|
ЗДЕСЬ УЧИЛИСЬ ПРЕКРАСНОМУ |
|
В XIX в. в Тифлисе активно развивался художественный рынок. Предпосылок этому процессу было несколько: появление городской буржуазии, рост национального самосознания и общего культурного уровня населения, приезд русских и европейских художников и создание частных художественных школ, введение предмета «рисование» в учебных заведениях.
Параллельно развивалась торговля произведениями искусства. Она была сосредоточена в руках частных лиц, самих художников и владельцев различных магазинов. В 1884 г. в Тифлисе насчитывалось 16 картинных магазинов, а в 1906 г. – уже 30. И это – не считая книжных и табачных лавок, также торговавших изобразительной продукцией.
В собственной мастерской по ул. Михайловской №47 продавал свои работы художник Михаил Савенков, недалеко от него – Варфоломей Джебеян. Продавали произведения искусства и Михаил Цагарели, И. Лоладзе, купец 2-ой гильдии Тарасов, надворный советник В.К. Минаев и др. Эта торговля способствовала демократизации произведений искусства в Тифлисе, их «внедрению» в массы.
Большую роль в развитии художественного рынка сыграли художественные школы, студии и курсы рисования, особенно в последней четверти XIX в. Придерживались в основном программы классов рисования Кавказского Общества поощрения изящных искусств (КОПИИ, открытый при содействии наместника на Кавказе), но зачастую педагог частной школы обучал по собственной системе и методике.
Важно отметить, что в Грузии и в прежние времена функционировали церковно-монастырские школы, где преподавали живопись и каллиграфию. Знаменательно, что рисование было обязательным предметом для юношества духовного и дворянского звания. Временем зарождения грузинской станковой живописи принято считать вторую половину XVIII в. Но живописью занимались и в XVII в. Тому примером – художница Родия Микеладзе. Сведения о ней имеются в мемуарах театинского миссионера и художника из Италии Кристофора де Кастелли (1597-1659). В Грузии он находился с 1623 г. по 1654 г. в одном из его альбомов дан авторский рисунок, на котором изображена Микеладзе: она стоит с палитрой в левой руке и кистью в правой. На другом рисунке Кастелли изображена еще одна художница (имя ее не указано), стоящая с палитрой в левой руке и кистью в правой. Несомненно, обе модели принадлежали к кругам высшей грузинской знати, а рисованию и живописи учились у Кастелли.
Известно, что он и его соратники занимались в Грузии не только пропагандой католической веры, но также обучали ремеслам, наукам и искусству живописи. В 1670-х гг. миссионеры-театинцы открыли в Тифлисе школу, где учащиеся знакомились с образцами итальянского искусства (иконы, гравюры, станковая живопись), привезенными из Италии. Неизвестно, какой степенью мастерства обладали учителя, но, судя по рисункам самого Кастелли, он был прекрасным рисовальщиком с профессиональным уровнем подготовки и тонким вкусом.
Рисованию учили и детей царского двора. Царевич Иоанэ (1768-1830), сын последнего грузинского царя Георгия XII, один из любимых внуков Ираклия II, был известен не только как доблестный воин, поэт, писатель и переводчик, но и как художник, прекрасно разбиравшийся в искусстве. Царевич с детства рисовал. Предполагаю с большой долей уверенности, что наставником его был художник Осип (Иосиф, 17?-1830) Геттинг. Лютеранин из Пруссии, он приехал в Грузию из Петербурга в 1784 г. по просьбе царя Ираклия II и воспитывал царских внуков. Всесторонне образованный человек, он профессионально занимался живописью. В Грузии он писал портреты царя и царевичей.
В 1801 г. царевич Иоанэ был выслан в Россию, но и здесь он интенсивно занимался теорией и практикой искусства. Известна созданная им аллегорическая картина «Грузия», преподнесенная автором императору Александру I. Одну из глав своей знаменитой книги «Калмасоба» («Хождение по сбору»), Иоанэ посвятил искусству живописи и краскам. В книге Иоанэ упоминает Геттинга как «прусского ученого». В 1804 г. царевич перевел на грузинский язык учебник ректора Нюрнбергской академии художеств Даниила Прейслера (1666-1737) «Основательные правила или краткое руководство к рисовальному художеству», добавив к нему свою рисовальную азбуку (с правилами фресковой живописи). Царевич Иоанэ иллюстрировал рукописи карандашом, тушью, акварелью и черными чернилами. Подписывался он так: «Нарисовал царевич Иоанэ».
В 1802 г. статский советник П.И. Коваленский способствовал открытию Благородного училища для местной молодежи, где в числе других предметов преподавали и рисование. В 1803 г. главноуправляющий Грузией П.Д. Цицианов (Цицишвили, 1754-1806) представил проект нового училища взамен прежнего. В 1826 г. цициановское училище было преобразовано в гимназию. Здесь функционировал прекрасный рисовальный зал и скульптурно-рисовальный класс, где стояли станки для рисования, а на стенах висели картины и гравюры с работ классических художников.
Долгий и тяжелый путь ученичества проходили и в Тифлисском амкаре (гильдии) живописцев в XVII-XIX вв. Амкар выдавал аттестат на звание живописных (или малярных) дел мастера, достигшему высокой квалификации и безупречной профессиональной репутации. В архивных делах Тифлисской ремесленной управы хранится аттестат 1878 г. следующего содержания: «Дан сей аттестат из Тифлисской ремесленной управы проживающему в Тифлисе французскому подданному гор. Марселя Жозефу Жуену в том, что в надлежащем испытании его экспертами оказался совершенно достойным в искусстве сделанных работ, а потому он, Жозеф Жуен, может носить звание мастера с правом открыть мастерскую».
Яркой и разнообразной предстает перед нами картина художественной жизни XVIII-XIX вв. в Грузии, главным образом, в Тифлисе. С одной стороны, деятельность придворных художников и иконописцев. С другой – творчество местных и приезжих художников, надеющихся на высокий спрос на их искусство. Приезжие художники занимались творчеством, а также преподавали рисование в своих мастерских, а также в гимназиях и в рисовальной школе при КОПИИ, действовавшего с 1873 г. до 1921 г.
Детей и любителей искусства учили не только рисованию, но прививали им вкус к изящному и прекрасному.
В течение многих десятилетий Тифлис оставался центром культурной жизни Закавказья. Местные и приезжие художники работали в условиях непременного соблюдения благопристойности и патриархального быта. Удельный вес живописного искусства был достаточно велик, но художники давали объявления в газетах о принятии заказов на исполнение тех или иных работ. Местная элита предпочитала работы приезжих художников, вольных мастеров, привносивших свои эстетические нормы.
В череде имен художников, работавших в Грузии, особо стоит отметить имя Николая Васильевича Склифосовского (1870-1935), тесно связанное с историей развития художественного образования. Почти всю свою жизнь и творческую энергию он посвятил делу художественного воспитания молодежи. Н. Склифосовский преподавал в тифлисских гимназиях и в школе КОПИИ, на собственные средства создал первую художественную школу в Батуми, а затем Курсы рисования и живописи в Тифлисе (с 1911 г.). Он обучал рисованию и лепке, передавая детям свои знания и опыт, развивая их воображение, способности к передаче впечатлений. Педагог от бога, но также и «импрессарио» своих учеников, он постоянно организовывал выставки работ своих учеников, вплоть до выставки в Дрездене в 1912 г., приуроченной к IV Международному конгрессу по вопросам обучения рисованию и прикладному искусству.
Курсы рисования и живописи были явлением массовым и доступным: учеба была доступна всем, без возрастных или социальных ограничений. На Курсах Склифосовского учились Елена Ахвледиани, Сигизмунд Валишевский, Серго Кобуладзе, Вано Ходжабегов, Аполлон Кутателадзе, Александр Бажбеук-Меликов, Кирилл Зданевич и другие ярчайшие представители грузинской художественной культуры.
По воспоминаниям Народного художника Грузинской ССР Серго Кобуладзе, записанным мной в 1970-х годах, Н. Склифосовский был строг как в вопросах дисциплины, так и в оценке работ своих учеников.
В художественной студии Рихарда Зоммера (1866-1939) в Тифлисе учился Ладо Гудиашвили. В рисовальной школе Константина Кепнера (?-?) учился Гиго Габашвили. В 1880-х годах частным преподаванием занимался художник и иконописец Людвиг Лонго (1831-1914). В Тифлисе его назвали «маэстро живописи». График и карикатурист Оскар Шмерлинг (1863-1938) учился в Санкт-Петербурге и Мюнхене. Вернувшись на родину в Грузию, он много и плодотворно работал, преподавал в Закавказском Девичьем институте, а в 1902-1916 гг. был директором школы живописи и скульптуры при КОПИИ. Позже стал профессором первой в истории Грузии Академии художеств. Учениками О. Шмерлинга были Давид Гвелесиани, Кетеван Магалашвили, Георгий Сесиашвили…
Петр Колчин (1838-после1895) был живописцем, мастером портретной живописи, графиком, фотографом. В Тифлисе он жил с середины 1860-х годов. Преподавал в реальном училище и в классах, организованных им самим в 1889-1894 гг.
Живописец и график Арутюн Шамшинов (1856-1914) учился в Тифлисе и Санкт-Петербурге, преподавал рисование в гимназиях, имел собственную студию, а в 1880-х гг. обучал рисованию и живописи в школе КОПИИ, где были организованы классы для занятий с натуры и для любителей. А. Шамшинов – автор учебника «Элементарный курс рисования и перспективы» (1904 г.).
Необходимо отметить попытку художника Григория Гагарина (1810-1893) создать художественную школу в Тифлисе. Он составил проект начальной школы и программу обучения. В состав преподавателей должны были войти художники Карл Жидковский, Василий Бережной, Федор Байков и Стефанос Нерсесян. Власти отвергли проект, ссылаясь на его дороговизну.
Упомяну и грузинского художника Георгия Маисурадзе (1817-1885). Он учился у некоего местного художника. До своего отъезда в Санкт-Петербург в 1837 г. освобожденный Александром Чавчавадзе от крепостной зависимости Г. Маисурадзе обучал рисованию внуков А. Чавчавадзе (детей Екатерины Чавчавадзе) в имении Горда.
Создание школ, студий и курсов – прогрессивное явление в художественной жизни Грузии. Конечно, не все ученики становились впоследствии художниками, но они усвоили творческий подход в любой профессии. Здесь преподаватели формировали творческие личности, знакомили молодежь с основами и навыками профессионального искусства, прививали чувство прекрасного, открывали новые горизонты знания.
Ирина ДЗУЦОВА |
|
В ВАШИНГТОНЕ СОЗДАНА РУССКАЯ УСАДЬБА |
|
Вчера вечером в «Театрале» раздался звонок из США, и мы услышали хорошо знакомый голос. Звонил создатель и руководитель Театра русской классики в Вашингтоне Борис Казинец, лауреат премии «Звезда Театрала» в номинации «Лучший русский театр за рубежом». «Сообщаю, как и обещал, – произнес он энергично с неизменной улыбкой в голосе, – стройку закончил. Усадьба готова!»
Месяц назад «Театрал» рассказал о необычном увлечении народного артиста Грузии Бориса Михайловича Казинца, уже не одно десятилетие живущего в Америке. В юные годы будущий мастер сцены пристрастился к резьбе по дереву. Но затем времени на это увлечение практически не осталось, и бесконечно занятый актер о своем хобби позабыл. Лишь переезд в США вынудил вспомнить все прежние навыки, так как семье нужно было выживать. Тут-то и пригодился опыт юности. К тому времени уже народный артист Грузии приобрел недорогой инструмент, нашел соответствующий материал, и стал мастерить из дерева макеты русских изб, мельниц и храмов.
Его искусные, красочные и необычайно живописные творения вызвали вдруг искренний интерес у ценителей русской старины. И деревянные избы Казинца стали приобретать для коллекций, подарков и музейных экспозиций. Появились они и в магазинах Трампцентра и Рокфеллерцентра. Деньги это приносило совсем не те, что дает продажа настоящих изб, но каждый доллар для семьи был важен, потому что в свободное от ежедневного труда время Борис Казинец создавал со своими единомышленниками Русский театр, о котором здесь, в Америке, мечтал с первого дня приезда. Мечтал вместе со своей женой, неизменным другом и творческим партнером Светланой.
Пока Борис Михайлович мастерил избы, Светлана лепила пельмени на заказ от местной синагоги, а если заказ был слишком большим, то, отложив свои инструменты, ей помогал лепить и народный артист. Благодаря этим нелегким заработкам удавалось не только сводить концы с концами, оплачивая жилье и питание, но и арендовать помещения для театра, создавать спектакли и выпускать первые премьеры. Поэтому можно без особого преувеличения сказать, что Театр русской классики в Вашингтоне Борис и Светлана вырезали и слепили собственными руками. И со временем не раз вспоминали о том, как все это зарождалось, и сколько требовало сил.
Начало всемирной пандемии обрушило все творческие планы Театра Бориса Казинца. На 26-27 июня он готовил премьеру нового поэтического моноспектакля по произведениям Пушкина и Лермонтова. Названием спектакля стала известная пушкинская строка «...И влюблюсь до ноября». Действо должно было разворачиваться в формате поэтического поединка двух гениев под музыку Чайковского и Штрауса. Привезти этот спектакль Борис Михайлович планировал и в Тбилиси, где очень хотел в октябре отметить свое 90-летие. Но коронавирус всех изолировал и все изменил.
Оказавшись в карантинных условиях деятельный Борис Михайлович снова вспомнил о своем хобби, разыскал давно заброшенный инструмент, и занялся строительством русской усадьбы под названием «Светобор». Строил не по памяти, а сверяясь с любимым двухтомником «Русское деревянное зодчество». Возводил вдохновенно и радостно, посвящая усадьбу любимой Светлане, с которой прожили вместе почти пятьдесят лет, но своего дома построить как-то не смог. Домом для них всю жизнь оставался родной театр.
И вот вчера Борис Михайлович, как и обещал, позвонил мне, чтобы с необычайным воодушевлением в голосе произнести эту фразу: «Усадьба готова!». Он тут же выслал мне на почту фотографии, чтобы радость его была наглядной. И я, не скрывая восхищения, признал, что усадьба действительно удалась. Теперь это будет одним из самых красивых, изящных строений Вашингтона.
Но чтобы оно уж совсем не оставалось безвестным, мастер решил использовать свое творение в качестве настольной декорации в премьерном спектакле «...И влюблюсь до ноября». Теперь поэтические строки русских гениев Александра Пушкина и Михаила Лермонтова будут звучать над куполами храма русской усадьбы в столице США. Осталось лишь дождаться отмены карантинов. Но Борис Казинец не ждёт, он репетирует, он творит. И он мечтает привезти свои творения в Тбилиси и Москву, по которым скучает, несмотря на свою русскую усадьбу в Вашингтоне.
«Театрал», 18.06.2020
ВАЛЕРИЙ ЯКОВ |
|
|
ПРО РЕКЛАМУ И НАГЛЯДНУЮ АГИТАЦИЮ |
|
НЕВЫДУМАННЫЕ ЛЕГЕНДЫ
В Советском Союзе о билбордах и баннерах с пиаром и промоушеном ничего не знали. То есть они были, но звались рекламными щитами. На которых была еще и наглядная агитация, а именно – свежие мысли о том, что Ленин с нами, партия – наш рулевой, экономика должна быть экономной, профсоюзы – школа коммунизма и т.д. и т.п. Подобные «неоспоримые истины» красовались также на фасадах и крышах зданий, став обязательной частью оформления каждого города страны. И лишь Тбилиси встречал своих гостей лозунгом, от которого сладко замирали и глотали слюну при выходе с вокзала все, приехавшие в грузинскую столицу поездом. Потому что десятки лет парило над Вокзальной площадью, а ночью светилось неоновыми буквами утверждение, не подвергающееся в народных массах сомнению: «Пиво полезно и питательно!» И никаких тебе школ коммунизма.
Свой вклад во всесоюзные лозунги Грузия внесла и в первой половине 1960-х годов – уже отдельными рекламными щитами на выезде из Тбилиси по Военно-Грузинской дороге. Примерно на полдороге к Мцхета красовался любимый лозунг Никиты Хрущева: «Догоним и перегоним Америку!». Вообще-то советский руководитель уточнял этот дерзкий призыв: «по производству мяса, молока и яиц!». Однако на плакатах стали ставить сообщение о том, что «Америка находится на краю пропасти», и стремление перегнать ее в этой ситуации стало выглядеть весьма сомнительным. Но республиканская Госавтоинспекция органически развила эту животрепещущую тему, через пару сотен метров после хрущевского призыва разместив суровое предупреждение: «Не уверен – не обгоняй!»
Многие годы радовал своей непосредственностью размещаемый повсюду призыв: «Летайте самолетами Аэрофлота!» Как будто у кого-нибудь была возможность пользоваться альтернативными услугами «Люфтганзы» или «Эр-Франс»… Столь же безыскусно-непосредственны были и, так сказать, ведомственные призывы, кое-где оставшиеся еще с 1940-х. Так, на задворках ПВРЗ (Паровозо-ремонтного завода) ветшал плакат с указанием истинного места слабого пола: «Женщина, на паровоз!». А в глухих коридорах некоторых периферийных поликлиник сохранились старые призывы типа «Наши дети не должны болеть поносами!» (только наши, а остальные, значит, пусть обкакаются?)
Были еще и замечательные призывы, которые помнят, пожалуй, только сололакские старожилы. Это сейчас на улице Чайковского в нескольких десятках метров от Госканцелярии высятся медленно разбираемые остатки уродливого остова постройки, заложенной еще в 1980-х. А в середине прошлого века здесь была огромная территория тбилисской пожарной команды N1. Она венчалась дореволюционной каланчой и обрамлялась увешанными бельем балконами, по которым носилось не одно поколение детей профессиональных пожарных. И висели вдоль этих балконов гигантские чудо-транспаранты. Причем посвящены они были не повышению огнеборческого мастерства, а укреплению дисциплины.
Три из них были взяты из сборника 1945 года «Военные пословицы русского народа». «Изящно» зарифмованные, они вызывали желание немедленно и добровольно отправиться строевым шагом на гауптвахту: «Ленивому бойцу погоны не к лицу!», «Служи по уставу – завоюешь честь и славу!», «Сумел провиниться – сумей и повиниться!». Четвертый лозунг – в прозе – заставлял задуматься о причастности к пожарному делу одного прославившегося в литературе врача: «В человеке все должно быть прекрасно! А.Чехов». На фоне этих философско-бравых призывов пожарные или разгоняли футболом сон, или мыли после схваток с пламенем свои замечательные красные машины. А все прохожие, поднимающиеся к станции фуникулера, с большим интересом знакомились с интеллектуальными деталями их быта.
Совмещение с действительностью наглядной агитации, призванной показать величие Ленина, чуть не довело до инфаркта директора Фотохроники информационного агентства Грузинформ. Произошло это во время третьего и последнего визита в Тбилиси престарелого генсека Брежнева Л.И. – на 60-летие советской власти в Грузии в 1981 году. Круглосуточно дежурившим по этому поводу в редакции корреспондентам далеко за полночь было видение: из лифта с остекленевшими глазами вылетел почтенный фоторуководитель и, пытаясь изобразить руками размеры чего-то, с юношеской прытью пролетел в лабораторию. Как заведенный, повторяя странную фразу: «Амхела Ленини – амхела Брежневи… Амхела Брежневи – амхела Ленини… Вай!» («Вот такой Ленин – вот такой Брежнев... Вот такой Брежнев – вот такой Ленин…»)
Подоспевшие за ним рядовые фоторепортеры посоветовали обалдевшим дежурным не «скорую» вызывать, а отыскать… несколько ножниц. А все дело в том, что центр торжеств был на площади перед Дворцом спорта. И декорации напротив крытой арены создали небывалые. Угловой хлебный магазин за пару ночей превратился в медпункт с последними достижениями реанимационной науки (для Леонида Ильича, на всякий случай). А перед ним поднялась правительственная трибуна с персональным лифтом (для него же), увенчанная гигантской головой Владимира Ильича. Если вспомнить картинки о схватке пушкинского Руслана со злобной Головой, то Ленин возвышался над трибуной в несколько раз выше, чем сказочное чудище над своим противником.
А из Центрального Комитета ночью поступила команда: на снимке должны быть отчетливо видны и еле живой Ильич с окружением, и вечно живой Ильич над ними. Вся, как теперь говорят, фишка была в том, что партийные боссы выглядели пятнышками под Лениным, а если их изображение увеличить, то из поля зрения исчезал вечно живой. Сейчас бы вопрос решился парой операций на компьютере, но почти 40 лет назад нынешняя техника фотографам и не снилась. Поэтому асы «пентаксов» и «никонов», напоив валерьянкой своего начальника, вооружились ножницами, отпечатали с десяток снимков различных масштабов и принялись кроить из них фотомонтаж. В ужасной спешке, потому что чудо-фотографию ждали в газетных типографиях, боявшихся не успеть отпечатать тиражи. Успели вовремя. Наутро из ЦК даже «спасибо» не сказали, а шефу фоторепортеров все это обошлось сердечным приступом.
Впрочем, подобные декорации и немало веселили почтенную тбилисскую публику. Одно из первомайских торжеств в конце 1970-х годов решили украсить оригинальными портретами членов Политбюро ЦК КПСС на Доме правительства (ныне – здание Парламента). Их нанесли на гигантские, вертикально установленные жалюзи. И когда пластины вращались, один портрет сменялся другим. Нечто подобное сейчас используется в рекламных щитах вдоль футбольного поля.
На многочисленных репетициях все шло великолепно, но хитрый механизм все-таки заклинило, причем в момент наибольшего сбора благодарных зрителей. В самый разгар праздничного действа картинки, повернувшись не полностью, застыли. И восхищенные колонны демонстрантов даже начали притормаживать перед трибуной, чтобы сполна наглядеться на портреты, достойные сюрреализма Дали, – половина лица маршала Устинова принадлежала казахстанскому руководителю Кунаеву, а худой идеолог Суслов оригинально разбавлялся плотным украинцем Щербицким…
Так что в любой нелепости, сляпанной с самыми серьезными намерениями, всегда можно найти что-то не только спорное, но и веселящее. Неоспорима только истина о том, что пиво полезно и питательно.
Владимир ГОЛОВИН |
|
ЛЕВ БАЯХЧЕВ – ТВОРЯЩИЙ С ЛЮБОВЬЮ |
|
Детство и юность замечательного грузинского художника Льва Баяхчева пришлись на тревожные 1930-1940-е годы, но проходили они в сохранявшем, вопреки всем невзгодам, жизнерадостность, дружелюбие и некоторую патриархальность городе Тбилиси, который до 1936 года назывался Тифлисом. В старом районе, где рос маленький Лева, в окруженных резными балконами и верандами тифлисских двориках вся жизнь проходила на виду и с живейшим участием многочисленных соседей.
Кто-то шил на старенькой зингеровской машинке, кто-то мыл у общего дворового крана овощи, фрукты или шерсть, мужчины играли в нарды, бегали дети и где-то звучал патефон... Время от времени во двор заходили бродячие музыканты, артисты и певцы, а самым радостным и волнующим событием становились свадьбы. В этом многонациональном и разноязычном сообществе свадьбы праздновались в соответствии с грузинскими, армянскими, еврейскими или курдскими традициями с особым размахом и колоритом. Неизменным было в них одно – всех детей щедро угощали сластями. Одаренный обостренным художественным восприятием маленький Лева жадно впитывал впечатления от окружающего его многоцветного, шумного, яркого и доброго мира. Тбилиси исподволь формировал из мальчика художника, а впоследствии художник Лев Баяхчев и сам стал неотъемлемой, запоминающейся, колоритной фигурой своего родного города и одним из лидеров его художественной богемы...
Лев Баяхчев принадлежал к тому поколению художников, которое получило название «шестидесятников». Это была плеяда творческой молодежи, в основном выпускников Тбилисской Академии художеств, которая начала свою деятельность в период так называемой «хрущевской оттепели». Преодоление методов соцреализма, поиски новых форм и цветовых соотношений в искусстве были основной целью «шестидесятников». Дипломная работа Льва Баяхчева – масштабный триптих «Маяковский», стал манифестом новых идей. Произведение было исполнено в бывшем в те годы популярным «суровом стиле». В 1960-х – начале 1970 -х годов в этом же стиле были исполнены и некоторые другие тематические работы Баяхчева: «Шахтеры», «Возвращение героя» и др.
Через некоторое время художник почувствовал себя стесненным рамками этого стиля и стал создавать произведения в более свободной, отражающей его индивидуальность творческой манере. Излюбленными жанрами художника становятся портрет, пейзаж и натюрморт. Во всех произведениях любого из этих жанров снова и снова звучит тема Тбилиси, тема романтической любви и преданности художника его улочкам и его жителям. Старые, покосившиеся дома на полотнах художника – это живые существа со своей историей, своей жизнью. Несмотря на то, что на пейзажах с изображением этих узеньких переулков и тупичков мы редко увидим людей, они не оставляют впечатления безлюдности или запустения. За окнами домов, за балюстрадами балконов, за подъездными дверями угадывается уют семейного очага и кажется, что можно услышать смех детей и ласковые слова женщин... Лев Баяхчев изображал городские пейзажи во все времена года и суток. Ночью свет фонарей выхватывает детали архитектуры, углубляет тени и придает ощущение таинственности и некоторого драматизма самому обычному переулку; утро – это разлитый по всему полотну свет нового дня и радостное ожидание встречи... Так же, как и улицы одушевлены и предметы на натюрмортах Баяхчева. Обычная бутылка, глиняный кувшин, свеча и даже остов недоеденной рыбы из обыденных предметов под кистью мастера превращаются в раритеты и сокровища. Краски переливаются, спорят между собой контрасты – оранжевый на синем, красный на черном и зеленом... Иногда это традиционные, но смелые сочетания теплых и холодных тонов, а иногда – поиск новых цветовых соотношений, где холодный цвет соседствует с холодным... и тогда на голубой ткани («Клоун») мы видим синие тени и холодный красный гармонирует с фиолетовым. Художник кладет на полотно краску плотными пастозными и динамичными мазками. Произведение кажется составленным из калейдоскопичной и вибрирующей мозаики, которая чудесным образом складывается в гармоничное целое.
Постоянный поиск новых путей в искусстве и новых форм самовыражения привели Льва Баяхчева к созданию коллажей и абстрактных композиций. Коллажи строятся, как рельефы. Пластическая форма выступает над фоном, стремится выйти из плоскости в пространство. Неудивительно, что такие пространственные эксперименты художника в итоге вылились в создание им круглой скульптуры. Но тем не менее самым приоритетным видом искусства, к которому мастер обращался опять и опять, была живопись, а одним из самых любимых жанров – портрет. Лев Баяхчев изображал своих современниц, но наряжал их иногда в средневековые костюмы, как будто говоря нам о том, что женская красота вечна. Лица его моделей выражают напряженный внутренний мир, взгляд часто тревожный и задающий немые вопросы. Художник пытается разгадать этот взгляд, эту невысказанную мысль. Возможно поэтому он по нескольку раз изображает одно и то же лицо. Целая галерея женских портретов, изображенных Львом Баяхчевым показывает, как сложен и неоднозначен был для художника поиск глубин человеческой души. Раз за разом он пытается понять сидящую перед ним модель, вкладывает в процесс создания портрета всего себя и через облик портретируемого раскрывает и свою личность, свое эго. В записках об искусстве Л. Баяхчев писал: «Еще в те годы, когда я еще вообще не рисовал, знакомство с каждым человеком было для меня целым событием. Я видел в каждом человеке, с которым познакомился, героя из греческой мифологии или героя Данте, Шекспира... И так живо видел этот образ, что мог его в буквальном смысле этого слова ощущать». Вот эти ранние ощущения и пришедшее с годами понимание людей и явлений сделало Баяхчева большим художником. Он создал портреты не только людей – все его произведения можно назвать портретами – «портреты» домов и улиц, «портреты» деревьев и предметов. Неподдельный интерес и любовь Баяхчева вдохнули жизнь и душу во все, что он изображал.
«В своих произведениях я передаю красоту так, как я ее понимаю и чувствую», – писал Лев Баяхчев. Его краткие, но очень емкие по содержанию записи об изобразительном искусстве, музыке, литературе, о его видении прошлого и настоящего показывают человека широкой души и обширного образования. Основной, или точнее сказать, единственной и постоянной темой и лейтмотивом творчества Льва Баяхчева была любовь – любовь к красоте окружающего мира. Художник обладал редкой способностью видеть ее во всем: в цветах и деревьях, в старых домах и их жителях, в лицах женщин и в образах печальных клоунов... Эта неподдельная, живая, искренняя и преданная любовь делают произведения Льва Баяхчева узнаваемыми, запоминающимися и вызывают ответную любовь и заинтересованность зрителя.
Марина МЕДЗМАРИАШВИЛИ |
|
