|
СОФИКО ЧИАУРЕЛИ. НАЙТИ ЖЕНЩИНУ |
|
К 85-летию со дня рождения
Когда-нибудь я напишу о ней
особую книгу. О моей Софико.
А пока – эти несколько страниц
объяснения в любви…
Пару месяцев назад на одном из многочисленных теперь каналов, где то и дело показывают старые советские фильмы, увидел знакомые кадры.
«Ищите женщину» Аллы Ильиничны Суриковой я знаю, кажется, наизусть. И все равно не смог отказать себе в удовольствии: уселся перед экраном и провел волшебные минуты, наблюдая за филигранной игрой Сергея Юрского, Леонида Куравлева и, конечно, Софико Чиуарели.
Для меня этот фильм по-прежнему – один из самых любимых. Вовсе не из-за выдающейся режиссуры или гениального сценария.
Дело в Софико!
В «Ищите женщину» я впервые увидел Чиаурели, увлекся ее обаянием и талантом, и решил во что бы то ни стало познакомиться.
И вот удача: Софико Чиаурели прилетает в Москву!
В Доме актера на Арбате проходил, кажется, ее творческий вечер. По окончании я пробрался за кулисы и, к собственной неожиданности, очень легко получил согласие на интервью.
Впрочем, самое главное для меня уже свершилось: я уже увидел перед собой такое знакомое и, как мне представлялось, родное лицо, встретился с озорным взглядом, услышал этот поющий голос с чуть заметным акцентом.
А на другой день случилась моя первая встреча с Софико, или Софией Михайловной, как я первое время обращался к актрисе. Не знал, что в Грузии нет отчеств, и к женщине нужно обращаться просто по имени, добавив слово «калбатоно» («госпожа», если перевести на русский).
И тут же – штрих к портрету моей героини. Имя Чиаурели – София. Но все – и в Москве, и в Грузии, да всюду – называли ее именно «Софико», что можно перевести как «Сонечка».
Потом, когда мы уже совсем познакомимся, и я запишу воспоминания не только Чиаурели, но и ее друзей Нани Брегвадзе и Вахтанга Кикабидзе, то назову книгу о них «Нани, Буба, Софико». Разве не уникальный случай, когда этого было достаточно, чтобы стало ясно, о ком идет речь?
Это ли не настоящая любовь, которая не нуждается в пояснениях?
Софико такой и была – безусловно любимой. Не только нами, зрителями, но и теми, кто входил в ее ближний круг.
Не забуду, как пришел в гости к Нани Брегвадзе, чтобы уговорить ее рассказать о себе для книги, главу которой хотел посвятить великой певице.
Лишь когда калбатони Нани узнала, что еще одной героиней станет ее обожаемая Софико, она согласилась. Сказала только, что про себя сможет рассказать на пару страниц, а вот про красавицу и умницу Софико получится целый том.
Чиаурели уже несколько лет не было в живых, а у Нани каждый раз появлялись на глазах слезы, когда она начинала говорить о подруге.
Они были вместе не только в жизни, но и на экране. Если героине Чиаурели предстояло петь, то за нее это делала Нани Брегвадзе. И, наоборот, если Нани снималась в драматической роли, ее дублировала именно Софико.
Однажды подруги устроили такой розыгрыш. Вышли вдвоем на сцену, встали у микрофона, но Нани только открывала рот, а говорила за нее Софико. Потом менялись местами. Успех был невероятный!
Наш первый разговор с Софико случился в московской гостинице. Удивительное дело: мне не раз потом доводилось оказаться в том отеле, но каждый раз лишь одна ассоциация с одетыми в зеркальные стекла окнами – здесь я впервые беседовал с Чиаурели.
И, увы, первый и последний раз увидел Котэ Махарадзе, легендарного спортивного комментатора и актера, мужа Софико.
Не забуду, как едва перешагнув порог гостиничного номера знаменитой пары, увидел улыбающегося Котэ, который протянул мне руку.
«Здравствуйте, я давний любовник Софико. Именно так обо мне написали в одной из московских газет», – сказал Махарадзе. И тут же строго заметил, что в номере разговаривать он нам не позволит, так как скоро по телевизору начнется футбольный матч, пропустить который он никак не может.
В итоге мы с Софией Михайловной вышли в холл, где и поговорили.
«О чем будет интервью? – спросила София Михайловна. – Обо всем понемногу? Нет, так неинтересно. Давайте о любви. Согласны?»
Еще бы я возражал! Напротив меня сидит любимая актриса, величаво обмахивает себя старинным веером, да еще и про любовь собирается говорить…
Так все начиналось. А спустя несколько лет я уже сам прилетел в Тбилиси. Котэ уже не было в живых. Запомнил, как много фотографий Махарадзе было в доме актрисы. И, конечно, она то и дело называла его имя в своих воспоминаниях.
Я очень счастлив, что успел снять о Чиаурели фильм из цикла «Место гения». Это документальный телевизионный проект, но мне очень хотелось устроить премьеру как полагается – со зрителями в зале, с большим экраном. И это случилось все в том же Доме актере на Арбате. Такой круг судьбы получился.
После того, как погас свет и на экране появились первые кадры с улочками Тбилиси, я взглянул на лица зрителей и почувствовал себя очень счастливым!
А потом и сам незаметно увлекся собственным фильмом и совершил еще одно путешествие по теплому городу и судьбе любимой Сонечки.
Все начиналось на Горе Раздумий. И для меня, и когда-то для самой Софико.
В Тбилиси я убедился, как Чиаурели любят дома!
Когда она диктовала мне свой домашний адрес, я внимательно записывал, чтобы передать таксисту. Ну откуда мне было знать, что дом Чиаурели на Пикрис-гора все могут показать и так?
Стоило мне назвать таксисту имя Софико, как он сразу понял, куда надо ехать. При этом сама актриса, когда на одной из церемоний ее назвали «легендой», поправила ведущего, сказав, что этот титул к ней не имеет никакого отношения. В шутку она называла себя народной артисткой «исчезнувшей цивилизации».
А с Пикрис-гора связана романтическая история. Много-много лет назад здесь состоялись первое свидание и первый поцелуй родителей Софико – известного режиссера Михаила Чиаурели и прославленной грузинской актрисы Верико Анджапаридзе. В знак своей любви Чиаурели пообещал построить на Пикрис-гора дом. И свое обещание выполнил.
Подъезжая, я представлял себе, что увижу старинный, может даже, ветхий особняк, но с неизменным тбилисским балконом и вьющейся по нему виноградной лозой.
Балкон с лозой был, а вот дом показался мне вовсе не старым. Да еще и с лающей собакой за оградой.
Софико, кажется, не выпускала маленького рыжего пекинеса из рук. Такой она тогда мне и запомнилась – маленькая хозяйка большого дома, гостеприимная и остроумная дама с собачкой.
Дом на Пикрис-гора жив и сегодня. Он находится на улице, которая носит имя великой матери Чиаурели – Верико Анджапаридзе.
Первое, что встречает каждого гостя, – афиши фильмов, в которых снималась Чиаурели. И старинный киноаппарат. Хозяином ведь был знаменитый режиссер Михаил Чиаурели.
Софико не стало в 2008 году. Но дети актрисы все сохранили так, словно она отлучилась на репетицию в театр или отправилась в киноэкспедицию.
В таких местах понимаешь, что такое Место гениев.
Каких гостей здесь только не было! Во время войны в Тбилиси эвакуировали труппу Московского художественного театра. Великие Владимир Немирович-Данченко, Ольга Книппер-Чехова, Василий Качалов приходили сюда в гости.
Софико передавала слова матери, как они могли ночь напролет читать стихи, говорить об искусстве и пировать. Представляете, «пировать»! А на столе стояли только черный хлеб и вода.
Сейчас дом немного переделан. А тогда, в сороковые, крыша первого этажа была стеклянной, и маленькая Софико с друзьями лежала на ней и подглядывала за происходящим.
«Все мужчины были немножечко влюблены в маму, – вспоминала она. – Ну, что вы хотите, она же была великой женщиной! Немирович признался ей, после того, как увидел ее «Даму с камелиями»: «Я видел двух «дам» – Элеонору Дузе и Сару Бернар, но вы заставили меня забыть о них. Вы – великая актриса». Влюбленный в маму великий Василий Качалов читал стихи. На память он подарил ей свою фотографию, которую надписал: «Вечно в вас влюбленный».
Верико обожали все! Однажды она пришла на рынок и услышала, как по громкоговорителю объявили: «На нашем рынке сейчас – великая Верико. Надеюсь, никто не посмеет взять с нее деньги».
Актриса тут же развернулась и убежала...
Мужем Верико был Михаил Чиаурели. Он считался другом Сталина, присутствовал на всех его застольях, так как был непревзойденным тамадой. Обожал Сталина, безоговорочно верил ему. Посвятил ему три фильма – «Падение Берлина», «Незабываемый 1919-й» и «Клятва».
Я спросил Софико, почему ее папа снимал такие фильмы. «Не думаю, что он был наивен, – ответила она. – Скорее, он просто верил Сталину. Верил и любил его».
Чиаурели была замечательной рассказчицей.
Не удержусь и поделюсь ее рассказом о том, как она сама выбрала свое имя.
«Я родилась, и первый месяц у меня не было имени. День моего рождения – это именины Святой Елены. Мама и хотела назвать меня Еленой, а отец – Софией. Между ними месяц шли споры. В итоге, когда мне исполнился месяц, папа написал два этих имени – София и Елена – на бумажках и бросил в папаху. Взял меня на руки, поднес к шапке и запустил в нее мою ручонку. И я достала записку с именем София. Я очень рада, что достала это имя, потому что София – это мудрость. В моем характере две крайности. Со стороны мамы в роду были аристократы. Дедушка служил нотариусом, бабушка училась на Бестужевских курсах в Петербурге. Вспоминала свой поход на какой-то съезд. Рассказывала, что «на трибуне стоял красавец Како, то есть Акакий, Церетели. И вдруг в зале какой-то рыжий парень закричал, что есть такая партия». Это был Ленин».
Верико пережила Михаила на 11 лет. И все эти годы писала ему письма. У них все равно продолжался диалог.
Правда, Софико рассказывала и о других диалогах родителей.
Однажды, пока папа был в командировке, мама, чтобы расплатиться с долгами, продала его американский крайслер и купила «Победу». На которой и отправилась встречать мужа на вокзал. В следующий раз, опять-таки во время командировки мужа, Верико продала «Победу» и встречала Михаила уже на маленьком «Москвиче».
– А потом ты будешь встречать меня на мотоцикле? – спросил он.
– Не угадал! – ответила Верико. – На велосипеде.
Софико признавалась, что была папиной дочкой. Отец обожал ее. Все время старался помочь деньгами. Присылал денежный перевод, а дочь с однокурсниками его тут же проедали.
«Как-то на день рождения прислал деньги и телеграмму: «Это тебе на торт». Ну я через день ему и ответила: «Торт съели. Пришли на хлеб».
Я не стану пересказывать актерскую биографию Софико Чиаурели. Об этом можно справиться в энциклопедиях, благо всем членам этой выдающейся и талантливой в них посвящены целые главы.
Мне хочется рассказать о том, что происходило за кулисами внешне благополучной жизни легендарного дома.
Со стороны жизнь выглядела идеально. На самом деле бури не миновали и обитель легенд.
У Верико был старший сын, Рамаз, рожденный в первом браке. В возрасте 49 лет его не стало. Не забуду слов Софико: «Мама очень его любила, и я думала, что она не сможет перенести эту потерю. А мама даже не заплакала. Это было так удивительно для меня. Пока ночью я не услышала, как она воет в своей комнате. Это был стон раненого зверя. И тогда я поняла, что по-настоящему горе переживается только наедине с собой. Так что все свое я оставляю на ночь».
Потому, наверное, Софико и смогла принять меня после ухода из жизни ее любимого Котэ.
Это действительно была большая любовь.
Котэ Махарадзе был известен и любим во всем Советском Союзе – и как футбольный комментатор, и как талантливый артист. Здесь, в этом доме, он создал театр одного актера. В Грузии даже ходила шутка, что Махарадзе надо занести в книгу рекордов Гиннеса – за то, что создал театр и назвал его именем тещи.
Ради любви к Котэ Софико совершила своего рода актерский подвиг – всего за один месяц сумела сняться в фильме, который принес ей наибольшую популярность. Я говорю про фильм Аллы Суриковой «Ищите женщину».
Собираясь приступить к съемкам этой картины, режиссер Алла Сурикова полетела в Тбилиси, намереваясь сделать кинопробы Софико. Стоит ли говорить, что все три дня ее пребывания в столице Грузии были заняты более увлекательным делом – одно застолье сменяло другое. Только вернувшись в Москву, Сурикова поняла, что даже не сфотографировала Чиаурели. В результате она взяла фото актрисы из календаря и представила художественному совету. Пробы были утверждены.
Тогда-то актриса и поставила жесткое условие, ограничивающее количество съемочных дней. Ее Котэ должен был вернуться из загранкомандировки, и она хотела лично его встретить.
Показывая мне дом, Софико позволила войти в комнату Верико. Она призналась, что долгое время после смерти матери не смела даже коснуться ее вещей – открывала шкаф, чувствовала запах матери, и ей становилось больно.
В последние годы Софико в шутку называли «Софико Агмашенебели» – Софико-Строитель. Она все время что-то строила – переделывала дом в Тбилиси, строила дачу.
И неизменно помогала всем, кому требовалась ее помощь.
По наследству от великих родителей Софико достался не только талант. Но и мудрость.
Ее слова, сказанные мне на прощание, звучат как завещание: «Сколько я видела закатов! И ведь ни одного одинакового не было! Разве это не счастье? Надо только уметь ценить все это».
Я никогда не забываю эти слова.
И Софико не забываю.
Да это, думаю, и невозможно.
Игорь ОБОЛЕНСКИЙ |
|
ГРУЗИНСКИЙ КАЗАК НА ФУТБОЛЬНОМ ПОЛЕ |
|
Более полутора лет назад не стало блестящего русского футболиста, прекрасного журналиста, главного редактора газеты «Футбол-Хоккей», заслуженного мастера спорта Виктора Понедельника. С его кончиной закончился и супер-состав сборной Советского Союза, который в 1960 году выиграл Кубок Европы, победив мощную команду Югославии со счетом 2:1. Решающий мяч в этой игре забил Виктор Понедельник. Наши болельщики всегда с уважением относились к ряду российских футболистов, среди них я бы выделил Льва Яшина, Сергея Сальникова, Эдуарда Стрельцова, Игоря Нетто, Валентина Иванова и главного героя нашего рассказа – Виктора Понедельника.
В течение нескольких десятков лет Виктор Владимирович не раз приезжал в Грузию – сначала как действующий футболист, затем как журналист. Он любил нашу страну и не скрывал этого. Здесь прошло его детство, здесь у него было много друзей, и для желанного гостя их двери всегда были открыты.
Однажды выдающийся футболист согласился на беседу со мной, и я ему напомнил, как 13 мая 1981 года мы встретились в Дюссельдорфе на «Райнштадионе» в раздевалке динамовцев, где после победного матча в розыгрыше европейского Кубка Кубков царила неописуемая радость. А через несколько дней он опубликовал статью об исторической победе грузинских футболистов.
Первые шаги в футболе будущий великий спортсмен Виктор Понедельник сделал в Тбилиси – он жил здесь с 1942 по 1946 год. В своих мемуарах «Штрафная площадка» и «Исповедь центрального нападающего» он подробно вспоминает то время:
«Целых четыре года я жил в Тбилиси, и мне кажется, что песня «Я – тбилисский парень» написана обо мне… Незадолго до войны моего отца-журналиста направили на работу в Хабаровск. Мы не успели к нему выехать, так как началась война. Маме с двумя малышами – сестра Светлана была чуть старше меня – пришлось туго. Но помогли мамины родственники, которые, буквально под обстрелами фашистских танков, сумели посадить нас на товарный поезд, отправлявшийся с заводским оборудованием из Таганрога в Тбилиси. Стояла суровая даже для этих мест зима 1942 года. Поезд медленно под бомбежками фашистов полз на юг. Частенько на остановках нас, детей, водили прямо к паровозу, чтобы мы хоть немного отогрелись в кабине машиниста. И вот, наконец, Тбилиси. Четыре года мы прожили в этом гостеприимном городе. Мама с утра до ночи работала медицинской сестрой в госпитале. И мы были предоставлены сами себе. Именно тогда я с двоюродным братом Олегом и местными ребятишками приобщился к футболу. Мы босиком гоняли маленький резиновый мяч по Плехановской улице. Баталии продолжались по несколько часов кряду. Ходили мы и на близлежащий стадион «Динамо». Часто приходилось слышать: мальчишка начинает играть в футбол тогда, когда ему даже думать об этой игре запрещают. Всем нам запрещали. Всех нас ругали за порванные штаны и вдрызг разбитые ботинки. Время ведь было очень трудное. Не только не было одежды, иногда и поесть нельзя было вдоволь. Но мы играли самозабвенно и азартно. Простые мальчишки. Мы были полны такой неуемной жажды играть, что остановить нас не было никаких сил».
Именно там, на тбилисском стадионе, Виктор впервые вживую увидел футболистов и постепенно узнавал их фамилии: Пайчадзе, Джеджелава, Бердзенишвили, Гагуа, Бережной, Панюков, Харбедиа... Мама с дежурства приходила поздно, у мальчишек было полно свободного времени, и они все время проводили на стадионе. Иногда прокрадывались на поле, чтобы поиграть с настоящим кожаным мячом. Часто поднимались на озеро Лиси, играли, а потом срезали камыши и тащили домой – сколько могли поднять. Утром выходили на проспект Руставели и продавали. На вырученные деньги покупали мороженое, ходили по кинотеатрам – «Руставели», «Амирани», «Октябрь»... Ни одного фильма не пропускали. Самыми любимыми были «Серенада солнечной долины», «Джордж из Динки-джаза», «Девушка моей мечты». Но чаще всего, вспоминает Понедельник, они смотрели картину «Георгий Саакадзе», с восторгом наблюдая за тем, как герои бьются на мечах.
В Тбилиси же Виктор пошел в школу, хорошо выучил грузинский язык. А в конце 1946 года их разыскал отец. Мальчик не хотел уезжать – за эти годы он словно сросся с городом, Тбилиси стал для него родным. Здесь у него появились верные друзья, здесь он влюбился в футбол и, между прочим, здесь увидел и первую международную встречу между «Динамо» и «Партизаном» из Белграда – какие-то добрые дяди провели мальчишек-безбилетников на стадион.
Какое-то время Понедельники жили в Кишиневе – отца направили на работу в редакцию газеты «Советская Молдавия». А затем вернулись в Ростов, где Виктор поступил в Военно-инженерное училище. Правда, до офицерского звания не дослужился, хотя и играл в армейской команде. Но зато окончил пединститут, а потом аспирантуру философского факультета Ростовского университета.
Сначала он выступал за «Ростсельмаш», потом за СКА. В 1958 году был приглашен в сборную СССР и стал вторым спортсменом после бакинца Юрия Кузнецова, которого пригласили в главную команду страны из команды класса «Б».
Сбор перед чемпионатом мира проходил в Китае. Тренеры много занимались с молодыми Месхи, Метревели, Гусаровым, Фалиным, Понедельником, но в Швецию Виктор не поехал – получил тяжелую травму на матче в Ярославле и надолго выбыл из строя. Потом пришлось перенести операцию на колене. А кроме того, в юности он переболел ангиной, и каждую весну ему было трудно не только тренироваться, но и просто дышать из-за астмы. Поэтому к сезону он практически не готовился. Но Гавриил Качалин и Андрей Старостин все равно взяли его в сборную в 1960 году. В подмосковном доме отдыха «Озерки» команда готовилась к розыгрышу Кубка Европы, но ее врач Алексеев не часто выпускал на улицу Виктора, которого мучила астма. А лекарство от астмы в то время было одно – кололи хлористый кальций. Понедельник даже не раз терял сознание...
Сыграть в сборной вместе с Эдуардом Стрельцовым ему не довелось: «Это была не только моя мечта, но и Качалина со Старостиным, которые хотели сделать из нас со Стрельцовым сдвоенный центр, а неподалеку должен был играть Валентин Иванов. Но Стрельцов попал в тюрьму, а по возвращении из заключения ему несколько лет не разрешали играть в сборной – он был невыездным»… Понедельник вспоминал слова известного судьи Николая Латышева о том, что сборной нужны такие центрфорварды, которые могут забить гол в самые решающие минуты. Тогда Виктор не мог себе представить, что в будущем таких минут у него будет множество.
Свой самый главный гол Понедельник забил в 1960-м в финале Кубка Европы на парижском стадионе «Парк де Прэнс». Гол достался с трудом. В дополнительное время югославы отбивались из последних сил. «Надо их дожать», – кричал Виктор Мише Месхи. И дожали. Комбинацию начал Яшин, который рукой выбросил мяч в середину поля, мяч подхватил Юрий Войнов и отдал рванувшему по краю Месхи, тот ушел от защитника, накинул мяч в центр штрафной… Слово – Понедельнику: «Единственное, что я успел себе пожелать – чтобы мяч попал мне точно в лоб… Я даже не видел, куда он полетел, потому что сразу был срублен под корень югославскими игроками». Весь матч, по словам Валентина Бубукина, «Витьку колотили и сзади, и спереди, и сверху, и снизу». Вообще, ему всегда доставалось – поэтому и надевал аж четыре щитка, защищая ноги и спереди, и сзади.
Так, на 113-й минуте встречи с югославами Понедельник стал знаменитым, а на родине героя – в Ростове-на-Дону – люди были готовы поставить ему памятник выше всех гранитных Ильичей. Еще Виктору запомнилось, как после победы в гостиничный номер к руководителям сборной отправилось несколько «ходоков» с просьбой прибавить премиальные. Некоторые футболисты нынешнего поколения в этом отношении ведут себя иначе – бывает, что и ультиматум ставят: либо увеличивайте премиальные, либо мы не едем на чемпионат. А они, «шестидесятники», попросили прибавки только после победы.
Да, игра с югославами сложилась непросто – в то время у СССР отношения с лидером Югославии Тито были хуже некуда. За победу «югам» пообещали собственные дома с участками, машины, какие-то немыслимые по нашим понятиям деньги. Понедельника потом часто спрашивали, наградили ли вас за победу «Победами»? «Наградили, – обычно отвечал он, – но вручить забыли».
А после был торжественный обед в ресторане Эйфелевой башни. Там произошел любопытный эпизод. Президент мадридского «Реала» Сантьяго Бернабеу обратился к футболистам СССР: «Я понимаю, что это невозможно, что вы связаны со своими клубами большими контрактами, но все же не могу не пригласить вас лично. В любое время я буду счастлив видеть вас в своей команде». И он назвал пятерых: Льва Яшина, Валентина Иванова, Славу Метревели, Мишу Месхи и Виктора Понедельника. И это в то время, когда в «Реале» играли Альфредо ди Стефано, Ференц Пушкаш, Раймон Копа, Франсиско Хенто и другие звезды мирового футбола! Представляете себе такой вариант сегодня? Но тогда наши футболисты не могли и заикнуться об этом – рядом всегда находился офицер в немалом чине. Сделка века не состоялась.
В конце 1960-го Понедельника под конвоем увезли в ЦСКА (не в казарму, конечно, а в команду). Дали «генеральскую» квартиру у метро «Сокол». По этому поводу в Ростове-на-Дону проходили настоящие митинги – с битьем витрин, переворачиванием машин и всем остальным «джентльменским» набором. Когда же Кремль вернул Виктора Ростову, то от вокзала до дома люди пронесли его на плечах. Символично и то, что в «Ростове-папе» («мамой», как известно, была Одесса) Понедельника называли… «папой».
В ноябре 1961 года сборная СССР в статусе чемпиона Европы отправилась в турне по Южной Америке. Первый матч – в Буэнос-Айресе со сборной Аргентины. Говоря откровенно, руководителей делегации волновал один вопрос – сумеют ли футболисты за короткий срок приспособиться к климатическим условиям Аргентины? За день до игры стояла буквально тропическая жара, воздух был перенасыщен влагой. Но ночью холодные ветры, прорвавшиеся из Патагонии, принесли с собой ливень, а вместе с ним и прохладу. Аргентинцы даже чемпионов мира – бразильцев на своем поле никогда в грош не ставили. А тут приезжает по сути никому в Аргентине неизвестная команда. За неделю до встречи аргентинцы разгромили сборную Испании во главе с великим Альфредо ди Стефано – 4:1. И газеты вовсю дискутировали о том, сколько же мячей (5 или 6) они «загрузят» в ворота сборной СССР.
План игры, предложенный тренерами, нашел отличных исполнителей в лице Метревели и Месхи. Быстрые и техничные, они то и дело прорывали оборону хозяев поля, создавая угрозу их воротам. И когда на 24-й минуте Месхи, обведя защитника, двинулся в очередной рейд к воротам, на него был вынужден пойти еще один аргентинец. Незамедлительный пас освободившемуся Понедельнику. Удар! Мяч в сетке – 1:0. Через две минуты после того, как Метревели отдал мяч в центр, где освободился Понедельник, тот сделал великолепный прыжок, получился красивый удар, и счет стал 2:0. В конце игры хозяева отквитали один мяч.
И тут сотни болельщиков бросились штурмовать окружающую поле сетку из колючей проволоки и заполненный водой бетонный ров. Уже на газоне самые отчаянные из них, исцарапанные, в разорванной в клочья одежде, вступили в схватку с полицейскими и их овчарками. Понедельник вспоминал: «Такого не представишь, не пережив такой передряги! Эти обезумевшие фаны рвались к нам. Мы инстинктивно сбились в кучку, изготовились отбиваться. Но когда они нас все-таки окружили, мы увидели, что их лица светились радостью! Вопя: «Браво, русос!», они принялись срывать наши футболки, вымазав при этом каждого из нас кровью – из своих порезов и ран. Подоспевшему полицейскому подкреплению удалось выдавить футболистов в подтрибунный тоннель. И там уже полицейские довершили наше принудительное раздевание. Раздирая на кусочки остатки красных футболок, стражи порядка рассовали их по карманам, приговаривая: «Каро сувенир!» На следующий день первые полосы газет пестрели фотографиями матча и убийственными для хозяев заголовками. Содержание одного из комментариев Понедельник запомнил почти дословно: «То, что оказалось не под силу нашим хваленым футболистам, могла бы сделать разве что доблестная аргентинская полиция, – издевалась газета. – Арестовав их центрфорварда Понедельника еще до матча, мы бы, конечно, напоролись на скандал, но избежали бы национального позора». Оставшиеся две игры со сборными Чили и Уругвая советская команда также выиграла и в отличном настроении возвратилась домой.
Сегодня, когда все с восхищением говорят о забитых «через себя» голах Зидана, Роналду и других мастеров большого футбола, нужно припомнить – шестьдесят лет назад такое с блеском демонстрировал выдающийся мастер футбола Виктор Понедельник, человек, которого в Грузии всегда встречали с любовью и называли «грузинским казаком». И очень приятно, что в настоящее время в Ростове готовится к изданию книга о Викторе Владимировиче, а ее автор – наш земляк, уроженец Телави Симон Кенкишвили.
Демико ЛОЛАДЗЕ |
|
|
«ПАРУС НАД ТОБОЙ, ПОДНЯТЫЙ СУДЬБОЙ...» |
|
Вечный вопрос: «что остается от сказки потом – после того, как ее рассказали?» Что остается от жизни человеческой – с ее страстями и горестями, победами и поражениями, разочарованиями и надеждами? Одно из двух: забвение или память. Благодарная память или совсем другая: по делам и поделом... Композитора Александра Басилая вспоминают с благодарностью, радостью, нежностью. Его необыкновенная, неповторимая, светлая музыка продолжает звучать, она все так же любима. Его песни – как чудесная эстафета: уже давно перешли от певцов старшего поколения к самым юным исполнителям. У этих мелодий появляются новые поклонники, которые будут слушать их всю жизнь и передадут любовь к этой музыке своим детям. Так же, как это сделали мы. За примерами далеко идти не придется. Кто из нас не узнает чудесную мелодию «Арго» с первых же аккордов?
11 марта Александру Басилая, заслуженному деятелю искусств Грузии, Народному артисту Грузии, Почетному гражданину Тбилиси, автору знаменитых мюзиклов, популярных песен, музыки к художественным и мультипликационным фильмам, исполнилось бы 80 лет.
Ансамбль «Иверия», основоположником и бессменным руководителем которого был Александр Басилая, на протяжении десятилетий оставался визитной карточкой Грузии. Его песни по-прежнему – одно из счастливых связующих звеньев между людьми, между поколениями, между странами. Может ли быть более весомое и значительное достижение у композитора, вообще – у творца?
Александр Басилая окончил музыкальный техникум и Тбилисскую консерваторию по классу контрабаса. Начиная с 1963 года, работал с солистами и ансамблями как аранжировщик и сам выступал на эстраде в качестве аккомпаниатора. А музыкальное сотрудничество началось ни много ни мало с «Орэра». Руководитель ансамбля Роберт Бардзимашвили часто поручал аранжировки песен молодому музыканту Бутхузу Басилая (так называли Александра близкие и друзья). Потом последовала работа с Лили Гегелия, популярной певицей, заслуженной артисткой Грузии (впоследствии – народной). Затем, как-то незаметно и естественно, составился квартет, в который вошли Гоги Леонидзе, братья Дзнеладзе и, разумеется, сам Басилая. Позднее к ним присоединились Вахтанг Татишвили, Джемал Багашвили, Лили Згваури, чуть позже из ансамбля «Цицинатела» перешли Теймураз Циклаури и Нугзар Квашали.
В 1968 году при Грузинской государственной филармонии был основан вокально-инструментальный ансамбль «Иверия» под руководством Александра Басилая. В то время, когда на эстраде безоговорочно царил «Орэра», никто даже и не подозревал о том, что начинается новая эпоха в грузинской популярной музыке – эпоха Басилая.
В репертуаре «Иверии» – песни Георгия Цабадзе, Гии Канчели, Зураба Кирвалидзе, Реваза Лагидзе, Важи Азарашвили, Отара Тевдорадзе. Ансамбль обращается к грузинским народным песням, исполняя в современной манере, но при этом сохраняя их первозданную чистоту и уникальную гармонию. Аранжировки всех произведений делает Басилая.
Кстати, вдохновляться народной музыкой всегда было для него принципиально и естественно: «Полагаю, что подлинную самобытность языку любого из композиторов придает именно национальное начало в самом широком смысле этого понятия. Для меня важно воссоздание самого духа народно-песенного искусства, определенных, стереотипов национального ладово-гармонического мышления. Без данного стержня музыка, на какие бы новейшие технологические приемы она ни опиралась, какие бы новации из области модных течений и стилей ни ассимилировала, будет оставаться безлико-эклектичной».
Вскоре он пишет свою первую песню – «Сказка любви». Это был его дуэт с Луизой Кобаладзе – любимой супругой и верной соратницей, которая прошла с ним по жизни и эстраде без малого 50 лет.
«К сочинительству я пришел совершенно случайно, – объяснял композитор. – Работая в вокально-инструментальном ансамбле, занимался аранжировками песен других авторов. Но подчас для нашей группы в срочном порядке требовались, скажем, медленная лирическая или быстрая танцевальная песня. Волею таких вот объективных обстоятельств я просто был вынужден сесть и попробовать написать песню нужного жанра. Написал одну – она получилась, затем написал другую, третью, а дальше пошло как-то само собой».
С самого начала ВИА «Иверия» демонстрировал такие мастерство, вкус, своеобразие и кураж, что молодых исполнителей направили представлять грузинское искусство на Декаде культуры Грузии в Эстонии. А вскоре состоялись и концерты в Москве – в то время это был главный экзамен на творческую зрелость, и ансамбль выдержал его блестяще.
Надо сказать, что концерты «Иверии» всегда были оригинальными – многие песни строились в жанре музыкального мини-спектакля. Первыми такими опытами стали шуточная грузинская народная песня «Чагуна» с хореографией выдающихся балетмейстеров Юрия Зарецкого и Гиви Одикадзе, фрагмент из сказки «Бременские музыканты», драматическая сцена «История нашей Родины». А еще – миниатюра «Блоха и Муравей» по грузинской народной сказке и даже целый музыкально-пародийный спектакль «Муха-Цокотуха» по Корнею Чуковскому, где персонажи обрели современный колорит, исполняя перепевки грузинских и цыганских песен, произведений Франсиса Лэя, Шарля Гуно, Феликса Мендельсона, Эдуарда Ханка, групп «The Beatles», «Boney M» и «Чингисхан».
Справедливости ради отметим, что в направлении музыкального спектакля одновременно с «Иверией» работали и другие советские ансамбли – «Поющие Гитары», «Песняры», «Ариэль», «Синяя Птица», рок-группа «Аракс». Но все-таки только «Иверия» прошла этот путь до победного конца, придя к созданию полноценных мюзиклов. Забегая вперед, скажем, что эти мюзиклы не только триумфально исполнялись на эстраде в десятках стран мира – по ним снимали музыкальные фильмы, ставили спектакли и даже цирковые представления!
Во второй половине 70-х музыканты начинают работать над постановкой мюзикла, который вскоре принесет им всесоюзную популярность – «Свадьба cоек». Либретто по мотивам сказки Важа Пшавела написали Автандил Геловани и Джемал Багашвили, музыку, конечно, – Александр Басилая.
29 декабря 1982 года (еще одна круглая дата – сорок лет назад!) в Тбилиси состоялась премьера «Свадьбы соек». Через полгода солистка ансамбля Манана Тодадзе приняла участие в VII Всесоюзном конкурсе артистов эстрады в Москве, где исполнила песни из этого мюзикла и стала лауреатом. А уже через год в концертном зале «Россия» в Москве «Иверия» дала подряд десять (!) представлений «Свадьбы cоек» (русские тексты написал Михаил Танич), и столица нашей тогдашней родины, простите, встала на уши от восторга.
При этом не будем забывать о парадоксе – автором всех хитов «Иверии» не был профессиональным композитором! «Учителей по композиции у меня не было, – признавался Басилая, – я окончил консерваторию по классу контрабаса. Зато всегда были любимые пианисты, кумиры среди исполнителей джаза, которых я помногу и с упоением слушал, в свое время старался копировать их манеру. Моими учителями были живая творческая практика, каждодневный труд импровизации и – слушание музыки».
«Свадьба соек» завоевала такую любовь и популярность зрителей-слушателей, что почти сразу же режиссер Евгений Гинзбург приступает к съемкам одноименного музыкального телевизионного фильма. Если кто не знает или подзабыл, режиссер, сценарист, лауреат премий международных кино- и телефестивалей, лауреат премии ТЭФИ «За личный вклад в развитие отечественного телевидения» Евгений Гинзбург окончил режиссерский факультет Тбилисского театрального института, мастерскую самого Михаила Ивановича Туманишвили, народного артиста СССР. Работал режиссером в Главной редакции музыкальных программ Центрального телевидения СССР, специализировался на постановке эстрадных концертов и бенефисов. Кто не помнит великолепные телевизионные бенефисы Людмилы Гурченко, Ларисы Голубкиной и других прекрасных артистов, поставленные Гинзбургом! А «Новогодние аттракционы» в цирке на Цветном бульваре и в цирке на проспекте Вернадского в Москве? Их постановщиком тоже был Гинзбург. Между прочим, именно он снял программу о первых гастролях группы «Boney M» в Москве. Однако запись телешоу «Вечер Boney M в Концертной студии Останкино», впервые показанная в апреле 1979 года, впоследствии была уничтожена.
И вот такой прославленный и опытный мастер с удовольствием откликается на предложение снять фильм на основе музыкального спектакля ансамбля «Иверия». Надо сказать, что бюджет картины, выделенный творческим объединением «Экран», был более чем скромным, и деньги быстро закончились. Финансирование съемок продолжалось из личных средств Александра Басилая. В один из последних дней потребовалось снять важный эпизод с прыжком с шестиметровой высоты. Каскадер озвучил стоимость трюка: 75 рублей. У Басилая уже не было ни копейки, у Гинзбурга нашлось лишь 50 рублей. За такую сумму каскадер прыгать отказался, и... Гинзбург прыгнул сам. И сломал обе ноги. Но эпизод был снят, и прыжок отважного режиссера вошел в фильм.
Музыкальная картина «Свадьба соек» имела огромный успех на родине и за рубежом, получила международные призы, ее закупило для проката множество стран.
Почин оказался счастливым. «Парус, поднятый судьбой», как поется в легендарной песне «Арго», наполнился добрым попутным ветром, и – понеслось. За первым мюзиклом последовали новые: «Аргонавты», «Сказки снежной бабушки», «Пиросмани» месяцами не сходили со сцены Большого концертного зала в Тбилиси, собирая неизменные аншлаги.
Продолжилось сотрудничество и с Евгением Гинзбургом, в результате чего были сняты телевизионный фильм «Веселая хроника опасного путешествия» по мюзиклу «Аргонавты» (русские тексты написаны Юрием Ряшенцевым) и музыкальный кинофильм «Остров погибших кораблей» с песнями Александра Басилая. Кроме того, композитор написал музыку к сериалу Е. Гинзбурга «Мамука». И, наконец, спустя годы, Гинзбург поставил в Москве цирковое представление «Свадьба соек».
Много чего интересного было в счастливой судьбе Александра Басилая и ансамбля «Иверия»: множество эстрадных песен, ставших хитами, музыка к десяткам художественных и мультипликационных фильмов, к спектаклю «Шлягер, шлягер и только шлягер!» в театре Сергея Образцова, многочисленные гастроли по Союзу и за рубежом, пластинки, выпущенные миллионными тиражами, грандиозный юбилейный концерт в 2002 году в концертном зале «Россия» с участием звезд грузинской и российской эстрады...
Как справедливо заметил певец, исполнитель роли Ворона в цирковом ревю «Свадьба соек» в Москве Владимир Ябчаник (увы, недавно ушедший из жизни), «Басилая ничем не хуже Уэббера. Просто в отличие от сэра Эндрю у него не было хороших промоутеров и соответствующей финансовой поддержки. К тому же он, как и всякий грузин, натура широкая».
А потом случилось то, что случилось. Настали годы разрухи и всяческих бедствий. Участники «Иверии» потихоньку пошли каждый своим путем. Басилая, многие годы проработавшего директором и художественным руководителем Государственного концертного зала, вынуждают уйти с должности. Увольнению предшествуют оскорбительные статьи в прессе...
Александр Александрович тяжело переживал удары судьбы. И, разумеется, они не могли не сказаться на его здоровье. 3 октября 2009 года, после долгой борьбы с мучительной болезнью, он скончался в Германии, где проходил лечение.
22 апреля 2012 года в концертном зале «Crocus City Hall» в Москве состоялся концерт «С Верой, Надеждой, Любовью», посвященный памяти Александра Басилая. Оцените состав участников: ансамбль «Иверия», Тамрико Чохонелидзе, Бесик Каландадзе, Нино Катамадзе, Зураб Доиджашвили, Эка Квалиашвили, Темур Татарашвили, Ирма Сохадзе, Сосо Павлиашвили, Тамара Гвердцители, Валерий и Константин Меладзе, Диана Гурцкая, Кети Топурия, Лариса Долина, Иосиф Кобзон, Олег Газманов, Константин Райкин, Николай Расторгуев и группа «Любэ»...
Но, конечно, первый вечер памяти Маэстро прошел в Тбилиси. Под конец чудесного концерта на сцену поднялась Луиза Кобаладзе. Положила на одинокий рояль букет роз и впервые за 50 лет спела написанный для них Александром Басилая дуэт одна, без пары. Точнее, она пела со сцены, а любимый муж – с экрана. Когда-то он ей пообещал: «Я никогда тебя не брошу». Но не сумел сдержать слова...
Луиза и Александр познакомились в Ткибули. Они учились в одной школе, Бутхуз – тремя классами младше. На всех школьных концертах выступали вдвоем – Луиза пела, Александр аккомпанировал ей на рояле. Ему было 14, когда он объяснился Луизе в любви. Та только посмеялась над поклонником – мол, ты еще ребенок. Но влюбленный юноша не отступил, был настойчив в своих ухаживаниях, и Луиза, как сказал бы классик, вознаградила «любовью за любовь».
Вскоре оба оказались в Тбилиси. Она училась в Педагогическом институте имени Пушкина, он – в музыкальном техникуме, а затем – в консерватории. Родители с обеих сторон противились отношениям, им казалось – это может помешать учебе. И влюбленные не придумали ничего лучше, как потихоньку расписаться. А через три месяца выяснилось, что Луиза ждет ребенка. Ну, тут, как в бразильском сериале, закипели страсти. Молодые-то помалкивали, а вот родственники, особенно со стороны юного мужа, – шумели вовсю. Луизе пришлось пройти через многое (может быть, именно поэтому она стала потрясающей свекровью для обеих своих невесток). Но прошло время, на свет появился маленький Анри, и все постепенно, так или иначе вошло в колею. Любовь, как поется в песне, всегда права.
Луизе и Александру не хватило совсем чуть-чуть, чтобы отметить «золотую» свадьбу...
Выпускник Тбилисского театрального института, Анри Басилая поначалу активно участвовал в деятельности отцовского ансамбля, замечательно пел. Но вот уже много лет, как он полностью отошел от пения и занялся живописью. Анри живет во Франции вместе со своей второй женой Тиной, дочерью кинорежиссера Миши Кобахидзе, и детьми. Он – успешный художник. Кстати, его первой супругой была Наташа, дочь Эльдара и Ариадны Шенгелая. Они поженились, еще будучи студентами – по большой любви. Прожили вместе пять лет, а потом – разошлись. Без всяких видимых причин, так бывает. Когда Анри покинул Грузию, Наташа еще двадцать лет жила в доме Басилая, где к ней всегда относились и относятся как к родной.
Сегодня калбатони Луизу радуют внуки и правнуки – род Басилая продолжается. Но все-таки, все-таки... «Говорят, время лечит, – с горечью признается она. – Это неправда. Меня оно не излечило. И ничего тут не поделаешь».
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Юрий Ряшенцев: «Бутхуз (как и многие его друзья, именно так я называл Сашу Басилая), с его талантом, щедростью, тонкой душой, – это олицетворение Грузии. И как нас с Бутхузом невозможно было поссорить, так нас с вами, россиян и грузин, никто никогда не сможет рассорить. Как бы ни старался».
Лучше не скажешь.
Нина ШАДУРИ |
|
ВЕРШИНЫ МИХАИЛА ЛОХВИЦКОГО |
|
21 февраля исполнилось 100 лет со дня рождения Михаила Лохвицкого (1922-1989) – писателя, журналиста, участника Второй мировой войны, морского пехотинца, автора знаменитой исторической повести «Громовой гул» и, конечно, выдающегося тбилисца, оставившего большой след в отечественной культуре и в сердцах своих соотечественников.
В Тбилиси он окончил филологический факультет университета. Написал первую корреспонденцию. Познакомился со своей будущей женой Натальей Андроникашвили. Познакомился и навсегда подружился с Булатом Окуджава и Александром Цыбулевским. Опубликовал первую книгу рассказов «Встречи в пути». Написал около двадцати книг, в том числе – повесть о своих предках черкесах-шапсугах во время первой Кавказской войны. Здесь родились его дети – Юрий и Анна.
Сын черкесского народа, он писал на русском языке, был членом Союза писателей СССР, председателем секции русских литераторов СП Грузии, прекрасно владел грузинским языком, переводил грузинских писателей. Похоронен в Сабурталинском пантеоне в Тбилиси.
Предлагаем вниманию читателей главу из книги Инны Безиргановой «Вершины Михаила Лохвицкого», которую готовит к печати Союз «Русский клуб».
До демобилизации, с 1945 по 1947 гг., Михаил Лохвицкий служил шофером у капитана II ранга Потапова. (Всю жизнь он был страстным автомобилистом, однажды даже каким-то чудом добрался до цели раньше… самолета. С юности грезил о собственной машине – но осуществилась мечта гораздо позднее: с писательского гонорара Михаил Юрьевич приобрел «Москвич».) Вместе с капитаном и его женой часто ходил в кино смотреть трофейные фильмы и «переводил» их на русский. «Сколько ты знаешь языков!» – восхищенно говорили Лохвицкому. А на самом деле при «переводе» он чаще всего просто давал волю своему воображению, что-то домысливал…
Еще будучи в армии, Лохвицкий попробовал себя в качестве журналиста: написал заметку для газеты «Красный азовец». Его даже пригласили на работу в редакцию, но… Михаилу было хорошо в чудесном матросском братстве, и он отказывался от частых предложений поступить на курсы офицерского состава, в военное училище. По признанию Лохвицкого, где-то в глубине его души жила надежда на то, что он начнет писать. «А матросом узнаешь больше», – в этом он был уверен.
В мае 1947 года Миша Лохвицкий демобилизовался. «Привыкать к послевоенной жизни было очень трудно, – вспоминал писатель. – Дома меня встретила почти нищета. Имея средства, в Тбилиси можно было купить все. Мне показывали дома миллионеров, кладовщиков, артельщиков, нажившихся за войну. А мои отец и мать, как и тысячи других, живших на зарплату, напоминали живые скелеты».
«Когда боец-десантник морской пехоты Миша Лохвицкий, повоевав с немцами, вернулся в 1947 году в Тбилиси, – рассказывал журналист Валерий Партугимов, – так получилось, что он оказался гостем в доме моих родителей. Было лето, и покрытое бронзой загара лицо Михаила, бескозырка с ленточками, натянутые на его крепко сбитый торс ослепительно белые моряцкие брюки-клеш и полосатая тельняшка смотрелись шикарно и поразили мое детское воображение – мечтой было в то время уйти юнгой в море. Я жадно вслушивался в его рассказы о пережитом на фронте, удивляясь тому, что он говорит о страшных вещах почему-то с юмором, со смехом. В те годы немало военных из числа однополчан моего отца заходили проведать родных, но запомнились лишь опечаленными лицами и грустными голосами. Этот же лихого склада морячок был слеплен из крутого теста».
И Михаил поступает лаборантом на кафедру мотовелоспорта Института физкультуры, потом начинает работать шофером частной машины. Но отец настаивает на том, чтобы он учился, тем более, что сам Миша мечтает об этом.
И вот наступило долгожданное 1 сентября 1947 года. Тбилисский государственный университет. Аудитория №94. Именно здесь состоялась первая лекция по латинскому языку для студентов-первокурсников филологического факультета, среди которых был и молодой человек в форме военного моряка, поступивший в вуз как медалист без экзаменов: Михаил Лохвицкий. А преподавателем латинского был любимый студентами Иван Федорович Нижарадзе.
Перед началом занятий Михаил познакомился с Сергеем Надировым (он стал ученым-филологом) и вскоре подружился с ним. Молодых людей сблизило то, что оба они были людьми серьезными, с немалым жизненным опытом и интеллектуальным багажом – по сравнению с другими, еще совсем зелеными юнцами.
«Михаил Юрьевич Лохвицкий», – представился будущий писатель. Сергей Надиров пошутил: «Имя и отчество подходящие, а вот фамилия…» Но Миша не растерялся: «Мне это многие говорили, но я постараюсь и фамилию оправдать». Как показало будущее, эти слова были отнюдь не пустым бахвальством.
Два с половиной года Лохвицкий учился на стационаре. Занимались вместе с Сергеем Надировым по особому методу. В период сессии они встречались и, по очереди дополняя друг друга, отвечали на вопросы предстоящих экзаменов. Метод оказался настолько эффективным, что буквально за несколько часов друзьям удавалось проштудировать всю программу. А в оставшиеся до очередного экзамена дни ходили в театры, музеи, кино. Словом, наполняли свой досуг приятными и полезными впечатлениями.
Вместе с Лохвицким учились Константин Герасимов, в будущем ученый-филолог и поэт, Александр Буслаев, известный шахматист, Мурадин Кумахов, впоследствии физик, член-корреспондент Академии наук России, Шамиль Цхведиани, заведующий кафедрой русского языка Сухумского субтропического института...
Уже на первых курсах Михаил Лохвицкий начал писать рассказы. Дебют – «Медаль Ушакова» – оценил писатель Эммануил Фейгин, работавший в газете Закавказского военного округа. Он хотел напечатать рассказ, но с сокращениями. «Сократить его он не сумел, – вспоминает М. Лохвицкий. – Услышав это, я самодовольно и нахально улыбнулся. Он, как и следовало ожидать, рассердился и разнес рассказ. Я выслушал его и ушел с окрепшей верой в свои возможности и желанием продолжать писать».
Материальные трудности – стипендия была маленькой, «а жить на отцовскую зарплату не позволяла совесть», – заставили Лохвицкого перейти со стационара на экстернат и искать заработок. Написал несколько информаций для ГрузТАГа (республиканское отделение ТАСС), а через месяц стал корреспондентом газеты «Молодой сталинец», возглавив отдел по работе с сельской молодежью.
«На заседании бюро горкома первый секретарь вдруг спохватился и спросил: «Товарищи, какой из него заведующий отделом, когда он в сельском хозяйстве ничего не понимает?» Один из членов бюро – весельчак и любитель спорта – ответил: «Не беда, съездит раз-другой в Цинандали и все узнает». Он выразительно щелкнул себя по горлу. Все рассмеялись, и меня утвердили, – вспоминает писатель. – После первого материала, привезенного мной, я получил строгий выговор, потому что напутал все, что только можно было напутать, дал разыграться своей фантазии и написал многое, как рассказ, то есть домыслил факты так, как мне показалось верным. После первого скандала я понял, что журналистика требует точности».
Период корреспондентства был очень важным для писательской судьбы Михаила Лохвицкого. По собственному его признанию, он попал в прекрасный коллектив, «почти все горели в работе, хотя и проявляли порой по отношению друг к другу излишнюю ригорическую требовательность».
В редакции Михаила Юрьевича любили и уважали – за порядочность и принципиальность. «Лохвицкий был человеком мягким, даже застенчивым, но в нем ощущался крепкий нравственный стержень», – говорил Арчил Джапаридзе. Об этом же вспоминал Валерий Партугимов, отмечая в Лохвицком натуру гладиатора, «готового к бою и дерзко несущего в себе эту готовность» и созданного природой «для каких-то предстоящих жестоких сражений с племенами варваров и нелюдей». И такие сражения в жизни Лохвицкого происходили, и не раз...
Коллектив в «Молодом сталинце» был очень дружный. В разное время здесь работали Игорь Голембиовский, Резо Габриадзе, Кора Церетели, Михаил Какабадзе, Герман Кашоян, Алеша Нодиа, Борис Кокашвили и многие другие.
В таком ярком окружении, творческой атмосфере развивался и талант молодого Лохвицкого. Он ездил по всей Грузии, в самые отдаленные районы, и постепенно сложился как очеркист, пользующийся неизменным уважением людей, о которых писал в своих материалах. По мнению литературного критика, редактора первой книги Лохвицкого Михаила Заверина (псевдоним Михаила Вайнштейна), «именно беспокойная профессия журналиста и обогатила его во многом запасом наблюдательности, обострила интерес к событиям сегодняшней жизни, к судьбам людей... Отсюда – подкупающая достоверность лучших его рассказов, интересных прежде всего остротой проблематики».
В этот период произошло еще одно событие, полностью изменившее жизнь Михаила Лохвицкого: «Воспоминания о молодежной газете для меня одни из самых светлых, не говоря уже о том, что работа там подарила мне верного друга, спутника и соратника, любимого человека. Я стал семьянином, отцом двоих детей».
Наталья Андроникова работала тогда техническим секретарем редакции. По воспоминаниям друзей, она была мудрым, сильным человеком. «В их доме, как правило, собирались интересные люди. К Лохвицким приятно было зайти на огонек – Наташа создавала в доме творческую атмосферу, уют, была мужу верной помощницей, поддерживала его во всех делах», – вспоминает А. Джапаридзе. Кстати, последнее произведение М. Лохвицкого – рассказ «Ираклий», напечатанный в «Огоньке» в 1990 году, уже после смерти писателя, – публикация доброго гения писателя, Наташи Лохвицкой. Разделив с мужем все радости и горести, она ненадолго пережила его…
«В 1947 году я начал писать повесть на материале Отечественной войны, но сил и умения было мало, а тема требовала больших раздумий. Я решил поучиться на рассказах», – читаем в автобиографии писателя. Через семь лет на заседании редакционного совета издательства «Заря Востока» книга рассказов Михаила Лохвицкого была внесена в план издания, а в 1955 году вышла в свет под названием «Встречи в пути».
Михаил Юрьевич критически относился к своему первому опыту: «Книга, конечно, была слабая. Я об этом догадался тогда, твердо знаю это сейчас. Понимаю я также и то, почему все же ее было решено издать – ради будущего. Издатели поверили в мои возможности. Они знали, что ничто так не растит писателя творчески, как книга… Творческие люди легко ранимы, и жесткие преграды на пути молодых могут погубить не одно дарование».
Своими сомнениями начинающий писатель делился с первым редактором Михаилом Завериным. Тот выслушивал молодого автора, посмеивался и объяснял, что, по его мнению, нужно еще дописать, доделать. «За время работы редактора со мной я написал новый рассказ «Голубь», по-моему, лучший в книге. Если бы каждый писатель встречался с такими редакторами, у нас было бы меньше серых книг, а многие из удавшихся были бы еще лучше», – считал Лохвицкий.
Свою первую книгу Михаил Юрьевич послал двум писателям – Сергею Сергееву-Ценскому и Михаилу Шолохову. От автора «Тихого Дона» он ответа не получил, а вот Сергеев-Ценский живо отреагировал на факт рождения нового прозаика: «Общее впечатление от Вашей книги осталось у меня такое – хорошие способности рассказчика у Вас налицо, и Вам остается только глубже проникать в психологию выводимых лиц и гораздо крепче свинчивать следствие с причинами».
Сергей Николаевич сыграл огромную роль в творческой судьбе молодого писателя: всячески поддерживал, вселял в него веру в свои силы, но при этом был требователен. Вот строки из письма Сергеева-Ценского Михаилу Лохвицкому от 8 октября 1957 года: «Писательство – искусство, требующее отдачи ему всего времени, как это принято у художников кисти. Репин, например, позволял себе отвлечься от своих картин только на один день в неделю, – именно в среду он отдыхал, но и этот отдых был у него с альбомом и карандашом в руках. Так же точно должен делать и писатель – художник слова. Когда не пишет, он должен накапливать материал путем наблюдений и заметок в записной книжке. Вы пишете, что вынашиваете большую вещь. Большая вещь потребует много строительного материала, который должен быть уложен в соответствии с заранее начерченным архитектурным планом, чтобы получилось здание гармоничное, а не хаотичное. Что необходимее всего для романа – это большая мысль, положенная в его основу, мысль современная и философская».
Свой первый роман «Неизвестный» Лохвицкий посвятил своему учителю, Сергею Сергееву-Ценскому.
Впрочем, своим писательским становлением Лохвицкий обязан многим – начиная со школьных лет. Обратимся к воспоминаниям Михаила Юрьевича: «Елена Константиновна Науменко – учительница русской литературы в школе – маленькая обаятельная женщина, уже не молодая. Она была знакома с Маяковским, любила его. Литературу знала блестяще и преподавала ее так, что даже закоренелые «физики» брались за книгу и научались получать наслаждение от строки «И звезда с звездою говорит»… Она поощряла нас в поисках, любила, когда мы задавали «каверзные» вопросы, давала сочинения на свободную тему. И ее уроки часто превращались в страстные споры о литературе и жизни. Писатель Андро Ломидзе – он первый написал рецензию на мою книжку «Встречи в пути» в грузинской литературной газете. Он часто напоминал мне пушкинские слова о краткости как главнейшем достоинстве прозы. Директор издательства «Заря Востока» Марк Израилевич Златкин – образец настоящего издателя. Он не только великолепно знал полиграфию, финансы, экономику, не только любил литературу и писателей, был не только энтузиастом книгоиздательского дома, но еще и творцом, романтиком, фантазером, умеющим рисковать и, самое главное, упрямо и твердо верящим писателю. Не только я, но и многие сотни писателей обязаны М.И. Златкину появлением на свет своих книг. Сколько раз в трудную минуту, когда нужно было забросить работу, рвущуюся из души, и заняться поисками заработка, я вдруг получал приглашение зайти в издательство получить деньги. «За что? Мне ведь ничего не полагается». И бухгалтер отвечал: «Не знаю. Марк Израилевич распорядился, чтобы вам выдали эту сумму». Я не раз спорил со Златкиным, мы ссорились, но даже в дни отчуждения я мог рассчитывать на его поддержку и внимание. Писатель Григол Чиковани, критики Лавросий Каландадзе и Семен Трегуб, новосибирские писатели – талантливейший детский прозаик Юрий Магалиф, поэтесса чистой воды Елизавета Стюарт, поэты Хута Берулава и Баграт Шинкуба, патриарх абхазской литературы Дмитрий Гулиа и сын его Георгий Гулиа – скольким я обязан за внимание к своему творчеству!»
В 1956 году Михаил Лохвицкий становится членом Союза писателей СССР (кстати,
после «Молодого сталинца» он работал в журнале «Литературная Грузия»). Сразу после выхода первой книги «Встречи в пути» он пишет маленькую повесть «Через овраг». Благодаря настойчивости М.З. Заверина ее напечатали в сборнике «Содружество» (1958 г.). «Как мне позже стало известно, повесть должна была подвергнуться разносу в печати за остроту, но каким-то чудом статьи не появились, а последующие постановления пленумов ЦК КПСС вызвали противоположную реакцию и повесть стали официально одобрять, – пишет М. Лохвицкий. – Я эту повесть, несмотря на недостаток мастерства и ту же «эскизность», считаю удавшейся и люблю до сих пор. Поэтому я включил ее и в книгу «Шумит Кура», изданную в 1962 году в Тбилиси».
В 1958 году в издательстве «Молодая гвардия» выходит в свет сборник «Люди горных кряжей». Появляются первые рецензии, в которых дается высокая оценка повести «Через овраг» и рассказам «Тяжелая палата», «Тасо». В одной из них определена основная линия творчества Михаила Лохвицкого – «жадная пытливость к процессам быстротекущей жизни, желание постигнуть и запечатлеть в человеческих характерах ее важнейшие закономерности».
«Метафоры его локальны, непринужденная разговорность свидетельствует о некнижности лучших вещей. «Влажно зеленеют» – можно ли сказать точнее и поэтичней?.. За его рассказами встает человек широкий, искренний, с ясным, честным взглядом на мир. Есть в этом взгляде что-то от несуетных горных вершин, от красоты овечьих пастбищ, от того самого синего моря, которому, по словам поэта, «не дано примелькаться».
По материалам своих частых поездок на Черное море, плавания на аварийно-спасательных судах, приписанных к Потийскому порту, Михаил Лохвицкий пишет повесть «Человек выходит в море».
В те же годы Михаил Лохвицкий начинает писать свои знаменитые «Кортанетские рассказы». Если в Кортанети какое-нибудь застолье, рассказывают близкие, все непременно поднимают тост за Мишу Лохвицкого. Вспоминают о том, как он бегал здесь мальчишкой. Это – пример мифотворчества, свидетельство того, что Михаила Юрьевича полюбили в этой деревне, стали воспринимать как близкого, родного человека, земляка. Он и сам очень любил Кортанети. И когда его сын Юрий окончил институт, настоял на том, чтобы он поехал на работу преподавателем русского языка и литературы именно туда.
В 70-е годы здесь проржавел очередной канатный мост, и деревня оказалась отрезанной от большой дороги (автомобильного сообщения не было, только железнодорожное), и именно Михаил Лохвицкий пришел на помощь кортанетцам – начал хлопотать о строительстве нового моста. Дошел до самого предсовмина З. Патаридзе. В результате жители Кортанети получили большой красивый мост. Михаила Лохвицкого избрали почетным кортанетцем, а новое долгожданное сооружение стали называть не иначе как «Мишас хиди» – «Мишин мост».
Любопытны подробности встречи писателя с Зурабом Патаридзе. Выслушав просьбу Лохвицкого, он удивился: «Ваши коллеги пробиваются ко мне всеми возможными способами с тем, чтобы получить что-то лично для себя, а вы мост собираетесь построить?» – «Я выполняю поручение кортанетцев!» – уточнил Михаил Юрьевич. «Что ж, передайте кортанетцам: мост у них будет!» – пообещал предсовмина. И обещание свое сдержал.
Читатели, литературные критики приняли «Кортанетские рассказы» с восторгом. Так, Семен Трегуб писал, что в этом цикле воплощена Грузия, что именно здесь истоки творчества Михаила Лохвицкого. «Самые удачные в сборнике – «Кортанетские рассказы», – пишет рецензент М. Кекелидзе. – Они как венок сонетов. Тесно переплетаются в них судьбы героев, и последний рассказ «Куда текут реки» снова возвращает нас к первому – «Белый свитер». Мы не только читаем о любви автора к селу Кортанети и его людям в маленьком предисловии, но и чувствуем ее во всех рассказах – в их тексте и подтексте».
Хочется привести отрывок из воспоминаний писателя, свидетельствующих о его духовной близости с жителями этой деревни: «Однажды я спустился со второго этажа дома, где работал, вниз – поужинать. Было начало апреля, в долине цвел миндаль, а на горах вокруг выпал снег. За ужином собралась вся семья – глава ее, старый колхозник и путевой обходчик Георгий Девадзе, жена его Аничка, дети – лесник Омари с женой, второй сын, заведующий фермой Джемал. Старший сын Ило к этому времени уже отделился и жил по соседству, младший – Мишико был в армии. Работа у меня не ладилась, я весь день просидел впустую, и настроение было подавленное. Дядя Георгий это сразу заметил. Он проработал с самого рассвета на рубке леса, и глаза у него смыкались от усталости. Покосился на меня и попросил Аничку, чтобы она принесла сливовой водки. «Выпей, – сказал он мне, – со мной вместе. За нашу работу! Как она у тебя продвигается?» Я мрачно ответил, что дела плохи. Дядя Георгий задумался, покачал головой и ласково, с укором произнес: «Мне уже за шестьдесят, посмотри, какие у меня руки от работы. Всю жизнь с самого детства я тружусь и все еще не смог добиться того, что хотел. Но духом я не падаю. А ты один день посидел, не получилось – и уже нос повесил. Давай чокнемся, за твою завтрашнюю удачу». На другой день работа моя сдвинулась с мертвой точки». Этот эпизод полностью вошел в рассказ «Живой родник».
Кортанети был для М. Лохвицкого «живым родником», местом духовного очищения, своего рода Меккой. «Только в Кортанети на меня, как говорили древние, нисходит мир и покой. Наверное, у каждого человека, у каждого писателя есть свой живой родник, свое Кортанети, наиболее близкий ему уголок Земли, стоя на котором, он лучше видит то, что выражает душу народа».
Инна БЕЗИРГАНОВА |
|
