| АКТРИСА С ГИТАРОЙ |
 «Автор этого сборника стихов немолод. Да и стихи появились на свет уже в зрелом возрасте. Как будто открылся внутри какой-то клапан, прежде не работавший. Вероятно, так бывает. У автора - музыкальное образование. Работа последовательно в трех московских театрах и разнообразная многолетняя концертная деятельность фактически составили вторую профессию - певицы и актрисы. В составе дуэта «Таня и Наташа» автор объездил весь бывший Советский Союз, а потом и многие страны Европы. Уже в период работы в составе трио «БИС» появились собственные песни. Часть стихов, на которые они написаны - в этом сборничке. Автор строг к своим стихам и оценивает их весьма скромно. И если эта книжечка не заставит вас пожалеть о том, что вы ее открыли, автор будет признателен вам».Из предисловия Татьяны Флейшман к своей книге «Стихотворения». - На фестиваль поэзии в Грузии вы приехали с небольшим опозданием... Читателям будут небезынтересны причины – это ваша гитара, которую, как оказалось, перевозить непросто, ценному инструменту нужен чуть ли не специальный билет, и этот ваш плотный гастрольный график. - Начнем с гитары. Она действительно уникальная – цыганская семиструнка XIX века работы мастера Кондратия Березина. Я купила ее у одного артиста театра «Ромэн» - он вышел на пенсию, и продавал ее не потому, что ему были нужны деньги, а потому что считал, что эта гитара не должна ни лежать, ни стоять, на ней обязательно играть. Мне несказанно повезло – этот инструмент звучит, как целый оркестр. А что касается гастрольной жизни, она неотделима от самой жизни, и этот вопрос – многослойный, как пирог. Если очень кратко, то в прошлой жизни, когда я жила в России, в СССР, я объездила весь наш бывший Союз. Легче сказать, где я не была. В последнее десятилетие моя гастрольная жизнь очень активизировалась – выступления расписаны на год вперед. Перед этим фестивалем я ездила с концертами по семи городам Германии. Я впервые ездила с такими подробными концертами для русскоязычной публики, раньше выступала в основном для немецкоязычной публики в составе трио «Бис» - я пела, а очень талантливые музыканты – венгр и украинец, которые учились в Аугсбурге, близ Мюнхена – играли. Мы выступали в Швейцарии, Германии, даже съездили на театральный фестиваль в Эдинбург, но все - для инакоязычной публики. - А на каком языке вы пели? - На русском, конечно. А сейчас я пою одна уже довольно давно. - Вы довольны гастрольным туром? - Да, очень. Концерт в Ганновере меня совершенно поразил – был переаншлаг. - Не могу не спросить - что послужило причиной, что в 1989 году вы решили покинуть страну? - Я могу жить без всего. Без всех благ цивилизации, без всего, что обозначает глагол «иметь». Единственное, чего я не могу, не умею и не хочу уметь – это жить в страхе. Поскольку мы – я и, соответственно, мои дети – евреи, антисемитизм я чувствовала всегда и очень сильно, даже на уровне школы. В школьном журнале была графа «национальность». Нас было две еврейки в классе, и нас дразнили... Это очень запоминаешь, и потом живешь, немного пригибая голову. - В Грузии такого, по-моему, не было... - О! Вообще Грузия – это сплошное счастье... Мотивом моего отъезда стал антисемитизм. Люди из общества «Память» рассказывали, почему наша страна в таком плачевном положении – потому что во всем виноваты евреи. Я боялась не за себя, нет, я-то адаптировалась... Мой папа, профессор МГУ, поэт, замечательный человек страдал от этого даже значительно больше, чем я, но к моменту моего отъезда его уже не было на свете. Я просто поняла, что устала, не могу изо дня в день все время бояться за детей. Официальным способом мы не могли эмигрировать – моя свекровь никогда не подписала бы разрешения на отъезд сыну - моему мужу. Соответственно о традиционной эмиграции можно было забыть. И случайно – хотя ничего случайного в жизни нет – я познакомилась с женщиной, которая поменяла всю нашу жизнь. К власти пришел Горбачев, было разрешено выезжать по гостевым приглашениям, и она вызвала нас в гости, чтобы мы могли остаться. Это был единственный шанс. Как выяснилось впоследствии, эта женщина помогла нам в память о своих родителях, которым в свое время совершенно посторонние люди помогли выехать из гитлеровской Германии в Австралию и тем самым спасли им жизнь. С тех пор прошел двадцать один год. Это громадный кусок жизни, и мне кажется, что прошло лет пятьдесят... - И не жалеете? - Ну что вы! Нисколько, ни одной секунды! Я вообще не тот человек, который плачет над пролитым молоком. Просто я счастлива, что мои дети выросли с распрямленными спинами, выбрали в жизни то, что им нравится. Дочка – кинорежиссер, у сына инженерное и дипломатическое образование. Это и была моя цель, самая главная. - В тот период, когда вы собирались уезжать, вы были удовлетворены своей профессиональной жизнью? - Да. Мне было что терять. Два раза в месяц я выходила на сцену замечательного Театра «У Никитских ворот» Марка Розовского с моей партнершей по дуэту «Таня и Наташа» Натальей Ждановой. Мы играли полноценный музыкально-драматический спектакль «Недобиток» по рассказу Татьяны Толстой «Милая Шура», который был поставлен именно на наш дуэт. Постановку осуществила замечательная актриса и режиссер из Петрозаводска Елена Бычкова. Кроме того, мы ездили с концертами по всей стране. На самом деле, я считаю себя очень счастливым человеком. Недавно в Америке, где я очень часто гастролирую, у меня брал интервью Виктор Топаллер и сказал: «Татьяна, да вы счастливый человек – чем занимались в Москве, тем и продолжаете заниматься». Так и есть. Я делаю все, что делала в Москве - пишу, пою, выступаю. Я профессиональный педагог, много лет преподавала в музыкальной школе, и в Швейцарии продолжала давать частные уроки фортепьяно детям и взрослым - русская музыкальная школа всегда ценилась очень высоко. Мне это нравится, именно в Швейцарии я вкусила все прелести своей профессии преподавателя. - Вы и певица, и музыкант, и актриса... Есть приоритеты? - Конечно. Пение на сцене. - Пение именно под свою гитару или как угодно? - Нет, не как угодно. Я не считаю себя гитаристкой и не являюсь ею, потому что я пианистка. Гитара – это вынужденный инструмент, который возник потому, что не в каждом зале в кустах стоит рояль. Мне был нужен мобильный инструмент. Вообще в какой-то момент не в теории, а опытным путем я поняла, что должна стоять на сцене одна. Я певица, и мой основной инструмент – голос. И та свобода, которую я почувствовала, когда начала петь одна, не идет ни в какое сравнение ни с чем... Вы замечали, что когда на сцене стоят музыканты, даже самые хорошие группы, и идет музыкальный проигрыш, то человеку, который только что пел, горел, нечего делать. Я это вижу. В такие минуты теряется энергетика. У меня такого нет вообще. Хотя сейчас я стою перед большой дилеммой – я делаю совершенно принципиально новую программу, на другом уровне. Часть песен требует присутствия музыкантов, а я пока себе этого не представляю. Но буду думать над этим. - А что вас побудило перейти на другой уровень? - Может быть, я просто пришла к этому естественным путем. Ко мне неожиданно пришла мысль, которая сразу оформилась в концепцию – спеть песни на разных языках, совершенно на разных. - Тематически не объединенных? - Нет. Но пропущенных через себя, других песен я не пою. Я же не авторская песня, я другой жанр. Я не беру хрестоматийных песен. Я пою то, во что я могу вложить себя, пропустить через себя таким образом, что эта песня вдруг обнаружила какие-то новые грани. Например, я пою совершенно по-другому песни замечательного автора Игоря Кузьмина, который живет в Сан-Диего, в Калифорнии, или Сережи Труханова, лучшего, на мой взгляд, сегодняшнего композитора. Песни на разных языках – это не самоцель, это, видимо, способ выражения, в котором на данный момент у меня есть потребность. - Вы подчеркиваете, что авторская песня – не ваш жанр... - Я не возьмусь определять, что такое авторская песня. На мой взгляд, когда люди произносят это словосочетание, то представляют себе, как правило, человека, который сидит и поет – с разной степенью выразительности, но поет так, как он хочет. Это право человека, который доносит до вас то, что он написал и не несет ответственности за свой профессионализм. Я никогда не причислила бы к авторской песне Александра Вертинского, Владимира Высоцкого, Александра Галича. Это абсолютно штучные личности, которые кровью своей – а я другого не понимаю – платят за пребывание на сцене. И то, что они делают – это не напевание сидя у микрофона, а проживание. Песня, авторская она или не авторская, - это либо отдавание себя, когда есть что отдать, конечно, либо нет. - И потом, если это штучное явление, наверное, неправильно ставить их в какой-то один ряд... - Совершенно верно. Почему я так говорю? С того самого времени, как дуэт «Таня и Наташа» появился на бардовских фестивалях, и мы занимали какие-то места и становились лауреатами чего-то, никто не знал, в какую категорию нас определить. Мы были другие. Белые вороны. Мы были театральными людьми, и нас стали называть театром двух актрис. - Что вам дал театр? - Все, что я сейчас делаю, – результат работы в театре-студии Вячеслава Спесивцева «На Красной Пресне». Это моя юность, годы, отданные со счастьем, восторгом. Это была одна из первых студий. Она только-только возникла в Текстильщиках, была важна критика, и Спесивцев пригласил Виктора Розова и моего дядю Виктора Комиссаржевского, режиссера, критика, на один из лучших спектаклей – «Ромео и Джульетта». Дядя взял меня в эту компанию третьей, и я наблюдала, как два мэтра театра настолько завелись, что, казалось, готовы были выскочить на сцену вместе с этими ребятами. Я влюбилась в студию с первой секунды, и когда Спесивцев принял нас с Наташей в труппу, это было счастье. Потом один год мы пробегали в массовке в спектакле у Олега Табакова, и все, что мы там видели и слышали, постарались впитать в себя. Затем был совершенно изумительный опыт работы в Карельской филармонии – мы объездили все медвежьи углы Карелии, фабрики, заводы, фермы, магазины... Нас предупреждали, что мы со своими элитарными песнями у этой публики провалимся. Но представьте - мы поем в обеденный перерыв в каком-нибудь овощном магазине, а после выступления к нам подходят продавщицы и говорят: «Первый раз нас посчитали за людей и прислали что-то настоящее. Огромное спасибо». С тех пор я и поняла – главное не что, а как. И когда я приехала на Запад, главным потрясением было не изобилие, не магазины, хотя тогда, в 89-м году, наши люди действительно падали в обморок в европейских магазинах. Буквально. А для меня потрясением стал полный зал франкоязычных людей, которые реагировали на то, что мы с Наташей пели, так, как будто они все понимали. Они нам говорили после концерта: «Мы ничего не понимаем, но мы все понимаем, у нас мороз по коже». Дороже этого не было ничего. - Как вообще складываются ваши отношения с публикой? Вы диктуете публике или она вам? - Я никогда не иду на поводу у публики. Никогда. - А если какая-то непредсказуемая реакция? - У меня на концертах не бывает непредсказуемых реакций. Может быть, это прозвучит нескромно, но как-то после концерта в Америке ко мне подошел один джазмен – композитор, пианист... К стыду своему, я сейчас не могу вспомнить его фамилии... Он мне сказал: «Танечка, вам не страшен никакой зал. Вы можете петь и на пять человек, и на пять тысяч. Вы переломите любой зал». Это так, я знаю по опыту. Когда ты приезжаешь первый раз, когда тебя не знают, то сначала – естественное недоверие, напряжение. Это нормально. Но к концу первого отделения зал всегда мой. И никогда не бывает по-другому. При том, что я очень давно не пою шуточных песен, разве что на бис. Моя программа – не развлекательная. Одно дело, если поет Тимур Шаов, которого я его очень уважаю. Но у меня это отсутствует напрочь, поэтому особенно дорого, когда люди слушают так, что слышно, как муха летит. - Вы занимались организацией выступлений известных российских актеров и музыкантов в Женеве, в открытом вами культурном центре «Арбат». Аншлаги случались не всегда... В одном из интервью вы заметили, что русская эмигрантская публика – самая непредсказуемая. Почему? Что происходит с людьми в эмиграции, раз они становятся непредсказуемыми? - Я должна вас поправить. В Швейцарии нет эмиграции. И не было никогда. В 1989 году, допустим, в Женеве проживало, наверное, лишь несколько десятков русскоязычных людей. Хватило бы пальцев двух рук, чтобы сосчитать людей, живших в Лозанне, где я жила поначалу. Сейчас – огромное количество людей, которые говорят по-русски. И такой общей точки отсчета, как эмиграция, у них нет. Это люди, попавшие в Швейцарию по разным поводам и живущие там по разным причинам. И объединить совершенно разных людей в зрителя очень тяжело. Если это бизнесмены – их вообще ничего не интересует, кроме бархатных кресел, если это чиновники – а их очень много, в Швейцарии немало международных организаций – они, во-первых, экономят деньги, во-вторых и в-третьих – экономят деньги. Единственное исключение – ЦЕРН, организация, где делается физика и где самый большой ускоритель - адронный колайдер, о котором сейчас так много пишут. А физики – всегда физики. Они подвижны, и им больше дорога наука, нежели деньги, поэтому они приходят на наши концерты. И как только ты делаешь концерт с расчетом на швейцарскую публику, скажем, концерт русского романса с ужином, - полный зал швейцарцев. А что такое, скажем, для швейцарского уха имена Аллы Демидовой, Зиновия Гердта, Сергея Юрского? Ничего. Они их, к большому сожалению, не знают. На Гердта и Юрского пришло 47 человек. А на Демидову –18, но она потрясающе читала стихи в течение трех часов. Это было очень обидно. У меня опустились руки. Я понимала, зачем я это делаю, но все же подумала – зачем я это делаю? В 1999 году мы не продлили контракт на аренду помещения, и «Арбат» остался в прошлом. - Что для вас Швейцария? - Мы попали туда так, как можно было попасть только с помощью волшебной палочки. Это место мне даровано судьбой. Это замечательная страна, которая позволила мне вырастить моих детей такими, какими они выросли, подарила любимого человека. С ним я прожила 18 лет, его недавно не стало. Это в огромной степени родная страна. - А какое впечатление произвела на вас Грузия? - Надо сказать, что мой папа, Семен Флейшман, был выдающийся человек, профессор МГУ, ученый, поэт. Легенда Подмосковья, до своих 70 лет, вплоть до самой смерти, ходил в походы, его самого и его стихи знало и любило много людей. И вся моя любовь к песням, к музыке – это все, конечно, от папы. Давид Самойлов, чему я была свидетелем, когда мы были у него в гостях, назвал папу большим поэтом. Мой папа всю жизнь занимался селевыми потоками, и Кавказ был фактически его местом работы. Каждое лето он был в экспедициях. В Тбилиси несколько ученых защитили под папиным руководством докторские диссертации. Я приезжала сюда в начале и в конце 70-х годов. Конечно, я мало что помню, но то, что это – благословенная страна, я знаю. Скажу вам честно, не знаю, поехала бы я на фестиваль, если бы он проводился в другом месте. Меня абсолютно и моментально купило слово «Грузия». И когда я села в самолет, заполненный людьми, возвращавшимися из Франкфурта в Тбилиси, у меня было ощущение, словно я лечу в Израиль, к маме. Я могу сравнить свое ощущение от Грузии только по чувству – оно такое, как в Иерусалиме. Нина ЗАРДАЛИШВИЛИ Да не совсем, ответил "Скачать новую оперу браузер"Вискарра, хотя он прекрасно "Игры винкс питомцы флоры"знал, что делать. Я тоже изведал горе я "Скачать прикольные обои на рабочи стол"тоже перенес немало. Едва Вискарра вошел в "Скачать темы для виндовс хр"дом, ему стало не по "Скачать игру кабал онлайн бесплатно"себе. С этим ошейником ты у меня не очень-то повертишься! | |||||||
|
|||||||
