr8TKhhgwdxOv9wHiYP9i6089W-sDIj56swIlPlkyo2uhYqWeOJFWSJtjIxiOr0XXe3XBaGegsOzQC-xGsXlWSOTi5JJXoZOV9Hmk-p01tddGFdcbX4dM2lGiwJOsw5otLUKBSLQk7qyLPBSZ6=w125-h92-no

Самый успешный театр Грузии в 2015 году – Тбилисский государственный академический русский драматический театр имени А.С. Грибоедова. Таково решение Национальной ассоциации театральных критиков и Национального центра исследований современного театра.
Лучший спектакль года – «Ревизор» Н.В. Гоголя в постановке художественного руководителя грибоедовцев, лауреата Государственной премии Грузии и премии имени Котэ Марджанишвили Автандила Варсимашвили, который признан лучшим режиссером года. За этот же спектакль лучшим актером назван Аполлон Кублашвили, лучшим признано и музыкальное оформление «Ревизора» Элисо Орджоникидзе.
И еще. Грибоедовский театр – самый посещаемый и самый гастролирующий, а его 170-летие признано самым значимым театральным событием года.

 
БЕЗЗАВЕТНОЕ СЛУЖЕНИЕ КАВКАЗУ

https://lh3.googleusercontent.com/x00ahoIoMRD-dmboP4HyqlQopmNfqmE9Xdf8kmVVKQNMG4_EGnXnoaGD5psHIelJg3YWBkoDs6FgZHXBw2-n48zr93A6HuHn6m8U-YFx95HJUTBiXCODlcb4LuDnyIxRNrV11KWxGJbFm3WfsCu6OHglxdpj7ehamw0DAwIpiwH1em6G94lSevPKQYOz_GMNPYFA6ImQbwjQIXeRdRHZ0AWfz6XCGQRN1sA52fGjBiaZr4CJLURc_fVPD_01cCjcMbY_XAaS0I7QZrGa4Aivgr-ZVcSW0mHqIeehHRpp0K2L1oc-Fow4WCFrAF0LUR9nG7YBQtyAo6GmKVnqPC4pHfFeHRuxbK34mff91oy18YRkiu1RT67gQiXIX44p_jci3AtaOpbK1QKxwNrRI2B4qdEoGP7Dv4lXumpva_6BgFRHT-a35kNjT61IYvNhfBxaC53qfAkLEOJgG8wsk-yCXN4nHpChQg3JuhioJcsdjywVRIR1L2VkeiF43qfV4lqLd_RfB0nCbiPlYN57-kKVN1v-cyIiKXQ9gW7sXv2xVbpAiorgOGMZhY8flOQXQooSt-CI=s125-no

В 1867 году на Кавказ для сбора данных к кандидатской работе «Свод зоогеографических сведений о Кавказе (млекопитающие)» приезжает выпускник естественного отделения физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета Евгений Вейденбаум (1845-1918). Через два года он успешно защищает диссертацию, став кандидатом естественных наук, но зоологическая тема в его дальнейшей деятельности продолжения не нашла. А вот любовь и интерес к Кавказу, родившиеся в этой поездке, напротив, стали стержнем всей дальнейшей жизни Евгения Густавовича.
В 1870 году он поступает на частную службу инспектором Херсонского филиала Всероссийского страхового товарищества «Саламандра» (малоувлекательная работа по составлению страховых полисов хорошо оплачивалась, что было важно для юноши из многодетной семьи врача петербургской флотской тюрьмы «Арестантская башня»), но все свободное время отдает изучению Кавказа. В это время появляются его первые статьи: «Ученая деятельность на Кавказе» (газета «Санкт-Петербургские ведомости» 1871, № 352), «Кавказские амазонки: материалы для древней этнографии Кавказа» (журнал «Знание», осень 1872 г.), «К истории Казбекских завалов», «Заметка о кавказских каменных орудиях» и «Заметки об употреблении камня и металлов у кавказских народов» («Известия» Кавказского отдела Императорского Русского Географического общества – КО ИРГО, 1874-77 гг.). Уже из названий видно, насколько разнообразны интересы начинающего кавказоведа.
В 1877 году Вейденбаум становится начальником отделения Кавказского горского управления в Тбилиси, занимавшегося сбором и публикацией материалов о кавказских горцах: их сказаний и обычаев, этнографических и исторических очерков, статистических сведений. В 1878-м публикует статью «Священные рощи и деревья у кавказских народов», за которую он получил серебряную медаль Императорского Русского Географического общества и был избран в действительные члены КО ИРГО. Вскоре  Евгений Густавович знакомится с членом-корреспондентом Петербургской Академии наук историком Дмитрием Захаровичем Бакрадзе (1827-1890). Они основывают Кавказское общество истории и археологии, начинают издавать периодический сборник «Известия Кавказского общества истории и археологии», принимают деятельное участие в подготовке и работе Пятого археологического съезда (Тифлис, 1881 г.), где делают совместный доклад «Кавказские пещеры». На съезде Вейденбаум знакомится со многими выдающимися археологами России – графом А.С. и графиней П.С. Уваровыми, кавказоведом Е.Д. Фелицыным и др.
В 1880-90-е гг. Е.Г.Вейденбаум занимает различные должности в  Кавказском Военно-народном управлении и Канцелярии Главноначальствующего по военно-народному управлению Кавказского края, участвует в работе Кавказского музея и создании сборника «Исторический очерк кавказских войн от их начала до присоединения Грузии», совместно с В.А. Потто, Н.С. Аносовым и В.И. Томкеевым пишет очерк «Время Кнорринга, Цицианова и Гудовича. От договоренности о присоединении Грузии к России между царем Ираклием и императором Павлом I до присоединения Ширванского ханства и назначения главнокомандующим генерала Тормасова. 1801-1809 годы». С 1897 года он становится сотрудником Кавказской Археографической Комиссии,  а в 1904 году – ее председателем.
Кавказская археографическая комиссия была создана в 1864 году по инициативе барона Александра Павловича Николаи и с одобрения наместника Кавказа великого князя Михаила Николаевича. Ее основной задачей был разбор Архива Главного управления Кавказского наместника (основу которого составил архив грузинских царей, хранивший царские указы, правительственные распоряжения, переписку с персидскими шахами) и извлечение из него документов, имеющих историческое значение. Было издано 12 поистине бесценных томов «Актов, собранных Кавказской археографической комиссией» (АКАК), в которые вошли уникальные исторические источники, имеющие огромное значение для осмысления наследия прошлого.
Сотрудниками комиссии в разное время были: А. П. Берже (первый и бессменный на протяжении 22 лет председатель; при его участии было издано 11 томов, хронологически охватывавших период с начала XVIII в. по 1855 г.), Мирзу-Али (перевел все восточные документы, вошедшие в I том АКАК), И. Г. Берзенов (перевел грузинские гуджары, вошедшие в I том АКАК), Д. З. Бакрадзе (принимал участие в издании АКАК, начиная с VII тома; на основе архивных документов подготовил аналитический труд «Кавказ в древних памятниках христианства») и др.
Е.Г. Вейденбаум принял деятельное участие в издании XII тома и приступил к подготовке материалов XIII тома, который должен был рассказать о периоде кавказского наместничества великого князя Михаила Николаевича в 1862-1881 годах. Однако в сложное предвоенное время издать XIII-й том  не удалось. Все материалы по нему сейчас хранятся в личном фонде Вейденбаума в Тбилиси.
В 1888 году выходит составленный Е.Г. Вейденбаумом «Путеводитель по Кавказу», где, помимо очерков по истории, географии, этнографии края, были приведены девять подробных маршрутов с описанием важнейших селений, находящихся на них и исторических достопримечательностей. Путеводитель украшали 12 иллюстраций, выполненных тбилисским художником Владиславом Стаховским (1852-1932) , выпускником Академии художеств и другом Василия Сурикова.
Евгений Густавович был первым кавказоведом, опубликовавшим материалы о  декабристах и поляках, сосланных на Кавказ. Так, в конце XIX – начале ХХ века в популярной частной газете «Кавказ» появились его заметки «Арест Грибоедова», «Александр Бестужев на Кавказе» и др.
В 1901 году он привлек внимание к запрещенному в 1844 году (но не утратившему своей актуальности не только к началу XX, но, пожалуй, и XXI века) роману «Проделки на Кавказе», в котором сатирически описываются события Кавказской войны и действия росийского генералитета в период 1838-1842 гг.
В персонажах легко узнаваемы командир Отдельного Кавказского корпуса, главноуправляющий гражданской частью и пограничных дел в Грузии, Армении и Кавказской области Е.А. Головин (вельможа, приехавший отдохнуть на водах; сам он в романе лишь упоминается, но служащие его штаба описаны подробно), начальник правого фланга Кавказской линии Г.Х. Засс («кордонный начальник», «шайтан», «пришлец от стран Запада, беловолосый, с длинными рыжими усами»), начальник штаба Кавказского корпуса генерал-майор П.Е. Коцебу (Машикзебу – «белокурый человек маленького роста... в военном сюртуке, без эполет, расстегнут и курил из длинного чубука с прекрасным янтарем. Черты его не имели никакого выражения: какая-то сладкая улыбка придавала ему вид притворной кротости; глаза, словно синий фарфор, были обращены на кончик носа, на темени виднелось безволосое пятно, с отверстие стакана»), полковник (в описываемые события) В.С.Голицын (князь Галицкий – «высокий, толстый, видный собою полковник... храбрый и умный человек. Он провел свою молодость буйно; поэтому мнение о нем раз¬лично; но я ценю его по уму и любезности в обществе»), лицейский товарищ и секундант А.С.Пушкина полковник К.К.Данзас (полковник Адаме- «штаб-офицер лет сорока. В прекрасных чертах лица его, выражавших ум, благородство, честность и добродушие, изображались одна¬ко ж истома, изнурение. Нельзя было определить, происходит ли оно от недавней болезни или от жизни смолоду чересчур разгульной; но легко было увериться в последнем по походке: он ходил словно разбитый на ноги от подагры, болезни, почти всегда служащей грустным мавзолеем над молодостью, утраченной преждевременно среди пиров и юного разгулья», «Я мало знаю его, но считаю за хорошего человека; он также ничем не занят»), брат поэта майор Л.С. Пушкин (майор Лев – «низенький майор с большими рыжими бакенбардами», «умный, честный, безукоризненный офицер, у которого страсть – казаться хуже, чем он есть, пренебрегая общим мнением; он основывается на том, что кто умеет ценить людей, тот его поймет», про себя он говорит: «Пью и в карты играю. Приехал сюда после экспедиции, с князем Галицким, и не могу собраться выехать. Все дела много!»), военный инженер Компанейский (Янкель-Паша – «с огромным орденом Льва и Солнца, привешенными на шее. По красному и опухшему лицу его нельзя было не заметить, что он усердный поклонник Вакха: черные бакенбарды, огромные растрепанные усы, прическа, а всего более черты и выражение лица заставляли бы вас заключить, что он принадлежит к грязному племени пейсиконосцев, если бы вы были и самым плохим знатоком породы в человеке. Рассмотрев его ближе, вы увидели бы, как несоразмерно коротко обстрижены его виски. Тут, конечно, вам пришло бы на ум, что недавно еще, озлобленно покидая веру отцов, он в бешенстве отрезал себе пейсики донага»). А владелец гостиниц А.И. Найтаки (Неотаки), темиргоевский князь Джамбот Айтеков, закубанский разбойник Али Карсиз, шапсугский владелец Хаджи-Дунакай, беглый линеец Барышников действуют в романе под своими собственными именами. Прообразами же главного героя капитана казачьей сотни Александра Пустогородова послужили три декабриста – Е.Е. Лачинов, А.А. Бестужев-Марлинский и В.С. Толстой.
На основе уникальных архивных документов штаба Отдельного Кавказского корпуса был написан весьма смелый по тем временам очерк Вейденбаума «Декабристы на Кавказе в 1829 году». Он был опубликован в июньском номере за 1903-й год журнала «Русская старина», издатель которого В.А. Бильбасов признавался: «…от Ваших «Декабристов на Кавказе» нельзя оторваться – я прочел их залпом, до того интересны сообщенные Вами подробности… Я вполне убежден, что Ваши декабристы сослужат добрую пользу исторической науке …вчера приходил ко мне Н.Ф. Дубровин. Он в восхищении...». А в августовском номере того же журнала появилась его заметка «Виллок и А.С. Пушкин на Кавказских минеральных водах в 1820 году», о знакомстве поэта с английским разведчиком капитаном Джорджем Виллоком.
Пушкиниана – любимая тема кавказоведа. «Пушкин и тифлисская полиция», «Пушкин на Кавказе в 1820 году», «О пребывании Пушкина на Кавказе в 1829 году», «Памятник Пушкину в Тифлисе», «Примечания и объяснения к ‘‘Путешествию в Арзрум’’», «Кавказские знакомцы Пушкина» – вот далеко не полный перечень его работ на данную тему. Письма столичных пушкинистов Н.А. Гастфрейнда, Н.О. Лернера, Л.Н. Майкова, Б.Л. Модзалевского (кстати, уроженца Тбилиси), А.Ф. Онегина и др., подтверждают авторитет Вейденбаума в этой области.  Так, например, Б.М. Модзалевский, получив положительный отзыв Вейденбаума на свою книгу «Архив Раевских», писал ему 27.12.1908: «…Я пуще огня боялся Вашего приговора, т.к. знаю, люблю и уважаю Вашу точность в изысканиях … я вздохнул облегченно, т.к. вижу, что выдержал экзамен у самого компетентного экзаменатора…». Интересна статья Вейденбаума об Иване (Яне) Викторовиче Виткевиче – польском гимназисте из Вильно, сосланном на Урал за причастность к революционному союзу «Черных братьев». После встречи со знаменитым немецким ученым Александром Гумбольдтом он был переведен в Оренбург ординарцем генерал-адъютанта Сухтелена. Знание восточных языков, блестящие способности и выдающиеся личные качества позволили юноше стать разведчиком и под видом армянского купца неоднократно совершать поездки в Бухару, Персию, Афганистан с разными заданиями. Весной 1839 года прибывший в Петербург поручик Виткевич погибает при невыясненных обстоятельствах, а находящиеся при нем документы исчезают. Уже в XX веке этой истории посвящена повесть Юлиана Семенова «Дипломатический агент», рассказ Валентина Пикуля «Опасная дорога в Кабул», повесть Михаила Гуса «Дуэль в Кабуле».
В конце 1880-х Евгений Густавович начал создавать личную рабочую картотеку «Биографический словарь кавказских деятелей» со сведениями и любопытными подробностями обо всех – без преувеличения! – связанных с Кавказом XIX века общественных, политических, военных деятелях, ученых, литераторах, людях искусства. Все справки снабжены библиографическими ссылками на источники. Часть из них вошла в «Материалы для историко-географического словаря Кавказа», изданные в 1894 году. 12 544 карточек – вот итог более чем сорокалетней деятельности! Неудивительно, что к ученому постоянно обращались со всех концов России с многочисленными просьбами предоставить ту или иную информацию.
Известно, что в 1901 году Л.Н.Толстой, работая над десятой редакцией повести «Хаджи-Мурат» и нуждаясь в «исторических подробностях», писал, в частности, к жившему в Тифлисе великому князю Николаю Михайловичу, внуку императора Николая I и В.В. Стасову, библиотекарю Публичной библиотеки в Петербурге. Владимир Васильевич порекомендовал ему X-й том АКАК, который «состоит из подлинных документов, в высшей степени важных и интересных, из них многие были прежде «секретные», но теперь напечатаны во всеобщее известие... со времени моего возвращения в Петербург я очень много наведывался о Хаджи-Мураде во всех разнообразных доступных мне источниках. Но лучше, подробнее и важнее всего остального – то, что я на днях открыл в «Актах», о которых и пишу вам сегодня», а великий князь обратился за помощью «к лучшему знатоку кавказской старины и архивов Евгению Густавовичу Вейденбауму», который «решился послать к графу Толстому X-й том актов, в котором покойным А.П. Берже собраны». 28 июня 1903 года писатель ответил ему благодарственным письмом.
Е.Г. Вейденбаум активно участвовал в общественной жизни края. В разные годы он был членом Строительной комиссии по постройке нового здания Кавказского музея, Закавказского статистического комитета, Совета наместника, Главного комитета поощрения туризма на Кавказе, членом-учредителем Кавказского общества содействия развитию лечебных мест, председателем Главного народного суда Закатальского округа Тифлисской губернии, почетным мировым судьей Тифлисского окружного суда.
18 мая 1916 г. 70-летний Вейденбаум вышел в отставку, но с 1 января 1917 г. получил приглашение заведовать библиотекой Кавказского музея и работал в этой должности до самой смерти 15 января 1918 г.
Евгений Густавович Вейденбаум был большим ученым, яркой творческой личностью, человеком разнообразных интересов, оригинальных и смелых взглядов, ироничным и независимым. Он отмечает в своем дневнике 29.11.1914 во время посещения Тифлиса Николаем II: «Сегодня город угощал государя «чашкой чая». Я блистал своим отсутствием», двумя предложениям рисуя и подобострастие светского общества, и свое к этому отношение.
Огромный личный архив ученого находится в Национальном центре рукописей Грузии и содержит уникальные, не утратившие своего значения и в наши дни материалы по неизданному XIII тому АКАК, обширную картотеку «Биографический словарь кавказских деятелей», полные оригинальных суждений и интересных подробностей жизни Тифлиса дневники, записные книжки, письма.
Значительная часть этих данных никогда не была опубликована.


Елена НИКОЛАИШВИЛИ

 
Человек неиссякаемой энергии

https://lh3.googleusercontent.com/rMj_l5UYq6SaaL6GEEbwxlgBE_W6wJQA2xmKOGzcl_l-RvMPc3H-gzaz0vNqxLpMamOnOd0hzrVVL_OdoA04yPs-lo_J8HzISPGP7kIgs03xO5_4Ru-CN3v-ohV2HwlTB4mQWvxm4ZgsGlEwzuCh4VbBs5FAUbIRSr08XDGoUMqOjYWARPwvxRg94VR1RO2SvAFpUoPBG9AK2bH8-1FShhwYfNsi27tYu0noOaVJUhyX0c2EeLRPZ47Sq62G3uzgRDNAkEVzIawhQx_66W1ACiDRc4KrhuPMyqehCL4ISRtJ1xloDHgteZ67y99QLlNRriQwGNYRZayHJ1JPtI8h0Y85OCvIafi59_7APYvmWZopgM718wpSX5YzR5hHS7Pl2_NCxb41Q8nbRo8Q0e1OZu_OxmNQzzMS133LsxvQFtOxOitn-m5zhUwEUDH7nsHkFIRtiRZu5LdCRV-Wiw_07pPq9fb0PUjW1s_CmYAxBBZTX6107RyBhg1hJxAwz98QurXNHCvhZV-Z3RnLjwVja_bEgEfIhKGVqBf-yfum0UgQrWKwUlHunr5csD-zatLFafZQ=s125-no

Кети Долидзе знают в Грузии все – это знаковая фигура грузинской культуры. Ее вклад трудно переоценить в сфере театра, кинематографа и в популяризации грузинского искусства на международной арене. Эту миссию она эстафетой приняла от отца, известного кинорежиссера и сценариста Сико Долидзе, благодаря которому еще в младенчестве  появилась на съемочной площадке и услышанная ею команда – «Мотор!» и звук «хлопушки», предопределили ее жизнь. Позже вместе с отцом Кети стала сценаристом и сорежиссером его фильмов, а потом и своих. Но главным для нее оставался театр. Один-единственный – Театр Киноактера  им. М.Туманишвили при киностудии «Грузия-фильм», где она была одним из его создателей, актрисой, постановщиком и по сей день остается художественным руководителем.
Кети – человек неиссякаемой энергии, фанатичной преданности родному Театру киноактера, поразительной целеустремленности. А ее неординарные организаторские способности подарили Грузии Международный
фестиваль искусств «Gift», который слывет с 1997 года одним из самых престижных театральных смотров на постсоветском пространстве. Она сумела  привлечь к участию в фестивале таких именитых режиссеров, как Питер Брук, Кама Гинкас, Анатолий Васильев, Олег Табаков, Римас Туминас, Андрей Жолдак, Дмитрий Крымов и многих других. «Gift»и по сей день остается для тбилисцев окном в театральный мир.

– Наверное, призвание дается человеку свыше, от рождения. А корни таланта кроются в генетике. Кети, у вас были уникальные родители. Что для вас была ваша семья?
– Для меня семья – первоначальное. Все самое главное идет от моего отца и матери, которая, к сожалению, скончалась в 37 лет. Мне тогда было всего пять, но я ее хорошо помню и много знаю о ней по рассказам. Мама – фигура необычайно яркая, ее до сих пор вспоминают. Это – дочь своей эпохи. Она была передовой работницей на шелкоткацкой фабрике, активной, деятельной. При этом глубоко верующим человеком, хотя открыто демонстрировать это было невозможно. Она была избрана депутатом Верховного Совета СССР, и вскоре ее назначили заместителем министра легкой промышленности Грузинской ССР. Она подчинялась Косыгину, который был председателем Бюро по торговле и легкой промышленности при Совмине СССР, и в 1947 году, в тяжелое послевоенное время обратилась к нему с просьбой одеть тбилисское духовенство – независимо от конфессии. Так были одеты и обуты священнослужители русской, грузинской, армянских церквей, а также мечетей, синагог... Поэтому Католикос-Патриарх Каллистрат, который позже был причислен к лику святых, благословил маму. А когда она умерла, панихиду провели в Сионском соборе – небывалое по тем временам явление...
– Вероятно, по сути своей она тоже была человеком ищущим, неравнодушным, натурой творческой.
– Она была стопроцентной женщиной. Великолепно одевалась, учила подруг, что быть партийным человеком не значит, что надо одеваться, как мужик. У нас была большая квартира, и здесь всегда жили приезжие папины гости. Отец никого не отпускал в гостиницу, у нас тогда останавливались Герасимов, Макарова, Козинцев – калейдоскоп невероятных личностей. У нас пел Галич, жаль, что тогда не было возможности сделать записи, но все это осталось в памяти. Мне с братьями позволялось присутствовать при встречах взрослых, папа хотел, чтобы мы запомнили этих необыкновенных людей и особую атмосферу творческого общения.
– А каким было воспитание?
– Нас воспитывали довольно строго,  хотя отец меня обожал, всегда держал мою детскую руку перед сном, пока я не повзрослела. Но тетки держали нас в ежовых рукавицах. Я не могла плохо учиться, должна была много заниматься, читать.
– Ваш отец – личность, вошедшая в историю грузинского кинематографа. И вы с детства были с ним на съемочной площадке.
– Отец впервые привез меня на съемки, когда мне был год, жаль, что эта пленка куда-то затерялась. Когда мне исполнилось 9 лет, я играла в малюсеньком эпизоде папиного фильма «Стрекоза». Затем последовала картина «Песнь Этери», где у меня уже была роль – маленькой Этери. Снималась рядом с Медеей Джапаридзе, Рамазом Чхиквадзе, Гоги Гегечкори, всех их обожала, это было что-то необыкновенное. А играла я внучку персонажа в исполнении Васо Годзиашвили.   
– Профессия уже была предопределена?
– Сначала я хотела быть актрисой, режиссером и еще археологом. Потом археология, конечно, отступила на второй план, а после 7 класса решила, что поступать буду в театральный. Только при этом была категорическая просьба отца, чтобы я сперва получила классическое образование. Поэтому окончив школу в 16 лет, поступила в Тбилисский университет и окончила английскую филологию. Думаю, отец этим сделал мне огромный подарок. Он с детства обязывал нас учить иностранный язык. Я хорошо выучила язык, а после университета уже им профессионально владела. Потом к английскому добавился польский язык, хотя я его не учила, сразу  начала говорить по-польски. У меня есть какая-то реинкарнационная мысль, что когда-то, наверное, жила в Польше. Потому как, впервые побывав в этой стране в 1967 году, всего две недели, вдруг начала говорить по-польски. Поляки не верят, что я вообще не учила их язык.
– Семья, в принципе, – знак судьбы. Вы с доверием относитесь к этим знакам, слышите их?
– Наверное, все изначально было предопределено. После университета сразу же поступила в Театральный институт. А до этого в 16 лет начала работать – в Тбилиси был такой кинотеатр «Космос», на ВДНХ, в котором крутили трофейные американские и английские фильмы. Я поступила туда переводчиком с английского. Это – огромная практика, и тот хороший английский, на котором говорю, идет оттуда. К тому же я смотрела, как делается голливудское кино – самое лучшее, с великолепными актерами. После окончания университета полтора года работала у Резо Чхеидзе ассистентом режиссера на фильме «Ну и молодежь пошла». А потом уже поступила в Театральный – специально на курс к Михаилу Ивановичу Туманишвили.
– И проучилась у него всю жизнь?
– Михаил Иванович всегда оставался педагогом, и педагогом гениальным. В грузинском театре было много мастеров, выпускавших хорошие курсы, но такого, как Туманишвили, который создал систему и свою школу, не было.
– Будучи одаренным человеком, он говорил: «Ощущение своего мастерства – самое страшное. Если чувствую, что я – мастер, это крышка. Когда я ступаю в неизвестное – все оживает». Вы с этим согласны?
– Да, конечно, так оно и есть. Михаил Иванович поставил множество спектаклей, около 70, но говорил, что подписывается под семью. Это была «Такая любовь» Павла Когоута,  «Чинчрака», «Антигона», «Дон Жуан», «Сон в летнюю ночь», «Наш маленький городок». Туманишвили  уникален тем, что каждые 10 лет начинал создавать новый театр. В 60 лет, уйдя из театра имени Руставели, создал качественно новый театр – с другим почерком, иными задачами – уже наш Театр Киноактера. В театре Руставели у него была «великолепная семерка» артистов – «швидкаца», потом она распалась, растворилась в блестящих спектаклях Роберта Стуруа. Позже Туманишвили создал группу из своих студентов, которая и стала нашим театром.  
– Я хорошо помню ваш первый спектакль «Именем Молодой гвардии». В начале 1976 года он был удостоен премии Комсомола Грузии, что по тем временам для молодежи было высшей наградой.
– Да, я играла там Ульяну Громову, а рядом Мурман Джинория, Заза Микашавидзе и весь наш курс. Но мало кто знает, как создавался спектакль. Мы делали его втайне от Михаила Ивановича с режиссером Наной Квасхвадзе, которая была ассистенткой Туманишвили. Материал порекомендовала известный театровед, учившаяся на курсе Товстоногова, Натела Урушадзе – чтобы на нас обратили внимание вышестоящие партийные структуры.  Мы удивились: «Фадеев? Сейчас? Какое время!?» – «А вы сделайте свою гвардию». И мы как-то иначе взглянули  на текст, заинтересовались и обратились к театроведу и драматургу Мерабу Гегия, он подготовил нам свою версию по мотивам «Молодой гвардии». Летом, в каникулы, Квасхвадзе предложила нам работать над спектаклем на ее даче. Заканчивался третий курс, мы собрали смешанный состав из двух групп учеников Михаила Ивановича, с которыми он хотел бы работать. И мы, 18 человек, поехали к Нани в Цагвери в старый загородный дом. Михаил Иванович ничего об этом не знал.  
Вернувшись в сентябре, еще в течение трех месяцев репетировали в малом зале Дома кино – я попросила об этом отца, он тогда был председателем Союза кинематографистов Грузии. Тайком от Михаила Ивановича репетировали по ночам... А утром бежали на лекции в институт. Как мы это выдерживали?! В декабре, когда был готов набросок полностью собранной «Именем Молодой гвардии» (название спектакля Наны и наше), мы показали его Михаилу Ивановичу... в четыре часа утра. Там же были и Натела Урушадзе, и художник Гоги Месхишвили. А до этого я показала спектакль Сергею Герасимову и Тамаре Макаровой, гостивших тогда у нас. Герасимов расцеловал нас.
Михаил Иванович, посмотрев спектакль, немного... приревновал. Мы сказали ему, что специально для него готовили сюрприз, что мы без него жить не можем и просили доработать все это. Даже предложили сделать его дипломным спектаклем. И он перенес спектакль в институт, в нашу группу и довел постановку до совершенства. Увы, из тех 18 человек потом половина ушла, ушла и Нана Квасхвадзе. К сожалению, ее имени на афише уже не оказалось, что для нас было очень обидно, потому что историю не надо забывать.
– Именно с дипломного спектакля «Именем Молодой гвардии» и началось восхождение к своему театру-мастерской. Я часто бывала у вас на репетициях, Михаил Иванович  начинал их не с мизансцен спектакля, а с занятий, с техники речи, а потом шли психологические этюды, где фонтаном лилась импровизация – это было незабываемо...  
– Михаил Иванович до последних дней сохранял этот театр как мастерскую, поэтому говорил, что каждый день надо начинать с тренингов. Хотя в последние годы, в начале 90-х, жаловался: «Я прихожу, жду, никто не идет». Потому как жизнь тогда была жуткая – ни газа, ни света. И в это страшное время он выпускает «Сон в летнюю ночь» – свой самый волшебный спектакль.
– Да, «Сон в летнюю ночь» действительно воспринимался как волшебство посреди той жизни начала 90-х. Помню, как в декабре 1991 года, в разгар выступлений против Гамсахурдия, а по сути, гражданской войны в Тбилиси, мы шли по темным безлюдным улицам в Театр Киноактера  на эту премьеру. Транспорта нет, с проспекта Руставели гремят выстрелы. Особенно страшно было возвращаться после спектакля, около полуночи, а разойтись сразу по окончании спектакля никто не мог – на премьере собрался весь театральный Тбилиси, и все делились впечатлениями... А они были незабываемыми.  
– Мы много гастролировали за рубежом и с этим спектаклем, и с «Дон Жуаном». А тогда международная известность была только у Роберта Стуруа, ученика Михаила Ивановича, у которого педагогическое дарование была изначально. Таким даром обладал Товстоногов, сейчас он есть у Темура Чхеидзе. Очень хороший педагог Гоги Маргвелашвили, великолепный педагог Нана Квасхвадзе, неплохой педагог я, но, к сожалению, меня и Нану отстранили от преподавания в Театральном, потому что мы не захотели защищать диссертацию. А мы считаем, что диссертация – это наши спектакли. Оказывается, теперь все должны следовать болонской системе, европейскому принципу образования. Это произошло лет восемь назад, и от прежнего Тбилисского Театрального института, куда приезжали учиться со всего Кавказа, ничего не осталось, даже названия.
– Гига Лордкипанидзе тогда тоже ушел из института, где вел режиссерский курс. Он говорил  мне: «Чему я могу научить режиссеров, если у них нет предмета «актерское мастерство»?!
– Что говорить, нет и кафедры речи, речь только два раза в неделю. В институте катастрофическое положение. На это – такое объяснение: «Мы перешли на европейскую систему». Зачем? Все звезды американские учились в студии у Ли Страсберга, который был учеником Михаила Чехова, а сам Чехов – учеником Станиславского. Лучшего в мире не придумали.
– Каков сегодня современный театр в Грузии и режиссура?
– Увы, я не видела что-то интересное за последние годы. Молодая режиссура ищет, но это вне школы, поэтому получается эксперимент ради эксперимента, особых творческих находок нет. К тому же преференции, к сожалению, идут в сторону денег, что очень мешает настоящему искусству.
– Кети, в творческом плане вы на редкость разносторонний человек. Вы были еще автором сценариев фильмов совместно с отцом. А потом уже и своих.
– Все сценарии к своим фильмам писала я. А обозначение, что совместно с папой, это просто фиктивно. Отец мне давал абсолютный картбланш, особенно на «Кукараче», ведь папа тогда, к сожалению, уже не мог бывать на съемках, он заболел. А имя его стоит в титрах, как респект моему отцу. Увидел папа уже завершенную картину. Он и Нодар Думбадзе смотрели собранный материал, уже готовый, и тогда папа повернулся к Михаилу Ивановичу и сказал: «Спасибо большое, что вы так дочь воспитали». И они приняли фильм, Думбадзе потом говорил, что вот это настоящий Нодар Думбадзе. И я очень этим горжусь.
– «Мне повезло с  учителем», – говорил Михаил Иванович о Товстоногове. То же самое с полной уверенностью можете сказать и вы. Но кроме театрального профессионализма, у вас неординарные организационные способности. И начали вы с организации зарубежных гастролей Театра Киноактера.
– Наш театр, конечно, вывозила я. В одной из своих записей Михаил Иванович отмечает, что Кети – наш Шеварднадзе, который в то время был министром иностранных дел. Все гастроли и мировые турне Театра Киноактера организовывала только я.
– Я хорошо помню, какие окрыленные вы все приезжали после гастролей, сколько показывали фотографий – ведь за «железный занавес» в ту пору выбраться было не так-то легко.  
– Ну, выбирались благодаря московским чиновникам. Весь доход забирала Москва. Я никогда не забуду, как 40 дней мы ежедневно играли спектакли в четырех странах Латинской Америки,  и за все это время нам дали всего 300 долларов. А мы собирали двухтысячные залы, но все уходило в Москву.
– Понятно, ведь жили в СССР. Так как вы были «министром иностранных дел» в своем театре, то потом стали и руководителем театра.
– Назначили меня в 2009 году. Я вообще никогда этого не хотела, мы все, ученики Туманишвили, по 4-5 лет были худруками, как бы отдавая дань этому театру. Сперва был Нугзар Багратиони, потом Гоги Маргвелашвили, а потом пришла я на эту должность. Это очень сложно, я не могу себя чувствовать как худрук в других театрах, потому что все мы выросли вместе, притерлись друг к другу. Это абсолютно специфический театр, актерский, поэтому после Михаила Ивановича здесь очень сложно звонить в свои колокола. Все время надо оборачиваться на актера. Нас осталось 7 человек, которые основали театр. Потом уже пришло поколение Нинели Чанкветадзе, Русудан Болквадзе. Но сейчас пришло поколение, которое не знало Михаила Ивановича.
– А при Саакашвили начались преследования деятелей культуры. Вам тоже крепко досталось от той власти. Международный фестиваль искусств «Gift», пользовавшийся огромным успехом, был закрыт. Лишь через 5 лет, когда у власти оказалась «Грузинская мечта», «Gift» был возрожден.
– И я безмерно благодарна Бидзине Иванишвили, который вернул мне этот фестиваль.
– Какие-то перестройки в творческой жизни приходится делать в угоду времени?
– Сегодня первое требование большинства зарубежных фестивалей, чтобы спектакль шел 90 минут и был без антракта. Я сейчас сделала нечто поразительное – перевела все спектакли на 90 минут. Это обязательное требование времени и зрителя. Сегодняшний зритель три акта смотреть не будет. Хотя мой спектакль «Королевская семья» смотрят. Эта пьеса очень известных американских драматургов 20-х годов Джорджа Кауфмана и Эдни Фербер. Очень контроверсивная, она до сих пор является хитом американского театра и посвящена легендарной семье Бэрриморов – знаменитых кино- и театральных актеров. Эта семья – инспирация. Пьесу мне подарила в Москве еще в 70-х годах моя названая крестная мать Любовь Большинцова. Пьеса потом была переведена с английского для Верико и Софико. Но Верико не захотела это играть. Это гимн театру, очень смешная комедия, в конце с грустинкой. Я думаю, это один из самых удачных моих спектаклей.
– Вы, как «министр иностранных дел» театра хорошо знали зарубежную драматургию и имели к ней доступ. Но надо отдать вам должное, не меньше интересовались и современными грузинскими авторами. Например, пьесы Петра Хотяновского и Инги Гаручава были поставлены вами в театрах Тбилиси и Москвы, они шли на русском языке и на грузинском.
– Да, я очень любила с ними работать. И поставила три их пьесы: «Прощеное воскресенье» в Тбилисском театре им. К.Марджанишвили, «Доброе утро, 100 долларов!» в Театре на Атонели и  «Андерграунд» – в нашем Театре киноактера. Все они шли на грузинском языке. «Андерграунд» ставила и в Москве – на русском языке в Театре музыки и драмы Стаса Намина, где он сам писал музыку специально для этого спектакля. «Доброе утро, 100 долларов!»  вывозили во Францию,  играли в Париже на Монмартре, он был показан также на Эдинбургском фестивале, куда был приглашен и спектакль «Прощеное воскресенье» – моноспектакль с Гурандой Габуния. Его мы привозили также в Москву, где он шел на русском языке в театре им. Ермоловой.
– Говорят, на показе в Ермоловском театре собрался весь театральный бомонд. Зрители были поражены и драматургией, и режиссурой, и исполнением. А Виктор Мережко – известный сценарист и кинорежиссер после просмотра удивил всех словами: «Давно я не плакал на спектакле». Кети, как вас на все хватает? Вашей энергии можно позавидовать.
– Это генетическое, так было у моего отца и всех членов моей семьи.
– Наверное, еще и интерес ко всему подталкивает вас?
– Я возраста не чувствую, ощущения те же, которые у меня были в 30-35, и все мои пристрастия остались такими же. Единственное, к чему я не могу привыкнуть, это то, что в Москве уже нет моих старших друзей. Это поколение, которое взрастило меня, та же Любовь Большинцова, подруга моего отца, была Женя Морозова, великолепный литератор, она переводила на русский язык все мои фильмы, Регина Нугина – мой редактор на Мосфильме. Это огромные потери для меня.
– Вы сказали, что все пристрастия остались такими же. Каковы эти пристрастия?
– Пристрастия к экспериментальным работам. И к тому, чтобы привозить в Грузию побольше хороших, интересных людей.
– А семья? Ведь и дети пошли по вашим стопам, они – продолжатели традиции династии?
– Да, продолжатели. Сын Торнике Бзиава – кинорежиссер и актер, его фильмы были много раз награждены на престижных фестивалях Европы и Азии. Дочь Тамри Бзиава – актриса театра Туманишвили. У меня есть одна хорошая интересная задумка – сделать киносериал. Но это возможно, если мы договоримся с телекомпанией «Имеди» и найдем хорошего спонсора. Мы можем сделать очень интересный сериал, в котором будут заняты все лучшие  актеры и режиссеры Грузии разных поколений. Тему не буду называть – украдут. Такое уже было. Лет пять назад попросили меня выслать готовые задумки, и потом я узнала, что это все разбросано по разным сериалам. Меня просто тогда обворовали. Так что планы лучше не разглашать. По возможности их надо реализовывать.


Вера ЦЕРЕТЕЛИ

 
<< Первая < Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая > Последняя >>

Страница 10 из 19
Четверг, 10. Октября 2024