НИТОЧКА, ИГОЛОЧКА, ПЕТЕЛЬКА, УЗЕЛОК И ЯНТАРНАЯ КАПЛЯ |
Солнечной осенью, в октябре 1985 года мы зашли к Ните Табидзе с Эдиком Элигулашвили и Отаром Чиладзе. Разговор шел в основном по-грузински, все трое смеялись... Я, почти не понимая о чем речь, засмотрелась и заслушалась. Столько любви, столько глубокой нежности было и в лицах, и в теплом солнце, легко проникавшем сквозь чистые стекла окон, и в прохладном ветре, шуршащем листьями акаций за открытой на балкон дверью. Как капля янтаря. Именно так, вне слов, цельным чувством, как янтарный камушек со дна моря, что лежит в ладони – живет во мне дом поэта Тициан Табидзе, а в нем приветливая хозяйка, дочь поэта. От времени здесь уже ничего не зависит. В этот дом так легко и так важно было зайти, в любое время года и практически в любой час – ранним утром, поздним вечером, в полдень. Зайти с Сережей Гандлевским, с Ильей Дадашидзе, с Наташей Соколовской. Или случайно встретиться с Яном Гольцманом. Какие светлые лица, какие родные голоса. Как в тот, возможно, первый раз, золотым октябрем 85-го. Эдик Элигулашвили, многолетний тбилисский собкор «Литературки», был легкомыслен и смешлив, посматривал на окружающих сквозь толстые стекла очков с пониманием и озорством. Отар Чиладзе, напротив, улыбался не часто, тайна и благородство озаряли, как сказали бы старинном романе, его мужественное лицо с глазами стали. Действительно, озаряли. Хотя, может быть, только короткая стрижка Отара уже тогда была серебристого цвета стали, а глаза светло-карими и беззащитными?.. Но страшновато было пристально вглядываться в эти глаза. И как Наташе Соколовской, лучшей переводчице его стихов на русский, это удавалось? (или не удавалось все-таки? Надо будет у Наташи спросить. Еще можно. Мы изредка переглядываемся из Петербурга в Москву и обратно...) Вижу, как сейчас, Нита Табидзе, стоит, слушает Эдика и Отара, вот смеется, отвечает на шутку шуткой... Отар хохочет, как мальчик, она кладет руку ему на плечо и прислоняется на секунду лбом... Нита была чуть выше плеча Отара. Или не выше? Вся она передо мной, ужасно милая, спокойная, уютная. Знающая. С лицом умной, много чего пережившей, крестьянки. Она была глава рода. И все всегда это понимали. Род особенный. В него входили не только прямые предки, дети, внуки и правнуки Тициана Табидзе. Не только голубороговцы. Входили все, кто был другом Тициана, и те, кто мог бы стать его другом, родись пораньше. Она все помнила, все хранила и, в то же время, все, что помнила и хранила, легко, естественнейшим образом, без всяких амбиций – отдавала. Как бабушка внукам, как мать детям, как сестра. Она была частью той драгоценной, поколеньями вырабатываемой ткани, имя которой лучше и не пытаться назвать. Может, на грузинском и есть подходящее слово, на русском – не нахожу. Не только культура и не просто язык... но историческая память – тоже. Еще и слух на поэзию, как и слух на правду вообще. Слова не нахожу. Но есть такая ткань, на ней-то все и держится все по-настоящему дорогое людям... Нет, все-таки вспомнила! Эта первоткань у нас замечательно называется – ОСНОВА. Ниточка – как славно ее все звали, и между собой, а многие и напрямую. Бывало, что не видимся долго, но вот общие знакомые в разговоре произнесли – Ниточка Табидзе – и тепло разливается по сердцу. Ниточки уже и на свете нет, а тепло – осталось. И так у множества людей происходит, сосчитать нас всех невозможно. Вот и подумай, кто же она была... Прекрасная в Тбилиси традиция – домашние музеи. В холодной России она почти не прижилась. Даже когда у нас пытаются создать нечто подобное, то получается, что либо начинание гибнет без поддержки, либо, напротив, выхолащивается от чрезмерного внимания то государственных, то коммерческих структур. Ниточка подарила мне и моим русским друзьям (о грузинских и не говорю) не музей Тициана Табидзе, а его дом с живым его дыханием. И как бы ни трагична была судьба поэта – итог его жизни ею не подведен. Ниточка, иголочка, петелька, узелок. Янтарная бусина, вшитая в ткань... Дай Бог, чтоб не оборвалась нить, связь всего, для чего стоит жить. Нет ничего прочнее нити ОСНОВЫ. Но если она все-таки оборвется – мир расползется и прекратится. Анна БЕРДИЧЕВСКАЯ |