Мои туристы напоминают мне скоростные поезда. Они замедляются на миг, чтобы дать себе передышку. Рассказывают о своей жизни, работе, делах, собирают мозаику впечатлений о Грузии и двигаются дальше. Обновленные и чуточку более счастливые, чем были до этого. У меня же остаются непридуманные истории.

РЕЛАКС ОТ ТБИЛИСИ
Борис строит метро в Тель-Авиве. У него синдром менеджера: даже на отдыхе все мысли о работе. Без умолку говорит, какой это грандиозный проект, как приходится ругаться с подрядчиками, рабочими-китайцами. Большой начальник. Но есть и поглавнее него. Тот трудоголик – психопат, и всех вокруг сделал такими. «Раньше я был тихий еврейский мальчик со скрипкой», – говорит Борис. Но шеф и жена сформировали из него новую личность. И личность эта молчать больше не будет.
Тридцать лет молчал. И что хорошего. Вот он только пришел с работы, жена тут же: «Мусор вынеси», «в стиралку вещи закинь», «на диване накидку не мни». Активная, деятельная, командир в юбке, тоже, кстати, строитель. В молодости хотела хирургом стать, к счастью, отговорил. Даже на родильном столе с подрядчиками по телефону разбиралась. Это к слову, для понимания характера супружницы. Хотя он не жалуется. «Така любовь». Со скорпионьими укусами (знак зодиака благоверной).
Словом, стресса в жизни Бориса достаточно. На одном из пятничных ужинов семья решила, что надо ему от всех отдохнуть. Неделя в Грузии или в Китае. Это теперь в Израиле самые популярные направления. Однажды он сюда уже приезжал, в студенчестве. Помнит грузинскую свадьбу – реки вина и горы мяса. Грузинского друга Зорико (Зурико – М.А.), след которого затерялся.
Конечно, экскурсии по плану не получилось. Но я благодарна тем туристам, которые сбивают меня с толку. Он познакомился с пекарем, парикмахером, официанткой духана, продавщицей мегрельского сыра – «косички». Страстно просился на Куру, чтобы вдохнуть ее воздух.
Время от времени заговаривал со мной на иврите, но, спохватившись, переходил на русский. Некоторые слова, впрочем, я запомнила. «Лехаим» – на здоровье, «нифла» – чудесно. (Надеюсь, правильно воспроизвожу на слух). Пока катер на Куре качнулся со старта, пришли еще пассажиры – четверо парней, шумные, веселые.  Борис посмотрел на них, и его лицо засветилось. Вопрос к ним на иврите – откуда? И ответ, который не нуждается в переводе – «Исраэл!!!».
И так получается, что ты рассказываешь о своей стране, а взамен узнаешь о другой. И тоже ею очаровываешься. Так всегда происходит, когда встречаешь людей, влюбленных в свою землю, народ, предков. Теперь мне хочется прочесть «Иудейскую войну» Фейхтвангера и посмотреть фильм «Команда». Борис много рассказывал про то, как в Израиле добывают пресную воду из морской, какая это удивительная, таинственная страна.
Но под вечер стал молчаливым, только тихо улыбался и слушал. «Теперь все хорошо, – вдруг признался он мне. – Я спокоен, как грузинские горы».
Тбилиси его замедлил и успокоил.

РОЗА ИЗ РОДА ТАНГИЕВЫХ
Сначала я познакомилась с Магомедом, сыном Розы. Моя экскурсия предназначалась в подарок матери и сестре, которым он решил показать Грузию. Магомед из Магаса (Ингушетия). Симпатичный, ширококостный, работает в нефтегазовой компании. Сестра Милана – с голубыми миндалевидными глазами, которые достались от грузинской бабушки. Но при встрече мое внимание привлекает в первую очередь Роза, их мать. Волосы убраны светлым платком, круглое спокойное лицо, которое ничуть не портит сетка морщин. Роза – учительница, преподает английский, немецкий, французский. Совсем недавно она написала рассказ «Шаль», который взял первую премию. Рассказ художественно-документальный, основан на реальных событиях. Бабушка Розы Яха была дочерью предводителя торговых обозов, направлявшихся в Грузию. Мать свою, Зуну, Роза потеряла в четырехлетнем возрасте.
Роза говорит, что это первая проба пера. Написала за ночь. Дом пустовал, мешать некому. Муж, недавно прооперированный, спал в своей комнате. Сын в отъезде. Роза обложила себя мягкими игрушками и наточила много карандашей. С карандашами работать удобнее. И полился сам собой поток воспоминаний. В молчании – вдохновение. Когда в комнату заглянула дочка Милана, Роза молча бросила в нее мягкую игрушку. Не отвлекай. Вот для чего они предназначались.
Пригласили потом Розу на награждение. Говорили про композицию, кульминацию, и другие составляющие рассказа. Оказывается, она написала «Шаль» по законам жанра, сама не зная того. Писать сердцем – это и есть самый правильный путь.
Ингуши знают свою родословную в семи поколениях. Роза из знатного рода Тангиевых, очень гордится своей фамилией. Дети – Шадиевы.
От моих новых друзей я в тот день много узнала об ингушских обычаях, укладе жизни. Ингуши живут в больших дворах. Дом строится с расчетом, что придется принимать до тысячи гостей. Такие же масштабные свадьбы. В воскресенье Роза должна успеть с визитом к 5-6 родственникам. Родня большая, все время что-то происходит: свадьбы, дни рождения и др. «Подарков не напасешься», – говорю. Мои друзья смеются: «Так и они всегда к нам с деньгами, подарками, помощью и вниманием».
В Ингушетии нет детдомов, домов престарелых – это стыд при таком количестве родственников, этого никто не допустит.
После свадьбы новоиспеченный зять не видится с тестем и тещей. Интересуюсь: «До каких пор?». «Больше никогда», – с ясной улыбкой отвечает Магомед.
Жестко. Но у ингушей есть объяснение: чем меньше родители жены вмешиваются в жизнь пары, тем крепче семья.
Мужняя жена покрывает голову платком – так она отныне будет появляться на людях. Милана без платка, значит, не замужем. Да и ингушские мужчины скромны: не носят майки, шорты. Не пристало так вайнаху ходить. Магомед не здоровается за руку с девушками, хоть и работает в американской компании, и внешне очень современный. Не принято.
Во всем, что рассказывают мои новые друзья, в их неспешной походке, осанке чувствуются достоинство, гордость, мудрость. Проникаешься уважением, что где-то в современном мире живут по законам чести. Держат слово. Я напрочь забываю о времени, не стараюсь их подгонять. Напротив, пусть рассказывают о себе больше.
Магомед объясняет, что ингушский язык очень емкий. Один звук может заменить слово. Три звука – и сказал целое предложение. В ингушском нет формы «вы», только «ты». Нет слов – просьб. Только повеления. В языке – горский характер!
У грузин – мчади, у ингушей – чурек из кукурузной муки. Так за разговором доходим до ущелья Легвтахеви. Музыканты c доли-гармони, нашедшие приют в тени, спрашивают: «Что сыграть для дорогих гостей?». «Ачарули!» – вдруг азартно бросает Магомед. Через минуту они с сестрой уже отплясывают в каньоне. И никому еще не шел так танец у Цавкисисцкали, как детям гор…

***
Обожаю, когда на мои экскурсии приходят дети. Их вопросы и комментарии греют душу и поднимают настроение на весь день. Если они бегут впереди родителей, и стараются идти со мной в ногу, значит, я все делаю правильно, и они меня приняли. Это большая честь для любого гида.

***
Рассказываю про смотрины невест в банях. Про Хануму с моно-бровью, и стайку старух с шамкающими ртами, которые оценивали девушку на выданье.
– Она должна была предстать перед ними нагой.
– Какой? – переспрашивает дочка туристов.
Я спохватываюсь, говорю понятнее:
– Голой.
– А-а-а. (И тут же, с интересом) – Голой до каких пор?
– Совсем голой.
– Совсем-совсем?! – глаза ее расширяются.
– Без трусов! – лаконично отрезает папа девочки.
– Даже без трусо-о-ов?! (ребенок в нокауте). Ой! (закрывает лицо ладонями и жмурится). – Хорошо еще, что женихи их не видели!!!!
Святая наивность!

***
Показываю место казни Або Тбилели:
– Здесь ему отрубили голову.
– И этот умер, – что-то подсчитывает про себя девочка лет семи.
Позже идем по Метехскому мосту, рассказываю про сто тысяч мучеников и как их казнили.
– Опять все умерли!! – с отчаянием констатирует ребенок.
Отделяется от родителей, у нее ко мне дело.
– У тебя есть веселые истории про Тбилиси?
– Да, только чуть позже.
– Давай ты только веселые истории будешь рассказывать? Очень не люблю, когда кто-то умирает! (поеживаясь).
– Понимаешь, малыш, в жизни все перемешано: и веселое, и грустное. На Тбилиси столько раз нападали, а он все равно такой красивый. Значит, все хорошо закончилось.
– Это да, у вас тут красотища! – соглашается маленькая собеседница.

***
Многие туристы знают легенду про Горгасали и серные источники, и нет нужды ее пересказывать. В этот раз собралась группа из тех, кто уже посещал Грузию. Пропускаем памятник соколу, идем дальше. Ко мне подходит мальчик из группы, лет пяти.
– Можно тебя на минутку?
– Конечно.
– Ты можешь мне рассказать про этого фазана и сокола? Меня не взяли в прошлую поездку (опущенные уголки рта).
Беру его за руку, поворачиваюсь к группе и говорю, что у нас есть очень важное дело: рассказать маленькому мальчику про Горгасали и его сокола. И пусть весь мир подождет!

***
Девочка лет шести. Послушав легенду про Нарикала (там про Джафар-бея и его пленницу), некоторое время идет в задумчивости. Потом поворачивается ко мне:
– Жалко мне ее, знаешь. Мужа убили, ребенка убили. В конце ее саму тоже убили…
Вдруг оживляется, и с возмущением:
– Чего она ждала, пока этот Джафар ее убьет?! Взяла бы и сама в него кинжал вонзила. (Еще больше входит в роль, подпрыгивает) Накинулась бы вот так, р-раз!

***
Перерыв на кофе-брейк. Ко мне подкрадывается девочка лет восьми.
– Так! Давай поговорим, – предлагает она.
Оказывается, ребенок запомнил все фразеологизмы, которыми я сыпала во время экскурсии, и требует объяснений.
– Что такое «испустить дух»?
– Умереть, значит.
– Что такое «выпустить пар»?
– Представь, что ты на кого-то злишься, и все скажешь, что чувствуешь, не будешь молчать. Выпустить эмоции, значит.
– И заору, если захочу?
– Ну да.
– Что такое не «лезть за словом в карман»? (попутно выворачивает карман куртки)
– Отвечать быстро и при этом интересно.
– А я лезу за словом в карман?
– Не-е. Ты точно не лезешь.
– Ха. Ты тоже не лезешь.

ЛЕНОЧКА
Сначала пришел муж. И, предупреждая мой вопрос, – где Лена? – спросил: «Мы можем сами пойти к ней?». Я кивнула, и мы стали спускаться в подземку. Сергей старался быстро рассказать мне предысторию. «Десять дней назад моей жене сделали операцию на позвоночнике. Так получилось, необходимость. Собирались в Грузию полгода, и тут такое. Врач сказал: один черт – можете сидеть и ждать, пока пройдет реабилитационный период. Или же жить как раньше, и делать то, что хотели. Все равно никто не знает, когда именно она сможет ходить нормально, и восстановится ли полностью. Только прошу вас, сделайте вид, что ничего не знаете. Но сами останавливайтесь для отдыха».
Этот муж сразу вырос в моих глазах на целую голову. Лет, наверное, 60 с хвостиком. Спортивного сложения и приятной наружности, из тех, что легко нравятся женщинам. Заботливый – похвалила я его про себя.
Лена сидела на тротуаре, на поролоновом коврике. Маленькая, загорелая, с короткой стрижкой. Издалека нам улыбалась. И когда я подошла, раскрыла мне руки для объятья. С первой же минуты мне захотелось называть ее Леночкой. Она искренне приглашала жестом на свой коврик, и я, махнув рукой на глаженое утром платье, примостилась рядом.
– Как только вам надоест передвигаться по-черепашьи, вместе со мной, можете бросить эту затею, – улыбнулась она.
– Мне не надоест. Придется вам, Леночка, пройти весь маршрут.
– Я готова, – она потянулась вверх.
Это такая свобода – сидеть на коврике посреди суматошного города. Мы сидели на балконе дворца Дареджан, подобрав ноги. Я рассказывала про купцов, караваны, Ага-Мохаммед хана, и впервые смотрела на Рике с такого ракурса: в окошки между балясинами. Сидели на ступеньках часовни Або Тбилели, у реки, около бань…  Как только Лена уставала, бросала коврик на землю и садилась, и мы за ней. Я начала искать взглядом все поверхности, куда можно посадить Леночку. Ее упорство вызывало уважение. Два укола с утра, чтобы снять спазмы в ноге, никак не повлияли на решение сходить на экскурсию. Хм, я плохо ее знала.
– Вчера мы съездили в Казбеги, – рассказывала Леночка во время привала. – Серпантин великолепный, я под сильным впечатлением.
– Водитель местный или за рулем был Сергей? – спрашиваю.
– В нашей семье – я водитель, – смеется Леночка. – И похлеще ваших лихачу. Кстати, вы водите?
– Нет, это не мое.
– Напрасно. Лишаете себя колоссального удовольствия, это такой кураж. Не знаю, смогу ли я нормально ходить, но на трассе – я зверь. Мы еще успели в Тушети съездить, четыре дня там провели. Попали на местный праздник языческого происхождения.
Я пыталась переварить информацию: операция на позвоночнике полторы недели назад и дорога в Тушети. Не получалось.
– Тоже за рулем? – вероятно, глаза мои стали округляться. Леночка засмеялась.
– Нет, не настолько сумасшедшая. Там нас возил местный. Но слухи об опасности этой дороги сильно преувеличены.
Маленькая, отважная Леночка. У нее были сложности со здоровьем в данный момент времени (и, возможно, в необозримом будущем), но никак не с уверенностью в себе и оптимизмом. Нужно обязательно помочь ей исполнить мечту – посмотреть Тбилиси, и ради этого можно было забыть про время. Они приехали из Иерусалима, вечного города в другой древний и потрясающий город – Тбилиси, проделали такой путь, и теперь оставалось совсем немного.
Мимо прошел Леван, знакомый гид, слегка удивился, увидев нас, сидящими на траве:
– Вах, у тебя новый стиль проведения экскурсий?!
– Ага, – улыбнулась ему.
Иногда мечты исполняются черепашьими шагами…



МУЧИТЕЛЬНИЦА
На экскурсию туристка-фотохудожница пришла вместе с маленьким сыном.
– 2-2,5 часа он точно выдержит, – заверила меня. – За это время я успею поснимать.
Я решила познакомиться с главным действующим лицом (если на экскурсии есть дети, даже не сомневайтесь, кто задаст тон):
– И где же наш мальчик?
Хотя, конечно, видела где: из-за грифона торчала неумело замаскированная попа в желтых шортиках, и часть сандалика.
– Вот он! – весело откликнулся четырехлетний, крепко сбитый малыш, с паровозом в руке.  И сразу перешел к жесткому ультиматуму, двинув паровозик в мою икру:
– У тебя один час!
– Вот как? Хорошо, я постараюсь.
Мы с его мамой переглянулись. Естественно, мы собирались его обмануть, запутать во времени. Мало ли какие уловки используют взрослые, чтобы решить свои задачи. То подсунули ему серого кота с ошейником из витражного дома. (Кот пошел на «ура».) То отвлекли мороженым (его хватило на три дома). То дали телефон, чтобы мальчик мог вести персональную видеосъемку (камера, как пьяная, скакала с одного предмета на другой, многое было снято на бегу, как будто за оператором гнались). С каждым следующим домом я приобретала в глазах ребенка статус мучительницы. Сначала он закрывал уши руками («не, не, не!»). Потом озвучил мне свое жгучее желание:
– Я сейчас начну тебя щипать!
– Давай, – разрешила я и подставила ногу. Маленькая лапка со всей готовностью вцепилась мне в икру. Очень трудно сохранять невозмутимость и продолжать рассказ, когда тебя самозабвенно щипают. Меня начал разбирать смех. Малыша-карателя тоже.
– Больно? – спрашивал он снизу. – Злишься?
– Совсем нет, – дразнила я его.
На щипках дело двинулось. Нам удалось отснять еще несколько домов. Периодически поглядывала на икры – синяков, слава Богу, не было. (А будь они, кто поверит, что это издержки работы экскурсоводом?). После дома Давида Сараджишвили малыш повернулся к нам и по-взрослому культурно поставил точку:
– На этом наша экскурсия заканчивается!
Для верности повторил еще раз:
– На этом наша экскурсия заканчивается!
Время ультиматума давно истекло: мы гуляли два часа. Но мы еще имели наглость потащить его в дом Калантарова. «Еще один и все!». Он фыркал и корчил мне самые сердитые рожицы. Опять предупредительно тянул руку к моей икре.
Наконец мы вышли на улицу, и я решила обрадовать малыша.
– Теперь наша экскурсия действительно заканчивается. И ты сможешь пойти с мамой в парк аттракционов.
Малыш вдруг удивил. Подбежал и обнял меня изо всех сил. «Возьми меня на ручки», – попросил он. (Что, что, что?! В маленьком карателе проснулась нежность?). Я подняла его вверх, и он, обвив меня ручками за шею, продолжил:
– Я бы еще погулял с тобой. Но я очень устал. Мне нужно отдохнуть.
Победа, но нельзя было подавать и вида.


Медея АМИРХАНОВА