click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Сложнее всего начать действовать, все остальное зависит только от упорства.  Амелия Эрхарт

Ностальгия

ДОМ, ГДЕ СОГРЕВАЛИСЬ СЕРДЦА

https://i.imgur.com/IibI2BB.jpg

У одного из красивейших строений на тбилисском проспекте Руставели в этом году юбилей. Зданию, которое многим поколениям горожан знакомо как Дом офицеров, исполняется 105 лет. И с ним самим, и с тем, что было на его месте, связано немало интересных, в чем-то даже знаковых для грузинской столицы событий.
Для начала придем сюда весной 1888 года вместе с известным тифлисским музыковедом, пианистом и публицистом Василием Коргановым. И он сообщит, что здесь готовятся к большому любительскому концерту: «К концерту предстояло две или три репетиции в зале нового «Кружка», в доме, завещанном городу Тифлису старухой Шиоевой, на углу Головинского проспекта и Давидовской улицы».
Речь идет об артистическо-музыкальном кружке, который многие называли просто «Тифлисский кружок». Он перебрался на угол нынешних проспекта Руставели и улицы Бесики из дома своего создателя, знаменитого промышленника-мецената Исая Питоева в Сололаки. И получил специально для него переделанные помещения. Вновь слово – Корганову: «В праздничный день, утром, в зале Кружка начали мы репетировать. Пришел Чайковский». Но не только пребыванием великого композитора гордился этот дом.
В 1871-м здесь прошла большая выставка полотен Василия Верещагина. Знаменитый художник-баталист в 1860-х годах неоднократно бывал в Тифлисе, писал этюды, давал уроки рисования в высокопоставленных семьях и в нескольких учебных заведениях. И потом, именно в зале дома, принадлежавшего последней представительнице династии Шиоевых, представил свои картины. А еще в этом доме работал самый, пожалуй, необычный в мире дантист.
В №89 газеты «Кавказ» за 12 ноября 1859 года можно прочесть: «Прибывший из Лондона зубной врач Э. ВЕСТЛИ предлагает свои услуги почтеннейшей тифлисской публике, во всем, что касается зубных операций по новейшим английским и американским методам, как-то: вставление искусственных зубов, не уступающих прочностию и красотою эмали лучшим натуральным, пломбировка и вырывание испорченных зубов, очищение их от виннаго камня и т. п. Жительство имеет на Головинском проспекте в доме Богданова, при фотографическом заведении Окуловскаго».
Со временем Эдуард Вестли перебирается в дом Шиоевых, живет и работает там вплоть до 1883 года, пока не уезжает в Санкт-Петербург. Но уже не дантистом, а… фотографом. Оказалось, что тифлисцы гораздо охотней идут к треноге фотоаппарата с магниевой вспышкой, чем к зубоврачебному креслу. Что, признаем, случается и поныне. А на берегах Невы мистер Вестли, уже в ранге «фотографа Его Императорского Высочества Наместника Кавказского в Тифлисе» открывает фотомастерскую в доме 14 по Невскому проспекту. Основывает династию фотографов, становится популярен, снимает, в частности маленького Сашу Блока… Вот какие метаморфозы происходили в здании на углу Головинского и Давидовской!
А в 1916 году на этом месте появляется новое, внушительное, в стиле неоклассицизма здание «Кружка». Потом оно приняло Офицерское собрание. Его проектирует выпускник Рижского политехнического института Давид Числиев. С 1910-го до начала 1930-х он работает в Тифлисе на разных должностях, в том числе – главного архитектора города и заместителя директора Тифлисского комитета госсооружений. Он – один из создателей в столице Грузии литературно-художественного журнала «ARS».
Коренным тбилисцам хорошо знакомы и такие его творения, как здание «Зари Востока», ныне превращенное в торговый центр и «Трамвайные дома» (жилой комплекс работников Трамвайного парка) в конце теперешнего проспекта Агмашенебели. Работал он и над перепланировкой и реконструкцией Сочи. А в создании нового здания «Кружка» поучаствовал и выдающийся скульптор, ученик Родена, народный художник Грузии Яков Николадзе. Он – автор интерьеров и кариатид, глядящих на проспект с третьего этажа.
Очень скоро это творение Числиева оказывается в центре яркой творческой, богемной и даже эпатажной жизни, захлестнувшей Тифлис после развала Российской империи. По словам английского журналиста Карла Бехофера Робертса, в те годы он увидел в Тифлисе «все, что осталось от русского общества: поэтов и художников из Петрограда и Москвы, философов, теософов, танцоров, певцов, актеров и актрис». Один за другим появляются кафе, студии, подвальчики, в которых собираются представители всевозможных направлений российского авангарда, бежавшие в Грузию от разрухи, от войны.
А в подвале дома Офицерского собрания с 1918 года поселяется театр-студия «Ладья аргонавтов». Там идут пьесы, и устраиваются музыкальные вечера, проходят художественные выставки и диспуты, восхищает публику такая диковина, как американский бар с чернокожим певцом Джимом. И вовсю пускается в эксперименты бунтарская творческая молодежь. Стены студии расписывает авангардист Кирилл Зданевич, литературной частью заведуют знаменитый поэт Серебряного века Сергей Городецкий и поэт-символист Григол Робакидзе, которому помогают соратники по группе «Голубые роги» Тициан Табидзе и Валериан Гаприндашвили. Здесь отстаивают свои взгляды на искусство художники Давид Какабадзе, Ладо Гудиашвили, Зига Валишевский, леваки из радикальных группировок «Синдикат футуристов», «Футурвсеучбище», «41 градус»...
На маленькой сцене здесь с успехом ставят поэму Акакия Церетели «Наставник» и модные у петербургской богемы одноактные пьесы, среди которых – запрещенная цензурой «Два пастуха и нимфа в хижине. Пастораль для маскарада» поэта Серебряного века Михаила Кузмина. Здесь проходят вечера композитора Николая Черепнина и пианиста Льва Пышнова. Первый из них станет директором Тифлисской консерватории, сбежит от большевиков во Францию к балетной труппе Анны Павловой, создаст и возглавит Русскую консерваторию в Париже. А второй – первым из выдающихся европейских пианистов совершит концертный тур в Персию, а в 1938 году станет первым, кто транслировался по телевидению из лондонского Alexandra Palace.
А подробнее об атмосфере в «Ладье аргонавтов» рассказывает в газете «Тифлисский листок» №226 за декабрь 1918 года член литературного объединения «Цех поэтов» Юрий Деген:
«Как приятно, что нашлись, наконец, в Тифлисе энергичные люди, устроившие здесь своего рода петроградскую «Бродячую собаку» или второе издание ее – «Привал комедиантов». «Именно такого учреждения, проникнутого богемным искусством, начиная со сцены и стенной живописи кончая маленькими чашечками, в которых вам подают черный кофе, недоставало многим тифлисцам. Только на этой неделе спустился я впервые по широкой лестнице, затянутой мягким войлоком, в пестрый «трюм» «Ладьи аргонавтов» и, кажется, попал на один из наиболее интересных вечеров, устроенных в нем… Невольно приходится удивляться, насколько шагнул вперед в отношении художественного развития Тифлис. Весь этот вечер, не будь некоторой некультурности публики, позволявшей себе разговаривать во время действия, производил впечатление вполне столичное, как в смысле качества произведений, шедших на сцене, превосходных декораций Кирилла Зданевича и подбора исполнителей, так и в смысле общего настроения, царившего весь вечер в «Ладье».
Но к концу своего двухлетнего существования «Ладья аргонавтов» превращается в нечто вроде заурядного кафешантана, и в здание Офицерского собрания молодых людей манит уже «Студия сценического искусства под руководством А.С. Петраковского». Она особенно примечательна тем, что среди ее преподавателей – Николай Евреинов, о котором в энциклопедиях напишут: «Одна из ключевых фигур Серебряного века: теоретик и историк театра, ученый-правовед, режиссер, драматург, искусствовед, музыкант и историк древних цивилизаций, чьи парадоксальные идеи далеко шагнули за хронологические рамки своей эпохи, обозначив вектор развития многих художественных новаций XX века». В общем, везло этому месту на замечательных людей!
А потом в Грузии устанавливается советская власть, и Офицерское собрание превращается в Дом Красной Армии (ДКА). И именно в нем во время Великой Отечественной войны эвакуированный по возрасту в Тбилиси замечательный писатель Викентий Вересаев получает, по его словам, свой лучший гонорар. Со сцены этого дома он часто рассказывал тбилисцам о Пушкине. И на встрече с семьями офицеров одна слушательница протягивает ему кусок шоколада. А потом, выслушав его рассказ «Букет», протягивает еще один: «Это для сердца. Я врач». Писатель берет «гонорар».
А за стенами зрительного зала в то же самое время подметает проспект Руставели 14-летний мальчик Тигран, родившийся во дворе этого дома, в каморке дворника Вартана. С началом войны ушел на фронт его старший брат, умерла мать, и он начинает работать помощником киномеханика здесь же, в ДКА. Еще через год не стало отца, и парень сменяет его с метлой, а зимой – со скребком и лопатой. Через 20 лет уроженец столь примечательного места Тигран Петросян станет девятым чемпионом мира по шахматам и вспомнит: «Да, тяжелое было время, военное – и работать приходилось, и учиться, и шахматами заниматься».
После войны и до 1990-х годов Дом офицеров был, говоря официальным языком тех лет, подлинным очагом культуры. Который согревал своим теплом тысячи и тысячи людей, причем не только военных. В нем были очень хорошие, доступные любому библиотека и столовая. Девушки со всего города стремились к опытным портнихам, преподававшим на курсах кройки и шитья, десятки молодых людей перезнакомились здесь в танцевальном кружке.
А какие виртуозы кия блистали здесь на биллиарде! А с каким размахом организовывались новогодние елки для тбилисской детворы! Причем на них с удовольствием ходило и немало молодых папаш. Ведь вокруг елок кружились в хороводах, в мини-шубках и красных сапожках, румяные снегурочки – солистки Окружного ансамбля песни и пляски…
В зрительном зале Дома офицеров происходили события, которые не могли иметь места на больших сценах того времени. Именно здесь Андрей Тарковский представил тбилисцам своего «Сталкера» и отвечал на все вопросы из переполненного зала. Здесь дебютировали в Грузии певицы Елена Камбурова и Жанна Бичевская. Здесь делились своими планами Вениамин Смехов, Леонид Филатов и другие актеры Театра на Таганке, ожидающие возвращения Юрия Любимова из-за границы… В общем, кто-то что-то не досмотрел в высоких начальственных кругах, определяющих, что следует «не пущать».
Та же доля вольнодумства, была и в репертуаре кинотеатра Дома офицеров – одного из пяти на отрезке проспекта от Оперы до нынешней площади Свободы. К радости горожан в нем шли замечательные фильмы, которым в те годы не суждено было попасть на «первый экран». Достаточно вспомнить картину Анджея Вайды «Все на продажу» о судьбе выдающегося польского актера Збигнева Цыбульского. Или французскую «Недостойную старую даму» по Бертольду Брехту. Или «Андрея Рублева» и «Зеркало» того же Тарковского. Или «Фокусника» Петра Тодоровского с блистательным Зиновием Гердтом…
Советский Союз уже перестает существовать, а кинотеатр в этом здании все еще работает. Правда, уже под другим названием – его переименовывают в честь великой актрисы Нато Вачнадзе. И когда это имя латинскими буквами появляется на угловом фасаде под кариатидами – NATO – кое-кто решает, что в начале 1990-х в Тбилиси уже открылось представительство Североатлантического альянса.
Сейчас в этом здании звучит лишь музыка обосновавшегося здесь Грузинского академического ансамбля «Эрисиони». Но скоро прославленный коллектив перейдет в другое, уже подготовленное для него помещение. А дальше? И тут самое время обратить внимание на сообщения информационного агентства NewsTbilisi и информационного портала «Новости-Грузия». Еще 5 февраля 2020 года они известили что «Мэрия Тбилиси планирует начать восстановительные работы двух памятников культурного наследия: это Дворец молодежи близ площади Свободы и так называемый Дом офицеров на проспекте Руставели, на пересечении улиц Табукашвили и Лагидзе».
Дальше – больше. Как сообщил «на заседании городского правительства мэр Тбилиси Каха Каладзе, в ближайшее время мэрия объявит тендер, а сам ремонт займет около двух лет. Каладзе подчеркнул, что здания находятся в аварийном состоянии, а из квартир в Доме офицеров пришлось переселять жильцов». И еще: «Для ремонта Дома офицеров на Руставели выделяется 17 миллионов лари (более 5,9 миллионов долларов). «Там будут сняты поврежденные части и выстроены кирпичные стены с сохранением облика, будет укреплен фундамент и остальные стены», – сказал Каладзе. Также будет благоустроен внутренний двор здания, территорию озеленят, а старые дренажные и канализационные сети заменят».
Дом офицеров на пересечении улиц Табукашвили и Лагидзе? Да еще с выселяемыми жильцами? Благоустройство крохотного дворика? Озеленение территории? Строительство кирпичных стен? Что за бред! – вправе воскликнуть читатель. Но если вчитаться еще раз, поймешь: речь идет о нижней части здания бывшего Кадетского корпуса рядом с Оперой. Мэрия путает его (а журналисты тиражируют эту ошибку) с Домом офицеров на углу Руставели и Бесики.
Так что же будет со зданием-юбиляром, когда его покинет «Эрисиони»? Нынешние его владельцы уже «отличились»: уничтожили остатки фресок «Ладьи аргонавтов». Сейчас будущее этого строения зависит и от мэрии. Которая считает Домом офицеров совсем другой дом. Что ж, поживем – увидим, в каком облике этот памятник архитектуры встретит свой следующий юбилей.


Владимир ГОЛОВИН

 
«КАВКАЗ» ПРЕДО МНОЮ

https://i.imgur.com/Ya7Bfis.jpg

В этом году – юбилей со дня появления газеты, еще раз подтвердившей, что Тифлис в позапрошлом веке был основным центром всего Южного Кавказа. Ровно 175 лет назад, в январе 1846 года, увидела свет газета «Кавказ», которой на многие годы суждено было стать самой популярной в регионе.
Многие пишут о ней как о «первой русской газете на Кавказе». Но это не так. Грузинская столица и до нее издавала газеты на русском языке для жителей всего Закавказья. Первая из них появляется в 1829 году на правительственные деньги по инициативе главноуправляющего гражданской частью в Грузии, Астраханской губернии и Кавказской области, главнокомандующего Отдельным Кавказским корпусом графа Ивана Паскевича-Эриванского. Того самого, чье имя было дано центральной площади Тифлиса, с годами превратившейся просто в Эриванскую. Рассказать об этой газете стоит особо.
Называлась она «Тифлисские ведомости», выпускалась и на грузинском языке. А поскольку это официальный орган администрации, то для наблюдения за ним военный губернатор генерал-лейтенант Николай Сипягин учреждает специальный издательский комитет. Потом газета начинает выходить и на фарси, но когда предлагается делать выпуск на армянском, резолюция Паскевича гласит: «По-армянски выдавать… не стоит надобности, ибо каждый армянин знает непременно на одном из означенных трех языков». Историки считают, что основные причины отказа – слабость технической базы типографии и дополнительные денежные расходы.
Редактором этого официоза назначается Павел Санковский, чиновник для особых поручений при Паскевиче. Казалось бы, совсем по-фамусовски фельдфебеля в Вольтеры дали. Ан нет: Санковский – историк и публицист. Он привлекает к сотрудничеству с газетой ссыльных декабристов, организует званый обед в честь приезда Пушкина в Тифлис и публикует о нем несколько заметок. А Пушкин пишет ему: «Я же обязан вам большой благодарностью за присылку Тифлисских ведомостей – единственной из русских газет, которая имеет свое лицо и в которой встречаются статьи, представляющие действительный, в европейском смысле, интерес». Вот такие бывали чиновники для особых поручений…
Редактор грузиноязычной версии газеты – просветитель, писатель, философ Соломон Додашвили, газеты на фарси – азербайджанский ученый-просветитель, историк, лингвист Аббас-Кули-ага Бакиханов. Помимо обязательных правительственных распоряжений и объявлений в «Тифлисских ведомостях» много исторических и этнографических материалов, различной актуальной статистики, освещается общественно-политическая, экономическая и культурная жизнь кавказских народов. Выходят «Тифлисские ведомости» чуть больше четырех лет, до осени 1833 года.
Вторая по времени правительственная газета Южного Кавказа на русском языке «Закавказский вестник» появляется в 1838-м. Издается она на тех же основаниях, что и официальные печатные органы во всех губерниях Европейской России, называвшиеся «Губернскими ведомостями». Кроме официальной части, состоящей из распоряжений и объявлений властей, сообщений о торгах и подрядах, в газете была и «литературная» часть без официоза. В связи с ней интересно прочесть рапорт выдающегося грузинского историка и общественного деятеля Платона Иоселиани прокурору Грузино-Имеретинской синодальной конторы:
«Его высокопревосходительству, г. главноуправляющему Закавказским краем, Александру Ивановичу Нейтгарту угодно было предложить мне звание редактора по издаваемому здесь в Тифлисе «Закавказскому вестнику». Имея к тому и время, и возможность из видов общей пользы, я согласился на принятие такого предложения… При сем нужным считаю присовокупить, что звание редактора я принимаю частно, не вступая ни в службу по гражданскому ведомству, ни пользуясь мундиром и классом, в котором оно находится. Коллежский асессор Платон Иоселиани».
Став редактором, Иоселиани берет на себя всю неофициальную часть газеты. Он печатает путевые очерки, статьи по географии, этнографии и сельскому хозяйству Закавказья. От открывает раздел «Фельетон», в котором – городские новости и бытовые зарисовки. Он делает библиографические обзоры произведений литературы, изданных в крае. Поначалу он сам был автором большинства материалов неофициальной части, но потом стал привлекать представителей местной интеллигенции, часто выступавших под псевдонимами. В газете пишут также академик-картвелолог Марий Броссе, поэт Яков Полонский, педагог-просветитель Кирилл Яновский, писатель Иван Сливицкий…
Закат «Закавказского вестника», выходившего также на грузинском и азербайджанском языках, начинается с появлением при наместнике Кавказа князе Михаиле Воронцове политической и литературной газеты «Кавказ». Которой суждено стать самой объемной и популярной, авторитетной и долговечной. Она заявлена, как «предназначенная для распространения в крае полезных сведений и современных известий… для ознакомления России с особенностями жизни, нравов и обычаев племен, населяющих Кавказский край».
В конкуренции с этой газетой «Закавказский вестник» постепенно теряет авторов, писавших интересные материалы, соответственно, уменьшается и круг читателей. С 1851 года неофициальные страницы вообще исчезают, потом официальная часть выходит как приложение к «Кавказу». А в 1860-х и она прекращает существование, сливаясь с «Кавказом», который начал издаваться при канцелярии наместника и числился официозом. Но это – особый официоз, в котором немало страниц отдано творческим людям. Судите сами, что эти люди могли дать читателю.
Среди более двух десятков редакторов за 72 года – писатель Осип Константинов, уже упоминавшийся Иван Сливицкий, литератор Евграф Вердеревский, книгой «Кавказские пленницы, или Плен у Шамиля» известивший Россию, как были захвачены горцами княгини Анна Чавчавадзе и Варвара Орбелиани с детьми и слугами. В «Кавказе» он писал статьи о народной поэзии, Тифлисском театре. На посту редактора его сменяют критик, очеркист и этнограф Николай Берзенов (Бердзенишвили), поэт Федот Бобылев, законовед Эдуард Шварц, краевед Евгений Сталинский – он открыл раздел «Кавказская старина» и переведший руставелевского «Витязя». А еще – редакторами были историк, председатель Кавказской археографической комиссии Дмитрий Кобяков, выдающийся грузинский драматург, режиссер и публицист Давид Эристави, историк и литератор Константин Бегичев, автор книги «Пушкин на Кавказе» и «Путеводителя по Тифлису» 1913 года, которым можно пользоваться и сегодня, войдя в Интернет.
А каких людей они привлекают к работе в газете! Как писали критики начала ХХ века, «в ней участвовали все почти представители местной и наезжей интеллигенции». Так, прозаик, драматург и поэт Владимир Соллогуб публикует в «Кавказе» не только стихотворения «Тифлисская ночь» «Дышит город негой ночи…», но и главы неоконченной повести «Иван Васильевич на Кавказе», статьи «Несколько слов о начале кавказской словесности», «Кавказ в восточном вопросе, еще ответ парижским биографам Шамиля», «Письмо редактору «Journal de St.-Petersbourg»…
Поэт Яков Полонский, служащий в канцелярии наместника Кавказа, пишет очерк «Саят-Нова», и газета становится первооткрывательницей поэзии великого тбилисского поэта XVIII века для Российской империи. Востоковед Адольф Берже публикует в «Письмах из Персии» впечатления от двух командировок в Иран, да еще со знанием дела   рецензирует и комментирует работы об этой стране, появляющиеся в «Кавказе». Уже знакомый нам археограф Марий Броссе печатает в переводе выдержки из своего трехтомного труда на французском языке «об археологическом путешествии в Грузию и Армению, предпринятом в 1847-1848 годах».
Грузинский историк и археолог Дмитрий Бакрадзе, ставший впоследствии членом-корреспондентом Санкт-Петербургской Академии наук, делится в «Кавказе» наблюдениями историко-этнографического характера. В частности, об экспедиции в Сванети в 1850-х годах. И впервые опубликованные им в этой газете материалы о церковной архитектуре XI-XVIII веков, о социальной организации, быте населения региона не потеряли значения и сегодня. Интереснейшие очерки, связанные с их научными изысканиями, печатают поэт, переводчик, этнограф, собиратель фольклора Рафаэл Эристави, а также Платон Иоселиани. И, как говорится, и прочая, прочая, прочая.
Как видите, разнообразию тематики материалов, уровню компетентности их авторов можно позавидовать. И еще не надо забывать, что именно в «Кавказе» под рассказом «Макар Чудра» впервые появилось имя «Максим Горький». Конечно, далеко не все в газете было идеально. Заявленная вначале как частная, она вскоре стала издаваться при канцелярии наместника. С 1864 по 1899 годы сдавалась в аренду частным лицам, получавшим субсидии, но потом перешла в полное ведение канцелярии главноначальствующего на Кавказе. Происходит это после того, как в 1896-1899 годах ее редактирует такое частное лицо, как откровенный черносотенец Василий Величко.
«Новый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона» пишет, что газету он «сразу повел в духе боевого национализма и ожесточенного армянофобства». В Тифлисе такое не проходит, тем более в газете, выходящей и на армянском. Черносотенец вынужден был ретироваться в Петербург, а консервативная пресса причитала, что «он слишком близко принял к сердцу кавказские злобы дня, пылко ринулся на их обличения и проиграл в этой борьбе».
Это – единственный случай проявления откровенной реакционности в «Кавказе», хотя, как в официозе, в нем бывало всякое. Но его редакторы старались делать газету, интересную всем. И мы знаем про интересные материалы по истории, культуре, археологии и экономике края, про библиографические обзоры и заметки о соседних пограничных странах. Даже телеграммы и политические новости подавались так, чтобы не выглядеть скучно.
В первый год после Февральской революции «Кавказ» становится официальным органом правительственной власти в регионе – выходит при Особом Закавказском комитете. Когда этот комитет в 1918-м сменяется Закавказским комиссариатом и организуется Закавказский сейм, газета прекращает существование. Пришли иные времена, а она была порождением и лицом совсем другой эпохи. Ну, а сейчас «Кавказ» тоже имеет немалое значение – уже как литературный и исторический памятник.


Владимир ГОЛОВИН

 
Ароматы памяти

https://i.imgur.com/Au13hRY.jpg

О обоняние! Ты сильнейшее из всех чувств! И поистине нет для тебя ни времени, ни пространства. Ты можешь захватить, овладеть и перенести  в давно забытые дни, позволив прочувствовать все так остро близко.
Сажая цветы в своем палисаднике, волей-неволей получаю информацию из окружающего мира: справа соседи жарят шашлыки, слева только что скосили траву, а вдалеке кто-то выгуливает лошадей. И вот оно открытие: грузинское лето пахнет так же, как и российское. Особенно ярко это ощущается, когда мзе (солнце  по-грузински) – раскаленный огненный шар закатывается за горизонт.
И все вокруг начинает дышать, глубоко, жадно, с наслаждением. Ожившая трава пахнет влагой и свежестью, цветущие кустарники – парфюмерией. А шутник-ветер, играя с ароматами окраины Тбилиси, приносит издалека знакомый пахучий букет и забытые воспоминания…
Мне десять лет. Я грустная, недовольная и вырванная, как засидевшаяся репа, из своей привычной среды – городской квартиры. Папа забрал меня на неделю в деревню к бабушке. Мы с ней очень похожи, но мало знакомы, так как приезжаю сюда крайне редко. От этого я чувствую себя неуютно и потерянно. Отец на рыбалке с братом. А я с бабушкой. Она невысокая, но полная, сильная и какая-то неутомимая. Она всегда в движении, а я вынуждена помогать. И мне это не нравится.
Раз уж я здесь, то непременно хочу  валяться на  воздушной сказочной  перине. Хочу сорвать кисейную накидку, разломать конструкцию из взбитых и уложенных друг на друга огромных перьевых подушек, последняя из которых стоит треугольником… И нырнуть лицом в эти самые подушки! Вообще кровать здесь какая-то чудная: голубые железные прутья с облупившейся краской на выступах, кое-где просвечивает ржавчина, а нижняя часть, прямо от матраса прикрыта подзором – такой белой кружевной оборкой. Она свисает почти до пола и стыдливо скрывает все, что припрятала под кроватью хозяйственная бабушка. Скрипящие пружины позволяют и попрыгать, и исчезнуть в перине. Как приятно нежиться на этой невероятной кровати, разглядывая вечных оленей на коврике! На улице жарко, а дома царит прохлада и дышится легко. И как здесь сладко спится! На удивление бабушка за все эти годы так и не поменяла кровать. И она также манит меня.
Когда спадает жара, мы идем с бабушкой на огород, к реке. На душе немного тоскливо от того, что все здесь для меня чужое. Вечерний ветер поднимает сельскую пыль, и она вместе с песком попадает мне в открытые сандалии. Неприятно. Но бабушка быстро идет вперед, а я боюсь отстать и потеряться. Так и иду.
Это большое село называется коротко и емко – Вад. По этому поводу у нас есть семейная история. Моя мама, красавица-студентка, сообщает своим родителям новость, что выходит замуж за сельского парня.
– Так откуда он? Как его село называется? – спрашивает мой дедушка.
– Вад, – смущенно отвечает новоявленная невеста.
И в этот момент ее мама, всепоглощающе добрая, мягкая и веселая, всплескивает руками и удрученно восклицает:
– Тань, да что ж это такое? Все в рай, а мы в ад!?
Оказалось, свое название село получило от речки Вадок. Все просто. Без мистики.
А мы продолжаем идти. Нам встречается стадо коров, бредущих домой с пастбища. От них пахнет невероятно резко, жарко и душно. Это и запах навоза, и парного молока. Необычно, но притягательно, и я не зажимаю своего презрительного носика.  Худой, какой-то скрюченный и черный от солнца пастух лениво и устало плетется сзади. Он не принимает никакого участия в судьбе этих коров. А они с тяжелым мычанием сами расходятся по своим дворам. Удивительно, как это коровы сами знают, куда идти. Эта мысль полностью поглощает меня. И я постоянно оглядываюсь на стадо, и больше ни о чем не могу думать.  
Пробираясь  вдоль узких сельских улочек, окруженных высокой травой с репейником,  мы спускаемся к огородам. Вот он этот запах, что вернул меня сюда! Скошенная трава дурманит голову, а упавшая роса заставляет очнуться от парализующей жары все живое. Я не знаю эти запахи, они новы и в то же время близки мне. Около реки свежо. Мне кажется, что  пахнет тиной. Или водорослями. Бабушка проходит по подмосткам, нагибается, зачерпывает воду большим ведром и, сгибаясь под его тяжестью, медленно идет поливать грядки. Мне становится ее жалко. Начинаю неохотно помогать и неожиданно с головой ухожу в работу. Мы болтаем обо всем. Я узнаю, что изначально эти подмостки у реки сделаны для женщин, полощущих белье в реке.  Всматриваюсь в темную, чуть потревоженную течением гладь реки. Хаотичное и резкое мелькание стрекоз над кувшинками завораживает: я пытаюсь угадать, куда они полетят дальше. Яростно хлопаю комаров на руках, бью так, словно это не мои руки. А все потому, что комариные киллеры кусаются невероятно больно. Управившись с работой, мы – уже почти подружки  – направляемся в обратный путь.
Вдруг совершенно неожиданно меняем маршрут и заходим в гости к родственникам. Там уже вернувшиеся с рыбалки мужчины сидят на кривой лавочке около деревянного дома, облокотившись о круглые, почерневшие от времени бревна. Меня заводят в сени и прямо там дают парного молока в железной кружке, наливая из эмалированного ведра.  Белое, теплое молоко пенится. Я пью с опаской, запах молока чужой и какой-то уж очень… живой. Но вкусно! Особенно с горячим черным хлебом, отломленным специально для меня.
Мужчины на улице курят и смеются: оказывается, мой дядя, тот еще озорник, учит курить козу, тыча ей в удивленную морду «Беломор». А у этой козы какие-то инопланетные глаза: я бы так и не поняла, почему, если бы отец не обратил на это внимание. Зрачки у нее горизонтальные! Почему-то я помню об этом всю жизнь.
И вот мы уже вместе с бабушкой и папой идем домой. Тихо и не спеша. И снова запахи накрывают нас: где-то сжигают траву, откуда-то ветер несет неприятный запах курятника, а рядом с палисадниками – какая-то родная аура от пряной травы и цветов. У порога нас встречает толстая полосатая кошка Манька. После нее все кошки у бабушки были такие же камышовые и с такой же кличкой.
Поздно вечером, сполоснув пыльные ноги в тазике с нагретой в чайнике водой, мы смотрим черно-белый телевизор – одну единственную работающую программу. В кромешной темноте, не включая свет, чтобы не налетели комары, мы смеемся, глядя моноспектакль Аркадия Райкина.  И мне уютно.
Много позже эта самая бабушка Таня, когда-то в детстве казавшаяся мне немного чужой, невероятно помогла мне. Она взяла мою полуторагодовалую дочку Танюшку к себе в Вад и два года воспитывала ее.  Ради меня и моей учебы в институте. Помимо этого она ухаживала за своей 90-летней матерью Марией. А мой дядя, приходя в гости к ним, восклицал с сильным нижегородским говором, налегая на «о»:
– Да у вас тут настоящий женский монастырь! Две Таньки да две Маньки! (Вторая Манька – это кошка).
Сейчас бабушке уже 85, она такая же неутомимая и уравновешенная. Все так же застилает кровать с подзорами, ходит на огород и ведет неторопливую, размеренную жизнь. Только сильно сдала за последние годы. И я тоскую, что далеко от нее…
Запахи, ароматы, всплески сознания…  Грустно ли мне? Немного. Но в то же время рада, что все это было и есть в моей жизни. Как же сладостны порой бывают воспоминания! Они размытыми импрессионистскими картинами вспыхивают все чаще. И только сейчас понимаешь, что тогда, в детстве, ты был свободен по-настоящему и как-то искренне и без оглядки счастлив.  


Юлия ТУЖИЛКИНА

 
ПРО РЭМА И ДЖОКОНДУ

https://i.imgur.com/1bPedQ2.jpg

НЕВЫДУМАННЫЕ ЛЕГЕНДЫ

В конце 1940-х годов «Комсомольская правда» публикует статью мэтра поэзии Павла Антокольского «Рождение поэта» о новых именах на поэтическом небосклоне. Называется в ней и имя студента Тбилисского государственного университета Рэма Давыдова. Однокурсника Булата Окуджава, известного тогда, как говорится, лишь в узком кругу. Среди приведенных Антокольским строк юного Рэма есть и такие:
«Качается плот мой дощатый,
Под ним – ледяная вода.
Холодное слово – «прощайте»,
Еще холодней – «навсегда».
Согласитесь, совсем неплохо… Через много лет заслуженный журналист Грузии Рэм Арменович Давыдов напишет о себе такую шуточную эпитафию: «Ему нетленный жребий уготован: еще при жизни был он заспиртован»… Как известно, в каждой шутке есть доля шутки, Давыдов стал известен среди коллег как крепкий профессионал не только в промышленной тематике, но и в разнокалиберных застольях.
Коренной житель тбилисского Авлабара, он много лет ежедневно ездил в Рустави, сначала – строящийся, потом – уже вовсю дымящий заводскими трубами. А транспортное сообщение между этими городами шесть с лишним десятилетий назад было совсем не такое, как ныне – строителей и рабочих ждали лишь несколько рейсов электричек. И Рэм первой электричкой прибывал в «город ста братьев», где прошел путь от начинающего корреспондента до заместителя редактора главной местной газеты «Социалистический Рустави». Готовность, а главное, умение сидеть за столом в любой компании помогали ему обретать друзей в городе, где все знали всех, развязывать языки и главным инженерам, и подсобным рабочим, когда что-то было нужно для газетной полосы.
Из руставской газеты ее несменяемый зам. редактора уходит в bнформационное агентство Грузинформ при Совете Министров Грузии – филиал всесоюзного ТАСС. Опыт, приобретенный в цехах и на стройплощадках, дает ему должность заведующего промышленно-экономическим отделом. Ну, а любовь к застолью в журналистском мире минусом никогда не считалась... Неконфликтный, готовый выложить последнюю трешку, он становится своим для всех, тем более, что претендентов на его место в отделе непростой тематики нет.
А главное, профессионализм Давыдова делает его незаменимым для председателя Совета Министров республики Зураба Патаридзе – журналист готовит материалы, которые тот использует в своих докладах и статьях. Бывает, что Рэм Арменович получает или исполняет поручения главы правительства в промежутках между застольями, и предстает пред очами Зураба Александровича несколько подшофе. Но никаких нареканий со стороны Патаридзе нет – Рэм в любом состоянии справляется с заданиями. Более того, глава правительства выражает свою благодарность, давая Давыдову доступ к застольям «элиты». Вот и бывало, что патаридзевский лимузин с трудом пробирался по узким авлабарским улочкам и под восторженные взгляды окружающих совминовские охранники с пиететом выгружали из него Рэма, сильно «подуставшего» не где-нибудь, а на правительственном банкете.
Но чаще всего местом смены массивного стола зав. отдела на непритязательный ресторанный столик был подвальчик «Дарьял», прямо напротив возрожденного недавно подвала с лагидзевскими водами и аджарскими хачапури. Сейчас вместо него на углу проспекта Руставели и улицы Митрофана Лагидзе – «Магти клаб». А в 1974-м под потускневшими копиями картин Нико может выпить и закусить любая пара друзей, разжившихся десяткой или даже пятеркой. Так в одно чудесное майское утро и поступают Рэм Давыдов с другом-коллегой, соратником по застольям Гиви Амашукели. Тем более, что в карманах у них чуть побольше десятки, а главное – утро чудесно тем, что дел в редакции никаких.
В начале десятого акулы пера и барракуды телетайпа успевают выпить пару-тройку тостов, закусить и начать разговор о прекрасном. Внешне и манерами держаться они – полные противоположности друг другу. У немногословного, словно проглотившего аршин Гиви - непроницаемое лицо английского джентльмена. Общительный, склонный к полноте Рэм подвижен и оживлен. Кроме грузинформовской жизни и убежденности в том, что истина в вине, их объединяет еще и духовность. Поэтому в ходе содержательной беседы Гиви задумчиво замечает: «А сейчас в Москве «Джоконду» показывают…» «Показывают», – соглашается Рэм. «А почему бы и нам ее не посмотреть?» – развивает свою мысль Гиви. Рэм не видит никаких препятствий.
Речь они ведут о главном в жизни огромной страны событии 1974 года. В СССР гостит «прекрасная флорентийка», которую весь мир зовет попросту «Джоконда» или «Мона Лиза», а полное название, которое дал ей автор Леонардо да Винчи, – «Портрет госпожи Лизы дель Джокондо» («Ritratto di Monna Lisa del Giocondo»). Самый известный за всю историю человечества портрет оказался в Москве проездом «домой», в парижский Лувр из Японии, где его посмотрели 1,5 миллиона человек.
Сегодня уже трудно сказать, как министру культуры СССР Екатерине Фурцевой удалось сделать невозможное: договориться и в Лувре, и в Кремле, чтобы шедевр «задержался» в Советском Союзе на целых два месяца, изыскать огромную страховую сумму в 100 миллионов долларов, изготовить по своему личному заказу специальный пуленепробиваемый футляр, в который картину и поместили в одном из залов Государственного музея изобразительных искусств (ГМИИ) имени Пушкина.
Количество желающих повидаться с «Джокондой» превзошло все ожидания. Надо было фактически с ночи по 7-8 часов выстаивать в очереди, начинавшейся задолго до подходов к музею.  Но кого-кого, а советского человека очередью не запугаешь, и люди стояли, чтобы, не притормаживая, в непрерывном потоке пройти мимо картины. Получилось, что на общение с «прекрасной флорентийкой» каждому выпадало не больше 10-15 секунд. А это – один долгий взгляд. И, приближаясь к картине, посетители доставали бинокли, поднимались на цыпочки, оттесняли друг друга, чтобы из очереди в несколько рядов подольше смотреть на шедевр. А он отнюдь не большого формата – 77 на 53 сантиметра. Были и пытавшиеся задержаться уже перед картиной, цеплявшиеся в перила-ограждения, но милиционеры бдительны: поток не должен останавливаться!
Такие детали Давыдову и Амашукели были не известны, как и все, они знают лишь, что в «Москве с большим успехом демонстрируется шедевр Леонардо да Винчи». И вполне резонно считают, что как советские граждане и интеллектуалы имеют полное право присоединиться к посетителям музея. Сказано – сделано! Они просят официанта, с большим пиететом относящегося к постоянным посетителям, не убирать со стола, оставить места за ними, пока они не вернутся. Затем отправляются в Грузинформ и звонят в ТАСС. Там вообще весьма уважают тбилисских коллег, а стремление приобщиться к шедевру живописи вызывает бурю восторженных эмоций, и всяческая помощь гарантируется.
Рэм и Гиви занимают в редакции не очень много денег, берут такси до аэропорта и успевают к объявлению регистрации на очередной из семи рейсов, ежедневно летавших тогда в Москву. Проблем с билетами в это время дня нет…
Во Внуково у трапа друзей уже ждет «Волга», присланная Секретариатом ГРСИ (Главной редакции союзной информации) ТАСС. Она подвозит прямо к многокилометровой очереди в Пушкинский музей. Там эстафету принимает тассовская редакция культуры, ее журналисты, знающие всех и вся в музеях, ловко внедряют тбилисцев в колонну любителей живописи. И Рэм с Гиви, обзаведясь красочными буклетами, дисциплинированно проходят в этой колонне мимо застекленной загадочной красавицы.
Потом междугородный маршрут повторяется в обратном направлении, без задержек и потерь во времени. Так что два друга, с чувством выполненного перед искусством долга, садятся за свой столик в «Дарьяле», чтобы восполнить упущенное за день. Первый тост – за тассовцев, второй – за великого Леонардо…
Единственное, что в тот вечер омрачает Рэму хорошее настроение, – недоверие к свиданию с Джокондой, высказанное супругой Эммой. За многие годы совместной жизни ей не привыкать к появлениям мужа в столь позднее время. Но объяснение уж больно фантастическое! Однако все сомнения рассеиваются, когда перед онемевшими домочадцами выкладываются буклеты и проспекты, подтверждающие личное присутствие их владельца в московском музее.
Эпоха «своего человека в Совмине» заканчивается для Давыдова в 1982-м – Патаридзе гибнет в автомобильной катастрофе. После этого Рэм прожил 21 с лишним год, знаменуя целую эпоху грузинской промышленной журналистики. Потом и ее время закончилось – вместе с самой грузинской промышленностью. В стране начала зарождаться совсем иная журналистика – агрессивно политизированная, ставящая во главу угла сенсацию и неприятие чужого мнения, не чурающаяся прямого искажения фактов.
Это – журналистика уже новой эпохи, весьма символично стартовавшей в день…похорон Давыдова. Да, пока мы провожали Рэма Арменовича в последний путь и поминали его на келехе (поминках), Михаил Саакашвили повел своих сторонников на штурм парламента. Положив начало доселе не виданной в истории страны эпохе, где не было места ничему из «вчерашнего дня», в том числе и Грузинформу, переименованному в Сакинформи.
Ну, а Джоконда… Как-то я спросил Рэма: «Скажи честно, какой она тебе запомнилась?» «Честно? – переспросил он, аккуратно допив стакан. – Знаешь, какая-то зеленоватая она была. То ли свет так падал, то ли – блики на стекле, за которое ее упрятали. Да разве главное было в том, чтобы ее запомнить и кому-то описывать? Наливай!»


Владимир ГОЛОВИН

 
ОТ КИРОЧНОЙ – ПО ПЛЕХАНОВСКОМУ

https://lh3.googleusercontent.com/U0E4xO76WH2a10VxYqm1pDUiDiKbgX2mPT2pLcyVXHETnrGXlWAhvYATHZjXvG8Vd_WcBkhh19QNMxl_sQqNWy1Jn8NMTh9ckRNAWkTcekjLwKdc27r0dJyqUnHaGHhetokxEpjElzytae4kX1Hih6zCDzIm6bxtXuQfk6BTG02koR-scq-2-RLXG04boZoyzsl5U3Dmk9kQL_wlbkrfZCnI-cNiod1Lt8Yly7HRuZRU-rDtDW55RN_zLl1Ku6KzFlMrLsG56lavRoxLyqN8PjhdRum_bvMDEky3TlozdPfEO2_8_x2qkecMjPEqRiyCritfIT9B_a0OPpI7IcbGT5pQlyWrHcc-O_q7tlDeUxSwR-lChCnbPmAyjKzbi2iUongzDryF3qNuqF6au6zlIuEHOyNRaE-HjXUEtedWMGaBsFawM89F488UZj8RMTBHK-Ys6r51spxrK03ejlzC4vA5N1DeicXhsJpNQ7qE9kgdd7fFRREWsfYW0Wkj5Tqo8T9T4s1IzuTJD_u4RrXaCZGi8ebkdxQIMRmxheKAF5vfEnOWQD81T-sRUdsKZDb5BNli1iEtCfc8PwPLjxbCW0d3amcXUZl2Y-JuIlpBDiRhp5iVBiFrtBfb0S2g4ZAKVBSJ-K-uJLHUo8Xi2Ol01bGvrK8eggU=s125-no

Автор этих воспоминаний Владимир Журьяри в прошлом году отметил свое 85-летие, но его жизненной энергии, творческим планам, оптимизму можно позавидовать. Почти ежегодно он приезжает из Таллинна в родной Тбилиси, где окончил школу N14 на улице Ниношвили, а затем – Тбилисское артиллерийское училище. Служил в Грузии, на Камчатке, Южном Сахалине, в Белоруссии, с 1961 года живет в Таллинне. Работал в  Министерстве образования Эстонии, окончил заочно исторический факультет Тартуского университета.
В 1990 году стал инициатором создания в Эстонии Общества грузинской культуры «Иверия», был избран его председателем. На добровольных началах возглавлял
одноименную воскресную школу в Таллинне, был членом «Круглого стола» при министре культуры Эстонии. Делегат первого Международного конгресса грузин от Эстонии. На эстонском «Радио 4» участвует в передачах о культуре Грузии, а членов различных национальных обществ знакомит с историческими и культурными связями своей родины.

«Тбилиси из тебя не уезжает, когда тебя в дорогу провожает».  Строка Евгения Евтушенко вспомнилась, когда я покидал свой родной город 1 сентября 2018 года. Этот мой приезд с семьей младшего сына был недолог – всего пять дней. У нас остались незабываемые впечатления от увиденного: фуникулер, Рике, Нарикала, Мамадавити, Муштаид с детской железной дорогой, Старый город, картинные галереи, грузинская кухня…
Впечатлила прогулочная часть проспекта Агмашенебели. Вспомнилось, как в один из предыдущих приездов видел проспект вздыбленным, и как возникла тогда надежда на то, что все-таки удастся сохранить вековые платаны (в Эстонии при проведении строительных работ любые посадки выгораживают).
Возвращаясь с Кукийского кладбища, где упокоились мои близкие, мы оказались у тех же самых ворот, которые прикрывали вход во двор моего отчего дома на улице Орджоникидзе, ныне – Чубинашвили, 9. Там мало что напоминало о былом, хотя сохранился в первозданном виде особняк со стороны Марджанишвили, 51 – теперь отель «Престиж». И воспоминания перенесли меня в далекое детство, в дом и прилегавший к нему хорошо ухоженный небольшой сад, отгороженный от улиц сквозной решеткой, увитой плющом.
Там, на этих улицах, протекала удивительная для меня и ребят нашего двора жизнь. По Орджоникидзе, мощенной булыжником, порой грохотали одноконные телеги, шуршали плавно покачивающиеся на рессорах фаэтоны, цокали не только лошади, но поутру и ослики с хурджинами, изредка проезжали черные «эмки», ЗИСы-101... Фаэтоны   в те годы (до конца 30-х) выполняли роль такси, и я помню, как моя семья загружалась с чемоданами в черный пароконный экипаж с обитыми красным бархатом сиденьями, с поднятым верхом, и мы отправлялись на железнодорожный вокзал. На облучке важно восседал возница в черной униформе, напоминавшей одежду тбилисских кинто. Его длинный кнут настигал того из ребят, кто прицеплялся сзади на ось, а его приятель кричал при этом кучеру: «Сзади – кнут!»
Ранним прохладным утром издалека слышались призывные клики погонщиков-продавцов продуктов на осликах: «Мацони-малако!», «Нахшири-уголь!», «Пичхи-хворост!», «Мцванили-зелень!»… Створка наших ворот обычно была приоткрыта, и  с утра нас навещали  различные персонажи. «Яйца свежи, кверцхи!» – объявлял продавец. «Тачить нажи-ножницы, бритвы править!» – предлагал другой. «Акошкис шушеби – стекла вставлять!» – кричал стекольщик. Но особый интерес вызывали приходившие во двор люди, которых трудно было назвать нищими, попрошайками. Пожилой музыкант в студенческой фуражечке усаживался на крыльцо и играл на небольшой арфе. Шарманщик с инструментом на подставке с перфорированными нотами... Всем им подавали кто что мог.
Это происходило обычно в первой половине дня. А во второй половине, услышав звуки духового оркестра, мы приникали к решетке нашего сада со стороны тогдашней Кирочной  (сейчас – Марджанишвили) улицы. В дни государственных праздников по ней двигались колонны демонстрантов с многочисленными лозунгами и портретами вождей. Не меньший интерес вызывали у нас и… похоронные процессии. Мало того, что они сопровождались внушительным духовым оркестром, покойников порой везли на старинных похоронных дрогах. Повзрослев, мы по первым же звукам узнавали «Похоронный марш» Шопена.
Все это было в раннем возрасте. Долгие месяцы наш благоухающий сад был местом детских незамысловатых игр. Двое из ребят тех давних лет памятны мне: Игорь Дижбит, впоследствии известный журналист в Латвии, многолетний сотрудник «Литературной газеты» и Торадзе Сулико, по кличке «Русо», ставший отличным футболистом. А ведь еще был детский сад на территории Госкинпрома (киностудии «Грузия-фильм»). Запомнились прогулки нашей группы в осенний Муштаид… Оглядываясь назад, я вспоминаю двух своих сверстников по тому детсаду. С одним из них, Отаром Черкезия, я окончил среднюю школу, и после у нас бывали контакты. Он был известным в свое время партийным и государственным деятелем Грузии, его, к сожалению, давно нет в живых. А о втором я узнал сравнительно недавно, это – ныне здравствующий Игорь Нагорный, известный кинооператор, стоявший у истоков грузинского телевидения. Долгие ему лета!
Наверное, немногим жителям нынешней улицы Читая (бывшей Советской) известно о том, что до середины 40-х годов она выглядела иначе: от вокзала ходил трамвай, была вымощена булыжником, при этом тротуар возвышался примерно на полметра. Я жил по соседству и был очевидцем того, как во время сильных ливней эта улица превращалась в весьма бурную речку, изливавшуюся по примыкавшим улицам в сторону Куры. Трамваи стояли, а больше всего страдали курды, обитавшие тогда в подвалах домов – их немудреный скарб буквально вымывало оттуда. Мальчишками мы бывали свидетелями последствий этих потоков. В конце войны пленные немцы построили ливнеотвод и был положен конец бедствиям.
Тогда же те же немцы, едва ли не вручную, разобрали лютеранскую кирху, стоявшую на углу нынешней площади Марджанишвили (а улица называлась Кирочной). В качестве тбилисского старожила напомню и о том, что более полувека тому назад со стороны проспекта, в правом крыле дома в стиле барокко размещалось некогда популярное фотоателье г-на Соколова.
Продолжая тему улицы Марджанишвили, нельзя не упомянуть храм Александра Невского, чтимый и православными города, и паломниками. Среди его святынь – частицы мощей святых Нины, Николая Мирликийского, Шио Мгвимели и других канонизированных святых. В этом храме я был крещен моей бабушкой и в каждый приезд обязательно посещаю его. Примечательный магазин находится напротив часовни храма – в нем уже многие десятилетия пекут кондитерские изделия. До войны, поутру, я бегом приносил оттуда домой горячий лаваш. А после войны там же стали выпекать знаменитые на весь город булки-слойки. Теперь, похоже, прежний рецепт утрачен – вкус не тот...
И вновь я предлагаю читателю вернуться на проспект Агмашенебели, Плехановский, как тогда он назывался, был своего рода Бродвеем нашей юности – в основном, между кинотеатром «Аполло» и площадью Марджанишвили. В раннем детстве мы были частыми зрителями спектаклей ТЮЗа, сопереживая героям «Хижины дяди Тома», «Снежной королевы» и других любимых детворой постановок. Запомнилась новогодняя елка 1938 года, на которой я отважно вышел на сцену к Деду Морозу и прочитал наизусть «Муху-цокотуху», за что был одарен лошадкой-качалкой и большим кульком всяких вкусностей. ТЮЗ остался в памяти светлым воспоминанием – он связан с именами, прославившимися впоследствии на сцене нашего театра имени Грибоедова, а затем и ленинградского БДТ: Евгения Лебедева и Георгия Товстоногова. Запоздалая благодарная память…
На этой части проспекта в те годы работали три кинотеатра. В «Аполло» перед началом сеанса в фойе давали концерт певцы с небольшим оркестром. Были еще «Комсомолец» и «Амирани», в котором, кроме основного зала, существовал еще один, небольшой – для хроники и мультфильмов. Все эти кинотеатры были переполнены. Посмотрев «Трех мушкетеров», мы имитировали фехтование на палках (а кое-кто отправлялся в кружок фехтования на рапирах), распевали мелодии из фильма. Завораживали подростков и другие черно-белые фильмы, которые называли «трофейными»: «Серенада солнечной долины», «Девушка моей мечты», «Сестра его дворецкого»…
«Комсомольца» уже давно нет, а на месте «Амирани» сегодня – замечательный Музыкально-культурный центр имени Джансуга Кахидзе, как бы вобравший в себя и функции располагавшегося рядом открытого летнего театра филармонии в саду Гофилэкт. Мне все-таки жаль, что ныне утрачен этот уютный и поистине «Зеленый театр», где в былые годы я видел концерты юмористов Тарапуньки и Штепселя, спектакли Театра кукол Сергея Образцова, слушал итальянского певца Клаудио Виллу, выступления еще многих известных артистов. Теперь на этом пространстве заметно меньше зеленых насаждений – преобладают асфальт или плитка. С огорчением эту тенденцию мы наблюдаем и у себя в Таллинне…
Не могу обойти молчанием еще одно примечательное место проспекта – сад «Арто» (расшифровывалось название как «Артистическое общество»). Для многих поколений мальчишек и девчонок это было замечательное место досуга, особенно в жаркое время года. Кроме плавательного бассейна, в густом саду с посыпанными кирпичной крошкой дорожками были помещения, в которых работали различные кружки. На подставке стоял настоящий планер, в который можно было забраться и подергать рычажки управления. А по выходным дням играл духовой оркестр пожарных в касках и белой форме.
К сожалению, сильно изменились и другие зеленые места моего родного города. Взять, к примеру, Муштаид. Когда-то в нем были летний театр и парашютная вышка, он был обнесен красивой оградой, а входные билеты давали право бесплатного пользования некоторыми аттракционами (кроме детской железной дороги, педальных машин и тира). Теперь здесь все по-другому…
Вот, скажет читатель помоложе, разворчался старый! Нет, наш Тбилиси по-прежнему прекрасен! Он оставляет незабываемые впечатления у посетивших его туристов (подтверждаю: из Эстонии в том числе). И наиболее полными эти впечатления остаются, благодаря неизменному духу искреннего, традиционно грузинского гостеприимства. Такое емкое слово «маспиндзлоба»!


Владимир ЖУРЬЯРИ

 
<< Первая < Предыдущая 1 2 3 4 5 6 Следующая > Последняя >>

Страница 1 из 6
Суббота, 30. Сентября 2023