История жизни этого человека – лучший сценарий для остросюжетного захватывающего сериала. Судите сами: Тифлис конца прошлого века и воздушные победы одноногого (!) летчика над Балтийским морем, награды, врученные главой Временного правительства Александром Керенским и двумя президентами США, создание мощной авиационной корпорации и работа на студии Уолта Диснея, исследования в Японии после атомной бомбежки и допрос Германа Геринга, мировые рекорды скорости и бестселлер о тактике воздушной войны…А началось все с того, что в столице Грузии родился русский дворянин Александр Прокофьев-Северский.
Его отца Николая, бывшего поручика, судьба заносит на берега Куры…  популярным певцом. Он потомственный офицер, сын полковника инженерных войск, строившего Военно-Грузинскую дорогу к Тифлису. Но служба в полку становится Николаю не в радость – верх берет тяга к пению под гитару. Тем более, что и голосом, и артистическими данными он не обделен. Так что, предпочтя то, что сегодня называется эстрадой, он отказывается от мундира, добавляет к фамилии приставку Северский и гастролирует по стране. В Тифлисе в 1894 году и рождается его первенец Саша, которому предстоит войти в историю не только США и России. И в жизни которого было несколько чудес.
Уж ему-то предназначено продолжить воинские традиции семьи, после Тифлиса осевшей в Санкт-Петербурге. Саша – один из лучших в военном училище, куда поступает в десять лет, через четыре года – престижный Морской корпус. Отец его – уже состоятельный человек, оперетта и романсы принесли хороший доход, у него уже свой театр, его пластинки раскупаются «на ура», он свой человек в высшем свете. И, конечно, Николая не обходит стороной вспыхнувший интерес столичного светского общества к новому явлению – авиации. Он, с сыновьями Александром и Георгием, – частый гость на аэродроме в Гатчине. В 1911 году сегодняшних строгостей нет, оказаться у кромки летного поля может любой желающий. А знаменитый артист – почетный гость, ему с детьми показывают ангар, позволяют посидеть в совершенно открытых пилотских креслах. И Прокофьевы «заболевают» авиацией. Это окажет решающее влияние на всю их жизнь.
Отец с сыновьями обсуждают конструкции аэропланов, увлекаются авиамоделизмом и именно тогда кадет Морского корпуса Александр Прокофьев создает свою первую модель самолета, с резиновым моторчиком. А потом на заднее сиденье аэроплана «Фарман» его приглашает друг отца, пилот-инструктор. Это – не кто иной, как Игорь Сикорский, будущий легендарный американский авиаконструктор, создатель вертолетов. И Саша понимает: иного пути, как стать летчиком у него нет. Впрочем, и отец с братом, полетав пассажирами, тоже мечтают об этом. Их желание исполняется в гатчинской частной авиашколе «Гамаюн». Туда принимают любого, лишь бы было чем платить, а программа обучения на легкоуправляемых «этажерках» много времени не занимает. Получив вместе с младшим сыном Георгием заветный диплом, Николай позволяет себе купить самолет и становится одним из первых в России владельцев летательного аппарата. В артистических кругах по-прежнему звучит его псевдоним Северский, а в авиационных кругах его знают, как поручика Прокофьева. Но полеты для него – всего лишь хобби, а вот для Георгия становятся профессией инструктора и испытателя. На аэродроме он известен как Жорж.
А что же Александр? Строгий распорядок Морского корпуса не позволяет частых отлучек, и он белой завистью завидует отцу с братом. На последнем курсе он уже не кадет, а гардемарин, совершает сложное учебное плавание на канонерке «Бобр». А за окном – 1914 год, начало Первой мировой войны… Получив по окончании учебы офицерское звание мичмана, он, конечно же, рвется на фронт, но у корабля, к которому он приписан, долгий ремонт в доке. И мичмана Прокофьева, завалившего начальство рапортами, командируют на Офицерские теоретические курсы авиации и воздухоплавания при кораблестроительном отделении Санкт-Петербургского политехнического института.
Когда теоретический курс освоен – практика в Гатчине, где с ним занимается брат Жорж, на семейном «Фармане». Через неделю занятий в воздух самостоятельно поднимается третий Прокофьев, сделан первый шаг в новой жизни. Но вместо возвращения на курсы для сдачи практического экзамена его отправляют в Севастопольскую авиашколу, готовящую боевых летчиков. Там все идет великолепно вплоть до показательного учебного боя в присутствии высокого петербургского начальства. Александр не только нарушает сценарий этого боя, но и крутит сложные фигуры, спикировав прямо на чиновных наблюдателей. Это расценивается как неисполнение приказа начальника авиашколы и воздушное хулиганство. Мичмана Прокофьева отчисляют и отправляют в Гатчину «для дальнейшего обучения полетам».
С мая 1915-го он совершенствует летное мастерство под руководством не только брата, но и отца, который решил, что во время войны не до пения и тоже стал инструктором. Основное внимание уделяется полетам над морем и тактике, прицельному бомбометанию и воздушной разведке. Через месяц с небольшим мичман Прокофьев, успешно сдав экзамен, получает звание морского летчика и летный диплом за номером 337. Да, число военных летчиков в России тогда не достигало и трех с половиной сотен… Службу Александр начинает на базе гидросамолетов на острове Эзель, ныне – эстонском острове Сааремаа. На французской двухместной летающей лодке-биплане он вылетает на разведку и на охоту за немецкими кораблями. В то время бомбы сбрасывали очень просто: сидящий за пилотом наблюдатель ставил взрыватель бомбы на боевой взвод и скидывал ее над целью. Именно так с аэроплана Прокофьева бомба попадает в корму немецкого эсминца, но при втором заходе в самолет ударяет снаряд, приходится делать вынужденную посадку на воду, удар столь сильный, что наблюдатель не успевает снять с боевого взвода взрыватель приготовленной к метанию бомбы...  
Чудо первое: наблюдатель погибает, но летчик жив, тяжело раненным его подбирает катер береговой охраны. В медсанчасти выясняется, что у мичмана раздроблена ступня правой ноги и большая потеря крови. Чтобы избежать гангрены, изуродованную часть ноги ампутируют. Врачи хотят резать и выше, до колена, но протест Александра поддерживает примчавшийся в госпиталь отец. Впрочем, Прокофьеву-старшему приходится навещать и младшего сына – Жорж после аварии аэроплана лежит с переломанными ногами в другом отделении того же госпиталя.
После выписки надо осваивать протез, и Александр делает это с таким упорством, что к новому 1916 году практически никто не догадывается, что он инвалид: мало ли кто чуть прихрамывает! Ну а работа его, конечно же, должна быть связана с небом. И он становится главным контролером качества новых аэропланов на Первом авиационном заводе в столице, а затем, с учетом его боевого опыта, старшим инспектором морской авиации Петроградского военного округа. Командование довольно им, но сам он уверен, что способен на большее. А именно – летать. Протез ведь отличный, а все управление тогдашними самолетами – в нажатии на педали. И однажды он тайно поднимется в небо на летающей лодке М-15. Полет проходит отлично, теперь остается убедить высокое начальство, что он способен воевать.
Сделать это он пытается на смотре боеготовности флотских авиаотрядов в Севастопольской бухте. Друзья из обслуги самолетов не могут ему отказать, и он взмывает над проверяющими генералами и адмиралами. Те не догадываются, кто закладывает сложные виражи и даже совершает учебную атаку на них. А узнав об этом после лихой посадки, не скрывают гнева: протез, взлетел без разрешения, хулиганит… Командующий Черноморским флотом категоричен: «Наказать!», нарушитель оказывается под домашним арестом. Но у начальника службы связи Балтийского флота Андриана Нелепина – свое мнение. Он описывает происшедшее в рапорте Николаю II, тот требует от военного министра полный отчет и совершается второе чудо - резолюция царя гласит:  «Пусть летает!». Газеты разносят весть об одноногом летчике по всей стране.
И он летает, сбивает самолеты, получает награды и звания. Но этого мало, богатый опыт помогает развиться конструкторскому таланту. Прокофьев создает буй, уточняющий местонахождение обнаруженной подводной лодки, работает над прицелом для бомбометания и дозаправкой самолетов в воздухе, а разработанное им лыжное шасси и усовершенствованная конструкция элеронов вовсю используются в самолетостроении. Причем шасси удостаивается премии Флота России за лучшее изобретение в 1916 году. Когда выясняется, что летающие лодки уступают новым немецким самолетам, он начинает воевать на сухопутном «Ньюпоре», помогает переучиваться другим летчикам, возглавляет авиационный отряд. И совершает еще один подвиг. Это кажется невероятным: когда над вражеской территорией отказывает двигатель, приземлившийся на поле летчик поджигает самолет, снимает пулемет, взваливает на плечо и свершается чудо: 16 километров он идет на протезе (!) к своим.
Его встречают как героя, назначают командующим истребительной авиацией Балтийского региона, избирают почетным председателем Всероссийского аэроклуба. А в стране уже прогремела Февральская революция, и Временное правительство предлагает Прокофьеву должность помощника морского атташе в США. То, что ему всего 23 года, не помеха: налетал полторы тысячи часов, провел 57 воздушных боев, сбил более десяти самолетов. Да и награды солидные – ордена Святого Георгия и Святого Владимира, золотое Георгиевское оружие, три ордена Святой Анны и два – Святого Станислава! Заполняя анкету для паспорта, он берет артистический псевдоним отца, оставив от настоящей фамилии лишь первую букву. А чтобы было ясно, что он дворянин, добавляет приставку «де». И с тех пор до конца жизни он – Александр П. де Северский.
Очередное чудо: пришедшие к власти большевики подтверждают назначение в США специальным мандатом. И Александр, спрятав награды в протезе, вместе с матерью покидает Россию. Как оказалось, навсегда. Протез играет чудесную роль, не только послужив тайником.  Когда по дороге во Владивосток, матросы опознают в Прокофьеве офицера и приводят к своему старшему, тот именно по протезу узнает летчика, который спас его эсминец от атаки немецкого бомбардировщика… Из Владивостока, через Токио и Сан-Франциско – в Вашингтон. И там, в российском посольстве, де Северский оказывается уже вторым уроженцем столицы Грузии: посол Борис Бахметьев крещен в Сололакской Спасо-Вознесенской церкви и с золотой медалью окончил Первую Тифлисскую гимназию.
Новая должность позволяет завести полезные знакомства в американских военных и деловых кругах. Александр вступает в «Добровольную ассоциацию русских офицеров армии и флота» и нотариально заверяет все документы, подтверждающие, что он – летчик и изобретатель. Когда Конгресс США заявляет, что не признает Советскую Россию, де Северский решает не возвращаться на родину. Места работы мелькают, как в калейдоскопе: рекламная пилотажная группа, самолетостроительные компании «Хэнневиг Эйркрафт», «Кантеливер Аэро», «Аэромарин», должности инженера-консультанта, испытателя, пилота… Потом встреча со своим первым летным инструктором Игорем Сикорским. Тот уже освоился в США и может помочь с работой. А генерал Уильям Митчелл, которого назовут «отцом американской стратегической авиации», знакомит Александра с элитой американской авиации, и, что еще важнее, по его протекции эмигрант без американского гражданства получает должность инженера-консультанта в управлении Военной авиации армии США.
Еще одна удача – завершение начатой еще в России работы над прицелом для бомбометания. Прибор устанавливают на всех американских бомбардировщиках, де Северский становится состоятельным человеком и может осуществить свою мечту – создать собственную авиакомпанию. Она названа «Северски Аэрокорпорейшн». Рождаются новые изобретения, идут заказы, представителем компании в Европе становится эмигрировавший во Францию брат Георгий. Затем – американское гражданство, звание майора, женитьба на красавице Эвелин Оллифант. Профессия пилота-инструктора пригодилась и в семейной жизни – представительницу одного из самых знатных семейств Нового Орлеана супруг научил летать. И она не только устанавливает несколько женских авиационных рекордов, но и становится одной из основательниц клуба американских летчиц «99», летает вместе с мужем.
Потом – встреча с еще одним земляком-эмигрантом, Александром Картвелишвили, вошедшим в историю авиации под сокращенной фамилией Картвели. Когда фирма Александра Николаевича получает новое название «Северски Аэркрафт Корпорэйтед», ее основатель становится президентом, генератором идей, а Картвели – главным инженером, воплощающим эти идеи шефа. Создаваемые ими амфибии устанавливают мировые рекорды, на одной из них Александр совершает рекламный полет прямо над Нью-Йорком. На различных гонках завоевывает призы и истребитель, переделанный в гоночный самолет. Но самая знаменитая разработка этой фирмы – гидросамолет SEV-3, способный садиться и на воду, и на сушу, установивший мировой рекорд скорости для амфибий с поршневым двигателем. Был еще самолет Р-35, но высшее командование сочло, что бомбардировщики обойдутся без сопровождения таких скоростных машин, и это стоило жизни тысячам американских летчиков во Второй мировой войне.
А вот с истребителем Р-43 приходится поволноваться. Его сразу оценили японцы, и совет директоров компании настоял: ради прибыли надо заключать сделку с потенциальным противником. Что ж, бизнес есть бизнес, это – не единственный пример в отношениях противостоящих государств. Двадцать самолетов через Сиам тайно переправляются в Японию, там их переименовывают в А8В-1 и используют для воздушной разведки. Сделка эта приносит главе фирмы массу недоброжелателей во властных сферах США. В то же время сами власти настаивают на другом контракте – с СССР. Там аж за два миллиона долларов хотят купить всего лишь пару Р-43, чтобы создать на их основе свои истребители. Но де Северский против контактов с большевиками и, к его облегчению, Кремль все-таки отказывается от этой идеи.  Правительство же отказывается финансировать массовое производство этого самолета, Александр вкладывает все средства своей фирмы, и она оказывается на грани разорения.
Так отворачивается удача. Приходится рекламировать Р-43 в Европе, совершая рекордные по скорости перелеты между Парижем, Брюсселем, Лондоном, Копенгагеном. Но больше всего европейцы обращают внимание на прогноз де Северского: через несколько месяцев, в сентябре 1939-го, начнется война. Это расценивается как стремление привлечь к себе внимание. Однако, как знаем, прогноз сбылся… А из Штатов приходит плохая весть: совет директоров снимает конструктора с поста президента компании за неэффективную финансовую политику и… сделку с японцами. Фирму переименовывают  в «Рипаблик Аэрокрафт». Александр Иванович подает судебный иск, но ничего не добивается и уходит из авиастроения. Тем не менее слава не покидает его – на многие годы он становится популярнейшим журналистом, аналитиком, прогнозистом.
Его публикуют самые читаемые журналы, он ведет колонку на радио ВВС, его предложения по реорганизации военной авиации претворяются в жизнь. Сам президент Франклин Делано Рузвельт принимает его и тепло говорит о «его многолетнем вкладе в развитие авиации США в качестве летчика, установившего рекорды дальности и скорости, изобретателя и конструктора выдающихся боевых самолетов, авторитетного эксперта в области военной авиации». Затем президент вручает ему престижнейшую награду «Международной лиги авиаторов» «Хармон Трофи», как самому выдающемуся авиационному деятелю. Она присуждена за «исследования современных способов ведения воздушной войны, и прогнозы развития тактики, стратегии и конструкции боевых самолетов, которые отличались необычной точностью и создали ему репутацию эксперта, заслуживающего доверия».
В этих двух формулировках сосредоточено все, что он сделал. Лучше не скажешь! Он зарабатывает до двух тысяч долларов за статью, пишет книгу «Воздушная мощь – путь к победе», которая расходится полумиллионным тиражом и на десятилетия становится одним из основных трудов по стратегии воздушной войны. А в 1943-м книгу экранизирует… Уолт Дисней. Де Северский создает эскизы, по которым работают аниматоры. Часовой фильм о возможностях военной авиации потрясает и миллионы рядовых зрителей, и политиков, даже таких как Рузвельт и Черчилль. Дисней же вручает соавтору-авиатору копию «Оскара», изготовленную на своей студии. Но это – не единственная необычная миссия авиационного специалиста.
По заданию правительства, простой майор вместе с двумя высокопоставленными генералами участвует в… первом допросе Германа Геринга. Оказывается, что тот помнит некогда единственного в мире летчика с протезом ноги еще по Первой мировой войне и теперь сожалеет, что «встреча двух знаменитых асов проходит в столь непрезентабельных условиях». После этого Александр Николаевич совершает поездку по Европе с широкими полномочиями от правительства, и военный секретарь США Роберт Петтерсон в восторге от отчета независимого эксперта де Северского с анализом итогов воздушной войны над Старым Светом. А после атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки – поездка по этим городам, изучение результатов использования нового страшного оружия. Участвует он и в ядерных испытаниях на атолле Бикини, где один из взрывов – организованный по его рекомендациям – особенно успешен. За это – высший знак отличия США для гражданских лиц, медаль «За заслуги». Очередной президент США Гарри Трумэн вручает ему вторую «Хармон Трофи»…
До самой своей смерти он один из самых известных людей в Штатах, автор еще двух книг, профессор авиационного университета, консультант командующего военно-воздушных сил. Он создает корпорацию, в которой разрабатывает средства контроля за загрязнением окружающей среды, выступает с лекциями во многих странах, работает консультантом по военной авиации в нескольких государствах Южной Америки. Всего же он запатентовал в Америке более трехсот изобретений!
Жены его Эвелин не стало в 1967-м, но в старости судьба дарит ему дружбу с соседкой Мери Боурне. Она вложила крупную сумму в компанию «Северский электронатом», вошла в ее руководство, и опекала Александра Николаевича, став ему самым близким человеком. Когда он ушел в 80 лет, она выполнил его волю, захоронив в его могиле урну с прахом Эвелин… На могильной плите под фамилией, как водится, просто даты рождения и смерти. А во всех энциклопедиях и справочниках уточняется: 24 мая 1894, Тифлис – 24 августа 1974, Нью-Йорк.


Владимир Головин

«От большинства людей остается только тире между двумя датами». Эти слова, впервые прозвучавшие в культовом фильме «Доживем до понедельника», уже почти полвека мы повторяем с горечью: это маленькое тире вмещает в себя так много! Рождение и уход человека, его любовь и талант, дела и надежды, трагедии и радости, удачи и неудачи… Да, каждая жизнь неповторима, за каждым именем столько сокрыто! Но почему одни имена застревают в памяти, как мушки в янтаре, а другие стираются временем? Наверное, надо стараться не забывать о тех, кто жил в минувших временах, почаще вглядываться в прошлое, чтобы получше рассмотреть день сегодняшний. Мы попытаемся сделать это – увидеть ту или иную жизнь, еще раз повторить стирающиеся имена. И многие из них, некогда звучавшие на весь мир, будут связаны с Грузией.

Дорога в прошлое короче,
когда берет она исток
в тех именах, что ты сберег,
боясь хоть чем-то опорочить…

Первое из имен, которые мы начинаем вспоминать, громко звучало «на орбитах» и грузинских, и русских царей. В Грузии князь Константин Багратиони-Мухранский был, в первую очередь, представителем старшей ветви царского дома. В России же его знали как камер-пажа Высочайшего Двора (личного пажа Николая II), затем – флигель-адъютанта императорской свиты, офицера привилегированного Кавалергардского Ее Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны полка. А для родителей – князя Александра Михайловича и Нины Иосифовны, урожденной княжны Тархан-Моурави – он был просто Котэ, младший сын среди еще четырех детей. С детства мечтающий о военной карьере, он уже в двадцать лет надевает офицерский мундир. А придворная служба сводит молодого человека с единственной любовью всей его недолгой жизни.
Девятнадцатилетняя великая княжна Татьяна Романова знакомится с Константином в 1910 году, в подмосковном имении своей семьи Осташево, где часто бывали люди из царского окружения. В ее родословной – одни из самых высоких титулов Европы. Она – дочь внука Николая I великого князя Константина Константиновича и великой княгини Елизаветы Маврикиевны, урожденной Елизаветы Августы Марии Агнессы, принцессы Саксен-Альтенбургской, герцогини Саксонской. А еще отец Татьяны – генерал-адъютант, генерал-инспектор Военно-учебных заведений, президент Императорской Санкт-Петербургской академии наук. И вошел в историю культуры как поэт, переводчик и драматург – под хорошо известным всей читающей России псевдонимом «К.Р.».
Естественно, такой человек хотел видеть в мужьях своей дочери представителя правящей могущественной династии. Но сердцу, как известно, не прикажешь. Тем более чужому. Таня и Костя, как называли их в ближайшем окружении, встречаются все чаще. Совместные чаепития, прогулки, катания на лодке и беседы, беседы, беседы. Константин – отличный рассказчик, Татьяна – благодарная слушательница. Они вдруг понимают: их объединяет очень многое. А тут и до большого чувства рукой подать. Но разве корнет – достойная пара для дочери генерала императорских кровей? Налицо и возможность мезальянса, то есть брака между людьми, сильно отличающимися по социальному положению. Ведь, входя в состав российского дворянства, все ветви рода Багратиони юридически являлись княжескими родами Российской Империи, но не владетельными династиями. А для представителей императорской семьи кошмаром была такая разновидность мезальянса, как морганатический брак, иначе говоря, свадьба с человеком неравного положения, с собственным подданным. Запрет на эти браки был введен еще «Законом о престолонаследии» Павла I. Дети, появившиеся на свет в результате такого бракосочетания любого члена императорского рода, теряли право на престол, ношение царской фамилии и титул «Высочество».
Но если старшее поколение Романовых волнует именно это, то друзья-ровесники и даже брат Тани, пренебрегая традициями и условностями, поддерживают, покрывают влюбленных. И все же наступает день, когда в дневнике великого князя Константина Константиновича появляется такая запись: «По возвращении из поездки меня ожидало горе. (Ах, Ваше высочество, большего бы горя у Вас не было! – В.Г.) Жена, очень взволнованная, передала мне свой длинный разговор с Татианой, которая призналась в своей любви к Багратиону. Им усиленно помогал Олег, передав ему о ее чувствах, и взявшись доставлять письма. Дошло даже до поцелуев. После ужина, в присутствии жены, у меня был разговор с Олегом. Я выражал ему глубокое возмущение принятой им на себя ролью. По-видимому, он нимало не сознает, как она неприглядна. Когда они ушли, ко мне явилась Татиана. Мы больше молчали. Она знала, что мне все известно. Кажется, она не подумала о том, что, если выйдет за Багратиона, и будет носить его имя, то им не на что будет жить. Позвал жену и при ней сказал Татиане, что раньше года никакого решения не приму. Если же ей идти на такие жертвы, то, по крайней мере, нам надо быть уверенными, что чувство глубоко».
Да, отец разгневан, огорчен, но вы обратили внимание на фразу: «Раньше года никакого решения не приму» и на слова о необходимости быть уверенными в глубине чувства? Значит, не такой уж ретроград этот великий князь, значит, по-настоящему любит дочь. И не будем забывать, что именно на его стихи создавали романсы Петр Чайковский, Сергей Рахманинов, Александр Глазунов, Рейнгольд Глиэр… И что именно он написал:

Любовью ль сердце разгорится,
О, не гаси ее огня!
Не им ли жизнь твоя живится,
Как светом солнца яркость дня?

Ну, а на год, отведенный для проверки чувств влюбленных, Котэ отправляют в… родной Тифлис. И слава Богу – рассерженный царский родственник мог добиться отправки сразу в какую-нибудь глухомань. Да еще и небезопасную для жизни. Впрочем, пребывание в Тифлисе особо радостным не было: надлежало готовиться к отъезду в Тегеран – чтобы быть прикомандированным к казачьей сотне, входящей в охрану персидского шаха.
Уезжая он оставляет любимой письмо, и оно оказывается единственным на довольно долгое время – послания опального претендента на руку великой княжны вряд ли доставлялись бы к адресату. А очаровательный адресат страдает от тоски. Мать старается развлечь Татьяну, возит ее на концерты и благотворительные балы, в театр и на великосветские приемы. Один из визитов – к вдовствующей императрице Марии Федоровне, матери Николая II. И там, за чаем, девушка узнает, что царица-мать считает павловский закон о «неравнородных» для Романовых браках «немного устаревшим и не прочь бы его изменить». Причем не только считает, но и начала подталкивать к этой мысли своего венценосного сына. Поделившись этим, императрица заговорщицки улыбается Татьяне…
«В это время у нас дома часто говорили о корнете Кавалергардского полка, князе Багратион-Мухранском. Он приезжал к нам в Павловск и катался на лодке с сестрой Татианой. Все были от него в восторге. Татиана и Багратион влюбились друг в друга и решили жениться. Но отец и матушка были категорически против этой свадьбы…, – вспоминал Гавриил, брат Татьяны. – Татианино горе совпало с ее болезнью. Она долго лежала и не могла ходить. Зимой ее выносили на балкон, греться на солнышке… Она молилась, чтобы Багратион вернулся, и они поженились. Отец сказал Татиане, что она должна знать, что по закону этот брак недопустим. В семействе стали подниматься голоса о желательности изменения этого закона». Голоса эти настолько громкие, что Николай II делится с матерью Татьяны: «Я три месяца мучился и не мог решиться спросить мамА, а без ее санкции я не хотел предпринимать что-либо. Наконец, я ей сказал про Татиану и Багратиона, о предполагаемых семейных советах для решения этого вопроса и о возможном изменении закона. Я боялся, что она скажет, а она ответила (при этом Государь изображал, как Мария Федоровна говорит своим низким голосом): «Давно пора переменить». Напрасно я три месяца мучился».
«Матушка очень грустила о Татиане и не знала, что придумать, чтобы ей доставить удовольствие, – свидетельствует брат княжны Гавриил. – Она послала свою камерфрау Шадевиц купить для Татианы книжку о Грузии». Ей дали единственное, что было: маленькую беленькую брошюру грузинолога проф. Марра: «Царица Тамара или время расцвета Грузии. XII век… Прочитав эту брошюру, Татиана полюбила святую и блаженную царицу Тамару, помолилась ей, любившей и защищавшей Грузию, за ее прямого потомка – князя Константина Багратиона». Так книга о грузинской царице стала настольной у российской великой княжны. Ее Татьяна увозит с собой в Крым, в семейное имение Ореанда. Именно там и находит свою любимую Котэ, наконец вернувшийся из Тифлиса. Разрешение на это дает лично царь, да и родители девушки убеждаются: «чувство глубоко». Так что обручению ничего не мешает, и оно проходит там же, в Ореанде, в церкви Покрова Богородицы, 1 мая 1911 года. Для невесты дата вдвойне знаменательная – это еще и День Святой царицы Тамар. И ее совсем не заботит, что перед тем, как отправиться в церковь, она письменно отказалась от прав на российский престол – и за себя, и за своих потомков.
После такого шага Романовы уже просто не могут не собраться на августейший семейный совет. В нем участвуют Николай II, его мать, дядя – великий князь Владимир Александрович и, конечно, родители Татьяны. После обсуждения перспектив для обручившихся нарушителей царской традиции принимается решение: «Дозволить протоколом Двора полувысочайшую свадьбу княжны императорской крови Татианы Константиновны Романовой с представителем древнейшего рода Светлейших князей грузинских, Багратионов, что происхождением своим могли быть вполне подобны угасшей французской династии Орлеанов, некогда королей французских». Вот такая интересная аналогия рода Багратиони с родом Орлеанским…
«Полувысочайшую свадьбу» играют в Павловске в загородном дворце отца Татьяны, в узком семейном кругу. А круг этот… Вновь слово – Гавриилу Романову, которого уже можно назвать летописцем любовной истории его сестры: «24 августа все Семейство, во главе с их величествами и царскими дочерьми приехало на свадьбу Татианы и Багратиона. Кроме Семейства, на свадьбе было много приглашенных. Семейство собиралось в кабинете Императора Павла. Татиана была в красивом белом платье с серебром и шлейфом, в Екатерининской ленте и с бриллиантовой звездой. На голове у нее, вместе с fleurs dorange, была надета бриллиантовая диадема. Татиана прекрасно выглядела. Когда ее благословили… все Семейство, во главе с их величествами, пошло по залам в церковь. Это было вроде выхода. Так как свадьба была полувысочайшая, великие княгини и дамы были не в русских платьях, а в городских. Но мужчины были в парадной форме… Мои братья и я были шаферами Татианы, а шаферами Багратиона были кавалергарды… Поздравление происходило в Большом зале».
Приостановим рассказ на этом месте, чтобы обратить внимание на появление в императорской компании тифлисской дамы: «Государь разговаривал с приглашенными. Он подошел к старой княгине Багратион-Мухранской, тетке Кости Багратиона. Она всегда жила в Тифлисе, была богата, всеми уважаема и строга: ее побаивались. Государь, разговаривая с ней, стоял, а она сидела на диване, подле окна, конечно, с разрешения Государя. Я никогда не забуду этой картины, как дама сидела, а Самодержец Всероссийский, в белом Кавалергардском мундире, стоял перед ней. Государь был с ней очень любезен и обворожителен… На обеде, кроме нашей семьи и самых близких нам людей, были семья Багратиона и его шаферы…Татиана с мужем поместились в Татианиных же девичьих комнатах, подле зала с пилястрами».
В тот же день, когда состоялась свадьба, вся страна узнает об отречении Татьяны – в газетах появляются именные высочайшие Указы за номерами 1588 и 1859. Первый из них гласит: «Ея Высочество Княгиня Татьяна Константиновна представила Нам, за собственноручным подписанием, отречение от принадлежащего Ей, как члену Императорского Дома, права на наследование Императорского Всероссийского Престола…». Во втором Указе отрекшейся великой княжне на дальнейшее определяются титул «Высочество» и денежное содержание, но особо оговаривается: дети, рожденные от брака с Константином Багратиони-Мухранским, будут носить фамилию отца и «пользоваться принадлежащими ему сословными правами». Права титуловаться «Высочеством» они не имеют. Молодожены преспокойно относятся к этому наказанию за любовь. В отведенном им крыле Павловского дворца Романовых начинает прорастать новая ветвь рода Багратиони-Мухранских: в 1912-м рождается сын Теймураз, а через два года – дочь Наталья. Когда родители выбрали имя своему первенцу, члены царской семьи, памятуя их независимость от традиций, один за другим стали выяснять в Святейшем Синоде: а значится ли Теймураз в Святцах? Получив положительный ответ, все откровенно счастливы. И у купели младенца стоят крестные родители, выше которых в России быть не может – Государь Император и его старшая дочь, цесаревна и великая княжна Ольга Николаевна.
Глава молодой семьи продолжает кавалергардскую службу, его жена успешно совмещает заботы по дому с активнейшей благотворительной деятельностью повсюду, где бывает – в Петербурге и в Крыму, в Павловске и в Мцхете… Особые усилия вкладываются в оборудование Тифлисского военного госпиталя. А за десять дней до трехлетия обручения Татьяны и Константина их счастливая семейная жизнь заканчивается – Россия вступает в Первую мировую войну. В самом начале ее, в августе 1914-го, Котэ уходит на фронт и вскоре его отправляют в трехдневную разведку. Вот ее итог: флигель-адъютант, поручик, князь Багратиони-Мухранский награждается Георгиевским оружием «за то, что, будучи послан в тыл противника на разведку в районе Мариамполя, пробыл там с 27-го февраля по 2-е марта 1915 г. при исключительно трудной обстановке, подвергая жизнь опасности. Вернулся, добыв чрезвычайно важные сведения о противнике, которые способствовали успеху части».
Герой ненадолго приезжает домой и сообщает, что решил на время перейти из Кавалергардского конного полка в пехоту. А конкретно – в 13-й Лейб-гренадерский Эриванский Царя Михаила Феодоровича. И отнюдь не потому, что это – старейший и самый титулованный полк российской армии. Гренадеры несли огромные потери, в их батальонах оставалось по 4-5 офицеров. И к таким поредевшим пехотным частям прикомандировывали офицеров из кавалерии, где потерь были меньше. «Татиане желание мужа перейти в пехоту было не особенно по душе, но она согласилась. Костя Багратион был замечательный офицер», – вспоминал Гавриил Романов. Грузинский князь отправляется к новому месту службы, а его жена организует вечера и концерты для его прежних однополчан-кавалергардов, лечившихся в павловском лазарете. К тому же она еще и помогает своей свекрови княгине Нине оснащать новейшим хирургическим оборудованием санитарный поезд, который та возглавила.
На фронт отправляются практически все мужчины ее семьи – муж и пятеро братьев, остался лишь тяжело больной отец. Первое страшное известие с фронта приходит о брате Олеге, смертельно раненном под Вильно. А подо Львовом Котэ впервые ведет в атаку солдат в качестве ротного командира. Это – и последняя его атака. «Пули свистели на все лады, шрапнели рвались настолько близко, что нас обсыпало землей.., – писал домой участник того боя полковник Вышинский. – Во время этого наступления был убит князь Багратион-Мухранский». Пуля попала в лоб. В июне 1915-го обнародуется царский указ: «Утверждается постановление Георгиевской Думы о награждении Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени убитого в бою с неприятелем прикомандированного к 13-му Лейб-гренадерскому Эриванскому Царя Михаила Феодоровича полку Кавалергардского Ее Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны полка флигель-адъютант штабс-ротмистр князь Константин Багратион-Мухранский за то, что 19 мая 1915 года при атаке неприятельской позиции к востоку от селения Загроды, командуя 5-й ротой сего полка и увлекая своим примером нижних чинов, с беззаветным мужеством, засвидетельствованным начальником боевого участка, первым ворвался в неприятельский окоп, причем тут же был убит».
Страшную весть сообщает Романовым по телеграфу земляк погибшего, легендарный генерал Алексей Брусилов, командовавший Юго-Западным фронтом. Больному тестю не сразу решаются сообщить об этом, когда же сообщили, «на нем не было лица». А Татьяна отказывается от траурной одежды. «Она сидела в Пилястровом зале и была очень спокойна, – свидетельствует ее брат Гавриил. – Слава Богу, она очень верующий человек и приняла постигший ее тяжкий удар с христианским смирением. Она не надела черного платья, а надела все белое, что как-то особенно подчеркивало ее несчастье. В тот же день вечером была панихида в церкви Павловского дворца, на которую приехали Их Величества с Великими княжнами и много публики». Лишь там, на панихиде, овдовевшая княгиня покачнулась, царь поддержал ее за локоть.
Как только заканчиваются траурные церемонии, Татьяна вместе с приехавшим с фронта братом Игорем оправляется в Харьков – встретить тело мужа и сопровождать его в древнюю столицу Грузии – Мцхету, в собор Светицховели, где традиционно хоронили князей Багратиони. «В Тифлис был привезен прах князя Багратиона. В Тифлисе на всем пути торжественной похоронной процессии были выстроены шпалерами войска гарнизона и все учебные заведения города, и наш кадетский корпус», – вспоминал один из современников. А газеты грузинской столицы сообщали: Татьяна распорядилась скупить все цветы, продающиеся в те дни в Тифлисе, и отвезти их в Мцхету… Через два дня после похорон еще один удар судьбы – не перенеся потерь близких людей, умер ее отец.
Так для княгини Татьяны Багратиони-Мухранской завершается счастливая жизнь. Всю свою любовь она теперь отдает детям и брату отца Дмитрию Константиновичу. У того близорукость почти перешла в слепоту, но он все равно помогает заботиться о детях. И сопровождает Татьяну, когда ей необходимо присутствовать на придворных церемониях. А потом – октябрьский переворот 1917-го… Братьев Константина, Игоря и Иоанна арестовывают и высылают в Вятку, а затем на Урал. Сама же княгиня добровольно отправляется в другую ссылку – в Вологду, вместе с высланным туда дядей Дмитрием. Потом начинается череда трагедий. В июле 1918 года в уральском Алапаевске, как и еще несколько членов Дома Романовых, сброшены в шахту и забросаны гранатами три брата Татьяны. После возвращения из Вологды в Петроград арестовывают в качестве заложника и в январе 1919-го расстреливают дядюшку Дмитрия. Вместе с тремя другими великими князьями. Татьяну, к счастью, не трогают – формально она уже не числится в семье Романовых. Но ясно, что оставаться в Петрограде очень опасно. И она уезжает с детьми в Киев, где пока еще нет большевиков. В небольшом багаже – брошюра о царице Тамар…
Через Румынию и Швейцарию они перебираются во Францию, дети получают прекрасное образование, и род Багратиони-Мухранских может гордиться ими. Теймураз, как и его отец, выбрал военную карьеру. Окончил Крымский кадетский корпус, переехавший из Ялты в сербский город Бела-Црква, затем – югославскую военную академию. Десять лет прослужил в югославской армии, воевал с гитлеровцами, работал в посольствах Югославии во Франции, Англии и Швейцарии. Уехав в США, возглавлял Толстовский фонд, занимался благотворительной деятельностью, работал в Архиерейском Синоде Русской Православной Зарубежной Церкви, участвовал в создании Конгресса русских американцев. А еще был председателем Палестинского общества. Того самого, которое когда-то возглавляла его родственница по романовской линии великая княгиня Елизавета Федоровна, зверски убитая вместе с его дядями. А Наталья окончила Мариинский Донской институт, перебравшийся из Новочеркасска в Сербию, вышла замуж за британского дипломата, поэта и переводчика Чарльза Хепберн-Джонстона и переводила вместе с ним русских классиков.
А что же сама Татьяна, которая, между прочим, назвала своего домашнего пса Мегобар (на грузинском «мегобари» – друг)? Вот что писала ее младшая сестра Вера: «Когда Теймураз – Тимур и Натуся кончили школы и сделались самостоятельными, сестра моя в 1946 году постриглась в монахини… Она уехала в Иерусалим и сперва монашествовала в Гефсимании. С 1951 года она – уже игуменья Вознесенского Елеонского монастыря». Так на Святой Земле появляется монахиня… Тамара. При постриге Татьяна взяла именно это имя. Под ее управлением монастырь на Масличной горе расцвел. А игуменское помещение матушки Тамары, по воспоминаниям современников, представляло собою «большую парадную приемную».  Помимо икон и портретов церковных деятелей, там висели портреты русских царей и цариц, стояла мягкая старомодная мебель в белых чехлах, перед диванами – овальные столики. Все в стиле детства и юности великой княжны Татьяны…
Ее доброту и сердечность по сей день помнят в обители, которую она возглавляла 24 года. На покой она ушла добровольно, почувствовав, что стала заметно стареть. Она еще успела повидать Теймураза, примчавшегося из Нью-Йорка, и умерла в день Успения Богородицы. От ее могилы до Мцхеты, где покоится ее муж – 1.400 километров по прямой...


Владимир Головин