В конце шестидесятых в журнале «Юность» были опубликованы стихотворения молодой Беллы Ахмадулиной. Я была очарована. Помню, поделилась своим впечатлением с Гурамом Асатиани, утонченным знатоком грузинской и русской поэзии. Гурам с восторгом заговорил о Белле, сказав, что она настоящий поэт, продолжатель линии Пушкина.
Первый большой сборник произведений Беллы вышел в Тбилиси в 1979 году. С первых же страниц поэт признается в любви к Грузии, к ее людям, поэтам, культуре:

Сны о Грузии – вот радость!
И под утро так чиста
виноградовая сладость,
осенившая уста.

Ни о чем я не жалею,
ничего я не хочу –
в золотом Свети-Цховели
ставлю бедную свечу.

Малым камушкам во Мцхета
воздаю хвалу и честь.
Господи, пусть будет это
вечно так, как ныне есть.

Пусть всегда мне будут в новость
и колдуют надо мной
родины родной суровость,
нежность родины чужой.

Белла любила читать пастернаковские строки:

Мы были в Грузии. Помножим
Нужду на нежность, ад на рай,
Теплицу льдам возьмем подножьем,
И мы получим этот край.

И мы поймем, в сколь тонких дозах
С землей и небом входят в смесь
Успех и труд, и долг, и воздух,
Чтоб вышел человек, как здесь.

Чтобы, сложившись средь бескормиц,
И поражений, и неволь,
Он стал образчиком, оформясь
Во что-то прочное, как соль!

Борис Пастернак и Белла совпали в своей любви к Грузии, к Тифлису, к Метехи, Светицховели. Белла как бы вторит Пастернаку:

…Ожог глазам, рукам – простуда,
любовь моя, мой плач – Тифлис!
Природы вогнутый карниз,
где бог капризный, впав в каприз,
над миром примостил то чудо…

Не знаю, для какой потехи
сомкнул он надо мной овал,
поцеловал, околдовал
на жизнь, на смерть и наповал –
быть вечным узником Метехи...

Как-то я рассказала Белле, что в годы, когда «Доктора Живаго» издавали только за границей, мне тайком привезли эту книгу из Италии. Кое-какие литературные круги критиковали роман, говоря, что это не «та», не «большая литература». Я же была потрясена и романом, и замечательным циклом включенных в книгу стихотворений. Белла тогда сказала: «Доктор Живаго» – большая литература. Это – «Евангелие от Бориса!»
С Беллой мы познакомились в начале семидесятых. За мной на кафедру Мединститута заехали друзья, приглашая поехать в загородный ресторан. Я отказывалась, но, услышав, что там будет Ахмадулина, тут же согласилась. Мы приехали в обычный неказистый грузинский духан, вошли внутрь, и в глубине комнаты, за столом, я увидела Беллу. Она мгновенно встала и, мило улыбаясь, подошла. С короткой стрижкой, челкой, в черном свитере и джинсах, она походила на симпатичного подростка. Потом Белла с юмором рассказывала об этой нашей первой встрече: «Открылась дверь, показалась ты, и я услышала «музыку судьбы!»
Мы подружились сразу. Белла приезжала часто и надолго. Она останавливалась в гостинице «Тбилиси», в большом красивом номере, и, выходя на балкон, любовалась оттуда проспектом Руставели. Боря Мессерер тоже любил это место. Каждый день, с самого утра, начинались встречи – собирались то в гостинице, то у друзей, то в ресторанах. Не буду перечислять всех замечательных поэтов, писателей, художников, которые бывали в те дни у Беллы и Бори. Было интересно, весело. Спорили и говорили обо всех запрещенных темах, о поэзии, литературе. Произносили остроумные тосты, читали стихи на грузинском и русском языках.
Однажды наша компания очутилась во Мцхета. Белла в который раз начала восторгаться Светицховели, Джвари… И тут мне пришло в голову крестить Беллу! Спрашиваю ее – крещена ли? Оказалось – нет. «Будем тебя крестить!» – «О, возможно ли это!» – восклицает Белла. Приносят тазик с водой, Белла снимает туфли на высоком каблуке и в джинсах сосредоточенно стоит в воде. Молодой священник по всем правилам совершает ритуал. Трогательно было видеть, как Белла с благоговейным вниманием его слушала. Среди присутствующих были Чабуа Амирэджиби, Резо Амашукели, Юра Чачхиани… Конечно же, не обошлось без праздничного стола.
Через много лет, в Малом зале Большого театра, праздновали юбилей Беллы. Вдруг принесли большой букет и письмо от Ельцина. «Говоря о нашем времени, – написал в письме президент, – скажут, что это была эпоха Беллы Ахмадулиной, и был тогда в России такой-то президент»… Выступали замечательные поэты, писатели, друзья Беллы. Из Грузии приехали Чабуа, Резо Амашукели… На сцену вышел Борис Мессерер и неожиданно объявил: в зале сидит крестная Беллы, такая-то…
Когда Белла и Боря решили соединить свои судьбы, Белла прислала мне телеграмму: «Прошу Вашего благословения вступить в законный брак. Если благословите, оповещу Вас о дне бракосочетания. Я Вас люблю. Ваша Белла». «Согласие» Белла получила, все счастливо завершилось… Но это было, конечно, задолго до упомянутого юбилея Беллы.
Белла с любовью и нежностью относилась к моим родителям, «Тамара Иосифовна такая же, как Борина мать – одна культура, стиль, манеры», – говорила она.
А вот надпись на книге «Сны о Грузии»: «Любимые и достопочтимые Тамара Иосифовна! Дмитрий Михайлович! Примите мою почтительную нежность и пожелание – от всей души моей – здравствовать и благоденствовать. Ваша Белла. 12 октября 1983 г.».
Несмотря на свою загруженность, Белла никогда не оставляла без внимания своих друзей. Все они получали от Беллы весточку или книгу. Вот одна из телеграмм: «Дорогие, любимые Манана и Юра, с радостью оповещаю вас об открытии Бориной персональной выставки четверг 24-го на три недели. Целую вас, кланяюсь Тамаре Иосифовне и Дмитрию Михайловичу. Ваша Белла».
Иной раз телеграммы бывали и такие: «Манана люблю, Манана люблю – Белла».
Надписи на книгах радовали друзей. Вот одна из них: «Манане, Юре – Ваша драгоценная единственность на белом свете мне особенно известна, сердце ее всею любовью и болью понимает. Ваша Белла, 12.10. 83». Или на сборнике стихов 1975 года: «Родные мои… верьте тому, что я всегда сообщник Вашей жизни, что вплотную близко к сердцу держу Вас. Мне известно нерасторжимое наше родство и единство судьбы. Целую Вас и никогда не забываю. Белла».
Однажды Белла прислала письмо на черновом эскизе Бориной огромной картины «Про граммофоны и про меня»: «Я не умею сказать Вам, что вы для меня, какая тяжелая, сильная, никогда не оставляющая сердце нежность. Ваше присутствие постоянно, ему нет отлучки, нет маленьких каникул. Какое счастливое совпадение, что любя Вас всей слепотой души, я всем зрением ума знаю, что Вы – совершенно прекрасны. И я любуюсь и горжусь этим. О, скорей бы Вас увидеть! Целую и благодарю Вас! Поцелуйте Кэти, кланяйтесь моим дорогим калбатони Тамаре и батони Дмитрию. Всегда Ваши Белла и Боря».
Белла писала друзьям и отдыхая на курортах, и во время поездок за границу. Вот письмо из Франции: «Мананочка! Целую тебя – в любезных твоему сердцу замках на Луаре… Передай мою любовь Юре, всем твоим, Гии и Ане Каландадзе… Всегда, и в Амбуазе, твоя Белла». А это – надпись на книге Анны Ахматовой: «Моя милая, родная Манана, опять посылаю тебе книгу, но на этот раз – прекрасную, более достойную Тебя и моей любви к Тебе; Твоя Белла».
Борис прислал мне свою книгу «Промельк Беллы» с надписью: «Дорогая Манана, прими пожалуйста мою любовь и нежность! При первой же возможности высылаю тебе только что вышедшую книгу! Целую тебя и всегда помню! Твой Борис Мессерер, 19 ноября, 2016». В этой замечательной книге Борис вспоминает и семью Гедеванишвили. Он говорит о Дмитрии Гедеванишвили как о моем «отчиме». Хочется уточнить: у моей мамы Тамары Цицишвили был единственный муж, и он был моим родным отцом.
Борис упоминает также стенную живопись Кашветской церкви. Он пишет: «Мать Мананы Тамара Цицишвили была звездой экрана и народной артисткой Грузии. В середине сороковых годов Ладо Гудиашвили написал в церкви Кашвети большую фреску, используя свои зарисовки к портрету Тамары для создания образа Богоматери, вокруг которой расположил апостолов».
Постараюсь вспомнить подробности. В те времена Ладо Гудиашвили был в опале. Ему запретили преподавать в Академии художеств, семья художника нуждалась. И тогда Католикос Грузии с целью поддержать художника заказал ему фреску Богоматери для Кашветской церкви. А незадолго до того Гудиашвили написал большой живописный портрет Тамары Цицишвили – один из его шедевров. Хотя я тогда еще училась в младшем классе школы, мама делилась со мной многими историями. Как-то раз она сказала, что Ладо собирается писать лицо Богоматери, взяв прототипом ее лицо. Чуть ли не каждый день я ее спрашивала – не закончена ли фреска? Но огромная, сложная работа требовала времени. Наконец, мама сообщила: «Позвонил Ладо, сказал, что фреска закончена, пригласил в Кашвети – посмотреть». Что же у него получилось?! Я с нетерпением ждала возвращения матери. Наконец раздался звонок, я открыла дверь и набросилась на маму: «Тебе понравилось? Скажи скорее!» Мама ответила, что фреска прекрасна, и как замечательно, что Ладо написал также изумительных апостолов.
Много раз мы любовались гениальной фреской – и тогда, когда церкви пустовали, и позже, в лучшие времена. Смотря на лицо Богоматери, я всегда отмечала сходство святого лика с лицом мамы. Особенно заметно это сходство на ранних фотографиях Тамары Цицишвили и на ее прекрасном портрете работы Ираклия Тоидзе.
Белла глубоко чувствовала дух Грузии, ее народ, культуру, историю, любила, как свою «суровую» родину. Никогда Белла не изменяла этой любви и, раз «пригубив» ее, осталась «вечным узником Метехи». И снились ей сны о Грузии...


Манана ГЕДЕВАНИШВИЛИ