Карьера берет исток у подножия. Отсюда и начинается тот самый «путь наверх», к вершине, о которой грезит любой творческий человек. У актера Театра имени А.С. Грибоедова Михаила Гавашели все произошло стремительно, ярко и совершенно по-другому. Он стартовал сразу с пика: сыграл главную роль в картине «Алиса», которую курировал Тимур Бекмамбетов, и одну из главных ролей в фильме Ренаты Литвиновой «Северный ветер». Такому началу, на первый взгляд, можно только позавидовать. Но только на первый. Потому что теперь у везунчика нет пути назад. Актеру нельзя спускаться вниз. Остается – покорять следующую вершину. Хотя, как известно, по мере восхождения подъем становится все круче.
Об этом и многом другом мы и поговорили с Михаилом.

– Миша, мне кажется, ты волнуешься.
– Я волнуюсь перед каждым интервью.

– Почему же?
– Опасаюсь не подобрать нужных слов, неудачно выразиться и потом, спустя время, вообще пожалеть, что согласился на встречу.

– Ну, давай не спешить, подбирать слова. Тем более что за последнее время тебе часто приходилось беседовать с журналистами.
– Да, приходилось. И в Грузии, и в России. К тому же после московской премьеры фильма «Северный ветер», на которую мне удалось прилететь, в кинотеатре «Октябрь» состоялось обсуждение картины с участием Ренаты Литвиновой, Никиты Кукушкина, Кирилла Трубецкого и вашего покорного слуги. Модератором встречи был кинокритик, главный редактор журнала «Искусство кино» Антон Долин. Зрители задавали вопросы. А все зрители – разные, и вопросы были самые разные – умные, смешные, неуместные… Что увидит тот или иной зритель в картине, как он ее воспримет – никто не может сказать заранее.

– Как ты попал в картину?
– Неожиданно. В один прекрасный день мне на телефон пришло сообщение, что Рената Литвинова начинает съемки нового фильма и хочет со мной познакомиться.  

– Хотела бы я посмотреть на выражение твоего лица в этот момент!
– На самом деле радоваться было рано – мне пришлось пройти долгий путь кастингов. Ко мне присматривались, пробовали. Много видеозаписей я сделал здесь, в Тбилиси, и выслал в Москву. И наконец, когда прилетел на очередной кастинг, мне сообщили, что я утвержден. Вот тогда-то у меня, наверное, и было особое выражение лица! Понимаете, кастингами-то меня не удивишь…
– И как работалось? Да еще в такой звездной компании.
– Я дико переживал. Опыта у меня было поменьше, чем у именитых партнеров. Боялся навредить, ошибиться… А после третьего съемочного дня у меня возникли вопросы, я подошел к Ренате, к коллегам, мы побеседовали, и я убедился, что волнуюсь напрасно – понял, что мы все здесь собрались, чтобы сделать хороший проект.

– Какая атмосфера царила на площадке?
– Волшебная! Все было очень эстетично – специально выстроенный, восхитительный интерьер, необыкновенные огни, цвета…  Как только я входил на съемочную площадку, то физически ощущал, что нахожусь в каком-то другом измерении.

– Как работает Рената Литвинова? Репетировали, обсуждали?
– Представьте себе, самые сложные сцены – длинные, волнительные – снимались почти без репетиций. Технически все было выверено безупречно. Но отношения между персонажами не простраивали, про оценки и реакции не говорили... Метод такой у режиссера.

– Она диктатор?
– Нет, что вы. Я не чувствовал никакого железного кулака. Наоборот, Рената очень доброжелательна. Бывало, что по моей вине происходили задержки, и она дружелюбно, с пониманием относилась к ситуации. Очень мне помогала.

– Как к любимому внуку. Ведь ты и сыграл эту роль.
– Да, мне даже иногда казалось, что Рената не хочет разрушать гармонию отношений наших персонажей и настраивается именно на этот лад.

– Как складывались отношения с партнерами?
– Это была работа. Очень комфортная, хочу заметить. С несколькими актерами я даже подружился.

– Фильм уже вызвал волну разноречивых откликов. Основная претензия – туманный смысл. Как ты сам объясняешь, о чем картина?
– А зачем объяснять? Я предоставлю это зрителям. Пусть каждый сам делает свои выводы. Кстати, в картину многое не вошло. Мы сняли более шести часов, а фильм идет два часа. Предполагалось, что потом будет и сериал. В полной версии, между прочим, моя линия простроена очень логично и понятно. И мне, конечно, жаль, что некоторых моих сцен я в фильме не увидел – образ Хьюго, думаю, был бы более интересным, более выстроенным.

– Переформулирую вопрос: как бы ты проанонсировал картину?
– Повесить какой-то ярлык или определить жанр я не могу. Это фильм Ренаты Литвиновой, вот и все. Поразительно красивый фильм. Фантасмагория. Сны Ренаты. Как она захотела снять свое авторское кино, так она его и сняла.

– Ты говоришь почти словами Антона Долина. Я процитирую: «Судить по всеобщим законам невозможно. Единственный жанр этого фильма – «Рената Литвинова». Если он вам не близок или неинтересен, даже не пытайтесь преодолеть порог готической усадьбы, в которой разворачивается действие. Здесь не рады чужакам, и не всем им удается выжить, как наглядно показывает сюжет».
– Да, кино Ренаты невозможно классифицировать. Это отдельный жанр. Точнее, она сама – жанр. Она сама от себя произошла. А «Северный ветер», мне кажется, – ее лучшая картина. И это не только мое мнение.

– А говоря о твоей работе, можно отметить, что «северный ветер» в этом фильме дует с юга. Ну что ж, пойдем дальше – от конца к началу. Картина «Алиса», связанная с именем Тимура Бекмамбетова.
- Режиссер этого фильма – Василиса Кузьмина. В 2018 году она стала одним из пяти победителей всероссийского сценарного конкурса на тему недалекого будущего и получила возможность снять свой сценарии? «Алиса» под руководством Тимура Бекмамбетова и его кинокомпании Bazelevs. В то время я проходил кастинги для «Северного ветра», и меня пригласили на пробы в картину «Алиса». Я очень благодарен Василисе Кузьминой и кастинг-директору Светлане Пилипко за то, что они в меня поверили и дали шанс. Хотя я должен подчеркнуть, что сперва в меня поверила мой агент – Тамрико Гогичаишвили. Все говорили, что это практически невозможно – актеру из Грузии, который никогда не снимался, и вдруг получить главную роль. Но чудо случилось.

– Чем запомнились съемки?
– Знаете, мне нравится, когда режиссер работает не по заранее четко расписанному плану. Хотя именно так – по плану, жестко и четко – работает мой любимый режиссер Квентин Тарантино. У него все прописано в сценарии заранее, до мелочей. А Василиса Кузьмина давала мне свободу. Более того, всегда предлагала снять так называемый «актерский дубль» – мою версию, в которой я мог бы сыграть так, как хочу. Я никогда этого не делал, потому что у меня и сейчас нет большого опыта в кино и той свободы, до которой я хочу дойти. «Алиса» идет 16 минут, и там практически нет склеек – снято одним куском. Я был очень напряжен – это мой первый фильм! – и старался следовать тому направлению, которое задал режиссер. Какой уж тут актерский дубль! Хотя какие-то импровизации все же получились.

– Какое значение для тебя имеет служба в театре?
–  Грибоедовский театр повлиял на мою жизнь, на мою карьеру, потому что первые шаги в профессии я сделал именно здесь. О том, что я успел сделать, – судить публике, а для меня важно, что театр зажег во мне огонь желания развиваться, идти дальше. Это огромная школа – и репетиции, и спектакли, и мастер-классы, и гастроли. Все это не раз мне пригодится, я знаю.

– Ты успел поработать на сцене с несколькими режиссерами. В чем особенности творческой манеры каждого из них?
–  Авто Варсимашвили приходит на репетицию абсолютно готовым. При этом он всегда открыт идеям и предложениям – при условии, что ты идеально понимаешь его замысел и требования. А самое главное, что в наше время, когда у всех каждая секунда на счету, он никогда не тратит время зря – никаких пустых разговоров, только работа. Помню, как мы ставили «Шинель» Гоголя – в течение двух репетиций он объяснял, о чем ставит спектакль. Потом сразу же вышли на сцену. Но внутренние отношения мы выстраивали сами – исходя из замысла режиссера. Батони Авто часто говорит, что очень любит своих актеров и полностью доверяет им в работе – так оно и есть.
О Нугзаре Лордкипанидзе, царствие ему небесное, не могу говорить без улыбки – потому что это был очень светлый человек и яркая личность. Знаете, на репетиции – а мы тогда  работали над «Поздней любовью» Островского – он вдруг мог рассказать тебе какой-то анекдот, и через некоторое время ты понимал, что анекдот прозвучал не просто так, что в этом был особый смысл и значение – для твоей роли, разумеется. В работе у него не было ничего случайного или напрасного. Но Нугзар Леванович творил только через позитив, только доброе отношение.
Что касается Вахтанга Николава, то он, наоборот, работает очень жестко, и это, мне кажется, не манера, а метод. Кстати, он был педагогом нашей актерской группы в университете. Конечно, мы не во всем были с ним согласны, как и положено студентам. Но я не могу не сказать о том, что многие вещи, о которых он нам рассказывал, до сих пор очень помогают в работе. Он здорово нас натренировал. Образно говоря, его уроки – это такой фонарик, который не все время горит, но я всегда могу нащупать его в кармане и зажечь, когда надо.
Очень интересно работалось с финским режиссером Яри Юутиненом. Мы ставили спектакль по пьесе финского же драматурга Кристиана Смедса «Ледяные картины», в котором была занята вся наша группа – 8 человек. Мы учились тогда на втором курсе, и Яри решил пройти с нами, в дополнение к репетициям, и специальные тренинги. Мы бегали по лестницам, делали дыхательные упражнения… Спектакль получился, с успехом гастролировал в Финляндии, принял участие в Международном театральном фестивале «Встречи в России» в Санкт-Петербурге – кстати, именно в тот год Театру Грибоедова была вручена престижная премия имени Кирилла Лаврова. Кстати, Вахтанг Николава, посмотрев спектакль, на следующий день сказал нам на занятиях: «Я и не думал, что вы столько пережили в жизни…» А мы, скажу вам по секрету, ничего не переживали из тех проблем, о которых идет речь в пьесе. Значит, мы хорошо работали.

– Ты принимал участие в Летней театральной школе СТД России в Звенигороде, в «Петербургских театральных мастерских», в Летней школе в Шекветили…
– Все эти школы принесли огромную профессиональную пользу. Это колоссальный интернациональный опыт для молодого актера. Что может быть лучше – познакомиться с разными культурами не по книгам, а вживую! В Звенигороде я понял, что в течение целого месяца могу работать над спектаклем вместе с незнакомыми людьми – вне зависимости от того, из каких мы стран и на каком языке разговариваем в жизни. А все потому, что говорим на одном театральном языке. Любые творческие люди могут с легкостью общаться между собой – вот главный опыт, который я вынес из всех школ. Кстати, уверен, этот опыт во многом помог мне достойно представить Грузию на Всемирном молодежном форуме соотечественников в Софии, где я выступил с докладом «Русский театр и театральное образование в Грузии».

– Нельзя не вспомнить о студии «Золотое крыльцо». С нее все и началось, правда?
– Да, мне было 13 лет, когда я пришел в студию. Там я впервые вышел на сцену, о чем мечтал с детства.  И там же начал понимать, что значит быть актером. Руководителю студии Ирине Владимировне Квижинадзе очень нравилось, что я делаю, и такое отношение, конечно, очень воодушевляло. Она для меня – вторая мама. Я ее так и называю до сих пор.

– А теперь перейдем к самому началу, и я попрошу тебя рассказать о родителях. Прости, что причиняю боль…
– Да, это тяжелая тема… Мои родители не жили вместе, но сохранили хорошие отношения, и я рос, можно сказать, на два дома. Половину детства провел в транспорте – путешествуя от мамы к папе и наоборот. Мне было 15 лет, когда папы не стало. Но он успел увидеть меня в спектакле «Золотого крыльца», и ему понравилось. А в студию меня привела мама. Она, конечно, бывала на каждом спектакле. Моя первая работа в театре Грибоедова – «Ледяные картины» – стала последней, которую она увидела… Если помните, спектакль начинается с того, что я спускаюсь в зал и прикасаюсь к рукам зрителей. Мама всегда сидела на десятом кресле в первом ряду, я прикасался к ее рукам. У меня сохранилась эта фотография – маминых рук, которых я касаюсь… Это был самый счастливый зритель! Она очень хотела, чтобы я не останавливался, шел вперед. «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом», – повторяла мама. И я стараюсь все делать по максимуму. К тому же мне это нравится, я очень люблю свою профессию.  

– Как тебе кажется, какие черты ты унаследовал от своих родителей?
– Я часто об этом думаю. От отца, мне кажется, – какую-то чрезмерную честность. Хотя честность не может быть чрезмерной. Так что – просто честность. Я могу иногда соврать или повести себя не так, как надо. Но как же я себя буду потом корить, казнить! А от мамы я унаследовал желание помогать другим. Мама была очень добрым человеком. Жертвенным.

– О чем мечтаешь, Миша? Чего себе желаешь?
– Сегодня об этом говорить довольно сложно. Нам выпало жить в такое время, когда все меняется очень быстро. То, что было актуальным вчера, сегодня становится неактуальным. Чего желаю? Наверное, счастья, хотя я пока не очень хорошо понимаю, что же это такое, счастье…

– От имени всех твоих поклонников и болельщиков желаю тебе продолжать путь наверх. И пусть он будет счастливым! Договорились?
– Обещаю.


Нина Шадури