| ЗАВЛЕКАЮТ В СОЛОЛАКИ... (ЦЫБУЛЕВСКИЙ) |
|
ЛИТЕРАТУРНЫЕ СТРАНИЦЫ СТАРОГО РАЙОНА Пока мы стоим в задумчивости у дома Паоло, обратим внимание на удивительное обстоятельство: почти любой дом в Сололаки так или иначе связан с литературой. Даже, если, на первый взгляд, прославлен он совсем иными делами. Так что, продолжим мы путешествие направо или налево – все равно услышим скрип пера по бумаге, вдохновенный стрекот пишущей машинки... И, как результат, нам откроются новые поэтические либо прозаические страницы. Несколько шагов по улице Яшвили, и мы - у дома №13, в котором, как помнят старые тбилисцы, в давние времена находилась частная больница Шахпароняна. Но на нашу страницу он попал совсем не по этой причине, любовно лелеемой памятью немногих - увы!- оставшихся в живых представителей самого старшего поколения. Именно здесь, спустя десятилетия, жила семья классика грузинской литературы Константинэ Гамсахурдия. А над ней - семья первого секретаря ЦК Компартии Грузии Кандида Чарквиани. Так что, будущий литературовед, переводчик, диссидент советского периода и первый президент независимой Грузии Звиад Гамсахурдия рос вместе с сыновьями главного коммуниста республики. Вместе с будущим советником второго президента Эдуарда Шеварднадзе и пресс-спикером третьего президента Михаила Саакашвили – политологом Гелой Чарквиани и его братом Георгием – поэтом, журналистом, писавшим о литературе и культуре, прекрасным знатоком русской и грузинской поэзии, автором нескольких поэтических сборников и соавтором Резо Габриадзе по сценарию некогда знаменитой на весь Союз короткометражки «Феола». Вот, такое переплетение сололакских судеб…Бросим взгляд напротив и увидим дом №10, уже непосредственно связанный с русской литературой. Хотя известность ему, поначалу, тоже принесла медицина, а точнее – Михаил Гиголов, легендарный тифлисский доктор. Впрочем, он не только заведовал кафедрой травматологии в Институте усовершенствования врачей, возглавлял городскую станцию переливания крови и, вообще, был одним из основоположников трансфузиологии (одного из методов очищения крови) в Грузии. Известнейший хирург настолько любил драматургию, театр, что в 1914 году возглавил Авлабарский клуб, и именно по его инициативе там впервые в Тифлисе, поставили знаменитого «Аршин мал алана» азербайджанского классика Узеира Гаджибекова. А с большой русской литературой этот дом связан, благодаря сыну врача - Георгию Гиголову, который тоже стал легендой. Легендой литературоведения в Грузии. Тысячи выпускников филфака Тбилисского госуниверситета с благодарностью вспоминают этого человека. Десятки деятелей русской литературы и искусства побывали в этом доме, и многих из них связала затем с его хозяином настоящая дружба. А вместе с профессором гостей, по-тбилисски радушно, принимала жена профессора Светлана, фамилия которой приведет нас с этой страницы уже в энциклопедию Венгрии. Она – прямой потомок национального героя Лайоша Кошута… Если же мы пройдем в другую сторону от дома Паоло, то окажемся у подъезда, где жил еще один знаменитый медик – уже из другого поколения, академик, представитель грузинской школы физиологии, одно время возглавлявший Тбилисский госуниверситет. Но при чем здесь литературная страница? – спросит читатель. А при том, что фамилия этого человека, недавно скончавшегося в Москве – Окуджава. И в доме своего двоюродного брата Важи, конечно же, бывал Булат Шалвович, без которого просто невозможно представить себе литературный Тбилиси. Более того, этот город, живущие в нем люди, как справедливо считает писатель и публицист Дмитрий Быков, не раз спасали поэта. Добавим: особенно в те времена, когда Окуджава таковым еще не был. Люди, весьма далекие от литературы и высоких слов, просто жили по тбилисским законам человечности. Жили какой-то особенной круговой порукой, не по чьему-либо совету или указу, по велению сердца защищая того, кому на данный момент хуже, чем тебе. Но сегодня с Булатом Шалвовичем мы пообщаемся только мельком. Потому что юность свою он провел хоть и неподалеку, но все-таки в соседнем, не менее колоритном районе – у подножья Мтацминды. А по дороге туда, спустившись с улицы Яшвили на нынешнюю Ингороква, в середине прошлого века мы обязательно встретили бы удивительного поэта, стихи и судьба которого достойны того, чтобы подольше задержаться на его странице. И не только потому, что их с Булатом навсегда связала тбилисская молодость. Александра Цыбулевского, которого все всегда звали просто Шурой, одна из ниточек его многочисленных дружб привела к беде. Спустя годы, именно ему Окуджава посвятит свои стихи, ставшие знаменитыми песнями - «На фоне Пушкина снимается семейство» и «Былое нельзя воротить». А вот стихи Цыбулевского, к сожалению, не так широко известны. Но Евгений Евтушенко не случайно включил их в свою фундаментальную антологию «Десять веков русской поэзии». Предварив небольшим эссе об авторе, с которым дружил, и, сопроводив такими строчками: Он ни троцкистом не был, ни эсером, а всенациональная душа бессталинским была СССРом, Пшавелой и Ахматовой дыша. Тбилисцем Шура стал в два года, когда его семья переехала в столицу Грузии из Ростова-на-Дону. И до конца жизни был неотъемлемой частицей этого города. С Булатом он познакомился на филфаке Тбилисского университета и близко сошелся с фронтовиком, хотя и был на четыре года младше его. Многие вспоминают, что Цыбулевский в то время был начитанней, чем Окуджава и уже писал неплохие стихи. Поэтому мы увидим, как он (надо сказать, вполне справедливо) критикует первые произведения своего друга, читает ему своих любимых поэтов и даже приобщает к иностранной литературе. В итоге, они организуют литературный кружок «Соломенная лампа». А на дворе – конец 40-х, любая неофициально созданная организация считается опасной. Тем более, что в Тбилиси существовала молодежная группа, которая и впрямь «тянула» на самый настоящий антисоветский заговор. В ней – дети репрессированных, фактически мальчишки и девчонки, попросту неспособные на какие-то действия, грозящие вредом могучей государственной машине. Но есть в них ненависть к сталинской системе, есть тайные собрания, есть даже листовки на ночных улицах и упражнения в стрельбе из «мелкашки» на Кукийском кладбище. И, конечно же, не обошлось без провокатора. Правда, по каким-то особым чекистским соображениям, ребят «берут», когда группа уже прекращает существование. Именно по этому делу арестовывают и Цыбулевского, никакого отношения к организации не имевшего. Да, Шура «садится» за то, что не донес на душу подпольной организации - очень милую, писавшую неплохие стихи и люто ненавидевшую советскую власть девушку Эллу Маркман. Он не просто дружил с ней, он был в нее влюблен. Для молодого парня, да еще поэта, да еще тбилисца этим все сказано. Лагерная страница жизни Цыбулевского оказалась, пусть ненамного, но, все же, короче, чем было предписано ее авторами в погонах - из лагеря под Рустави он возвращается через 8 лет. Он возвращается в Тбилиси, заканчивает здесь университет, и начинается тот Цыбулевский, которого запомнили не только его земляки, но и многие гости - литераторы. Прислушаемся к тому, что говорят о нем. Станислав Куняев: «В его витиеватых стихах, сплетенных из обрывков чувств, картин и мыслей, угадывалась судьба - горестная, одинокая и даже лагерная». И еще - Юрий Ряшенцев: «Если бы в грузинской столице не было бы такого, казалось бы, чуждого этому городу по крови поэта, то его следовало бы придумать. Он был погружен в этот город, будто был его уроженцем, и в то же время был влюблен в него, будто только вчера увидел его впервые». Вот и сегодня хочется посмотреть на Тбилиси влюбленными глазами Цыбулевского: Вновь дерево Иудино в цвету Очутится над улочкой крутою. Присядет чинно дева на тахту, Окрашенную всякий год тутою. А под балконами наклон горы, Чреватые подвалами панели. Дворы, дворы. Неведомые цели Поэзии. Еще, еще дворы. ………………………… Соленый, сладкий пух, налет загара. Но это не произносимо вслух. Берут в полет пролеты Авлабара, Где с адской серой смешан банный дух. Что делаешь, что делаю? Взираю. Седеющий пульсирует висок. А я пишу стихи, зачем – не знаю. Стихи, стихи, как некий адресок. ……………………………… Рисую вечные картины. Арба тихонько проплыла: Повез старик свои кувшины, Огромные, как купола. Я так люблю все эти вещи: Ни взять, ни дать; ни дать, ни взять. Но говорят – яснее, резче Мне надо все переписать… Теперь переписывается многое из того, что было дорого поколению Александра Цыбулевского. Даже завзятые любители его поэзии не едины во мнении, в каком именно доме жил этот прекрасный лирик. На улице, в разные эпохи носившей имена демонических личностей – Петра Великого, Троцкого, Дзержинского. Говорят, что дом снесли в 1970-х годах, когда строили новое здание ЦК Компартии, ныне – Государственной канцелярии. Сегодня это правительственное здание соединяет улицы с именами литераторов, в разные эпохи причастных к политической деятельности – писателя XVII-XVIII веков Сулхан-Саба Орбелиани и литературоведа-этнографа Павле Ингороква. А вот дома поэта Цыбулевского, столь далекого от политики и столь пострадавшего от нее, якобы уже нет. Что ж, если хочешь что-то узнать о человеке наверняка – поговори с его друзьями детства. Тбилиси не был бы Тбилиси, если бы такие друзья не нашлись. Еще одна легенда – Грузинского телевидения - оператор Игорь Нагорный утверждает: Цыбулевские жили в доме №6, который до сих пор удивляет своей необычной архитектурой. Детская память – самая долгая и цепкая вещь на свете. И как забыть дом, где ты получил свой первый в жизни велосипед – по «наследству» от Шуры, который был старше? Семьи дружили, время было трудное, и игрушки одних детей передавались другим… Спустя годы, когда Шура вернулся из лагеря, он вместе с Игорем лечил свою хандру в пивбарной, которая была недалеко от Грибоедовского театра. А на сайте «Неизвестный гений» дом №6 так и называется «домом Цыбулевского»: «Небольшой и очень аккуратный особняк в стиле модерн. Напоминает постройки западноевропейского типа конца XIX начала XX вв... Он смотрится не только выигрышно, он как будто бы попал на улицы Тбилиси откуда-то извне, из другого города или даже страны… Домик, напоминающий сказки Гофмана. Несколько нереальный для Тбилиси». Представитель наиреальнейшего Тбилиси Шура, уйдя из этого дома, жил в других старых районах – на улицах Киевской и Хетагурова. Но это не значит, что окрестные духаны Плехановского проспекта и Чугурети стали ему ближе тех, куда он из Сололаки водил приезжих русских писателей – резерв исконных городских подвальчиков был у него неисчерпаем. Вот так посмотришь, как шествуют рядом с Цыбулевским компании гостей-литераторов, и понимаешь: а, ведь, ничего не изменилось по сравнению со страницей Паоло Яшвили, на которой мы видели, как, в 30-х годах, точно так же принимали друзей из России грузинские поэты! Евгений Евтушенко, Александр Межиров, Владимир Соколов, Белла Ахмадулина, Арсений Тарковский, Андрей Вознесенский, Давид Самойлов, Юнна Мориц… Список можно продолжать и продолжать – не просто дружеская, а кровная связь русской и грузинской литератур не прерывалась. А скольким поэтам и писателям, попавшим в Москве в официальную или полуофициальную опалу в годы «застоя», предоставляла свои страницы «Литературная Грузия»! В этом заслуга ближайшего друга Цыбулевского – Гии Маргвелашвили. Оба они стремились приобщить гостей к жизни Тбилиси даже после официальных «мероприятий», в которых участвовали Симон Чиковани, Ираклий Абашидзе, Джансуг Чарквиани, Гурам Асатиани, Иосиф Нонешвили и другие. Именно о Маргвелашвили известный красноярский поэт Николай Еремин говорит: «Имена, которые в ХХ веке, своевременно поддержал своим чутким отношением наш замечательный Грузинский Друг, сейчас, в ХХI веке, у всех любителей российской словесности, как говорится, на слуху». И именно Маргвелашвили и Цыбулевскому посвящены пронзительные строки Беллы Ахмадулиной. Перечтем их еще раз: Я знаю, все будет: архивы, таблицы... Жила-была Белла... потом умерла... И впрямь я жила! Я летела в Тбилиси, где Гия и Шура встречали меня. О, длилось бы вечно, что прежде бывало: с небес упадал солнцепек проливной, и не было в городе этом подвала, где Гия и Шура не пили со мной. Как свечи, мерцают родимые лица. Я плачу, и влажен мой хлеб от вина. Нас нет, но в крутых закоулках Тифлиса мы встретимся: Гия, и Шура, и я. Счастливица, знаю, что люди другие в другие помянут меня времена. Спасибо! - Да тщетно: как Шура и Гия, никто никогда не полюбит меня. Cогласитесь, сегодня, когда нет уже никого из столь замечательной троицы, это звучит по-особому… А еще на странице Цыбулевского мы прочтем странное слово «беллогвардейцы». Нет, это не опечатка. Так прозвали тбилисский круг близких друзей Ахмадулиной. И Шура с Гией были в первых рядах этой гвардии. Но тбилисское «войско», которое, как и Белла, не принимало политику, уничтожающую или унижающую людей, отнюдь не желало видеть своего кумира на том жестоком поле брани, где есть жертвы. Слишком горячи были следы происходившего с поэтами, которых государство посчитало своими врагами. И поэтому мы видим бланк телеграммы, посланной из Тбилиси в августе 1968 года. Тогда группа диссидентов вышла на Красную площадь, протестуя против ввода в Чехословакию советских войск. И Маргвелашвили мчится на почту, чтобы отправить Ахмадулиной телеграмму, смысл которой: «Белла – ты Пушкин». Это – не только очередное доказательство того, каким было отношение к Белле Ахатовне. Она сравнивается с Александром Сергеевичем, чтобы предостеречь, напомнить: в 1825-м Пушкин не вышел на Сенатскую площадь вместе с декабристами и тем самым сохранил себя для всех нас. Просмотрим и иллюстрации к строчкам о том мире, в котором жил Цыбулевский. Вот в руставский лагерь Шуре приходят письма и посылки от Булата Окуджава. И позже он оценивает это словами, которые дороже всех витиеватых похвал: «Булат – хороший товарищ»… Поженившись, Булат Шалвович и Ольга Арцимович приезжают в Тбилиси и отмечают знаменательное событие в духанчике у Метехи. Приглашенных – лишь несколько человек. Среди них – Цыбулевский и братья поэты Отар и Тамаз Чиладзе… В первый же день знакомства с Юрием Ряшенцевым «удивительный гид» гуляет по тбилисским улицам в сторону любимого места гостя – Метехскому спуску. А в трактире, заказав чачу, показывает на маленькие стаканчики: «Вот это - точно выверенная норма, которую надо пить». И Ряшенцев, с огорчением, говорит, что «у нас – другая норма»… С Владимиром Соколовым Шура приходит к редактору издательства «Заря Востока», художнику, стихотворцу Георгию Мазурину и тот показывает им свои картины. Больше всего Соколова поражает портрет известного каждому тбилисцу плехановского Кики. И гость настолько проникается тбилисским духом, что предлагает: «Надо бы отыскать этого Кику, пригласить его куда-нибудь, выпьем с ним вина, поедим хачапури, хинкали»…Вот Александр Межиров в Москве обзванивает друзей, чтобы достать лекарство для Цыбулевского… А знаменитая тбилисская художница Гаянэ Хачатурян расписывает стену лоджии в последней, чугуретской квартире Цыбулевского: женщины на конях, одна из ее самых любимых тем. В 1975-м Шура умирает, а в 90-х годах его вдова с сыном уезжают в Израиль. Новые жильцы делают в лоджии ремонт, а потом, узнав, что они уничтожили, долго сокрушаются. Правда, Гаянэ успевает сделать для отъезжающих копию, но какая копия заменит оригинал? Не так уж часто оставляя нам свои копии, все тише шелестят страницы того века, который на наших глазах стал прошлым. Новый век принес новые ценности: электронное мерцание Интернета вместо пахнущих краской скромных поэтических сборников, роскошные строения из стекла и бетона вместо уютных домиков, увитых плющом… Но, по-прежнему цепко держатся друг за друга улочки и закоулки старого района, сплетаясь узелками памяти там, где пересекались жизни грузинских и русских поэтов. Где они так и остались рядом. И где по-прежнему рядом на полке их книги, на страницах которых бушует такой родной, такой непредсказуемый, такой уходящий Тбилиси. На той же полке у меня – сохраненный с детства подарок той самой Коммунэллы, сборник Есенина вышедший в 1959-м, когда поэт перестал быть под запретом. В маленькой квартирке Маркман я впервые услышал записи Галича, привезенные из Москвы, и Ахмадулиной - сделанные здесь же, в комнатке. А на последней странице есенинского сборника – след аккуратно переписанного карандашом стихотворения Ахматовой: «Слава тебе, безысходная боль, умер вчера сероглазый король…» И я очень надеюсь, что вскоре на этой полке появится еще один сборник Цыбулевского. Так кто же это там говорит, что связь времен и литератур прерывается? Владимир ГОЛОВИН Как полагает капитан Робладо, доблестный "Скачать ча ча ча ча ча ча"начальник экспедиции, это та самая девушка, которая была похищена несколько дней назад из ранчо "Шамаханская царица и три богатыря мультфильм скачать"в дальнем конце долины. С этими словами он вошел в ворота полицейского управления. Жестокая короткая схватка, но ты побеждаешь, "Скачать молодежную музыку музыку"и отныне твой укрощенный соперник вынужден платить тебе золотую дань, вливаясь в твое могучее "Скачать возвращение в голубую лагуну скачать"русло, и ты величественно катишь свои воды вперед. скомандовал "Скачать аудиокнигу пушкина дубровский"фельдкурат, и команда была исполнена быстро, стремительно и четко. | |||||||
|
|||||||
