click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Наука — это организованные знания, мудрость — это организованная жизнь.  Иммануил Кант

Лента памяти

ЭТИМ КРАСКАМ НЕ ДАНО ПОТУСКНЕТЬ

https://lh3.googleusercontent.com/5ovLaFhu6S2IwSa_n2du_oDz2ly5PLsdU15Kn8AhuEyiXQvjDROVDM14ijY_IO1xeFjGWSmvMpo2OtqlvzcMwxz93tsbOOVi7O4V96bFetTclR9OLCR4LBAQJBPfBGwNqbMcwG050dE_AHQ64-s8GQs5q2acDOu93ON77U65KWFsvMbP6kjnr-3SZ9ZrsryeuJSBoUzKbiZcRCoOkDIAuRYya3PmGAPy3GkV2C7-WRYMZsNe_oiS_GJ4vl09r7CysZYsPrO3-qLmVkBy0Hcv9f_3SjSKP9SD3LKUmRM7K-8uiiomjdMGsUbYc8ZsFtEUTvmnwQo31M6YN8h-fTqzGVJolPufVbo0z-Fyq1BstmI0dCBMKFjOoT1Re1h9MnK9rHI4psbZEMndKbgep0_oTEu0_6Px_Lpb4uJGjS_tyTbCHY0K0W4BDgX6dz93oAxnW675gqBxwtu9IBlebzR-t8ilISiUmJC4SYmICINr2TsAtq9mROANMffU3fiOvp0-GifKh_IJwakTJBqKL_6jJYQmeG4l6vpjPQclhtSGReGZjMHgvJtwbi5nB1ABGYBBbxYxvuDO3bVpg3_PQb8KsbgZ3XZ-1HQrw0-cRWcIlRMeL50-8J9OumsrIV8LLDqT3X9A6lhjkooGmIgZypLlPter9pTwJZw=w125-h104-no

…Угасла жизнь выдающегося мастера кисти и слова Элгуджи Бердзенишвили. 25 декабря 2018 года ему исполнилось 93 года и через 7 дней, 1 января 2019 его не стало. Перестало биться его доброе и щедрое сердце, которое всем желало радости, счастья и не знало зависти и злобы. Нарушилась целостность плотской оболочки прекрасной личности, но сознание до последнего вздоха осталось ясным, незамутненным. Он ушел, унося с собой множество творческих замыслов, планов…
С Элгуджей Бердзенишвили и его друзьями я познакомился еще в юности в Кировском (ныне Верийском) парке. Здесь по вечерам собиралась творческая молодежь 60-х, засиживаясь до глубокой ночи, обсуждая футбольные матчи и споря об искусстве. Почти все они минимум раз были исключены из Академии художеств по обвинению в формализме, но впоследствии восстановлены. В те времена малейшее отступление от социалистического реализма строго каралось чиновниками, правящими академией.
Кировский парк посещал и брат Элгуджи, в дальнейшем один из выдающихся скульпторов современности. Постоянными посетителями парка были Зураб Нижарадзе, Элгуджа Амашукели, Резо Тархан-Моурави, Эдмонд Каландадзе, Джибсон Хундадзе, Александр Бандзеладзе, Нодар Малазония, Коки Махарадзе, Леван Цуцкиридзе, Дима Эристави, Джуна Микатадзе, Гулда Каладзе, Тенгиз Мирзашвили, Вахтанг Давитаиа, Гиви Тоидзе, Кока Игнатов, Гоги Церетели и многие другие.
Тут же, неподалеку, располагались замечательные представители грузинской литературы – Чабуа Амирэджиби, Нодар Думбадзе, Арчил Сулакаури, Эдишер Кипиани, Мухран Мачавариани, Шота Чантладзе, Шота Нишнианидзе, Гиви Дзнеладзе, Резо Инанишвили, Арли Такаишвили, Тамаз Чхенкели, Нодар Гурабанидзе, Гурам Панджикидзе, Тамаз и Отар Чиладзе, Заур Болквадзе, Анзор Салуквадзе, Гиви Гегечкори, Джансуг Чарквиани, Гурам Рчеулишвили, Важа Гигашвили, Гурам Гегешидзе, Нугзар Церетели, Эрлом Ахвледиани, Зураб Кикнадзе, Гиви Шахназари, Вахушти Котетишвили, Давид Цередиани, Виктор Рцхиладзе, Бесик Адеишвили…
С Элгуджей Бердзенишвили мы сблизились сразу. Он был заядлый книгочей. Некоторые тогда даже считали, что он больше привержен к чтению книг, нежели к занятиям живописью. Однако никто не мог отрицать, что он наделен особым даром живописца. Мы с ним делились впечатлениями от свежепрочитанных книг. Я уверен, он и тогда писал прозу, но никому о том не говорил. Надо сказать, что рассказчиком он был замечательным.
Страстный поклонник древнегреческого искусства и образа жизни древних греков, Элгуджа понимал и чувствовал мир, красоту жизни так же, как они, природа для него была живым существом, как сам он признавался – «в этом я настоящий язычник».
Многому он учился у великих мастеров Ренессанса – Леонардо, Микеланджело, Рафаэля, Боттичелли, Верроккьо, Тициана, преклонялся перед «вечно живым искусством, которое превращает прошлое в настоящее». Однажды я сказал ему: «Когда ты одеваешь свой берет, становишься похожим на автопортрет Тициана, и с возрастом ты стал таким же плодовитым, как он». Элгуджа промолчал, но улыбнулся.
Ему не свойственно было оставаться в рамках какой-либо одной эпохи, и это придавало масштабность его взглядам. Любимой книгой Элгуджи были дневники Делакруа. Он с удовольствием вспоминал восторженные письма Бодлера о великом французском живописце. По его мнению, лучше всех понимают художников поэты и в доказательство приводил Аполлинера, который самоотверженно поддерживал художников новых направлений – кубистов и сюрреалистов.
В творчестве Элгуджи Бердзенишвили особое место занимала Испания. Путешествие по Пиренейскому полуострову он считал счастливейшим событием своей жизни. Впечатления от посещения знаменитого мадридского музея Прадо не тускнели в его памяти. Он часами мог рассказывать о полотнах Веласкеса, Сурбарана, Гойи, Эль Греко. Испанские мотивы, образы, оставив прекрасный и неизгладимый след в его душе и воображении, естественно влились в его творчество.

***
Последние два месяца его донимали приступы желчнокаменной болезни и невыносимые боли в пояснице. Он с трудом передвигался по квартире, с трудом сгибался и разгибался. На какое-то время боли отступали под действием лекарств, но работать ни кистью, ни пером он не мог. Это его глубоко удручало. Единственное, что оставалось в утешение – это неразлучные спутники всей его жизни, книги, их он читал и перечитывал.
25 декабря на католическое Рождество близкие поздравили его с 93-летием. А через 7 дней, стоя, подобно древним хевсурским рыцарям – встретил он смерть.
Феномен смерти был предметом его раздумий и одной из важных тем его творчества. Смерть появлялась в его произведениях иной раз в конкретном суровом облике, облачении, и тогда невольно вспоминались кошмарные новеллы Эдгара По. С большим мастерством, с лиризмом, в меру разбавленным гротеском, написан рассказ «Таков обычай». Здесь смерть, эта неминуемая участь человека и всего живого, не столь ужасна и не возбуждает чувства страха. Автор взирает на свою смерть и погребение глазами покойного. Лаконичная фраза, как бы произносимая покойным, – «Таков обычай», рефреном сопровождающая описание многовекового ритуала, каждый раз приобретает особый оттенок. И при всем том, а может вопреки, рассказ Элгуджи Бердзенишвили преисполнен не только красотой и силой, но необоримым стремлением и любовью к жизни. В подтверждение приведу маленький фрагмент: перед выносом усопшего появляется необыкновенно красивая золотоволосая юная дева с букетом фиалок в руках. Она склоняется над усопшим и рассыпает ему на грудь букет фиалок.
«Золотая коса ее скользнула на меня… Она вмиг повернулась и ушла. Присутствующие зашептались, но я не понял, почему. Только что-то вспомнилось мне, виной тому был аромат фиалок. Он увел меня далеко, очень далеко, он напомнил мне деревню, весну, яблони в цвету… Мама послала меня к источнику, там, в ущелье стоял огромный бук, и из-под его корней тихонько капала вода. Долго ждал я, пока капли наполнят медный тунги-кувшин… В замшелый деревянный желоб капала вода… И вот там, на пригорке неподалеку я впервые увидел такое бесчисленное множество, такое буйство фиалок! Фиалки были повсюду, куда не кинь взор, – и под замшелым деревом, и поверх каменной ограды – везде цвели фиалки. Я прилег на прохладную траву и стал вдыхать нежнейший аромат жизни…».
Вчитаемся в строки этого фрагмента. Нетрудно будет узнать в прекрасной золотоволосой незнакомке увековеченную гением Боттичелли юную богиню Венеру. Да, это она с ее длинной золотой косой, стоящая на большой белой раковине средь пенящихся морских волн. В творчестве такого художника, как Элгуджа Бердзенишвили, столь прозрачная реминисценция не удивительна, более того – органична для его внутреннего мира, его идеалов, мироощущения и творческих интересов.
Выше я говорил о том, каким увлеченным читателем был Элгуджа. Кнута Гамсуна и его ранние романы – «Виктория», «Пан», «Мистерии», – он особо выделял, на сюжет «Мистерий» создал замечательные графические иллюстрации. «Мадам Бовари» и «Саламбо» Флобера считал высшим проявлением писательского мастерства, а «Хаджи-Мурат» Л. Толстого – непревзойденным произведением, созданным на документальном материале. Знал наизусть самые сильные пассажи из романов Ф. Достоевского. Любил перечитывать «Волшебную гору» и «Доктора Фаустуса» Томаса Манна. Очень привлекали его Франц Кафка, Марсель Пруст, Фолкнер с его головокружительным динамизмом. Предметом его постоянного восхищения были исландские саги с их суровой правдивостью и лаконизмом, когда одной сжатой фразой сказано столь многое. Особенно нравилась ему «Ниал-сага», безупречно переведенная Георгием Джабашвили. Этому произведению он посвятил интересное эссе. На его рабочем столе неизменно лежали «Диалоги» Платона в переводе выдающегося переводчика, писателя Бачаны Брегвадзе. Элгуджа считал, что мало кто из современников внес столь значительный вклад в грузинскую культуру, как Бачана.
С глубоким сожалением вспоминал он безвременно погибшего Гурама Рчеулишвили. Молодой, полный творческих и физических сил автор «Смерти в горах» тогда, в 60-м, не подозревал, что очень скоро сам встретит ее, спасаясь в штормовом море, и не успеет заявить свой яркий талант во весь голос.
С большим вниманием и профессиональным интересом относился Элгуджа Бердзенишвили и к творчеству друга юности Гурама Рчеулишвили – Гурама Гегешидзе. Недавно опубликованный роман Г. Гегешидзе «Угасание света», в котором автор с эпическим спокойствием повествует о тяжелейшей участи Грузии с 50-х годов вплоть до распада Советского Союза.
Элгуджа Бердзенишвили внимательно следил за современным литературным процессом, всегда радовался успехам наших писателей. Незадолго до кончины он поделился со мной впечатлением от небольшого сборника рассказов «Сон» ученого, биолога Левана Мусхелишвили (сына известного историка Давида Мусхелишвили). Его рассказы, как сказал Элгуджа, напомнили ему прозу Борхеса. Живопись и литература, книга, для него были нерасторжимы, он жил в этом прекрасном мире. Он готовился к написанию, как сам говорил, особого романа. Знал, с чего начать и чем закончить это произведение, собирался использовать в нем богатый опыт своей жизни. Все было продумано, оставалось засесть и писать, писать… Но – не довелось. Не хватило жизни.
Александр Блок с глубоким уважением относился к прозе художников. Подобно многим он считал, что художники воспринимают мир с детской непосредственностью, что они избегают лишних эпитетов, всяческих украшений, благодаря чему достигается классическая простота. Проза Элгуджи Бердзенишвили именно такая. Он много и напряженно работал над точностью и пластикой фразы. Каждый его рассказ имел варианты. Многое он порвал и уничтожил. Характерной особенностью его прозы является мифологизм, совершенно свободный от какого-либо схематизма. В своеобразно осмысленные предание или историю он с большим вкусом вносил поэтические картины, что придавало особую свежесть и привлекательность непринужденному повествованию. В качестве примера вспомним хотя бы рассказ «Творение», в котором он магией своего воображения воскресил и вдохнул новый дух в много раз обработанный миф о Пигмалионе и Галатее.
Безусловно не пустые слова, что поэзия произошла из мифа, питалась мифом и впоследствии отделилась от мифа. Величайший знаток античной поэзии и искусства, до корней постигший их бесчисленные закономерности и тайны Фридрих Шлегель не зря писал: «Истоком всей культуры, всех учений и наук греков был миф». Это прежде всего касается художественного слова – поэзии и прозы.
Года два назад журнал «Русский клуб» опубликовал великолепное эссе Элгуджи Бердзенишвили «Фантазия живописца» в переводе Камиллы Мариам Коринтэли, в котором автор своеобразно и оригинально показывает творческие особенности двух великих мастеров – Сальвадора Дали и Поля Сезанна. Финал эссе неожидан и великолепен: под нарастающий перезвон колокольчиков возникает пейзаж Ла Манчи и два всадника, один на лошади, другой на осле, в которых безошибочно можно узнать Дон Кихота и Санчо Пансу. Слышится их негромкий диалог с подтекстом, из которого все становится ясным. Передать это невозможно, это нужно прочитать.
Жемчужинами дивного ожерелья блистают небольшие эссе Элгуджи о его любимых художниках, например, о Ван Гоге, полотна которого он с восторгом и благоговением созерцал в Москве, в музее Пушкина. Под впечатлением от картины «После дождя» он написал эссе «Розы Ренуара» и другие, которые он собирался опубликовать.
Об Элгудже Бердзенишвили можно смело сказать, что он с равным мастерством владел магическим искусством и живописи, и графики. Воссозданные его кистью красивейшие пейзажи его родной Гурии (многие из них он раздарил) очаровывают необычайным богатством красок и поэтичностью.
Прекрасны его портреты, например, портрет девочки, замечательный портрет знаменитой грузинской певицы, первой исполнительницы джаза Гиули Чохели и другие. В портретах, как и в любой другой работе, можно сразу узнать неповторимую манеру Элгуджи Бердзенишвили.  Виртуозна его линия, что прежде всего проявилось в книжной графике. Я не стану перечислять его работы, но необходимо выделить из них одну – это иллюстрации к школьному учебнику «Дэда эна» («Родная речь»), выполненные Элгуджей Бердзенишвили по просьбе известного литератора Вахтанга Родонаиа. Здесь подлинный праздник красок и линий производит неотразимое впечатление.
У Элгуджи было развито чувство благодарности. Особенно ярко оно проявилось в опубликованном им в газете «Литэратурули Сакартвело» («Литературная Грузия») воспоминании о его первом педагоге рисования, воспитателе многих поколений во Дворце пионеров и школьников, Григории Месхи. Это воспоминание получило большое одобрение читательской общественности. Из педагогов Академии художеств Элгуджа глубоко уважал и чтил великого Серго Кобуладзе, художника ренессансного взлета, репродукции творений которого (гениальный портрет Данте, несравненные иллюстрации к «Вепхисткаосани») украшали стены его рабочей комнаты.
Более года назад Фонд культуры Грузии, руководимый выдающимся инженером, академиком Тамазом Шилакадзе (ранее председателем этого фонда был Мераб Бердзенишвили), решил представить Элгуджу Бердзенишвили к премии имени Эквтиме Такаишвили и вручить ему памятную медаль. Только лишь благодаря глубокому почтению к имени этого подлинно Божьего человека, Эквтиме Такаишвили, Элгуджа не отказался от награды. Торжественная церемония состоялась в построенном Мерабом Бердзенишвили культурном центре «Муза». Сам Элгуджа по состоянию здоровья прийти туда не смог, но из своего дома он тепло приветствовал и благодарил присутствующих, и мы видели его лицо на экране.
Я не встречал в жизни человека, у которого было бы такое непорочное и такое доброе, без тени зависти, сердце, как у Элгуджи. Он был на редкость скромен. Ни разу не устроил персональной выставки, не стремился ни к каким регалиям, звание заслуженного художника Грузии уступил своему коллеге и прожил всю свою жизнь так, что никакой помощи ни от какого правительства не просил и не получал. Зато Мераб Бердзенишвили, пока был жив, всегда заботился о младшем брате. Единственный альбом его работ издал Мераб, как и два объемистых сборника прекрасных рассказов.
Я намеревлся сделать большое интервью с Элгуджей. Он подобные вещи не любил, но мне не отказал. «Только немного подожди», – сказал он мне. Я заранее составил вопросы, и он знал, о чем мы будем говорить. Я попросил его рассказать о Мерабе что-нибудь, чего кроме него никто не знал. Он согласился. Но я и сам никак не мог выбрать день, когда мы с ним могли бы спокойно засесть за работу. Ничего не должен человек откладывать. Сейчас я очень сожалею об этом.
Помню, как-то раз я уходил от него, и он меня провожал. Когда я уже спускался по лестнице, Элгуджа, улыбаясь, сказал мне: «Знаешь, это я тебе говорю не для прессы, если я что-то сделал в живописи или в литературе, так это благодаря холоду и Нате»…
Элгуджа не любил холод, не любил зиму. Уже с наступлением осени он тепло одевался и предпочитал не выходить из дому. Читал, писал и рисовал. Рядом всегда была и помогала жена – Ната Джанелидзе, прекрасный германист, которая несколько лет назад, к его несчастью, скончалась. Остались пять замечательных портретов, созданных им. Именно калбатони Ната втайне от него принесла его рассказ «Хасанбегура» известному писателю, редактору и общественному деятелю Вахтангу Челидзе, который сразу же опубликовал его в редактируемой им «Литэратурули Сакартвело» («Литературной Грузии»).
В современной грузинской прозе не много найдется рассказов, которые можно поставить рядом с «Хасанбегура» Элгуджи Бердзенишвили. Это истинный шедевр. Признанный классик грузинской прозы Резо Инанишвили, чье мастерство, стиль и глубочайшее знание тонкостей грузинского языка общеизвестны, выразил свое восхищение этим рассказом, излучающим «библейский незамутненный свет». То, что Элгуджа Бердзенишвили смог показать, открыть словами песни «Хасанбегура», – это большая виртуозная литература», – так оценил Резо Инанишвили этот рассказ.
Наш дорогой Элгуджа Бердзенишвили не мог бы пожаловаться на краткосрочность его жизни. Тем не менее столько чего осталось неосуществленным. Остались эскизы нескольких полотен – большой букет цветов и характерные только для его манеры письма  фигуры женщин и мужчин. Благодаря этой манере из тысяч узнаешь работу Элгуджи. Остался ненаписанным от начала до конца продуманный роман и сравнительно малые прозаические сюжеты, которые дальше замысла не пошли.
Мне вспоминаются слова очень своеобразного русского поэта и безупречного переводчика поэзии Поля Валери и «проклятых поэтов», эссеиста, человека колоссальной эрудиции, Вадима Козового, которого я близко знал (с 80-х годов он жил в Париже, где и умер). Когда в глубокой старости скончался его старший друг, выдающийся французский поэт и график Анри Мишо, Вадим написал мне в письме: «Смерть таких людей всегда преждевременна». То же самое относится и к Элгудже Бердзенишвили.
В мой прошлый визит, оказавшийся, увы, последим (тогда он уже не мог держать в руке перо), он прочитал мне свой новый рассказ, написанный с присущим ему мастерством, в основе которого лежала грустная история, происшедшая с отцом известного грузинского режиссера Вахтанга Таблиашвили.
Когда в древнем Кутаиси бывшие власти тех лет варварски взорвали прекрасный мемориал Победы в Великой Отечественной войне, творение Мераба Бердзенишвили, Элгуджа не меньше самого автора переживал это позорное событие, как и второй подобный факт, совсем уже ничем не объяснимый: великолепная скульптура великого царя Грузии Давида IV Агмашенебели (Строителя) была перенесена с одной из центральных площадей Тбилиси на Дигомскую трассу, фактически на задворки, в малодоступное место, где она почти и не видна. Думаю, тут комментарии излишни. Остается надеяться, что современные власти постараются поскорее исправить то, что еще возможно исправить, и вернут скульптуру Давида Агмашенебели на подобающее ему место.
Элгуджа Бердзенишвили относился к числу тех людей, которые глубоко входят в сердце. Открытый дружбе, сердечный, лишенный всякой фальши, лицемерия, умеющий сказать правду, не обидев человека, жизнестойкий и жизнелюбивый – таков был Элгуджа. Его слово всегда бывало взвешено, обдумано. Помню, мне он говорил: «Ты, дорогой мой, очень горяч в оценке людей, поостынь и не спеши». Никогда он не изменял кредо художника, творца, его принципы были тверды. Его творческий жар никогда, до самого конца, не остывал. Он готовился издать свою третью книгу, куда вошли бы рассказы и эссе. Сюда же должны были войти маленькие истории, которые сам он называл по-грузински ласкательно «митуки», то есть «мифики». По страницам газет и журналов рассыпаны многие его статьи, воспоминания. Собрать все это осталось его неисполненным желанием, которое мы, его друзья, должны осуществить.
Мне хочется обратиться к сидящим часами у компьютеров нашим молодым – если хотите очутиться в мире мужества, чистоты, любви и прекрасного, в мире света и добра, из которого не захочется выйти, – читайте книги Элгуджи Бердзенишвили!
***
Вечером 30 декабря 2018 года Элгуджа позвонил мне по телефону. Он говорил медленно, с трудом выговаривая слова. Я понял, что у него опять приступ боли в спине. «Завтра такой день, возможно, я не смогу с тобой поговорить, – сказал он мне. – Потому я заранее поздравляю тебя с наступающим Новым годом и желаю здоровья и благополучия тебе вместе с твоей семьей». Я, конечно, тоже поздравил его и, насколько мог, постарался приободрить. Я думал, что повидаю его в первые же дни Нового года, но наша беседа оказалась последней. Первый день 2019 года стал для него последним.
…Цифры, определившие его жизнь и смерть, кажутся сакраментальными: родился 25 декабря, прожил 93 года и семь дней, умер на седьмой день, и семь лет отделили его от столетия…
Элгуджа Бердзенишвили столько сделал для возвышения и обогащения грузинского искусства и литературы – и кистью, и пером, – столько добра и душевного тепла оставил он людям, что имя его всегда будет окружено сияющим ореолом.
На этих страницах я постарался лишь очертить светлый облик моего старшего друга. Более обстоятельно и обширно сделать это – дело дальнейшего.


Эмзар Квитаишвили

 
ХРАНИТЕЛИ ТРАДИЦИЙ

https://lh3.googleusercontent.com/SPdpKOd6SPi2TpHed1qrRifwGcKOaEFcdCo3RNKRjfLhx7mqsO5zv63p9YA1BodgJN-1bbgDh104kzWEo2sNdPbPL74xHYUO1KKkERBykX-Mqd391IKJItq81pa2DFa21AapQ29HI5GIQK_ScH_IIe9lhImff5aKuTFjMNt0LCguquszbdUxQk4k_FSXoHJiWCYHBchlaLdKgFxrVXcLBgxGdcu7BcUVahLJ4HLk-_kwwOKymhVRcKnfpERoNDB8LZBHz0UpFkz1IhLYb5byplfb1TPRJNSLigm6GO-N2TjPH18NTtDNf3do8N664GhMvOZZFT3ikusyCTXluJx8cMYZ_tK8pdY18u6FvKlbmCM6t9in52vu4X8u02qviTJxA--5_T-42eYeUVdDCXAMN1J6If0o8YUG5fWNVXr7ObetCWhO_t3VwnF1R4O5gI3f1DGQYCj4CEDHm8K_Zff0iy8c_1v4B9-tWZJqVgcaV2HaIHn4J40Wf9p-QT_CGplwCk9gqcDQXuZoP_4yKChXNY0wYLec4832NrqlmmRz7te96gimAYaU45MVs_c6Skr8reKq6AsbFftFFKp6hAVPJPYqop3-oyhFzddk1IJRHjcWJ8OiEzCOc9uF5aPJ7l1XVJVK50g-ex6pOP2FniHBMsfhlONcQDU=w125-h106-no

Ключевые этапы истории Петербурга-Петрограда-Ленинграда первой половины двадцатого века можно обозначить тремя произведениями: романом «Петербург» Белого, поэмой «Двенадцать» Блока, Седьмой симфонией Шостаковича – и перед нами возникнут образы и картины Серебряного века, революционного хаоса, блокады. Грузинская колония этой поры дала яркую плеяду общественных деятелей, когорту ученых, инженеров, педагогов, юристов и, разумеется, всемирно прославившихся деятелей культуры и искусства. Отцы-основатели Тбилисского университета, начавшие свою научную деятельность в Петербурге, – историк Иванэ Джавахишвили, востоковед Георгий Ахвледиани, историк Шалва Нуцубидзе, психолог Дмитрий Узнадзе, лингвист Акакий Шанидзе, балетмейстер Джордж Баланчин, непревзойденный артист балета Вахтанг Чабукиани, искусствовед Ираклий Андроников, режиссер Георгий Товстоногов и другие наши выдающиеся соотечественники, связанные судьбой с городом на Неве, не нуждаются в представлении – о них написаны книги, диссертации, сняты фильмы. Рассказывать достойно о вкладе этих легендарных личностей в копилку истории в рамках обзорной статьи просто нереально. Отдадим же им дань памяти и отправимся в наше заключительное путешествие по Питеру, чтобы вспомнить других, может быть, не столь великих, но не менее ярких и достойных представителей грузинской диаспоры. Многие имена сохранились для потомков, благодаря записям добросовестных мемуаристов недавней эпохи, которую еще лет сорок назад можно было воссоздать по воспоминаниям живых очевидцев событий.
Заслуживает самых высоких похвал летописец грузинской колонии Петербурга – филолог и историк Михэил Горгидзе, автор уникальной в своем роде книги «Грузины в Петербурге», выпущенной издательством «Мерани» в 1976 году на русском языке. По словам знатоков истории Тбилиси, выход книги совпал с кончиной автора, потратившего на написание главного труда своей жизни несколько десятилетий. Книгу Горгидзе можно назвать одновременно и энциклопедией грузинской диаспоры, и научным исследованием. Написана книга увлекательным языком, Горгидзе удалось в лаконичной форме представить колоритные образы многочисленных персонажей, обозначить характерные черты исторических эпох от петровских времен до второй половины двадцатого века. Важно, что автор придерживается научного подхода в подаче материала, книга основана на фактах, выверенных взглядами исследователей и архивными документами. Мне довелось наблюдать, как Михэил Филиппович собирал материалы для книги. Он несколько раз приходил к моей бабушке, чтобы уточнить мельчайшие детали и сверить документы, в каких именно гимназиях и в какие годы преподавали в Петербурге мой дед Валериан Андреевич Канделаки и его старший брат Виктор Андреевич. В результате в книге появилась страница выверенного текста о деятельности грузин на ниве образования. Сложно представить, каких трудов понадобилось Горгидзе, чтобы по крохам собрать материалы о грузинской элите и интеллигенции, о деятельности наших соотечественников в самых различных сферах общества. Преданность своей теме можно объяснить патриотическими чувствами, а также тем, что сам батони Михэил был петербургским студентом и активным членом грузинского землячества. С искренним душевным волнением автор вспоминает традиционный грузинский вечер в зале Дворянского собрания в январе 1913 года. Горгидзе пишет: «Автор этих строк хорошо помнит его, так как был одним из организаторов этого вечера и последовавшего за ним банкета. В начале второго отделения вдруг послышались аплодисменты, и в дверях зала появился убеленный сединой почтенный старец, наш знаменитый поэт Акакий Церетели, окруженный молодыми людьми. Мы, студенты, находящиеся за кулисами, сразу вышли на сцену вместе с артистами, весь зал поднялся на ноги, и все присутствующие, обернувшись лицом к вошедшему поэту, приветствовали его шумными аплодисментами, не стихавшими все то время, пока он не занял приготовленного для него кресла в первом ряду. Знаменитый оперный певец Собинов, уже выступивший в первом отделении, в знак уважения к поэту вновь вышел на сцену и спел в его честь восточный романс». Горгидзе приводит отрывок речи Акакия Церетели, произнесенной на банкете, устроенном после концерта: «Мы высоко ценим братство, единение и дружбу нашу с русским народом. Правда, среди русских есть и такие, которым не по душе наш братский союз, но зато есть молодая Россия, с которой мы желаем идти рука об руку для осуществления не только национальных, но и общечеловеческих идеалов, тех идеалов, которые называются братством, единством, равенством».
Не менее увлекательно читать о том, как студенты принимали в скромной квартире студента Микэла Патаридзе Владимира Маяковского, пели с ним «Мравалжамиэр». А когда присутствующие Василий Каменский и Давид Бурлюк затянули «Дубинушку», «Маяковский, не желавший уступать им, спел своим мощным голосом грузинскую народную: «Мхолод шен эртс»… Вспоминает М. Горгидзе на страницах своей книги и о последнем вечере-концерте грузинской колонии 15 января 1914 года, после начала Первой мировой войны вечера больше не устраивали. «Ответственным распорядителем вечера был член Государственной думы В.Л. Геловани. На вечере были исполнены произведения Д. Аракишвили и М. Баланчивадзе. выступили вокалисты Мариинского театра Г.П. Маркаров и А.Е. Догонадзе и артист музыкальной драмы А.И. Мозжухин, а также виолончелист И. Абашидзе, танцовщица Н. Цицишвили и другие. Один из студентов исполнил лезгинку с кинжалами… Невзирая на отсутствие таких крупных «звезд» как Шаляпин и Собинов, публики было много и все разошлись под самыми приятными впечатлениями».
Вечера в Дворянском собрании отличались изысканностью – их постоянно оформлял «на общественных началах» Александр Шервашидзе, занимавший с 1907 года до 1918 года пост главного художника петербургских театров. В Мариинском, Александринском, Старинном театрах он создал декорации и нарисовал эскизы к костюмам примерно к 50 спектаклям. Александр Шервашидзе был не только большим художником, но и талантливым публицистом, его статьи регулярно появлялись на страницах журналов «Мир искусства» и «Аполлон». Отцом живописца был младший брат последнего владетельного правителя Абхазии – Константин Шервашидзе, а матерью – пианистка-француженка Натали Данлуа. Первым серьезным наставником художника стал Василий Поленов, по его рекомендации Шервашидзе провел несколько лет в Париже, где брал уроки у знаменитого мэтра Фернана Кормона. После образования первой демократической республики в Грузии Александр Шервашидзе смог вернуться в Абхазию – ранее специальным императорским вердиктом представителям княжеского рода Шервашидзе запрещалось проживать на родине предков. В Сухуми Александр вместе с друзьями Н. Евреиновым, В. Каменским, и будущей супругой Натальей Бутковской активно участвовал в работе Сухумского артистического общества, открыл театральные курсы. Однако уже в 20-ом году он эмигрирует во Францию, где становится главным художником-декоратором «Русского балета» Дягилева. В начале 40-х годов Александр переезжает в Монте-Карло. В 1946 году создает великолепные декорации и костюмы к балету «Шота Руставели», поставленному Сержем Лифарем. Премьера в Монте-Карло прошла с триумфом, и балет был поставлен на сценах Парижа и Лондона. В 1958 году Государственный музей искусств Грузии получил в дар от Александра Константиновича Шервашидзе (Чачба) личный архив художника, около 500 его работ, статьи, письма, театральные афиши и другие материалы. Художник не дожил всего три месяца до своего столетия, он скончался в 1967 году и был похоронен в Ницце на русском кладбище. В 1985 году его прах был перевезен в Сухуми.

***
Вернемся в Петербург довоенной поры, и шагнем в один из самых знаменитых салонов столицы, в котором царит прекрасная «Соломинка» – Саломея Николаевна Андроникашвили, в замужестве Андреева. Тэффи писала о ней: «Не писательница, не поэтесса, не актриса, не балерина и не певица: – сплошное „не“. Но она была признана самой интересной женщиной нашего круга. Была нашей мадам Рекамье, у которой, как известно, был один талант – она умела слушать. У Саломеи было два таланта – она умела любить, и говорить». Влюбленный в Соломинку Осип Мандельштам, посвящал ей стихи. Аветик Исаакян сказал о ней: «Женщины ее породы рождаются раз в столетие, когда не реже, нарочно для того, чтобы быть воспетыми и увековеченными». В доме у Саломеи Андреевой бывали Генрих Нейгауз, Сергей Прокофьев, Михаил Кузмин, Сергей Маковский, художники Василий Шухаев, Яковлев, Радлов. Анна Ахматова была ее подругой.
Родилась Соломинка в Тифлисе в 1888 году и получила имя в честь святой Саломии мироносицы. Отец – кахетинский князь Иван (Нико) Захарьевич Андроникашвили (1863-1944), был городским головой Батуми. Мать – Лидия Николаевна Плещеева-Муратова (1861-1953) приходилась внучатой племянницей поэту Алексею Плещееву. В 1906 г. Саломею выдали замуж за состоятельного купца и предпринимателя, вдовца с тремя детьми – Павла Семеновича Андреева. Только на пятом году замужества Саломея родила дочь Ирину. Отношения между супругами никак нельзя было назвать теплыми, в результате каждый стал жить своей жизнью. Переехав на съемную квартиру, Саломея, наконец, зажила свободно, засиживаясь в «Бродячей собаке» и принимая у себя богемную компанию. После революции Саломея Андроникашвили уехала из Петрограда. В 1917-1920 гг. она жила в Тифлисе и вместе с поэтами Сергеем Городецким и Сергеем Рафаловичем издавала литературно-поэтический ежемесячник «Орион». В ту пору была дружна с Савелием Сориным, Сергеем и Верой Судейкиными. Уехать за границу ей помог Зиновий Пешков (приемный сын Горького и родной брат Я. Свердлова), сотрудничавший с французским представительством в Грузии. В эмиграции Саломея обосновалась в Париже, вышла замуж за дипломата Гальперна. В годы Второй мировой войны провела в Нью-Йорке, а ее дочь Ирина сражалась в рядах французского Сопротивления. После войны Саломея жила с мужем в Лондоне. Занималась благотворительностью, выпустила книгу кулинарных рецептов французской кухни, включив в нее два грузинских рецепта.
В 1965 году, в дни поездки Ахматовой в Лондон и Оксфорд, Саломее довелось встретиться с Анной Адреевной, которая подарила ей автограф своего стихотворения «Тень», написанном еще в 1940 и посвященном прекрасной Соломинке. В 1982 году лондонская «The Times» и русские зарубежные газеты сообщили, что 8 мая в Лондоне на 94-м году жизни скончалась Саломея Николаевна Андроникова, «последняя из самых блистательных женщин, которым довелось быть современницами расцвета Серебряного века русской поэзии. Саломея Андроникова была одной из самых известных красавиц той эпохи. Она славилась умом, обаятельностью, остроумием. В числе ее друзей были знаменитые русские поэты и художники того времени». Прах «Соломинки» был развеян над Трафальгарской площадью. Остались ее портреты кисти Кузьмы Петрова-Водкина, Бориса Григорьева, Василия Шухаева, Савелия Сорина, Константина Сомова, Сергея Чехонина. Свой портрет, написанный Зинаидой Серебряковой, Саломея Николаевна завещала Государственному музею искусств Грузии.

***
Одной из характерных черт жизни землячества начала двадцатого века была поддержка нуждающихся, в первую очередь, студентов. Особенно чутко откликался на нужды молодежи фактический председатель (официально этот пост занимал один из членов императорского дома) Российского общества Красного Креста генерал Иван Накашидзе, который не только помогал студентам материально, но и, пользуясь своими связями и авторитетом, неоднократно способствовал в получении казенной стипендии. Благодаря его поручительству было прекращено следствие о революционной деятельности курсистки Елены Кикодзе и студента Сергея Хундадзе. Выигравший в лотерею крупную сумму композитор Мелитон Баланчивадзе распределил часть средств между студентами, а также издал полное эпистолярное наследие своего любимого композитора М.Н. Глинки.
Многие обитатели питерских домов-колодцев, рабочих слободок, мрачных подворотен впервые открывали для себя чудо скрипичной музыки, благодаря блуждающему по огромному городу музыканту. Он был красив, экстравагантно одет – летом в шелковый кафтан, в холод в широкую накидку, из-под полов которой извлекал свою волшебную скрипку и начинал играть под окнами домов мелодии неслыханной красоты: «Серенаду» Шуберта, «Элегию» Массне, сюиту «Пер-Гюнт» Грига, музыку Чайковского, Глинки, Баланчивадзе. Он быстро стал популярным, следом за ним ходили студенты, уличные мальчишки и люди, понимающие толк в музыке. О нем рассказывали всяческие небылицы. На самом деле скрипач был не кем иным, как окончившим в 1906 году Московскую консерваторию по классу скрипки, талантливым музыкантом Илико Курхули. И давал он концерты под открытым небом исключительно по доброй воле, считая своим долгом приобщить к классической музыке трудовой люд. «Хождение в народ» сделала Илико своего рода знаменитостью. Петербургские газеты посвящали ему статьи, меценаты уговаривали заняться концертной деятельностью, но скрипач с неиссякаемым вдохновением продолжал играть во дворах. Наградой за концерт ему были монетки, летящие из распахнутых окон, его порой зазывали выпить чай в людской. Однако познакомившись с музыкантом поближе, хозяева распахивали перед ним двери гостиных. Несколько раз его забирали в полицейский участок, приняв за бродягу, но всегда с извинениями отпускали. Образованный, виртуозно игравший на скрипке, бандуре, дудуки, лире музыкант, обладавший к тому же красивым голосом, безропотно мирился с унижениями ради своей высокой цели. Исходив вдоль и поперек Петербург, он двинулся по просторам России. В 1913 году Курхули жил в Грузии, где занимался музыкальным просветительством вплоть до 1921 года. Затем шесть лет путешествовал по Европе, от Босфора до Парижа. Он обошел Балканы, в Софии на болгарском языке издал книгу о грузинской народной песне. В 1927 году Илья Курхули вернулся, теперь уже окончательно, в Тбилиси. До конца жизни он выступал с профессиональными концертами и лекциями на улицах, в учебных заведениях, клубах и дворах города.

***
Грузинские студенты активно участвовали в политической жизни Петербурга. Одним из их кумиров молодежи был Ираклий Церетели. Спустя полвека одна из бывших курсисток так вспоминала о заседании в Таврическом: «Церетели говорил, это была музыка. Мы получали подлинное эстетическое наслаждение. И вдруг, кто-то картавым, резким голосом перебил его, выкрикнув: «Есть такая партия!». Мы были шокированы». Знаменитая стычка между председателем Петросовета, меньшевиком Церетели и Лениным произошла 4 (17) июня на I съезде Советов, когда на заявление Церетели: «…в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть…», Ленин ответил: «Есть такая партия!». Советская пропаганда трактовала эту фразу Ленина как поворотный момент в борьбе большевиков за власть. Естественно, роль меньшевиков в истории революции советская пропаганда оценивала негативно. Между тем личность Ираклия Церетели заслуживает совсем иной оценки. Он был сыном выдающегося писателя Георгия Церетели и Олимпиады Николадзе (сестры Нико Николадзе). В первый раз был сослан в Сибирь за участие в студенческих волнениях. Во второй – по обвинению в подготовке государственного переворота после разгона в 1907 году Второй Думы, в которой Церетели являлся председателем социал-демократической фракции и был членом аграрной комиссии Думы. После Февральской революции он вернулся в Петроград и вошел в состав исполкома Петроградского Совета. К этому времени Церетели определился как «революционный оборонец», считая необходимым прекратить войну усилиями социалистов всех воюющих странах. Он выступал за объединение всех социал-демократов на общей платформе. К Октябрьской революции Ираклий Церетели отнесся отрицательно. «Совершается разделение России на два непримиримых лагеря, линия гражданской войны прошла через сердце демократии», – заявил политик с трибуны Учредительного Собрания. После роспуска Учредительного Собрания уехал в Грузию, где стал одним из лидеров независимой Грузинской Демократической республики и Социал-демократической партии. В 1919 году был представителем Грузии на Парижской (Версальской) конференции. Политику пришлось эмигрировать после падения Грузинской республики. В начале 30-х годов он окончил юридический факультет Сорбонны, занимался частной юридической практикой сначала во Франции, а с 1940 года – в США. Был представителем грузинских социал-демократов в изгнании на многих международных форумах, являлся членом исполкома II Интернационала. Скончался в Нью-Йорке 21 мая 1959 года. Церетели похоронен на кладбище Левиль-Сюр-Орж под Парижем, где покоятся представители грузинской политической эмиграции 1921 года.

***
На роль героя бестселлера времен революции как никто другой подходит Иван Дмитриевич Ратишвили, на долю которого выпали и фронтовые будни, и беспредельно смелые поступки в дни Октябрьского переворота, в полной мере проявившие его доблесть и безупречное благородство. В последние годы о единственном царском генерале, заслужившем от большевиков обращения: «Товарищ князь» вновь заговорили (см. статью В. Головина в номере 4.2018 г. журнала «Русский клуб»). Мы же напомним, что помощник начальника дворцового управления и полицмейстер Зимнего дворца Иван Ратишвили спас государственные сокровища во время штурма Зимнего дворца в 1917 году. Он приказал своим гвардейцам эвакуировать императорские сокровища в более безопасные части дворца и направил охранять их своего 16-летнего сына Дмитрия вместе с двумя надежными гренадерами. Среди укрытых сокровищ находился царский скипетр, украшенный знаменитым бриллиантом «Орлов». Затем Иван Ратиев провел переговоры с Владимиром Антоновым-Овсеенко, который руководил штурмом Зимнего дворца, и убедил того спасти дворец от разграбления и разрушения. Советское руководство публично выразило благодарность князю И. Д. Ратиеву на страницах газеты «Известия» (от 5 ноября 1917 года) за «самоотверженный труд по защите и сохранению народных сокровищ» и назначило его главным комендантом Зимнего дворца и всех государственных музеев и дворцов Петроградского района. В марте 1919 года князь Иван Ратиев сопровождал «золотой эшелон», поезд с золотым запасом, отправленный из Петрограда в Москву. На Ратиева оказывали давление, требуя остановить эшелон. В Твери поезд был обстрелян. Но генерал выполнил смертельно опасную миссию и довез золотой запас до новой столицы.

***
Академику Иосифу Абгаровичу Орбели выпала трудная доля – он возглавлял Эрмитаж в годы, когда правительство методически разоряло уникальное собрание ценностей, продавая шедевры Эрмитажа за рубеж. Когда под угрозой продажи оказалась уникальная коллекция иранского серебра, Иосиф Орбели, в те годы бывший хранителем отделения мусульманского Средневековья, написал письмо Сталину. И получил ответ: «Уважаемый товарищ Орбели! Проверка показала, что заявки «Антиквариата» не обоснованы. В связи с этим соответствующая инстанция обязала Наркомвнешторг и его экспортные органы не трогать сектор Востока Эрмитажа. Думаю, что можно считать вопрос исчерпанным».
Охранная грамота не касалась живописи – Эрмитаж лишился наиболее ценных картин мастеров Высокого Возрождения. Орбели, встав на защиту восточных сокровищ, поступил как настоящий ученый. Археолог и историк, академик АН СССР и первый президент АН Армянской ССР Иосиф Орбели является нашим земляком – он родился в 1887 году в Кутаиси, в армянской семье священника Абгара Орбели и княжны Варвары Аргутинской-Долгорукой. После окончания гимназии в Тифлисе отправился в Петербург, где окончил историко-филологический и факультет восточных языков Петербургского университета. С 1934 года по 1951 год – директор Государственного Эрмитажа. В 1941-1942 годах руководил охраной и эвакуацией Эрмитажа и ленинградских учреждений Академии наук СССР. В 1944 году участвовал в работах Чрезвычайной комиссии по обследованию ленинградских пригородных дворцов с целью установления ущерба, нанесенного фашистами, а также участвовал в работах по восстановлению Зимнего дворца и экспозиций Эрмитажа. Иосиф Орбели, ученик Нико Марра, со студенческих лет принимал участие в археологических раскопках на территории Армении и Турции. Ряд работ Орбели посвящен средневековой культуре, армянской эпиграфике, народному эпосу, курдскому языку, архитектуре Грузии и Армении. Орбели вел большую педагогическую работу и создал школу советских кавказоведов, для которой характерно сочетание работы в области материальной культуры и филологии.

***
Петербург начала прошлого века невозможно представить без декадентской мадонны Зинаиды Гиппиус и Дмитрия Мережковского, которые познакомились в Боржоми и обвенчались в Тбилиси. Без «молодого грузина» – Осипа Мандельштама, получившего такое прозвище в кругу близких друзей за импульсивность и эмоциональность. И в те годы Грузия для деятелей культуры России была близкой и любимой страной.
Плеяда выдающихся ученых, петербургских грузин, создавших сто лет назад в Тбилиси первый в Закавказье государственный университет, покинула Петербург ради служения родине. Отцы-основатели ТГУ стали основоположниками различных национальных научных школ – языкознания, физики, биологии, математики, разных отраслей медицины в Грузии. Но и в бывшей столице, теперь уже Ленинграде, в 20-30-х годах прошлого века грузины продолжали играть видную роль в культурной жизни. Выпускник историко-филологического факультета Ленинградского университета и словесного отделения Института истории искусств Ираклий Андроников в середине двадцатых годов начал писать научные труды о Лермонтове и выступать в филармонии с устными рассказами, которые впоследствии сделали его знаменитым. Идут годы, но по-прежнему Ираклий Андроников считается непревзойденным мастером уникального жанра – устного рассказа. На прославленной сцене Кировского театра (бывшего Мариинского) воцаряется Вахтанг Чабукиани, который и в наши дни считается артистом балета номер один в мировом масштабе. С середины 50-х под руководством Георгия Товстоногова восходит звезда Большого драматического театра в Ленинграде. Заметим, что другому нашему соотечественнику, режиссеру Темуру Чхеидзе впоследствии удалось удержать высочайшую планку этого прославленного театра.

***
Последний штрих к Серебряному веку. Назовите самую известную грузинку той поры. В начале века альтернативы не было, разумеется, – княжна Джавахова. Отчаянная и добрая девочка – героиня книг Лидии Чарской – Нина Джавахова была неизменной спутницей детей начала века. Мне посчастливилось быть близко знакомой с замечательной личностью Ниной Христофоровной Джавахишвили. Ее ближайшие родственники, представителя родов Джавахишвили и Эристави, занимали видные посты в Петербурге. О своем же столичном детстве она всегда вспоминала с улыбкой – подружки-гимназистки восторженно вскрикивали при знакомстве с ней: «Ты – Нина?! Джавахова! Неужели та самая!». Есть люди, которым по складу души, интеллигентности и образованности предначертано быть хранителями культурных традиций. Именно к такой категории относились и Нина Христофоровна Джавахишвили, ее дочь Гульнара Шалвовна Джапаридзе и их близкая родственница Александра Александровна Пурцеладзе (1922-2005 гг.) – литературовед, доцент Петербургской академии театрального искусства (бывшего ЛГИТМиКа). Один из учеников так отозвался о Шурочке Пурцеладзе: «Стиль, изысканность, культура речи. Как у Пушкина – «она сохранила много тогдашней приятности». Она и там – в Серебряном веке, и здесь». Благодаря усилиям Александры Пурцеладзе, композитора Андрея Петрова и концертмейстера Михаила Аптекмана город получил праздник романса «Петербургская осень».
Приезжая к родным в Тбилиси, Шурочка неизменно читала общественную лекцию в зале какого-нибудь Дома культуры, потому что обычная квартира не могла вместить всех ее поклонников. При всей занятости она была на редкость общительной и простой, легкой на подъем, постоянно окруженной людьми. Была дружна со многими известными литераторами и режиссерами, а также с начинающими писателями, из числа которых выделяла сына своей подруги – Сергея Довлатова. В детстве Шурочка жила в Царском селе и училась в школе, где когда-то была гимназия Ахматовой. В доме своей подружки, внучки известного поэта, она видела большой деревянный ларец с рукописями, который девочкам запрещалось отпирать. Повзрослев, Шурочка поняла, какой клад он хранил – это был тот самый «Кипарисовый ларец», давший название посмертному сборнику стихов Иннокентия Анненского, скончавшегося от инфаркта в 54 года на ступеньках Царскосельского вокзала. Такими вот живыми подробностями, дающими ощущение «рукопожатия» с минувшей эпохой, были насыщены ее неповторимые истории. Неудивительно, что на ее на лекциях яблоку негде было упасть – приходили не только студенты, но их друзья и знакомые друзей. Любимой Сан-Сановне ученики присвоили титул: «Золотой Фонд нашего города».

***
Как же живет грузинская диаспора сегодня? Диаспора насчитывает примерно 40 тысяч, хотя до распада СССР грузин в Ленинграде было около 300 тысяч. В отличие от нескольких московских землячеств питерские грузины держатся сплоченно. Их объединяет организация «Иверия», зародившаяся в годы перестройки, а в 1992 году реорганизованная в землячество. В 1999 году председателем землячества стал успешный предприниматель Бадри Какабадзе, который активно занимается общественной и благотворительной деятельностью. Б. Какабадзе награжден российским Орденом святого Георгия первой степени и грузинским Орденом Чести, получил звание академика Санкт-Петербургской Международной общественной Академии холода – Бадри Какабадзе, помимо других направлений бизнеса, является самым крупным производителем мороженого в Петербурге и на Северо-Западе России.
Члены землячества отмечают традиционные праздники – Новый год и Рождество, чествуют юбиляров. При землячестве действуют четыре фольклорных танцевальных ансамбля. В январе 2016 года на пересечении улиц Руставели и проспекта Просвещения грузинская диаспора Санкт-Петербурга открыла памятник Шота Руставели работы Зураба Церетели. В Петербурге при поддержке диаспоры отреставрирована старинная церковь Шестоковской иконы Божией Матери, богослужения в ней проходят на русском и грузинском языках. Петербургские грузины участвуют в работе «Всемирного конгресса народов Грузии», основной целью которого является консолидация грузинских диаспор. В последние годы в Петербурге появилось множество ресторанов грузинской кухни, а также несколько магазинов грузинских дизайнерских брендов.
В числе известных наших соотечественников можно назвать создателя стоматологической сети клиник «Меди» Т. Мчедлидзе, заслуженного хирурга России В. Тоидзе, заведующего отделением хирургии клинической больницы им. Л. Г. Соколова. Из деятелей культуры – Олега Басилашвили, Николая Цискаридзе, солистов Мариинского театра оперы и балета – Михаила Колелишвили и Ирму Ниорадзе.
К «Золотому фонду города», бесспорно, относится знаменитый врач Алексей Георгиевич Баиндурашвили. Несмотря на солидный возраст, он выполняет в год более 100 сложнейших операций. Вице-президент Ассоциации травматологов-ортопедов России, профессор Баиндурашвили является директором Научно-исследовательского детского ортопедического института им. Турнера. В одном из интервью Алексей Георгиевич отметил, что подобного института в Европе больше нет. «По уникальности я его обычно сравниваю с Мариинским театром или Эрмитажем, – сказал академик. – У нас лечат костную патологию, поражения опорно-двигательного аппарата, последствия ожогов, травм. Лечат детей с опухолями, детским церебральным параличом – с помощью нейрохирургии мы оперируем таких пациентов. Институт Турнера – «чемпион мира» по пересадке пальцев с ноги на руку, больше нас не делает никто». И еще – профессор верит в чудеса – в эффект из сказки про Конька-Горбунка: нырнул в котел – и вынырнул молодым и красивым, именно в его институте применяют самые передовые технологии и методики. Недавно задумали международный проект под названием «Интердерма»: с помощью клеточных технологий создавать повязки не химической структуры, а биологической. То есть в повязки внедряют живые клетки, которые будут «садиться» на ожоговые раны и заживлять их, процесс восстановления пораженных тканей при такой технологии ускоряется во много раз. Девиз знаменитого ортопеда: «Из дефекта делать эффект». Среди пациентов его института есть мальчик, у которого была врожденная патология кисти, после операций и лечения он смог учиться игре на скрипке. Под руководством и при личном участии профессора Баиндурашвили внедрены новейшие методики диагностики и лечения заболеваний опорно-двигательного аппарата у детей, разработаны новые оперативные технологии, с успехом применяемые в России и за рубежом для лечения ортопедической патологии у детей раннего возраста.
Символична для петербургских грузин деятельность Вахушти Парцвания, который для осуществления своих проектов привлекает как российских, так и грузинских ученых. В 2005 году он основал в Петербурге культурный Фонд им. А.С. Грибоедова. В том же году возглавил российско-грузинский международный научно-исследовательский центр «Человек» при Санкт-Петербургском и Тбилисском государственном университетах. Издает международный научно-теоретический журнал «Homo Esperans» («Человек надеющийся») и является его главным редактором. Одной из главных целей считает возрождение российско-грузинских научно-культурных, дружеских, родственных и политических отношений.
Деятельность наших земляков в Петербурге ориентирована на будущее. Грузины в Петербурге трудятся в разных областях – строят дома, преподают, лечат, создают картины и заставляют влюбиться в свои кулинарные шедевры – словом, живут достойно, поддерживая исторические традиции диаспоры, стараясь преумножить добро и не уронить чести Грузии. Главное – всегда помнят, что за их плечами родина, которую надо представлять достойно.


Ирина ВЛАДИСЛАВСКАЯ

 
ВИД С НЕВСКОГО ПРОСПЕКТА НА ДОЛИНЫ РОДИНЫ

https://lh3.googleusercontent.com/Id8GI635MUS_FgrA9cFM569ie5RspCdnC-GXjEUHk5WE5unWanKzaMgGT5o-fG2FJRrzYfg0O8wL5dFlhiPbOWArcFXa3PivR7d3hueE7-MDw8dHCLPHLtLuwK6TzyL0-n0-5wQkzVs_xNk4X77h9b4aOzfyj24LlFQQiL4WH6kujlANCpi6RgobAdGRhm512Ag_NelrtILcx6aIM_qF0CRTafSTjuLZYRwZAVSnPhpSOCZeaoZEG8T0VH5Hwuu37fI1BBJkPKdMKdoBxPh69-DDs1QzZR7mbk0fBBGB0FlmSqOwN5yYXOJhj6X22o-Nc4WMhS0fEbnLtmzR_8VGD_b5KzueUZ-KdQb76oVA5TnPey7qEiDs-c5sOthSVWqsiwUWPLPZ74Uyxgh-fSI8zcV8mXgcKrmdYLaiJdFy9CQKsHOorkazFxb_oVbl6cE72GZGOUFawjoRDWD-Nfeib7WZlDckj2PYRgqbp3WFgsxh-KhcnWvzkpW2SA3yGBnDXen1JSYoQ_nZihPQWAWxSJInza7BzXmIfk2HoROYSE5oSgJ5N0eUVTU-9LbeWjfe7twjEgBlC_DtCKllWGc-b1U7c8E2feHAZqL3dgNlpeJdz1zmc9eAsgF1rK3T2fAEyKHVHujZcVd_oRJUJp6V8dQ0YRE1GRE=w125-h136-no

Продолжаем рассказ о петербургских грузинах. Нам предстоит краткий экскурс по грузинским адресам Петербурга от пушкинских времен до конца ХIХ века – «золотого века» расцвета прогрессивных идей, искусства, литературы и науки. Итак, какими же героями прославилась грузинская колония столицы в век, в котором пытались создать справедливое общество, освободить угнетенных, добиться справедливости и ответить на вопрос: «Что делать?».
После присоединения Грузии к России колония наших соотечественников в Петербурге становится одной из самых крупных в столице. На берегах Невы обустраиваются переселенные туда по императорскому распоряжению представители грузинских царских династий с приближенной княжеско-дворянской знатью и их многочисленными слугами. По примерным сведениям 1830 года, в Петербурге проживало более 1000 грузин. Многие из них стали видными военачальниками, сановниками, деятелями науки и культуры. Почетом пользуются сыновья последнего царя Георгия XII Грузии Иоанне и Давид Багратиони, заслужившие завидное место в свете не только благодаря своей родословной, но и собственными талантами. Представитель этой громкой фамилии – Теймураз Багратиони является почетным членом Российской Академии наук, членом парижского общества «Sосiеtе Аsiаtiquе», вносит большой вклад в развитие кавказоведения, пишет многочисленные труды по истории Кавказа.
И вот на что обращаешь внимание: грузинская знать не обзавелась в державном городе помпезной недвижимостью, оставила о себе память не в архитектуре, а исключительно в области нематериальной культуры. В первую очередь, отсутствие дворцов говорит о том, что занимавшие ключевые посты грузины не злоупотребляли служебным положением – радели о деле, а не о «каменных палатах». Иначе как объяснить тот факт, что до нас дошли сведения только об одном историческом здании, владельцем которого был царевич Иоанн Григорьевич Багратион-Грузинский. Этот прямой потомок царя Георгия XII известен как собиратель памятников грузинской письменности и исторических реликвий. Его особняк на Синопской набережной только частично построен трехэтажным, зато украшен живописными балконами. Очевидно и то, что грузинская знать не оставляла надежды вернуться на родину, и там обустроить свое постоянное жилье, которое немыслимо представить без резных балконов. Ностальгическая тяга к родной земле не является для петербургских грузин фантомом – именно в среде столичного дворянства зародилась идея известного заговора 1832 года, распространившегося на всю Грузию. Петербургские грузины никогда не забывали о своих корнях. Как иначе объяснить прошение представителей колонии, поданное в 1824 году, на издание на грузинском языке журнала «Иверский телеграф». Журнал издавать не разрешили, но и запретить распространение вольнодумства в обществе властям никак не удалось – до восстания на Сенатской площади оставался всего один год. Передовые представители грузинской колонии были настроены радикально и близки к кругам декабристов.
Одним из активистов грузинского заговора 1832 года был приехавший получить образование в Северную столицу сын кахетинского сельского священника Соломон Додашвили, вошедший в историю как яркий философ, просветитель и первый грузинский публицист. В подготовительный период восстания Додашвили вел переписку с Рылеевым. В 1830-1832 годах руководящую роль в тайных организациях, действующих в Петербурге и в Грузии, выполняли: члены дома Багратиони, князья Александр Орбелиани и Элизбар Эристави, и Соломон Додашвили. Программа заговора выдвигала главное требование – освобождение Грузии от российского господства. Планы провалились, так как один из активных участников заговора князь Иасе Палавандишвили выдал заговорщиков, и они оказались под арестом. После следствия были осуждены 38 человек. Самых активных членов тайного общества приговорили к смертной казни, однако император Николай I неожиданно проявил милосердие и заменил казнь на ссылки причем не в Сибирь, а в различные губернии России. Соломон Додашвили получил самый суровый приговор и был сослан в Вятку, где в то же время находился опальный Герцен. Додашвили скончался на чужбине в 1836 году, и только в наши дни, после обретения Грузией независимости, перезахоронен в пантеон на Мтацминда. Выдающемуся деятелю поставлен памятник в центре Сигнахи.

КУМИРЫ ПУШКИНСКОЙ ПОРЫ
Представим «Батальное полотно» Булата Окуджава, на котором вслед за императором едут увитые славой генералы, блещущие эполетами адъютанты свиты – «все они красавцы, все они таланты, все они поэты». Есть в этой кавалькаде и грузины. Большинство представителей грузинской знати служили в элитных полках гвардии и заслужили своей доблестью почет и награды. Яркой особенностью знатных грузинских родов Петербурга являлось то, что каждая фамилия дала истории не одного, не двух, а более десятка выдающихся личностей. И не только на военном поприще. Например, из рода Церетели происходил первый российский фольклорист Николай Цертелев. Доктор философии Дмитрий Цертелев был видным литератором, редактором журналов «Дело», «Русский вестник», «Русское обозрение» и переводчиком работ Шопенгауэра и Гете. Представителями этой же семьи являются член-корреспондент Академии наук, профессор Петербургского университета Г.Ф. Церетели, писатели Акакий и Георгий Церетели, начавшие свою деятельность на берегах Невы. К петербургским грузинам пушкинской поры принадлежит ученый и литератор Дмитрий Алексеевич Эристави (Эристов), который годом ниже Пушкина учился в Царскосельском лицее. Эристов дослужился до чина тайного советника, был генерал-аудитором флота, и при этом постоянно занимался литературной деятельностью. Писал биографии выдающихся исторических лиц, очерки по истории Малороссии и Кавказа для «Энциклопедического лексикона», издававшегося с 1835 года Плюшаром. С 1852 года участвовал в составлении первых томов «Военно-энциклопедического лексикона». Его статьи на исторические темы публиковались в различных журналах и газетах. Делом жизни Эристова стал монументальный труд – «Словарь исторический о святых, прославленных в российской церкви, и о некоторых подвижниках благочестия, местночтимых», который был удостоен Демидовской премии, присуждаемой Российской Академией наук. Пушкин в своем журнале «Современник» дал словарю высокую оценку. По словам Пушкина, «слог издателя должен служить образцом для всех ученых словарей. Он прост, полон и краток. Издатель «Словаря о святых» оказал важную услугу истории. Книга его имеет и общую занимательность».
К числу офицеров-литераторов принадлежат Николай Борисович Герсеванов – Гарсеванишвили, Константин Христофорович Мамацев – Мамацашвили, который является первым биографом Николоза Бараташвили, автором описания жизни и творчества поэта-романтика, к слову тоже генерала, Вахтанга Орбелиани. Мамацашвили известен так же, как один из основателей Общества распространения грамотности среди грузин. Константин Христофорович состоял в близком знакомстве с Лермонтовым, с которым познакомился на Кавказской войне.
Из семьи Шаликашвили вышли поэт и издатель Петр Шаликов, а его старшая дочь, Наталья Шаликова считается первой русской женщиной-журналисткой. Наталья Петровна публиковала свои повести и рассказы под псевдонимами Е. Нарская и Е. Горская. Ее произведения увидели свет на страницах журналов «Современник», «Беседа», «Русский вестник» и заслужили положительные отзывы Некрасова и Добролюбова. Состояла журналистка в переписке с Достоевским, о чем свидетельствуют сохранившиеся письма.
Одной из самых восхитительных красавиц пушкинской поры была Александра Осиповна Смирнова-Россет, воспитанная своей бабушкой Екатериной Евсеевной Лорер – урожденной Цициановой (княжной Цицишвили). Орест Кипренский написал портрет этой смуглой, черноокой красавицы. Привлекательная, умная, с «острым язычком», Александра Осиповна была одной из любимых фрейлин императрицы. По словам современников, состояла «на короткой ноге» с Николаем Павловичем и его братом Михаилом. Незаурядный ум, разносторонность интересов создали Россет репутацию одной из самых образованных и интересных женщин своего времени. Жуковский прозвал ее «небесным дьяволенком». П. А. Вяземский, большой ценитель женской красоты, писал: «Все мы, более или менее, были военнопленными красавицы: кто более или менее уязвленный, но все были задеты и тронуты». Неслучайно ее «скромная фрейлинская келия» в Зимнем дворце, по выражению И.С. Аксакова, «сделалась местом постоянного сборища всех знаменитостей тогдашнего литературного мира». Император Николай Павлович даже иногда шутливо выговаривал ей: «Александра Осиповна, я начал царствовать над Россией незадолго перед тем, как вы начали царствовать над русскими поэтами». Какая другая красавица могла похвастаться тем, что ей посвящали стихи Пушкин и Лермонтов? Грузинским генам Смирновой-Россет, возможно, мы обязаны тем, что в именно в Тбилиси поселились ее потомки, и дом их, спустя столетия, хранит дух выдающегося петербургского салона музы поэтов и художников.
В переписке близких Пушкину писателей часто упоминается княжна Темира (Татьяна) Херхеулидзе-Ведемейер, обладательниц счастливого сочетания красоты, ума и литературных способностей. Темира и ее брат Захарий были в дружеских отношениях с Пушкиным, Жуковским, Вяземским, Козловым, Жихаревым, Воейковым. Дельвиг воспел княжну Херхеулидзе в послании «К Темире», а поэт Козлов посвятил ей свое известное стихотворение «Вечерний звон! Вечерний звон! как много дум наводит он...». Темира Херхеулидзе занималась художественными переводами, но печаталась анонимно в журналах своего времени.

ПЛЕЯДА «ТЕРГДАЛЕУЛЕБИ»
В девятнадцатом веке паломничество грузин в Петербург становится массовым. Представители дворянских родов и обеспеченных фамилий стремятся дать своим отпрыскам хорошее образование и посылают их в столицу, не считаясь с немалыми расходами и несмотря на тяжелый для южан северный климат. Получившим образование в Петербурге молодым людям, преодолевшим долгий путь через перевалы и бескрайние просторы России, присваивают поэтический эпитет – «испившие воды из Терека». Представители «тергдалеулеби» вошли в историю в качестве авангарда образованных людей, приверженцев реформ, прогрессивного переустройства общества, адептов борьбы за социальную справедливость. Они получили в Петербурге наряду с фундаментальными знаниями передовые идеологические установки, которыми руководствовались всю дальнейшую жизнь. Созданное грузинскими студентами Петербурга землячество стало своего рода незаурядным социальным объединением. Среди грузинских студентов были выдающиеся музыканты, литераторы, публицисты, поэты, ораторы.
Илья Чавчавадзе стал первым председателем землячества, главой и руководителем грузинского студенческого движения «Тергдалеулеби». В связи со студенческими волнениями 1861 года Чавчавадзе в знак протеста против введения реакционного режима оставил университет и вследствие этого был исключен. По его просьбе ему было выдано свидетельство следующего содержания: «Предъявитель сего князь Илья Чавчавадзе, поступив в число студентов Императорского Санкт-Петербургского университета 20 июля 1857 г., слушал науки по юридическому факультету… 12 октября 1861 г. по прошению уволен из университета из четвертого курса, почему правами, предоставленными студентам, окончившим курс наук, воспользоваться не может». Свидетельство подписал ректор университета Э.Х.Ленц.
Спустя несколько десятков лет, в 1906 году, за год до трагической гибели, находящийся в зените славы Чавчавадзе был избран членом Государственного совета от дворянских обществ и вновь некоторое время жил в Петербурге. В Государственном Совете он примыкал к так называемой академической группе, в которую входили, главным образом, прогрессивные буржуазные деятели. Чавчавадзе считал своим долгом защиту интересов Грузии. Он требовал отмены смертной казни в империи, проведения широких аграрных и социальных реформ. В 1987 году великий гуманист был канонизирован Грузинской православной церковью как святой Илья Праведный и почитаем на родине как Pater Patriae («Отец отечества»). В Санкт-Петербургском государственном университете 26 ноября 2012 года в связи с празднованием 175-летия со дня рождения И.Г. Чавчавадзе состоялся научно-культурный форум «Дни Ильи Чавчавадзе в Санкт-Петербурге».
Акакий Церетели был вольным слушателем факультета восточных языков Петербургского университета в 1859-1862 гг. На протяжении почти 60-летней деятельности заветной мечтой великого поэта и мыслителя являлся идеальный человек без сословных отличий, «человечный человек».
У землячества при Петербургском университете были свой устав, касса, библиотека и товарищеский суд. Доходной статьей кассы помощи нуждающимся товарищам являлись литературно-музыкальные вечера, которые проводились в самом престижном зале столицы – в зале Дворянского собрания. Вечера знакомили зрителей с грузинской поэзией, музыкой, танцами. В разные годы в концертах участвовали пианист-виртуоз А. Мизандари, певец и хормейстер Х. Саванели, певец В. Сараджишвили, виолончелист И. Абашидзе, танцовщица Н. Цицишвили, композиторы М. Баланчивадзе и К. Поцхверашвили. Благодаря яркости талантов в Петербурге все грузинское вошло в моду: кавказская одежда, танцы, многоголосное пение. Супруга властителя умов демократической молодежи Чернышевского на пике этой волны пожелала появиться в маскараде в грузинском национальном костюме. Черкеску она позаимствовала у Нико Николадзе, а затем познакомила начинающего публициста с мужем. Мировоззрение Чернышевского сильно повлияло на взгляды Николадзе, которому в зрелом возрасте удалось осуществить на практике прогрессивные идеи переустройства общества – правда, только в масштабах одного города Поти.

КЛАДОВАЯ МУДРОСТИ
Выпускники Петербургского университета – Иванэ Джавахишвили, Эквтиме Такаишвили Петре Меликишвили, Георгий Ахвледиани, Шалва Нуцубидзе, Дмитрий Узнадзе, Корнелий Кекелидзе, Андрей Размадзе, Симон Авалиани, Николай Мусхелишвили и др. – были инициаторами открытия первого на Южном Кавказе Тбилисского университета. Научный потенциал представителей этой яркой когорты научных и общественных деятелей широко раскрылся в XX веке. Посему сначала приведем несколько фактов о весомом вкладе в науку петербургских грузинских ученых в XIX столетии.
Родившийся и проживший всю свою жизнь в Петербурге Петр Романович Багратиони (1818-1876 гг.), инженер и ученый, достиг значительных успехов в области цветной металлургии. Племянник знаменитого полководца проводил много времени в геологических экспедициях на Урале и открыл новый минерал ортрит, который был введен в минералогию академиком Н. Кошкаревым под названием «багратионита». В 1844 г. Петр Багратиони освободил ото льда замерзший Кронштадтский порт посредством гальванических электротоков. Одним из самых интересных его открытий стал способ извлечения золота из руд методом цианирования.
Заслуживают внимания современников технические разработки И. Панчулидзе, И. Шенгелидзе, И. Авалишвили и других инженеров-новаторов. Однако наибольших успехов петербургские грузины достигли в области общественных и гуманитарных наук. Основателями грузиноведческой школы – картвелологии при факультете восточных языков Петербургского университета стали такие яркие ученые как лексикограф Давид Чубинашвили, историк-лингвист А. Цагарели, языковед Н. Марр, историк И. Джавахишвили и др. Их работы признаны новым словом в филологии во всем мире.
Давиду Иессеевичу Чубинашвили (Чубинову) мы обязаны появлением первого большого грузинско-русского словаря. Предисловие ко второму изданию (репринтное издание 1984 г. «Сабчота Сакартвело») этого фундаментального труда написал академик Акакий Шанидзе. Первые же издания актуальных по сей день словарей, составленных Чубинашвили, удостаивались Демидовских премий. Первый словарь на 40 000 слов ученый составил еще будучи студентом. В 1840 году профессор Григорьев так отозвался о «Грузинско-русско-латинском словаре» молодого ученого: «Двадцати пяти лет от роду удалось молодому грузину сделать для народа своего и собственной известности то, что удается немногим, и лишь под старость». Составленный несколькими годами позже «Грузинско-русско-французский словарь» принес составителю полную Демидовскую премию. В основу словаря были положены рукописи «Грузинского словаря» С.-С. Орбелиани и «Грузинско-русского словаря» Николая Давидовича Чубинашвили, приходящегося выдающему ученому дядей. Словари Орбелиани и Н. Д. Чубинашвили были изданы позже.
Неутомимый труженик науки – Давид Чубинашвили читал лекции в университете, преподавал грузинский язык, введенный по распоряжению правительства во всех учебных заведениях столицы, где обучались кавказские воспитанники, – в Училище правоведения, в Институте корпуса инженеров путей сообщения, в Строительном, в Коммерческом, в Лесном и прочих училищах. Из этого списка становится ясно, что грузинские студенты получали высшее образование в самых различных областях знания. Однако приоритетной областью оставалась картвелология. Ее развитию способствовало распоряжение наместника на Кавказе Воронцова ежегодно посылать за казенный счет не менее двадцати слушателей на восточный факультет Петербургского университета.
В 1841 году по инициативе литератора Захария Палавандишвили и при научной поддержке Мари Броссе и Давида Чубинашвили в Петербурге появляется издание «Вепхвисткаосани». Большинство книг по грузинской истории, научные труды в области картвелологии, классические произведения грузинской литературы издавались, в основном, в типографии Академии наук. Однако были в Петербурге и частные грузинские типографии. Известный юрист Д.В. Чичинадзе располагал собственной типографией и книжным магазином на Невском проспекте. Он выпускал, в основном, юридическую литературу, составленные им самим сборники законоположений, циркуляры и справочники. Другой издатель – А. Арабидзе владел на Мойке, 28 типографией, которая сначала называлась «Амирани», а потом была переименована в «Сакартвело» («Грузия»). Арабидзе был известен в качестве издателя прогрессивной литературы агитационно-просветительного характера. Издатель Р. Арциви некоторое время заведовал типографией газеты «Новое время», затем открыл собственное дело и принимал заказы от учреждений и частных лиц.
В собрании Эрмитажа хранятся артефакты грузинской культуры – древние бронзовые сосуды, чеканки по металлу, перегородчатые эмали, фрески, образцы резьбы по камню, а также рукописи. Все эти реликвии были сохранены благодаря энтузиазму знаменитых петербургских коллекционеров. К их числу, в первую очередь, следует отнести бывшего гвардейского офицера, титулярного советника Александра Ивановича Сулакадзе (Сулакадзева). Он был одним из самых значительных антикваров пушкинской поры, Его квартиру-«музеум» посещали Державин, Шишков, Жихарев, Корсаков. Собрание Сулакадзе потрясало знатоков – только старопечатных книг и редких рукописей на европейских и азиатских языках насчитывалось более 2 650. Многие русские рукописи из его коллекции датированы XII и XIII веками, сообщают «Отечественные записки» в статье, дающей оценку собранию антиквара. Исследователи наших дней не утратили интереса к коллекции Сулакадзе, за бесценок распроданной его вдовой после смерти антиквара в 1830 году.
Самым известным собирателем грузинских ценностей второй половины девятнадцатого века являлся А.С. Роинишвили. В 1888 году он провел выставку, представив свою коллекцию, которую собирал более двадцати лет. Среди экспонатов были предметы бронзового века, серебряное оружие, предметы одежды, утвари, украшения, а также нумизматика. Газеты отмечали, что коллекция Роинишвили вызвала большой интерес историков и археологов.

«ПИАНИСТ- ВИРТУОЗ»
И МАЭСТРО-АКАДЕМИК
Грузинские мелодии прихотливо вписываются в полифонию столицы. В Петербурге окрепли таланты первых грузинских профессиональных музыкантов – родоначальника грузинского фортепианного искусства, композитора, общественного деятеля Алоизия Мизандари и певца, хорового дирижера, одного из основателей грузинской музыкальной школы Харлампия Саванели.
Музыкальный дар Мизандари был замечен в раннем детстве: в девять лет Алоиз уже выступал в светском салоне княгини Елены Орбелиани-Эристави, в юности брал уроки у жившего в Тбилиси польского пианиста Леона Янишевского. Потом Мизандари поступил в Петербургский университет, где и началась его насыщенная музыкальная жизнь. Антон Рубинштейн основал в столице первую консерваторию и «Российское музыкальное общество», которое всячески способствовало проведению студенческих, университетских концертов. Сыграв на нескольких из них, Мизандари привел в восхищение знаменитых музыкантов, заслужив звание «пианист-виртуоз». Рубинштейн пригласил молодого грузина в Париж, где представил его Джоаккино Россини. Мизандари стал первым кавказцем, удостоенным чести быть членом знаменитого салона великого композитора. Ему выпало счастье встречаться с корифеями музыкальной культуры – Джузеппе Верди, Шарлем Гуно, Франсуа Обером, прославленной певицей Аделиной Патти. Он играл в четыре руки с самим Ференцом Листом, в Вене познакомился с Иоганнесом Брамсом и Генриком Венявским. В Петербурге были напечатаны его фортепианные пьесы, романсы, «Мазурка-фантазия», «Два маленьких вальса», «Воспоминания об Абастумани», «Восточные мелодии и лезгинка». А романс «Мы расстались» – первое печатное издание грузинской профессиональной музыки был настолько популярным, что его переиздали несколько раз.
Возвратившись в 1868 году из Европы на родину, Мизандари полностью посвятил себя воспитанию будущих музыкантов. В 1871 году было основано «Кавказское музыкальное общество», в работе которого вместе с Мизандари активно участвовал вернувшийся в Грузию преподаватель Петербургской консерватории, известный баритон Харлампий Саванели.
Харлампий Иванович в начале 60-х годов поступил в Петербургский университет, но был исключен за участие в студенческих волнениях. Благодаря этому случаю он и стал музыкантом, начав обучаться пению в Петербургской консерватории. В 1871 году вернулся в Тифлис, где был вынужден работать чиновником в банке. Он безвозмездно давал уроки музыки, выступал как певец-солист, стал членом Кавказского музыкального общества, а затем и его директором. Позднее организовал любительский хор, с которым выступал в концертах. Основал совместно с А.О. Мизандари и К.М. Алихановым хор и ученический этнографический хор (свыше 100 человек). На базе хоровых классов в 1876 г. была открыта музыкальная школа, в которой Саванели преподавал сольное и хоровое пение, теорию музыки и сольфеджио. В 1886 (по инициативе М. Ипполитова-Иванова) школа стала первым в Тбилиси музыкальным училищем.
Говоря о грузинских музыкантах Петербурга нельзя не упомянуть об участнике «Могучей кучки», основоположнике русского эпического симфонизма – Александре Порфирьевиче Бородине. В происхождении этого выдающегося композитора и ученого-химика кроется одна из петербургских «тайн». Будущий автор оперы «Князь Игорь» родился в Санкт-Петербурге 31 октября (12 ноября) 1833 от внебрачной связи 62-летнего имеретинского князя Луки Степановича Гедианова (Гедеванишвили) и 25-летней Авдотьи Константиновны Антоновой и при рождении был записан сыном крепостного слуги князя – Порфирия Ионовича Бородина и его жены Татьяны Григорьевны. До 8 лет мальчик являлся крепостным своего отца, который перед смертью в 1840 году дал сыну вольную и купил четырехэтажный дом для него и Авдотьи Константиновны, выданной замуж за военного врача Клейнеке. Столь драматические события детства не помешали Бородину достичь выдающихся успехов в искусстве и в науке, совершить несколько научных открытий в области химии. Главным трудом его жизни стала опера «Князь Игорь», над которой Бородин работал 18 лет. Из-под пера композитора вышли произведения самых различных жанров, в том числе романсы, фортепианные пьесы, симфоническая музыка. Скончался Бородин от разрыва сердца в 53-летнем возрасте.
Среди живописцев снискал известность Петр Николаевич Грузинский. Он успешно окончил обучение в Академии художеств и в 1862 был удостоен большой золотой медали за картину «Взятие Гуниба», после чего был отправлен за границу в качестве пенсионера Академии. Багратион-Грузинский пишет, в основном, батальные полотна, за картину «Оставление горцами аулов при приближении русских войск», предназначенной для Всемирной парижской выставки, он получил в Петербурге звание академика. Другой известный живописец грузинского происхождения Иван Георгиевич Гугунава был учеником Перова и Саврасова, обучался в Императорской Академии художеств.
Гугунава сотрудничал в журнале «Всемирная иллюстрация», но затем переехал из Петербурга в Москву, где стал одним из основателей Московского художественного товарищества и общества «Среда». Жил преимущественно в Москве. Периодически выезжал на родину, где писал картины из грузинской жизни, пейзажи.

МЕГРЕЛЬСКИЙ ВЕНЕЦ СТОЛИЦЫ
Одной из самых привлекательных дам высшего петербургского света по праву считается Екатерина Александровна Чавчавадзе-Дадиани, дочь крестника императрицы Екатерины II – князя Александра Чавчавадзе (1786-1846), генерала, выдающегося грузинского поэта и общественного деятеля и его супруги княжны Саломе Ивановны Орбелиани, правнучки царя Ираклия II. Старшая сестра Екатерины Александровны – Нина Александровна Грибоедова. Младшая сестра Екатерины – Софья была замужем за министром народного просвещения, бароном Александром Павловичем Николаи, младший брат – Давид Александрович генерал-майор свиты Его Величества.
После смерти супруга, Давида Дадиани, владетеля Мегрелии, Екатерина Александровна занялась государственными делами, превратившись (по выражению мемуариста К.А. Бороздина) «в историческое лицо». Император Николай I признал ее правительницей Мегрелии при малолетнем сыне. Во время Крымской войны Турция отправила в Мегрелию свои войска, сумевшие занять значительную территорию княжества. Правительница укрылась от врагов в Лечхуми, где вскоре получила от турецкого командующего Омера Лютфи-паши предложение перейти под покровительство Турции. Оставив письмо без ответа, Екатерина Александровна встала во главе мегрельских войск и повела их в наступление на турок.
В марте 1856 года, после заключения Парижского мира, получила приглашение на коронацию императора Александра II, куда прибыла с детьми и сестрой Ниной. Как свидетельствует мемуарист К. Бороздин, «она со свитою производила эффект чрезвычайный. Сохранившая блеск своей красоты…, в роскошном и оригинальном костюме… она была чрезвычайно представительна, а рядом с нею все видели прелестную ее сестру, Грибоедову, дорогую для всего нашего русского общества по имени, ею носимому. Все были в восторге от мингрельской царицы, ее сестры, детей и свиты».
Оставив управление княжеством на попечение своего деверя князя Григория Дадиани, Екатерина Александровна поселилась в Санкт-Петербурге. 26 августа 1856 года пожалована в статс-дамы. В 1857 году она была вынуждена вернуться в Мегрелию из-за начавшегося под предводительством сельского кузнеца Уты Микава крестьянского восстания. 12 мая повстанцы взяли Зугдиди. По ее просьбе в конфликт вмешались русские войска. Управление княжеством было передано военному губернатору, а княгине высочайшим рескриптом было предложено «для воспитания» детей отбыть в Петербург. Ее салон в столице был широко открыт для русской и грузинской интеллигенции. Через десять лет ей было разрешено уехать в Париж. В конце жизни княгиня вернулась в Мегрелию, где жила как частное лицо. Екатерине Александровне посвятил свое творчество безответно в нее влюбленный выдающийся грузинский поэт Николоз Бараташвили. Два стихотворения посвятил ей и М.Ю. Лермонтов.
Один из сыновей последней правительницы Мегрелии генерал-лейтенант русской армии Андриа Давидович Дадиани прославился на шахматном поприще. В десятилетнем возрасте оказался в Петербурге вместе с матерью, окончил Пажеский корпус. Учился на юридическом факультете Гейдельбергского университета и считался одним из самых просвещенных людей эпохи. Шахматист публиковался в таких изданиях, как «Шахматный листок» (Санкт-Петербург, издатель – М. И. Чигорин), «International Chess Magazine» (Нью-Йорк, В. Стейниц), «Strategie» (Париж, Жан Притти). Один из номеров лондонского журнала «The Chess Monthly» (основанного Цукертортом) – июнь-июль 1892 год – целиком посвящен деятельности князя Дадиани. В журнале рассказывается, как в парижском кафе, где за шахматной доской встретились известные мастера, Дадиани воспроизводил перед многочисленными зрителями партии ведущих шахматистов, сопровождая их комментариями, как играл партии, не глядя на доску, с закрытыми глазами. В России к личности Дадиани стали относиться неодобрительно после нескольких конфликтов мастера с великим Чигориным. Андриа Дадиани до конца жизни оставался на военной службе и являлся не профессиональным шахматистом, а любителем. Тем не менее об игре Андриа Дадиани современники отзывались в самых лучших тонах: «Партии мингрельского князя Дадиани прекрасны, они останутся в истории шахмат как шедевры». «В игре Дадиани мы опять видим смелого и острого гения», – писали современники об этом герое уходящего «Золотого века».
Знаменитые петербургские грузины девятнадцатого века были людьми не похожими друг на друга, принадлежали они к разным сословиям, придерживались диаметральных политических и общественных взглядов. Однако одна общая черта роднит этих людей: пленив столицу своими достоинствами, они посвятили свои помыслы и таланты своей родине. Сердца их принадлежали Грузии, куда они стремились вернуться при первой возможности, чтобы служить, облегчить долю, чтобы найти вечный приют.


Ирина ВЛАДИСЛАВСКАЯ

 
Грузины в Санкт-Петербурге

https://lh3.googleusercontent.com/kapAU1u4d6jEj90ky9r3OhMSz8fcAW4M3xJcLFgA4tLAgVwnjEWRRmP3qhdsrPALWT1yZZdQ6U8HSGU5uh7SeQfvScpkzj7RLXBHpc0a5-s33gbiF0xf0nZZbNk883bW51BF6upgxUqdPNl42P8xtS6-FpFunvpgWXXZ0qKsDAtFxi9KpsNTaD0i967HO2akJAYLzWXwe9Yru0OANZyV09BXXta9BXGSQY0i3oU7dxvCHKC8jci0I4iEGHwXRDpEIub6XUWSfD7_E5Q7dO_peDV3lTdq-GlFaPPx55m5GBV-0RT_zo2qbBwxjL8U2WkImLNqeIlS6aSMeyWAVczGnzIuFv66MLuMQxdEmrmD00VBejHpUB9b1E6KJeW0YBT5ZFh8jTAbq_SGW8vC-WYvYTkr58koPrtBuBZ479Km0KWRfXZcwgaj4uySNRUTnFrCB6XJAYEss_8lu_PsVUs9t5MmjNnnJrUNRIJq6x7W1wfxpsJKDUifhvKRIgjlBGPC2xSV0UFir553x6_6Kf-yIZ0Y265JqzH1wrOGPKIRcvok3Oq0T_HKOxDI6B4j5i9Lb7jiJiCt4KZ0dbc3qdtHr-s81NemAstNXPGpRrUDNSGipUDSQBzYc50T4cb4J4nplMoJBbBRCCf45RjR-IPk68jX=s125-no

«Deus conservat omnia» – девиз на гербе Шереметевых, украшающий ворота Фонтанного дома, Ахматова взяла эпиграфом к «Поэме без героя». «Бог сохраняет все». Как и зеркала сохраняют всех, когда-то увидевших в них свое отражения. Сколько образов великих людей минувших эпох хранят старинные, как говорили при дворе Екатерины Великой – «лицеприятные» зеркала Петербурга? Скольких наших соотечественников помнят дворцы, особняки, соборы, музеи великого города? В этом рассказе невозможно обойтись без героев. Слишком многие грузины родились, гуляли и блистали на берегах Невы. Цель данной статьи – не пересказ биографий знаменитых и достаточно широко известных людей. Хотелось бы вспомнить некоторые эпизоды и факты из жизни грузинской диаспоры, вспомнить наших соотечественников, во все времена сохранявших преданность и родной земле, и Санкт-Петербургу.
Четвертый век грузины кровно связаны с Петербургом. А началось все до официальной даты рождения города в 1703 году. Когда свободно текла Нева, не стесненная гранитом, не было ни мостов, ни проспектов, ни памятников. Когда закладывали верфи, причалы, фундаменты домов. Город только зарождался. А грузины в Петербурге уже были. Это были сподвижники Петра I из числа грузинских эмигрантов, прибывших в свите царя Арчила II в 1681 году в Москву.
Одним из таких соратников был грузинский царевич Александр Арчилович Багратиони, который в составе знаменитого «великого посольства» ездил с молодым Петром в Европу набираться знаний в областях науки, военной техники, ремесел. Со временем царь назначил Александра Багратиони «начальником пушкарского дела», и тот становится первым командующим всей русской артиллерии. Судьба генерала-фельдцейхмейстера от артиллерии сложилась трагически. Во время одной из битв на берегу Финского залива он вместе со своим штабом попал в плен к шведам и был освобожден только спустя одиннадцать лет после Полтавской битвы. Измученный неволей он скончался по пути в Петербург. Все годы в плену за Александром сохранялся его высокий пост. Король Карл XII был осведомлен, что в руках у него находится большой специалист по артиллерии и наследник Грузинского престола, и посему требовал за Александра огромный выкуп – десять бочонков (тонн) золота. Но сам пленник не соглашался на такой тяжелый для казны выкуп, и мужественно переносил все мытарства своего заточения.
Проходит совсем немного времени, и Петербург становится столицей империи. К невской пристани причаливают корабли под флагами разных стран. Прибывают и послы из далекой южной Грузии. Первую дипломатическую миссию грузин в Петербург возглавлял Борис (Баадур) Туркестанишвили, которого царь Картли Вахтанг VI направил вести переговоры об участии Грузии в Персидском походе 1722 года. В последующие годы с посольскими миссиями в Петербург прибыли послы Зураб Херхеулидзе и Гиви Амилахвари. Посланцы Грузии установили не только официальные связи с Петром Великим, но и дружеские отношения с императорским двором.
По свидетельству историков, первыми грузинами, переселившимися из Московской колонии в Петербург в 1725 году, были брат царя Вахтанга VI – царевич Симон Багратиони и дипломат Баадур Туркестанишвили. В первой половине XVIII века грузинская диаспора Петербурга стала уже довольно внушительной. Петербургские грузины не забывали своих корней и при случае старались принести пользу Грузии. В основном диаспора состояла из представителей высшей знати грузинских царских и княжеских родов, дворянства, а также многочисленной челяди, жившей при господах. Получали убежище на берегах Невы и грузины, бежавшие из турецкого рабства. Только в 1748 году на шведских и голландских кораблях были доставлены в Петербург 28 бежавших от османов пленников, 26 из которых были грузины. Смельчаки, поднявшие бунт на турецкой галере, перебили янычар и доплыли до Мальты.
По собственной инициативе в новую столицу переехал из Москвы видный духовный деятель Романоз Эристави, а вслед за ним другие служители церкви. Петербургское грузинское духовенство неоднократно упоминается в различных источниках первой половины XVIII века при описании освящения новых соборов, церемониалов восшествия на престол и прочих торжественных богослужений.
Родной язык колонисты не забывают. В 30-40-х годах XVIII века при Академии наук была основана собственная грузинская типография. Инициаторами этого начинания стали архиепископ Иосиф Самебели и иеромонах, знаток типографского дела, брат поэта Давида Гурамишвили – Христофор Гурамишвили. Ранее для московской типографии он изготовил грузинский шрифт, который использовали в Петербурге для печатанья такой незаменимой в каждой грузинской семье книги как «Русско-грузинская азбука» с приложением молитв на двух языках. Несколько молитв были изданы также на латыни с «германскими замечаниями». В азбуке были приведены латинский, грузинский и немецкий алфавиты. Букварь, положивший начало грузинской эмигрантской литературе в Петербурге, хранится в фондах Академии наук России.
Петербуржцы грузинского происхождения вошли в историю. О первом командующем артиллерией, царевиче Александре, было сказано выше. Первым российским геодезистом считается Димитрий Цицианов – князь Цицишвили, изобретателем цемента – инженер Егор Челиев-Челидзе, первым фольклористом – Николай Цертелев – князь Церетели.
В первой половине XVIII века в некрополе Александро-Невской Лавры появляются захоронения Багратиони, Амилахвари и других грузинских аристократов.
Об интересе в Грузии к столице Российской империи свидетельствует книга «Амбави Петоргофиса» («Повесть о Петергофе»), которую написал после трехлетнего пребывания на берегах Невы (1735-1738 г.г.) племянник выдающегося грузинского политического деятеля и баснописца Сулхана-Саба Орбелиани – Вахтанг Орбелиани. Молодой князь с восхищением рассказывает о забавах Петергофа, но главный интерес заметки представляют тем, что в них живо описан быт грузинской диаспоры Петербурга.
С Северной Венецией была довольно тесно связана научная деятельность выдающегося ученого – историка и географа царевича Вахушти Багратиони, побочного сына Вахтанга VI. Составленные Вахушти уникальные для своего времени карты Южного и Северного Кавказа были изданы сначала в Петербурге, а затем в Париже и вошли в российский и французский атласы, которыми пользовались до середины XIX века, когда картография в Европе только начала развиваться. Именно в Петербурге Вахушти Багратиони перевел несколько значительных научных трудов, дополняя их подробными сведениями относительно Грузии, Персии, Турции.
Наш следующий герой был дружен с владельцем Таврического дворца светлейшим князем Григорием Потемкиным, был на «ты» с вице-канцлером Безбородко, вел переписку с Суворовым и пользовался большим уважением полководца. Словом, являлся одним из ярких представителей Екатерининской эпохи. Итак, дипломат, генерал-майор, тайный советник Сергей Лазаревич Лашкарев, потомок дворянского рода Лашкарашвили-Бибилури, внесенного в VI часть родословной книги Санкт-Петербургской губернии.
Сергей Лашкарев-Лашкарашвили в совершенстве владел десятью языками: турецким, персидским, арабским, татарским, грузинским, армянским, древне- и новогреческим, французским, итальянским. Знал также латынь. При этом по-турецки он говорил, как турок, по-персидски – как перс. Впервые он прибыл на дипломатическую службу в Константинополь перед началом 1-ой турецкой войны (1768-1774 гг.). После начала боевых действий русский посол Обресков был заключен под арест, и молодому дипломату одному пришлось выполнять многочисленные обязанности. Справился он с трудной миссией прекрасно: Лашкареву удалось отправить всех русских купцов на разных иностранных судах под вымышленными именами в Россию через Голландию, а также передать важные секретные сведения о противнике в Петербург. Когда же турецкое правительство признало ненужным дальнейшее пребывание Лашкарева в столице Порты, он вернулся в 1772 в Петербург и был назначен «трех коллегий переводчиком». По его инициативе был создан Азиатский департамент Коллегии иностранных дел России.
Интересна история женитьбы дипломата. В Константинополе он влюбился в дочь генерального консула Швейцарии Дюнанта. Попросил ее руки и получил отказ. Богатый швейцарец посчитал жениха незнатным и несостоятельным. Предложение было принято только после вмешательства Екатерины Великой. По ее указу свадебная церемония российского посланника была устроена с такой небывалой пышностью, что даже султан выехал полюбоваться роскошным свадебным кортежем. На следующий день после свадьбы Сергей Лазаревич распорядился отослать тестю приданое супруги, включая дорогое подвенечное платье и свадебные украшения, чем крайне удивил Дюнанта. В счастливом браке появились на свет несколько сыновей, занимавших высокие военные и дипломатические посты, один из сыновей Лашкарева стал героем 1812 года.
Сергей Лазаревич Лашкарев вошел в историю как дипломат, сыгравший ключевую роль в вопросе присоединения Крыма к России. В 1782 он был назначен резидентом при последнем крымском хане Шагин-Гирее. Задача, поставленная Лашкареву, заключалась главным образом в том, чтобы уговорить Шагин-Гирея отказаться от покровительства Турции. Лашкарев сумел за три месяца убедить крымского хана просить покровительства императрицы Екатерины II и разрешения переехать в Россию.
Подпись Лашкарева стоит под Ясским мирным договором, заключенном в 1791 году между Россией и Османской империей и положившем конец русско-турецкой войне 1787-1791 гг. По одному из пунктов договора Турция признавала русско-грузинский трактат, отказывалась от дани и от притеснения христианской церкви Имерети. Понятно, что интересы Грузии защищал именно Сергей Лашкарев, который в течение многих лет вел переписку с царями Ираклием II и Георгием XII на грузинском языке. В письме от 3 февраля 1797 года Ираклий II обращается к Лашкарашвили с просьбой оказать содействие при высочайшем дворе его полномочному послу Гарсевану Чавчавадзе. Просьба заключалась в оказании военной помощи Грузии, возвращении взятых персами в плен грузин, выделении ссуды в один миллион рублей для восстановления городов, дорог, угодий, разоренных полчищем Ага Магомед-хана. После воцарения Павла I стало ясно, что автономные права Грузии будут упразднены. Лашкарашвили вместе с графом С. Воронцовым, вице-канцлером князем В. Кобучеем и другими видными сановниками пытался воспротивиться такой политике. Но изменить ничего не удалось. В 1804 году Лашкарев вышел в отставку, был награжден бриллиантовой табакеркой с императорским вензелем и удалился в свое имение. Но через три года, в марте 1807, его вызывают в Тильзит и оттуда в Яссы и Бухарест для управления Молдавией и Валахией. Тогда же Лашкарева командировали в турецкий лагерь для переговоров с великим визирем о мире. Соглашение было подписано, но на очень невыгодных для России условиях. В частности, договор, под которым стояла и подпись Лашкарева, предусматривал возврат турецкой стороне взятых в бою кораблей и отход российских войск за Днестр. Разгневанный Александр I отправил Лашкарева в отставку. Дипломат провел остаток дней безвыездно в своем имении в Витебской губернии. Скончался в возрасте 75 лет в 1814 году вдали от Грузии, которая всегда была в его сердце.
Между тем Петербург приобретает имперское величие. На смену вычурному барокко времен правления Елизаветы Петровны приходит эпоха классицизма. При Екатерине II специальная Комиссия разрабатывает перспективный план реконструкции центра столицы, «чтоб все дома в одной улице состоящие одной сплошною фасадою и вышиною построены были». Столицу и пригородные резиденции украшают архитектурные шедевры Валлена-Деламота, Антонио Ринальди, Джакомо Кваренги, Ивана Старова. Фальконе приглашен в 1766 году для создания памятника Петру I. К концу XVIII века столица уже выглядела как современный европейский город, который с гениальными дополнениями Росси, Захарова, Монферрана и других зодчих дошел до наших дней.
Еще одним блестящим дипломатом из числа петербургских грузин был Георгий Иванович Авалишвили. До присоединения Грузии к России Авалишвили состоял секретарем грузинского посольства в Петербурге. В 1800 году он входил вместе с Гарсеваном Чавчавадзе и Елиазаром Палавандишвили в дипломатическую миссию в России. После упразднения грузинского посольства Авалишвили, получив чин статского советника, стал работать переводчиком в Коллегии иностранных дел. Огромную ценность представляют его «Записки» с описанием путешествий в начале 20-х годов XIX века в страны Малой Азии, Египет, Палестину. Из Каира Авалишвили привез саркофаг с мумией, приобретенный за 1200 золотых. Из Крестового монастыря в Иерусалиме 12 уникальных рукописей (9 грузинских, сирийскую, эфиопскую и армянскую) и старопечатные книги, вызвавшие большой интерес ученых-ориенталистов.
В своих путевых заметках Авалишвили рассказывает о судьбах пленных соотечественников, проданных на невольничьих рынках Турции и Египта. Рабство грузин было настолько массовым явлением, что трое из семи сопровождавших Авалишвили слуг, грузинских крестьян, нашли в Египте своих родственников, проданных в рабство.
Авалишвили во время путешествия по Востоку постоянно подчеркивал, что является грузином, состоящим на службе русского императора. Очевидно, что одной из целей его поездки были неофициальные переговоры с египетским пашой Мухаммедом Али, основателем Хедивской династии. Беседы проходили за закрытыми дверьми, но, по всей видимости, паша остался доволен российским послом, так как по просьбе Авалишвили освободил с правом возвращения на родину омусульманенного грузина Базлидзе, а также подарил гостю арабского скакуна. Не исключено, что Авалишвили стремился во время путешествия, в частности, в Турции, решить патриотические задачи, связанные с восстановлением суверенитета родной страны. Обладавший разнообразными талантами дипломат успешно занимался переводами. Благодаря Авалишвили грузинские читатели познакомились с произведениями Державина, Ломоносова, Хераскова, Вольтера, Флориана, Эразма Роттердамского, Мильтона и др. Кроме всего прочего, именно Авалишвили является инициатором создания грузинского театра. Его перу принадлежат переводы комедий Сумарокова «Рогоносец». «Мать-совместница дочери», «Вздорница». Пьесы его собственного сочинения ставились при дворе царя Ираклия II.
Раз речь зашла о театре, то самое время сказать несколько слов о Силе Николаевиче Сандунове (Зандукели), о великом актере и основателе московских Сандуновских бань.
Происходил он из благородной грузинской фамилии Зандукели, представители которой переселились в Россию вместе с окружением Вахтанга VI. Выступать он начал на сцене московского Петровского театра, но вскоре был переведен в Санкт-Петербург на службу в придворный театр, где быстро сделался любимцем публики. Сандунов играл преимущественно роли плутоватых слуг и подьячих и в этой области был неподражаем. «В устах Сандунова тяжелые и неповоротливые остроты старинных наших комиков точно преображались; казалось, будто они сейчас только родились у него», – писал о нем один из современников. Брат артиста – Николай Сандунов избрал полем деятельности юриспруденцию и достиг высот на данном поприще. Кроме того, Николай Зандукели-Сандунов был автором драматических произведений, которые десятилетиями ставились на провинциальных сценах, писал он также стихи и переводил пьесы Шиллера и других европейских драматургов. Братья Зандукели пользовались настолько широкой известностью в общественных кругах Петербурга и Москвы, что не раз становились героями анекдотов. Сохранился такой диалог между братьями. «Однажды встретившись, актер говорит своему брату: «Что это давно не видать тебя?». «Да, – отвечает обер-секретарь, – меня видеть трудно, днем – в Сенате, вечерами дома, за бумагами. Вот тебя, дело другое, каждый, кто захочет, может увидеть за полтинник». «Разумеется, – говорит актер, – к вашему высокородию и с красненькой нелегко подойти, а с полтинником вовсе не сунешься!».
Братья Сандуновы никогда не теряли связи с Грузией. В «Кратком повествовании о России», написанном Захарием Ратишвили под впечатлением от поездки в Петербург в свите царевича Иоанна Багратиона, Сандунову посвящены такие строки: «Так как Сила был грузин, он часто бывал с нами, любил нас, встречал как своих братьев, нередко приглашал нас к себе в дом и угощал».
Значительных высот достигли петербургские грузины на военном поприще. После смерти царя Вахтанга VI многие его подданные не сочли возможным вернуться в Грузию, находящуюся под персидским гнетом. Оставшиеся в России грузины-эмигранты подали прошение Анне Иоанновне о принятии их на военную службу. В 1738 году был сформирован Грузинский гусарский полк, в реестре которого значились князья Евгений и Георгий Амилахоровы, Папуна Цициев, Гиви Баратов и другие представители княжеских и дворянских фамилий. Грузинских гусаров отправили на постой на Украину, выделив поместья с крестьянами. Полк постоянно увеличивался. По поручению фельдмаршала Миниха Борис Егорашвили набрал в 1740 году в Кизляре и в Астрахани 150 грузин, что позволило увеличить полк до трех сотен. Полк прославил себя в военных кампаниях с Турцией, Швецией, Пруссией. В Грузинском полку служил знаменитый поэт Давид Гурамишвили.
Когда речь заходит о воинской доблести, то в первую очередь встает в памяти легендарный полководец Петр Багратион. Этот герой не нуждается в представлении: «храбрейший из храбрейших» за тридцать лет военной службы принял участие в двадцати походах и 150 сражениях. В историю военного искусства вошли блестящие маневры талантливого стратега, такие как битва под Шенграбеном, во время которой благодаря военному искусству Багратиона удалось спасти русскую армию и одолеть далеко превосходящие силы французов, под командованием наполеоновского маршала Мюрата. «Бог рати он» – так произносили его фамилию современники. В Бородинском сражении он возглавлял левый фланг, по которому пришелся первый удар противника. Французы дважды овладевали земляными укреплениями – Багратионовыми флешами и дважды были выбиты оттуда. Во время очередной атаки противника генерал Багратион поднял свои войска в контратаку и в этот момент был тяжело ранен. «Тщетны россам все препоны,/ Храбрость есть побед залог,/ есть у нас Багратионы,/ Будут все враги у ног». Неслучайно фамилия звучит во множественном числе: не меньшей отвагой славился брат Петра Ивановича – Роман (Реваз) Иванович Багратион, жизнь которого в равной степени связана с Петербургом и Грузией. Он командовал кавалерийским полком в походах против турок на Балканах, был участником Бородинского сражения, гнал Наполеона на запад вплоть до победы в 1814 году. Отличился генерал-лейтенант и в войне с Персией 1827 года. Вместе с отрядом кавалерии, командуя грузинскими ополченцами, он первым ворвался на бастионы при штурме крепости Эривань. В том же году Роману Багратиони было поручено возглавить часть особых поручений управления Тифлисского военного губернатора. Тифлисский дом Багратиони стал самым популярным салоном грузинской интеллигенции, здесь принимали ссыльных декабристов, устраивали литературные вечера, ставили спектакли, в частности, «Горе от ума». Роль Лизы исполнял 14-летний сын Романа Ивановича – Петр, ставший впоследствии видным ученым.
По историческим сводкам, в Отечественной войне 1812 года участвовало 72 грузина, входящих в высший, средний и частично младший командирский состав. Помимо братьев Багратиони в Бородинской битве участвовали братья Лев и Владимир Яшвили, братья Иван и Семен Панчулидзе, три брата Джавахишвили – Иван, Семен и Филипп, Семен Гангеблидзе, Антон Шаликашвили, Павел Бибилури. Все они – выходцы из семей ранней грузинской эмиграции. Остальные офицеры переехали в Россию после 1801 года.
Большим специалистом в области военной техники был офицер Симон Челокаев – Чолокашвили недооцененный новатор артиллерии. В XVIII веке он изобрел и изготовил орудия, напоминающие современные минометы, тем самым значительно опередив свое время. Изобретенные им машины «две оружейные, а третья для бросания гранат» были успешно испробованы в боевых условиях. Несмотря на то, что «мортирцы одним разом из пятнадцати стволов разом палят, а иные мортирцы до пяти гранат бросают», они были помещены в цейхгауз. Изобретателя поощрили 500 рублями. В составе корпуса Тотлебена Чолокашвили попал в Грузию, и с рвением принялся обучать соотечественников отливать пушки, мортиры, гаубицы, показывал, как ставить их на лафеты и стрелять по врагу. Царь Ираклий II был впечатлен действиями артиллериста, но в полку действия Чолокашвили сочли выдачей военных секретов и срочно отправили офицера назад в Петербург, где некоторое время содержали под арестом.
Были среди петербургских грузин и воевавшие под Андреевским флагом, в частности, царевич Георгий Багратиони, младший брат Вахтанга VI. Он является одним из первых российских морских десантников. «Санкт-Петербургские ведомости» в номере 80 за 1742 год сообщают о его счастливом возвращении в столицу после благополучного завершения кампании против Швеции в Финском заливе. Генерал-майор Багратиони командовал гренадерами и мушкетерами, высадившимися с кораблей на берег.
Первым переводчиком грузинских сочинений на русский язык до присоединения Грузии к России является полковник Симон Эгнаташвили. Он перевел на русский язык понравившиеся Екатерине Великой грузинские песни. Еще один петербургский грузин Николай Андреевич Цертелев (Церетели, год рождения 1790) стал первым русским фольклористом, поскольку, по свидетельству современников, «первым воскресил внимание к памятникам народного творчества, сколько смог собрал их прямо из уст народа».
Карталинский княжеский род Цицишвили дал петербургскому обществу целую плеяду выдающихся деятелей. Трое из них являются полными тезками и их иногда путают. Поскольку первый российский геодезист, или как тогда говорили – геодет, Димитрий Цицианов занимался не только наукой, но и литературной деятельностью, то, случалось, что его творчество приписывали известному острослову Димитрию Цицианову, жившему несколько позже. Третий Димитрий Цицианов приобрел известность на военном поприще, служил в Генеральном штабе, в лейб-гвардии полках – Измайловском и Преображенском.
Геодезист Цицианов в возрасте пятнадцати лет перевел на грузинский язык учебник по арифметике. В зрелом возрасте написал фундаментальный труд «Краткое математическое изъяснение землемерия межевого», изданный в Петербурге в 1757 году, этот учебник является первым по геодезии на русском языке. По инициативе Димитрия Цицишвили в Петербурге издавались грузинские книги – «Псалтырь», «Евангелие избранное», «Часослов».
Менее набожным был второй по хронологии Димитрий Цицишвили – непревзойденный острослов и герой анекдотов. Император Александр I отозвался о нем так: «Всякое слово вольное, всякое действие противузаконное приписывают мне, а всякие остроумные вымыслы князю Цицианову». На четверги Цицианова, пишет в своих записках его племянник, декабрист Н.И. Лорер, собирались все знаменитости Петербурга, но сам хозяин неизменно был в центре внимания, развлекая гостей бесконечными фантазиями. Серьезнейшим образом Цицианов доказывал, что в Грузии выгодно иметь суконную фабрику, так как нет надобности красить пряжу – там-де овцы родятся разноцветными, и стада их на склоне гор в лучах заходящего солнца являют собой прелестную картину. В другой раз он поведал о грузинских пчелах, которые не жужжат, а поют, как птицы, да и размером с воробья. Когда князю возразили, что такого размера пчелы не смогут влететь в улей, он возразил, что в Грузии с этим строго – прикажут, так влетишь. На вопрос, как ему удалось прийти в гости сухим во время проливного дождя, Цицианов заметил: «О, я умею очень ловко пробираться между каплями дождя». Много повидавший на своем веку князь рассказывал не только анекдоты, известны ему были и многие дворцовые тайны. В заметках Пушкина в дневнике от 8 марта 1836 года с пометкой «ц.н.» – «цициановские новости» говорится о том, как офицер Скарятин с помощью своего шарфа прекратил жизнь Павла I. А также об истории трагической амурной связи Александра I с Варварой Туркестановой (Туркестанишвили), закончившейся рождением ребенка и самоубийством фрейлины.
Печальная участь Варвары Туркестановой является скорее исключением из области любовных похождений в эпоху пудреных париков. До наших дней излюбленной темой конспирологов являются поиски грузинских корней в происхождении двух российских императоров. Согласно ненаучным фантазиям некоторых историков, отцом Петра Великого был царевич Ираклий I Багратиони, приближенный к семье русского царя Алексея Михайловича. Есть версия, что к 1672 году болезни царя достигли своего пика, он решил оставить здорового наследника и допустил к ложу второй супруги, Натальи Нарышкиной, молодого и здорового грузинского царевича Ираклия. Согласно другой дворцовой тайне, первый полномочный министр Грузии в Петербурге Гарсеван Чавчавадзе (отец поэта Александра Чавчавадзе, тестя Грибоедова), являлся не только фаворитом императрицы Марии Федоровны, супруги Павла I, но и отцом ее девятого ребенка, при рождении которого трудно было предсказать, что именно он станет российским императором Николаем Первым после странной смерти Александра I в Таганроге и отказа Великого князя Константина от престола.
Галантный век просто создан для рождения мифов, но не стоит относиться к ним серьезно, даже если эти легенды тешат наше тщеславие. О высоком положении грузин при императорском дворе свидетельствуют более серьезные факты, нежели тайные амуры. Скажем, тот же Владимир Михайлович Яшвили был одним из активных участников заговора против Павла I. Сохранилось письмо, в котором Яшвили укоряет Александра I в том, что новый царь не провел обещанных реформ. «Государь, – пишет генерал-майор Яшвили, – с той минуты, когда Ваш отец вступил на престол, я решил пожертвовать собой, если нужно будет, для блага России… Бог правды знает, что наши руки обагрились не из-за корысти: пусть жертва будет не бесполезна. Поймите Ваше великое призвание, будьте на престоле, если возможно, честным человеком и русским гражданином… Удаляюсь в свою деревню, постараюсь там воспользоваться кровавыми уроками… Прощайте, Государь! Перед Государством я – спаситель отечества, перед сыном – убийца отца». Этот исторический документ, образец достоинства и смелости, был обнародован только в 1909 году, через 106 лет после написания. Яшвили в 1803 году был сослан в деревню. Во время наполеоновского нашествия он сформировал по поручению Кутузова отряд Калужской губернии, во главе которого успешно сражался с неприятелем. Однако Александр, узнав об этом, рескриптом от 3 октября 1812 года объявил Кутузову выговор за привлечение Яшвили в армию. Томимый ожиданием новых репрессий, угрозой ссылки в Сибирь, Владимир Михайлович провел остаток дней в селе Муромцево, где скончался в 1815 году в возрасте 50 лет. А вот на его младшего брата – Льва Михайловича Яшвили царская опала не распространилась. Он дошел с русской армией до Парижа. Генерал-от-артиллерии Лев Яшвили за боевые заслуги трижды получал Герогиевский крест и дважды золотую шпагу «За храбрость» с алмазами, что редко случалось в русской армии. В конце жизни он состоял в Военном Совете и вышел в отставку после 47 лет военной службы.
В следующем номере журнала читайте о грузинском окружении Пушкина, о деятельности «тергдалеулеби», о наших соотечественниках, прославившихся в Северной Пальмире в XIX веке.


Ирина ВЛАДИСЛАВСКАЯ

 
Георгиевский кавалер Елена Хечинова

https://lh3.googleusercontent.com/BsxY9ppBqO0kEyhzGX5MxoB2hK5vuH6-mt0XnV-TCHFxa5whQ8IjudUAjwFsq-UuyDfvhFVuVweM97DDfgzYKNICtGV7wxY1iid_VukjrvIGG-hLGHI3E9rVZrgjUYG-iev7OnwsPAxrcrj0ICYG6ghlh-wkHo6icNVdgF7jRa-69Zr0s78AKnn7dqajkSJhvnd-aHhveMxMnUrWEIb7VcO_27yIx27mO32KtcL10bT2SHA2ia525HbrPpbk2URFwAhGOZ_PpynHmgE7DyO6CkQAkXePJmJoJyaV7owwnlVR8AKIx_MedXU3kQLlfb4FGAnVm67P3asfj--8lA5_IIh1KkPTYk1ZcnL4YyO3Y2sEj-z394SSin1meDIehLNVZGAOt7MdwPhS2WBpWKCarWQTGi4DOCovK_ikPTo5IlQJOvdS85xhmWSrPvZv0KxNDRpgHPxh_M8R47CThSm67qBgqgvjx467hNE6bhicQkgLAkBFGmoHlXOcpBrrfuC1ho3_gjkP0mdHG-vPmpJgNVLkMWBZjgmCIOuxyUBO9lEV0_PV1uA4uv0gg9QdPQmDogDWafFWy1R6mklZBZmbjcuqO4nZXp8iTXmExyjm4yrNpbZudLD4jIQMBGh8wjE=s125-no

У этой женщины такая яркая судьба, что фильм о ней был бы захватывающим и напряженным, подобный самым лучшим детективам или боевикам. Хотя в то время, когда жила эта отважная женщина, сама жизнь, каждый ее день был серьезнее и опаснее любого боевика.
…Шла Первая мировая война. 12 ноября 1915 года 186-й Асландузский полк имени Петра Первого при наступлении на местечко Журав попал под сильнейший артиллерийский обстрел. И вот в этой экстремальной ситуации нашелся смельчак, единственный в полку, который не побоялся под шквальным обстрелом влезть на одиноко стоящее дерево и оттуда сообщил точное местоположение неприятеля. Благодаря его четким указаниям был скорректирован ответный огонь. Смельчак был фельдшером-добровольцем по фамилии Цетнерский. Бои продолжались. Ротный командир был ранен на поле боя и фельдшер, делая перевязку, получил ранение осколком тяжелого снаряда. Несмотря на собственное ранение, фельдшер Цетнерский вынес командира с поля боя под сильным артиллерийским огнем. Обоих доставили в госпиталь. Цетнерскому понадобилась операция. И тут выяснилось, что фельдшер… женщина. Это была Елена Константиновна Цебржинская.
По высочайшему повелению императора Елену Константиновну Цебржинскую наградили высшим орденом Империи – Георгиевским крестом 4-й степени. Елена Константиновна стала первой женщиной в России, удостоенной столь высокой чести.
Она родилась на борту парохода, который перевозил спасшихся от резни 1894 года, устроенной турецким султаном Абдул-Гамидом. В Батуми, куда прибыл пароход, девочку зарегистрировали в церковной книге. Отец девочки, Константин Иванович Хечинов, капитан дальнего плавания, оставил семью в Батуми и вернулся в Трапезунд, чтобы продолжать вывозить из турецкого ада своих соотечественников. Мать Елены, полька по происхождению, в конце XIX века была сослана на Кавказ. В 1910 году Елена закончила курсы акушеров, вышла замуж за военного врача Владислава Цебржинского. Когда разразилась Первая мировая война, его призвали в армию и направили на фронт. Спустя несколько месяцев Хечиновы получили извещение о гибели Владислава...
У Елены было два сына – Арсен и Виктор. Оставив детей на попечении матери, она уговорила знакомого фельдшера Казимира Цетнерского уступить ей документы, заказала мужской костюм и отправилась в Тифлис, где размещалось управление Кавказской армии. Фельдшера Казимира Цетнерского с удовольствием зачисляют на службу. Однако, когда поляк Цетнерский просит направить его в одну из армянских добровольческих дружин, ему резонно отвечают, что в армянские дружины направляют только армян. Фельдшер настаивает, заверяя, что знает армянский не хуже любого армянина. Не помогло добиться желаемого и письмо отца, адресованное одному крупному церковному деятелю. Тот даже рассердился, мол, армянская церковь занимается исключительно армянами... И тут Елена осознает, что допустила промах, но не отступать же. Она была из той породы людей, кто не подчиняется ходу событий, а вершит их, кто соотносит свои поступки с высокой целью, которую ставит перед собой.
Цетнерского направляют в кавалерийский отряд первой бригады 20-й пехотной дивизии, которая действовала на Ольгинском направлении. Эта дивизия участвовала в разгроме 1-го Константинопольского корпуса турок, которым командовал немецкий майор Штанке, печально известный «герой» Сарыкамыша. Под командованием русского генерала Геника дивизия готовилась к захвату Артвина. Но, как часто бывает на войне, 20-ю дивизию вдруг снимают с боевых позиций и перебрасывают в Александрополь. Солдаты гадают – пойдем в направлении Эрзерума... В очередной раз судьбе не угодно было благоприятствовать намерениям Казимира Цетнерского – полки и бригады оказываются на Западном фронте.
Стоял октябрь 1915-го, а в ноябре уже доселе неизвестный фельдшер становится самой популярной личностью не только Западного фронта, но и всей России.
После излечения в госпитале прапорщик Елена Хечинова – вновь на фронте. На сей раз в одном из боев на территории Латвии она, будучи раненой, попадает в плен. Шел сентябрь 1917 года. Больше года томится она в германском лагере. Но вот в Германии вспыхнуло восстание, и рабочие распахнули двери бараков для военнопленных. Многие из них рука об руку с германскими рабочими сражаются на баррикадах. Среди них сестра милосердия Елена.
Когда восстание было подавлено, Елене с помощью германских патриотов удается перебраться в Париж. При активном содействии французских властей формируются из добровольцев-соотечественников полки и дивизии на подмогу Пилсудскому. Теперь, чтобы перебраться в Россию, Елена Хечинова вновь превращается в Казимира Цетнерского... В июне 1920 года Двенадцатая Красная Армия освобождает Киев и выходит к Бугу. Здесь, в расположении 24-й Железной дивизии, появляется польский санитарный батальон во главе с паном Цетнерским и просит красное командование зачислить его в состав прославленной дивизии.
В октябре 1920 года было достигнуто перемирие. Начинается обмен военнопленными. Подпоручик польской армии Казимир Цетнерский вновь превращается в Елену Хечинову. Советский Красный Крест в составе своей комиссии направляет ее в Польшу для организации отправки советских военнопленных на Родину. Задание выполнено: эшелоны с  советскими военнопленными уходят в Россию. На дворе уже 1921 год. Пора и самой вернуться в отчий дом, который она покинула в сентябре 1914-го. Но не суждена была ей эта радость: польская контрразведка арестовала подпоручика Цетнерского за добровольный переход на сторону противника и передала его военному трибуналу. «О каком подпоручике Цетнерском идет речь?» – недоумевает суд. Здесь явное недоразумение: перед нами стоит... мадам Хечинова, офицер бывшей царской армии, кавалер Георгиевского Креста. Газеты злорадствуют, издеваясь над «всезнающей» контрразведкой. Шумиха, поднятая газетами, доходит до «погибшего героической смертью на поле брани доктора Цебржинского». Да, это тот самый Владислав, которого Елена оплакивала еще в начале войны. «Воскреснув из мертвых», он отправился в Батум, погоревал о пропавшей на войне супруге и, забрав детей, вернулся в Варшаву, откуда 20 лет тому назад был сослан на Кавказ.
Когда в зал суда вошел Владислав с двумя сыновьями и те бросились к подсудимой с криками «мама, мама», видавшие виды польские чиновники не могли сдержать слез. Елена вышла на свободу, но вторично потеряла мужа, ибо он, считая ее погибшей, обрел новую семью. Как быть? Все решили сыновья – они ушли к матери. Однако контрразведка распорядилась не давать Хечиновой визы для выезда на родину. Таким образом, Елена осталась в Польше. Она работала и воспитывала детей.
В начале 1939 года Арсен и Виктор уезжают во Францию и поступают в летную школу. Елена остается с дочерью от второго брака, Ирэн. В сентябре Германия напала на Польшу. Это было начало Второй мировой войны. Фашисты на улицах Варшавы устраивают облавы. Ирэн оказывается в Германии. Тогда Елена надевает черное платье, цепляет на грудь свой боевой орден и отправляется в Германию на поиски своей дочери. Она прошла по всей Германии, разыскивая дочь, каким-то чудом нашла ее и вызволила. Возможно, на немцев произвел магическое воздействие ее Георгиевский Крест...
Елена Константиновна вместе с дочерью пробирается во Францию, где, как она уверена, Арсен и Виктор сражаются с фашистами. Шел 1944 год.
Елена Константиновна в госпитале ВВС Франции. Здесь она от раненого английского летчика узнает о судьбе своего старшего сына Арсена.
После капитуляции Франции Арсен и Виктор переезжают в Лондон и примыкают к генералу Шарлю де Голлю. В бою над территорией Франции погибает Арсен. Виктор продолжает сражаться. Советские танки уже на улицах Берлина – до конца вой-ны совсем немного. В одном из боев немцы подбили самолет Виктора, и он, не дотянув до материка, рухнул в пролив Ла-Манш, о котором его дед – капитан дальнего плавания – так много рассказывал ему в детстве...
Война закончена, но народы Земли не забывают тех, кто ценою своей жизни отстаивал счастье людей. По поручению генерала де Голля разыскивают Елену Константиновну. Весь в шрамах, однорукий капитан ВВС Франции опускается на колени перед матерью, подарившей Сопротивлению двух сыновей, бвух бесстрашных асов. Кипитан передает Хечиновой личное соболезнование Президента и предлагает посетить символическую братскую могилу летчиков. «Извините, мадам, орлы умирают в небесах...», – произносит капитан. Ирэн в ответ с гордостью отвечает: «Знаете ли, месье, перед вами не просто старая женщина, мать двух героев-летчиков, а настоящая героиня той войны, когда русские и французы также плечом к плечу воевали с бошами...».
Несмотря на протесты матери, Ирэн находит орден и прикрепляет его к груди Елены Константиновны.
Капитан всматривается в незнакомый орден и с чувством произносит:
«Мадам, мадмуазель, есть на моей родине, в Бургундии, пословица: орлица приносит только орлов. Мой генерал будет поражен. Честь имею, мадам, честь имею, мадмуазель!»
Елена Константиновна умерла в 1965 году.
В Грузии, в городе Гори живет Елена Хачатурова, названная в честь героини. Это она, Елена Хечинова, выхватила из рук турецкого солдата трехлетнюю раненую девочку, выходила ее в лазарете и передала обезумевшей от горя матери, назвав себя на прощанье Еленой... Доброе дело надолго остается в памяти людской...


Александр КАЛАНТАРОВ

 
<< Первая < Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая > Последняя >>

Страница 4 из 16
Понедельник, 07. Октября 2024