Владимир Вдовиченков – один из актеров нового поколения. «Поколения 2000-ых», как принято сейчас говорить. Но путь до большого экрана, а оттуда до сцены был для него непростым и уж точно необыкновенным. Заслуженный артист РФ родился в городе Гусев Калининградской области. После школы поступил в мореходную школу ВМФ в Кронштадте, и, отучившись в ней восемь месяцев, распределился на Северный флот, в Мурманск, кочегаром на судно. Впоследствии Владимир сменил массу профессий: от официанта в ресторане до жестянщика в автосервисе. И только в 1998 году он решил круто изменить свою жизнь, и поступил на актерский факультет ВГИКа, в мастерскую Георгия Тараторкина. Еще будучи студентом стал сниматься в кино – были и эпизоды, и главные роли. Первая популярность пришла после участия в телесериалах «Бригада» и «Гражданин начальник». Выход остросюжетной драмы «Бумер» только подлил масла к популярности артиста. Его Фил стал героем поколения. Хотя, сейчас Вдовиченков категорически отказывается говорить об этом. «Я не считаю себя знаменитым, - говорит он. - Я просто узнаваем. Вот иду по улице, меня узнают. Но не как артиста Вдовиченкова, а как Фила, с его манерой поведения, его мировоззрением, поступками, характером. Но я не Фил, этот персонаж не имеет ко мне никакого отношения. Мне гораздо приятнее, когда меня узнают как артиста». В 2002 году Вдовиченков приглашен в Вахтанговский театр на роль Алексея Орлова в спектакль «Царская охота» Л.Зорина (постановка Владимира Иванова). В 2003 году вошел в состав труппы Театра имени Евгения Вахтангова. В Тбилиси актер приехал в рамках Международного фестиваля искусств им. М.Туманишвили «Gift» со спектаклем «Дядя Ваня». Свою постановку Чехова привез художественный руководитель Вахтанговского театра Римас Туминас. Два вечера подряд сцена старейшего на Кавказе Грибоедовского театра была полна страстей и оваций. В перерыве между репетицией и спектаклем актер вырвал десять минут для интервью.
- Вы вчера уже играли первый спектакль. Как вам понравился тбилисский зритель? - Спектакль был удачный. Зритель приятный, восторженный, хорошо реагирующий, любящий театр, все в порядке. Поверьте, я был во многих городах и видел много разных зрителей. Но у вас зритель хороший. - Вы говорите, что вы не знаменитый, а узнаваемый. В чем вы видите принципиальную разницу? - Да, я узнаваемый. Знаменитый артист – это человек, который знаменит какими-то большими достижениями. У меня особых достижений нет. Я снялся в паре фильмов и все. - Насколько важно для вас быть вахтанговцем? - Ну, скажем так, мне очень лестно и приятно, что меня приняли в коллектив, но, если честно, я не знаю, что такое вахтанговец. Я не очень это понимаю. Традиции – это все ерунда, они умерли сто лет назад вместе с тем, кто их придумал, вместе с Вахтанговым. Традиции быть честным по отношению к самому себе, по отношению к профессии, по отношению к партнерам, зрителям, к театру – это не вахтанговские традиции, а человеческие… Какие они – вахтанговцы? Они делают все тоже, что и остальные, только еще стул из-под себя выбивают? В чем отличие? А мхатовцы просто все плачут в этот момент? Я не вижу принципиальных различий, может быть в силу того, что не очень силен в теоретике театра. Но, скажу я вам, я хожу в разные театры и иногда кажется, что хорошие спектакли они всегда вахтанговские – яркие, театральные, это важно. Ну, возможно Театр.doc и театр «Практика» - это отличающаяся театральная форма. А театр в нашем понимании, классическом – это пьеса, роли, артисты на сцене, желательно говорящие по делу и не голые. И в этом смысле я конечно горд, что я вахтанговец, потому что есть два понятия, которые нельзя путать. Есть вахтановская школа, о которой, наверное, мне сложно судить, я не знаю о ней. А есть вахтанговщина – это те самые некие традиции. Но какие? Если оно мертвое, не работает – забудь, иди дальше. Цепляться за прошлый, старый мир нужно в других местах. Не в традициях, а в поисках самого себя, это и есть традиция. - В таком случае, у вас наверняка есть понятие плохого и хорошего артиста? - Да есть. На мой взгляд все субъективно, но вот то, под чем каждый может подписаться – плохой артист - либо не умеющий ничего делать, и лезущий почему-то, либо человек, которому очень многое дано, но он настолько небрежно и с таким пофигизмом относится к собственному таланту, что через какое-то время превращается в ужасного, заштампованного, в эдакий памятник самому себе, что для артиста плохо. Дальше все понятия субъективны – одному нравится, другому нет, третий спит и мечтает увидеть что-то новое. Ведь театр – это не спорт. - Как вам работалось над «Дядей Ваней»? - Это был первый мой опыт работы с Туминасом. Интересно работалось, и мне кажется, этот опыт мне пошел на пользу, даже показал новый вектор в работе над ролью, в способности освободится от каких-то догм, штампов и попробовать взглянуть на ситуацию с другой стороны. Ну и плюс Римас собственным примером смог показать, что театр это великая вещь. Тебе хочется учавствовать в чем-то великом. Даже скажу, что этот спектакль сослужил плохую службу – после него стало сложно сниматься и репетировать. Римас очень хороший режиссер и после него задается какая-то планка. А потом ты принимаешь правила игры. Ведь не всегда в жизни случается работать с большими людьми. Но соглашаясь на это, ты понимаешь, что тяжело будет работать и результат заведомо будет не очень хорошим. Но жизнь есть жизнь. - А глобальная разница между кино и театром для вас в чем? - Принципиальный подход. В общих чертах может показаться, что все одинаково, но работа перед камерой в отличие от театра более естественная. В театре все более гротесково, увеличено, гипертрофированно. Плюс в кино есть определенная специфика. Во-первых, кино позволяет тебе сделать несколько дублей, попробовать разные варианты и режиссер всегда может сделать из тебя конфетку, даже если ты не очень понимаешь, что происходит. А в театре у тебя прямые отношения с залом, нет ни режиссера, ни осветителя, ни ассистента – только ты, зритель и партнеры. Знаете, кто-то, чуть ли не Аль Пачино сказал хорошую фразу – «Театр это ходьба по канату, а кино – это ходьба по канату, который лежит на асфальте». Вот примерно об этом. В принципе все тоже самое, но в кино тебя всегда прикроют, а тут ты сам за себя. Есть еще одна вещь, на мой взгляд, очень важная, что киноактеру, как ни странно, то ли воображения меньше нужно, потому что если ты едешь на танке – ты едешь на танке, если ты стреляешь – ты стреляешь, если герой умирает, он падает весь в крови, и ты видишь, что он умирает. В театре все настолько условно, что вера в эту словесность для театрального актера очень важна. И в то же время легче на сцене, потому, что все придуманное. Например, киноактер не может быть театральным артистом. Точнее, может, но процентов на 50. Он говорит – я не могу три часа существовать в образе. А в кино как – дубль снял, не понравился – переснял, тут крупный план взял, там восьмерочку подснял и все. А общее между ними, конечно, это игра. То, на чем зиждется актерская профессия. Можно говорить о режиссуре, об актере, о профессии, о ремесле, но самое главное это игра. Как в песочнице – ты немец, я русский, и не надо никому объяснять, откуда у тебя автомат. Заданы обстоятельства и пошла игра. Главное понимать, что это всего лишь игра. - Традиционный вопрос – над чем вы сейчас работаете? - А не над чем не работаю. Выбираю, за что взяться. Не такое уж большое количество интересных сценариев. Недавно вышел «Левиафан» Андрея Звягинцева, и это, знаете, такой серьезный уровень, что хотелось бы осмотреться. Вот закончил только сниматься у Паши Лунгина в сериале «Родина». Он выйдет весной 2015 года. Там мы с Володей Машковым играем братьев. Сейчас какая-то пауза получается. - Нашему театру осенью исполняется 170 лет. Что бы вы пожелали театру и коллегам? - Еще 170-летнего творчества. Я видел театры молодые и мертвые, и старые и живые. Я бы хотел, чтобы театр Грибоедова оставался кавказским светочем, потому что это первый театр на Кавказе, и, появившись 170 лет назад, он открыл другой мир – мир фантазии, любви, счастья. Пусть он несет это предназначение как можно дольше.
Нино ЦИТЛАНАДЗЕ
|