Связующей нитью пролегла Кура между двумя странами, главными в судьбе этого человека – Азербайджаном, где он родился и Грузией, где прошла большая часть его жизни. Из ученика духовной школы при мечети он превратился в отрицающего религию философа-материалиста. Серьезно осваивать русский язык начал в 22 года, а по прошествии трех лет стал ведущим переводчиком в канцелярии наместника Кавказа и обучал своему родному языку российских поэтов. Дружба с армянским писателем-реформатором подвигла его стать основоположником азербайджанской драматургии и литературной критики. Именно в Тифлисе стал известен Европе «азербайджанский Мольер» – писатель и общественный деятель, полное имя которого – Мирза Фет Али-бек Гаджи Алескер оглы Ахунд-заде. В историю он вошел как Мирза Фатали Ахундов.
…Мелкий торговец из азербайджанского городка Нухи (ныне – Шеки) Мирза Мамедтаги берет второй женой племянницу ахунда, то есть, мусульманского ученого высшего разряда Хаджи Алескера, живущего в Иранском Азербайджане. Зовут ее Нане-ханум, в 1812 году она рожает мальчика Фатали, и нельзя сказать, что первые годы жизни были у него светлыми. В 8 лет его отдают в моллахану – духовную школу при мечети. Учебников там нет, грамоте начинают учить на арабском, по сурам Корана, а потом изучают литературу на фарси. Тягу к знанию это не прививает. «...Я стал ненавидеть учебу и был согласен на любую работу... бросил школу и целый год был свободен...», –вспоминал Ахундов спустя годы. Безрадостна и жизнь его матери – положение младшей жены бесправно, вся работа по дому на ней, у старшей жены отвратительный характер. В общем, Нане-ханум решает развестись, и уезжает с сыном к своему дяде. Но… вскоре умирает от лихорадки.
Ахунд Алескер усыновляет Фатали, однако мирной жизни нет. Идет русско-персидская война, Алескер меняет города – Карадаг, Еленкут, Гянджа. Мальчика вновь пытаются отдать в моллахану, но он упорно отказывается. И заниматься с ним начинает приемный отец, получивший образование в духовной академии Египта, говорящий по-арабски и на фарси. Его терпение и умение общаться с подростком делают свое дело: Фатали проявляет интерес к гражданским и духовным законам, астрологии, читает не только Коран, но и классическую поэзию Востока… В Гяндже его называют ахунд-оглы – сын ахунда. Отсюда впоследствии и появится фамилия Ахундов.
Между тем Гянджа разорена войной, Алескер теряет все свое имущество и окончательно решает: Фатали должен стать муллой. Юноша изучает восточные языки, правоведение, теологию, логику, метафизику. Успехи налицо, он уже сам убежден, что ему суждено тоже стать ахундом. Как ученику известного гянджинского муллы, ему необходим каллиграфический почерк. Уроки чистописания дает поэт-вольнодумец Мирза Шафи, и это меняет всю жизнь Фатали. Его учит один из первых азербайджанских просветителей, известный всей Европе под поэтическим псевдонимом Вазех после того, как его стихи перевел немецкий поэт и путешественник Фридрих Боденштедт.
Воинствующий атеист, объявленный кяфиром (вероотступником), не только занимается с юношей каллиграфией, но и делится «хорошей осведомленностью в области различных наук», погружает в мир поэзии. А главное, убеждает ученика отказаться от духовной карьеры. «…Мирза Шафи внушал мне просвещенные идеи и снял с моих глаз покрывало неведения. После этого я возненавидел духовенство и изменил свои мысли», – вспоминал Ахундов. А учитель так описывает его в одном из своих поздних стихотворений: «Он был зрелым и возмужалым с детства, какими другие бывают только в зрелом возрасте. Никогда он не допускал глупой выходки, всегда был мудр и серьезен. И так как его дух рано получил свободу, то от него ожидали великое».
В общем, приемный отец слышит от Фатали, что тот духовным лицом не станет, а хочет учить русский язык, на котором издано множество интересующих его книг. Хаджи Алескер, конечно, огорчен, но прекрасно понимает: надо идти в ногу со временем. И отдает молодого человека в открывшееся в Нухе русско-азербайджанское казенное училище. К концу учебного года он умеет немного писать и читать, по-русски знает много слов и предложений, но разговорной речи пока нет. В классе же с ним учатся мальчики 8-9 лет, а ему уже больше двадцати. Вот и приходится покинуть училище. Его влечет Тифлис – культурный, промышленный и торговый центр Закавказья.
В столице Грузии он появляется в октябре 1834-го умея читать, писать и говорить не только на родном азербайджанском, но и на других языках Востока – турецком, арабском и фарси, на котором уже имеет поэтический опыт. Появляется, чтобы прожить в этом городе до конца жизни. Хаджи Алескер и тут не оставляет приемного сына: уж если не удалось сделать из него муллу, то надо помочь в жизни светской. Для этого, как и во все времена, во всех странах, используется знакомство. Ахунд приводит молодого человека к Аббаскули Бакиханову. Полковнику, главному переводчику главнокомандующего на Кавказе, участнику русско-турецкой и русско-персидской войн,  близко знакомому с Грибоедовым и Пушкиным. А кроме того, он – один из основоположников реализма в азербайджанской художественной литературе XIX века, зачинатель азербайджанской научной историографии и археологии.
Бакиханов всегда рад помочь приезжающим в Тифлис молодым землякам, но в официальных учреждениях для азербайджанцев нет иной работы, кроме переводческой. Побеседовав с Ахундовым, он находит ему место, и уже можно прочесть служебный формуляр Мирзы Фатали: «Как хорошо обученный языкам арабскому, персидскому, турецкому и татарскому (азербайджанскому – В.Г.), назначен временно для занятий по гражданской канцелярии его превосходительства в помощь штатным переводчикам тысяча восемьсот тридцать четвертого года, ноября первого дня».
Что ж, на иное новый тифлисец рассчитывать не может: русский язык знает плохо, не имеет никакого опыта, чинов и состояния нет. И он работает за 10 рублей в месяц – помощником устного переводчика восточных языков. Ломаным русским  переводит чиновникам просьбы и жалобы крестьян, торговцев, священнослужителей. Когда  кончается словарный запас, переходит на жестикуляцию, и юмор помогает спасать положение. Теперь его главное желание – как можно быстрее овладеть русским языком. На нем Ахундов читает все, что попадается под руку, берет книги в городской библиотеке, записывает незнакомые слова на работе, на улице, на базаре. Он открывает для себя Пушкина, Ломоносова, Карамзина, Державина. Погружается в подшивки газеты «Тифлисский листок», ходит на спектакли приезжих артистов… И через три года уже не только прекрасно знает русскую литературу, но и свободно говорит по-русски, числится «по военной службе» и преподает азербайджанский язык в Тифлисском уездном училище. А там у него появляется друг – исполняющий обязанности штатного смотрителя, великий армянский просветитель и писатель Хачатур Абовян.
Жизнь этого реформатора и основоположника новой армянской литературы во многом напоминает судьбу Ахундова. Мальчиком воспитывался в монастыре, не раз пытался бросить учебу, окончив духовное образование, стал атеистом, в Тифлисе приобщился к русской культуре… По его примеру и Ахундов стремится создать на азербайджанском литературный идиом – систему, объединяющую язык и диалекты. Значительно влияют на него и политические взгляды Абовяна – сторонника демократических преобразований. Армянский друг входит и в литературный кружок, созданный в доме приехавшего в Тифлис ахундовского учителя Мирзы Шафи, которого он принимает на работу в училище.
После нудной канцелярщины у Ахундова – два варианта использования свободного времени. Писать стихи в стиле классической восточной поэзии или отправляться в гости к знакомым, многие из которых становятся друзьями. Так он  входит своим человеком в блестящее тифлисское общество того времени. Люди передовых взглядов, независимо от национальности, собираются во многих домах. У видных грузинских литераторов Александра Чавчавадзе, Георгия Эристави и Григола Орбелиани, азербайджанских писателей Бакиханова, Исмаилбека Куткашенского и Касумбека Закира, приехавших из России поэта Якова Полонского, востоковедов Адольфа Берже и Николая Ханыкова, писателя Владимира Соллогуба и актера Ивана Золотарева. У ссыльных декабристов Михаила Пущина, братьев Бестужевых, Александра Одоевского, Николая Оржицкого, польского поэта-революционера Тадеуша Лада-Заблоцкого… Все они охотно принимают уже известного всему Тифлису переводчика – общительного, приятного собеседника с блестящим чувством юмора.
Знаменательным для Мирзы Фатали становится 1837 год. Поэма, сделавшая его знаменитым, знакомство с ссыльным декабристом, писателем Александром Бестужевым-Марлинским, первое участие в военной кампании. И все это неразрывно связано…Узнав о смерти Пушкина, который был для него «вершиной поэзии, светлым разумом», он пишет в жанре ближневосточной лирики «касыда» элегическую поэму «На смерть Пушкина». И это – второй в мировой литературе отклик на гибель Александра Сергеевича! Вчитаемся в по-восточному яркие эпитеты: «В мечтаниях его, как в движении павлина, являлись тысячи радужных отливов словесности…Глава собора поэтов... Солнце русской поэзии.. . Ломоносов красотами гения украсил обитель поэзии – мечта Пушкина водворилась в ней. Державин завоевал державу поэзии – но властелином ее Пушкин был избран свыше. Карамзин наполнил чашу вином знания ? Пушкин выпил вино этой полной чаши…  Прицелились в него смертной стрелой. Исторгли корень его бытия…  Грозный ветер гибели потушил светильник его души… Стар и млад сдружились с горестью. Россия в скорби и воздыхании восклицает по нем: «Убитый злодейской рукою разбойника-мира!»
В том же году – встреча с Бестужевым-Марлинским, вернувшимся из военных экспедиций. Тот хочет заняться тюркским и персидским языками, а лучшего учителя, чем Ахундов, не найти. Частые уроки сближают их, они о многом говорят, а потом оказываются в Абхазской экспедиции, которую возглавляет главноуправляющий гражданской частью и пограничными делами на Кавказе барон Георгий Розен. Это в его канцелярии работает Ахундов, это он благоволит к ссыльному Бестужеву-Марлинскому, отличившемуся во многих сражениях. Так в формулярном списке Мирзы Фатали появляется запись: «Участвовал при покорении мыса Адлера».
Но для самого Ахундова намного важнее другое. В Сухуми оба друга обедают у Розена, и барон спрашивает Бестужева, читал ли он поэму Мирзы Фатали. А получив отрицательный ответ, просит перевести ее на русский язык. Перевод делается практически немедленно и вручается автору поэмы, помогающему с подстрочником. Это – последнее произведение Бестужева-Марлинского. Через три дня он бесследно исчезнет в схватке с черкесами. А перевод в списках расходится по всему Кавказу и попадает в руки приехавшего в Тифлис публициста Ивана Клементьева, который пересылает его в редакцию журнала  «Московский наблюдатель». Его сопроводительное письмо начинается так: «Вам, конечно, будет приятно довести до сведения публики то впечатление, которое певец Кавказа и Бахчисарая произвел на молодого поэта Востока, подающего во многих отношениях прекрасные надежды».
Редакция доводит поэму «до сведения публики», правда, не избежав ошибки в красивой аннотации: «Вполне разделяя чувства г. Клементьева, и благодаря его искренне за доставление нам прекрасного цветка, брошенного рукою Персидского поэта на могилу Пушкина, – мы от души желаем успехов замечательному таланту, тем более что видим в нем сочувствие к образованности русской». То, что автор – азербайджанец из Тифлиса, Европа узнает  вскоре после того, как поэма появляется в XI книге журнала.
А еще все в том же 1837-м желание изучить азербайджанский язык приводит к Ахундову и Михаила Лермонтова, оказавшегося в Тифлисе. И здесь нельзя не вспомнить две фразы об азербайджанском языке, звучащие почти одинаково, но сказанные разными поэтами. Бестужев-Марлинский: «Татарский язык Закавказского края… как с французским в Европе, с ним можно пройти из конца в конец всю Азию». Лермонтов: «Язык, который здесь, и вообще в Азии, необходим, как французский в Европе». Не правда ли, поразительное сходство? И, согласитесь, вполне естественно объяснить его тем, что Лермонтов мог слышать эти слова Бестужева от их общего учителя Ахундова. В набросках, названных Лермонтовым «Я в Тифлисе», есть запись: «Ученый татар. Али». Вернувшись с Кавказа, поэт написал сказку «Ашик-Кериб», сюжет которой совпадает с азербайджанской народной сказкой, а все восточные слова можно отнести к диалектам азербайджанского языка… Впрочем, предоставим  слово Ираклию Андроникову, лучшему исследователю творчества и жизни Михаила Юрьевича:
«Так у кого же Лермонтов брал уроки азербайджанского языка? Кто рассказывал ему азербайджанскую народную сказку? Ведь для того, чтобы давать Лермонтову уроки, этот человек должен был хорошо знать, кроме азербайджанского языка, и русский. Значит, это был очень образованный человек. Образованных азербайджанцев в то время в Тифлисе было немного. Мы знаем, что Лермонтов встречался с ученым азербайджанцем Али. Образованных азербайджанцев, которых бы звали Али, было в Тифлисе еще меньше.  Может быть, даже один: Мирза Фатали Ахундов, или, как его называли в то время, Мирза Фетх-Али Ахундов… Он числился на военной службе и, значит, в 1837 году состоял с Лермонтовым в одном гарнизоне… Можно ли допустить, что Лермонтов, сосланный в Грузию за стихотворение на смерть Пушкина, в городе, где чуть ли не все жители знали друг друга, мог не встретиться, не познакомиться с азербайджанским поэтом, тоже написавшим замечательные стихи на смерть Пушкина? Знакомство состоялось. А доказательством этому служит запись Лермонтова: «Ученый татар. Али»... Может возникнуть вопрос: к чему было Лермонтову расчленять его имя и писать отдельно: «Али»? Однако и сам Ахундов так писал свое имя по-русски».
В 1840-х Бакиханов уезжает в Азербайджан, Абовян – в Эчмиадзин, и литературный кружок Шафи распадается. А у Мирзы Фатали с 1846 года появляется новый русский друг – поэт Яков Полонский. Начинается эта дружба, конечно же, с все тех же уроков азербайджанского языка. Потом, уже вернувшись в Петербург, Полонский присылает другу свою пьесу из грузинской жизни «Дареджана Имеретинская», а через год получает ответный презент – книгу с надписью: «Якову Петровичу Полонскому в знак памяти и дружбы от автора Мирзы Фет Али Ахундова 26 октября 1853 года из Тифлиса». К книге прилагается письмо: «…Я, с большим удовольствием приняв этот лестный для меня подарок, не раз прочел прекрасные Ваши стихи. Теперь, желая также отблагодарить Вас подарком, я посылаю к Вам в знак памяти один из экземпляров моих комедий и остаюсь с чувством неизменной к Вам дружбы, которая не передается в изъявлении каких-либо доказательств… С истинным почтением и совершенною преданностью имею честь быть покорнейшим Вашим слугою Мирза Фет Али Ахундов».
Да, к тому времени он уже известный драматург, с 1850 по 1856 годы написаны несколько комедий, которые принесли эту известность сразу после опубликования на русском языке. Статьи об их авторе появляются и в Тифлисе, и в обеих российских столицах, и за рубежом. Большую похвальную статью пишет Владимир Соллогуб, петербургская газета «Русский инвалид» перепечатывает из немецкого журнала Magazin fur die Iiiteratur des Auslandes материал под названием «Татарский комический писатель». В нем мы прочтем: «Театр сделался любимым увеселением в стране Багратидов… Можно было думать, что мусульманские поколения Закавказья по духу исламизма надолго останутся чуждыми подобных нововведений, но вот и между ними явился драматический гений, татарский Мольер, имя которого заслуживает того, чтобы сделаться известным его скромной родине. Этот татарский Мольер – Мирза Фет Али Ахундов по рождению и воспитанию татарин, впрочем…  знакомый с образованием Запада…»
Страстно увлекшись театром, изучив технику построения сюжета и диалогов, Ахундов становится первым драматургом Ближнего Востока. Его пьесы, бичующие людские пороки, создают новый, современный азербайджанский театр, их ставят на русском языке и в Петербурге, и в Тифлисе. А вот на азербайджанском печатают не сразу и лишь на деньги, собранные по подписному листу, на сцене же показывают только в 1873-м. В тех же 1850-х пишется и повесть «Обманутые звезды», с которой в азербайджанской литературе рождается реалистическое направление. Все это создается на арабском алфавите, которым Ахундов пользуется больше 30 лет и, в конце концов,  решает… заменить его латиницей. Считая, что арабский сделал образованность привилегией избранных людей и тормозит культурное развитие простого народа.
Новый алфавит, основанный на европейской системе и включающий не имеющиеся в арабском алфавите гласные, его создатель «пробивает» 10 лет. С разрешения  российского правительства отправляет свое творение в Иран, но там – полное молчание. Успеха не приносят ни обращение в институты по изучению восточных языков Петербурга, Лондона, Вены, Парижа, Берлина, ни личная трехмесячная поездка в Стамбул, в авторитетное научное общество «Анджуман-Даниш». Оправдываются слова  известного петербургского академика-востоковеда Бернгара Дорна, «новую мусульманскую азбуку» в целом одобрившего: «…Но введение ее между мусульманами, мне кажется, сопряженным с непобедимыми затруднениями».
Нелегкая судьба и у философско-политического трактата «Письма индийского принца Кемалуддовле к иранскому принцу Джелалуддовле и ответ последнего», критикующего деспотизм феодального государства и ставшего первенцем  азербайджанской материалистической философии. Мусульманское духовенство не приняло самое вольнолюбивое произведение на Ближнем Востоке того времени, и трактат пролежал в архивах почти 60 лет. К счастью, многие другие работы – по вопросам литературы – увидели свет и стали основой новой азербайджанской философии искусства.
А что же с личной жизнью и «государевой службой»? В 30 лет Ахундов женится на оставшейся круглой сиротой Тубу, дочери своего приемного отца Хаджи Алескера. Из семи их детей в живых останутся дочь Ниса и сын Рашид, который в Европе займется тем, что сегодня назвали бы PR-ом творчества своего отца. Ко времени женитьбы Мирза Фатали – уже штатный письменный переводчик восточных языков Учреждения для управления Закавказским краем. Дальнейшая карьера: письменный переводчик в Канцелярии наместника кавказского с оставлением при Кавказской армии, переводчик VII класса Канцелярии начальника Главного управления наместника кавказского. Этот гражданский чин приравнивается к воинскому званию подполковника, и при официальном обращении его обладателя надлежит именовать «Ваше высокоблагородие».
Впрочем, было у него и еще более высокое звание: «Высочайшим приказом по иррегулярным войскам от 23 января 1873 года произведен за отличие по службе в полковники милиции». Нет, дорогие читатели, Мирза Фатали отнюдь не командовал  городовыми и не разыскивал уголовников. Дело  том, что лишь в ХХ веке, в «соцстранах» милицией назвали правоохранительную службу. В остальные же времена, во всех странах это – нерегулярные вооруженные отряды, ополчение, создаваемое из населения только на время войны. Ахундов полностью достоин высокого звания. Ведь он не только «отлично исполнял все возложенные поручения» по разбору дел, размежеванию земель, переписке с горцами, сопровождению официальных лиц за границу… Он – участник нескольких военных кампаний и даже Крымской войны 1853-1856 годов. Среди его наград – светло-бронзовая медаль на Георгиевской ленте, учрежденная в память об этой войне, ордена  Святого Станислава 2-й и 3-й степени, персидские ордена Льва и Солнца этих же  степеней с алмазными украшениями, турецкий орден Меджидие 4-й степени.
При этом жизнь отнюдь не усеяна розами. И на службе были неприятности, доводившие до увольнений, и денег хронически не хватало, и многие начинания не удались. Да и религиозная общественность преследовала его не только при жизни, но и после смерти. Она отказалась участвовать в похоронах безбожника, и лишь вмешательство влиятельных друзей Ахундова помогло предать его тело земле на мусульманском кладбище Тифлиса. А тайная полиция нагрянула с обыском к дочери покойного в поисках его «крамольных» рукописей. Опять-таки помогли друзья, предупредившие об обыске. И «крамолу» припрятали, предъявив полиции официальные издания. А ведь он вовсе не был революционером, он жил, исходя из собственного постулата: «Чтобы не видеть своими глазами вырождения и исчезновения нашего несчастного народа, пока мы доведем до конца наше пребывание в этом тленном мире, мы должны терпеть все невзгоды, все превратности нашей судьбы. Нам надо набраться терпения, чтобы пережить столь невероятные трудности. Другого исхода я не придумаю».
Над могилой Ахундова в 1958 году поднялась скульптура, созданная народным художником Грузии Константином Мерабишвили. Но есть в грузинской столице и другой памятник великому публицисту и просветителю. Им стал дом на берегу Куры, который Мирза Фатали построил на свои отнюдь не большие деньги, и в котором провел последние годы жизни. С 1982-го, по просьбе азербайджанской интеллигенции Грузии, здесь открыт Дом-музей писателя, на средства, выделенные Азербайджаном, ставший Центром азербайджанской культуры имени М.Ф.Ахундова. В его шести залах – мемориальные экспонаты из жизни и других азербайджанских общественных деятелей, материалы о грузино-азербайджанских культурных связях, этнографическая экспозиция.
Годы, когда здесь жил писатель, соединены с нашим веком не только его личными вещами в воссозданных рабочем кабинете и гостиной. Галерея современного искусства здесь именуется «Ахундов Хаус», а литературное кафе – «Мусье Жордан», по имени героя самой популярной комедии Мирзы Фатали... Не прервалась связь времен в одном из лучших литературных мемориалов Тбилиси.


Владимир Головин