Оружие Победы… Когда эти слова звучат в разговорах о Великой Отечественной войне, то в основном имеются в виду легендарные гвардейские минометы «катюша», танки Т-34, самолеты Ильюшина, Туполева, Петлякова, Лавочкина… А ведь была еще артиллерия, которую не зря называли «богом войны». И одного из главных «жрецов» этого «бога» дала миру Грузия. Ее уроженец, дворянин Евгений Беркалов прославился среди своих коллег не только во Второй, но и в Первой мировой войне – как крупнейший специалист в области баллистики, став создателем тяжелой артиллерии русского флота и разработав формулу, по которой орудия рассчитывались во всем мире.
Сын подполковника Александра Беркалова, родившись в Тифлисе в 1878 году, мальчиком навсегда покидает родину, чтобы продолжить семейную традицию, и поступает в Воронежский кадетский корпус. Из которого, между прочим, вышли и пошли по жизни разными дорогами теоретик марксизма Георгий Плеханов и ленинский соратник Владимир Антонов-Овсеенко, видные белогвардейские военачальники Алексей Каледин и Сергей Улагай, изобретатель знаменитой винтовки-трехлинейки Сергей Мосин… Учится Евгений много. После кадетского корпуса – одно из лучших учебных заведений российской армии – Михайловское артиллерийское училище, после службы подпоручиком в Кавказской резервной артиллерийской бригаде – Михайловская артиллерийская академия. Ее он оканчивает «по первому разряду с дополнительным курсом» и за успехи в учебе получает звание штабс-капитана. С добавлением: «По Адмиралтейству». Это очень важно, так как с 1905 года начинается главный этап в его жизни – связанный с флотом. Так что приходится учиться еще и на морских артиллерийских курсах.
Карьера в Корпусе морской артиллерии развивается стремительно. Начав ее в 27 лет, Евгений Александрович с 1905 по 1913 годы поочередно занимает должности члена, а затем – помощника председателя Комиссии морских артиллерийских опытов в Санкт-Петербурге, исполняющего обязанности помощника Главного Инспектора Морской артиллерии, члена Особого Комитета по организации прибрежной обороны, первого помощника начальника артиллерийского отдела Главного Управления Кораблестроения. На этой должности он фактически возглавляет техническую политику Морского министерства по разработке новых образцов артиллерийского вооружения для флота. Начав научную деятельность в этой области на Морском полигоне, Беркалов преподает теорию стрельбы на море в Морском артиллерийском классе, становится не только главным теоретиком корабельной артиллерии, но и руководит разработкой новейших артиллерийских систем, расчетами эффективности орудий.
Главная его заслуга того периода – создание различных типов морских артиллерийских снарядов и взрывателей для всех калибров орудий. Это позволяет увеличить мощность и дальность морской артиллерии. Особенно большое значение имеет участие Беркалова в разработке перед началом Первой мировой войны проекта нового линкора. Он не только создает мощное 16-дюймовое корабельное орудие со специальными снарядами, но и рассчитывает, как вертикальная броня может противостоять попаданиям мощных снарядов. Именно это Морской генеральный штаб использует как основу для разработки оптимальной брони для будущих балтийских линкоров. И Беркалов возглавляет комиссию «для срочной выработки дальнейшей программы испытания бронирования судов».
А еще он придумывает способ увеличить дальность стрельбы обычных корабельных орудий. Слово – патриарху российского и советского кораблестроения, академику и генералу для особых поручений при морском министре Алексею Крылову: «Е.А. Беркалов… показал прямыми опытами, каким образом из существующих орудий можно сообщить снаряду начальную скорость, соответствующую дистанции в 100 верст и более… Начальник сухопутного полигона В.М. Трофимов показал расчетами, как, увеличив длину орудия, можно достигнуть той же начальной скорости. Понятно, что для целей морской артиллерии решение Беркалова предпочтительное, ибо на море стрельба на 100 верст будет применяться только в исключительных случаях обстрела портов, крепостей и т.п., а не для боя между судами. И, значит, выгоднее иметь обычного типа орудия большого калибра и к ним специальный боевой запас для дальней стрельбы, нежели специальные длинные пушки малого калибра».
Да и другие специалисты того времени признавали, что «эффективность работ, выполненных под руководством Е.А. Беркалова, была очень высокой». Ведь он добивается повышения дальнобойности орудий на 30 процентов и взрывной (фугасной) мощности снаряда в пять раз, участвует в разработке стволов новых орудий, взрывателей, специальных снарядов подводного действия. Не случайно, за пять лет он дослужился от подполковника  до генерал-майора, ездил в секретные командировки во Францию и Англию.
Февральская революция 1917 года приносит необычное для армии проявление «подлинной демократии» – командиров себе избирают сами «нижние чины». Естественно, из тех, кто пользуется авторитетом, кому доверяют. И показательно, что именно 39-летнего генерала Беркалова матросы, рабочие и служащие Морского полигона избирают не только своим начальником, но и председателем Комиссии морских артиллерийских опытов. После Октябрьского переворота его оставляют на этих  должностях: хоть и не интересуется политикой, но в работе незаменим, она для него – главное. И Евгений Александрович руководит полигоном еще семь лет, до слияния Морского и Военного полигонов, а потом возглавляет образовавшийся после этого объединения  Научно-испытательный артполигон РККА (Рабоче-Крестьянской Красной Армии) и его комиссию по опытам.
На этих должностях он продолжает испытания новых морских орудий и брони, решает вопросы сверхдальнобойной стрельбы, проводит различные опыты, в том числе по наиболее выгодной баллистической форме снарядов. В РККА Беркалов уже не имеет чинов и званий, числится инженером-технологом, но как военспецу ему дают неплохое денежное довольствие, сохраняют квартиру в Петрограде. И именно в связи с денежной проблемой происходит история, связавшая его имя с… Лениным. Дело в том, что в ноябре 1918 года Совет Народных Комисаров, то есть правительство выдает ему 50 тысяч рублей – вознаграждение «за изобретение в области артиллерии (изыскание способов орудийной стрельбы на дальние расстояния и усиление начальной скорости движения снарядов). Однако финансовый отдел Пороховского районного Совета Петрограда постановляет изъять из этой суммы 40 тысяч рублей в качестве «чрезвычайного налога». Ну как же – многовато будет какому-то бывшему царскому генералу!
Но Беркалов-то не простой «бывший», и лично Ленин получает от него телеграмму об этой «обдираловке». А, рассмотрев ее, отравляет прямо в Пороховской райсовет такую депешу: «Разъясните вашему финотделу недопустимость взыскания чрезвычайного налога с полученной Беркаловым от Совета Народных Комисаров особой премии 50.000 рублей за выдающееся изобретение. Декрет, освобождающий подобные премии от налогообложения, принят Советом Народных Комисаров и публикуется». Но это еще не все. Заведующий научно-техническим отделом Высшего совета народного хозяйства, ближайший помощник Ленина  в деле организации и управления науки Николай  Горбунов пересылает наркому финансов Николаю  Крестинскому беркаловскую телеграмму, подчеркивая: «Мы рискуем подорвать у изобретателей доверие к государству и отпугнуть их от себя, что обойдется очень дорого и будет измеряться не десятками тысяч, а десятками миллионов». Так что Беркалов делает доброе дело и своим коллегам.
Теперь ничто не мешает ему заниматься работой. В 1921-м он организует в Военно-морской академии кафедру проектирования снарядов и руководит ею, через год по совокупности научных трудов становится доктором технических наук, профессором. Правда, очередного успеха в конструировании приходится ждать несколько лет. За окном – разруха, и Комиссия особых артиллерийских опытов, в которую входят видные конструкторы артиллерийского вооружения, вынуждена заниматься чистой наукой, не имея возможности применить ее на практике. Два бывших царских генерала – артиллерист Евгений Беркалов и баллистик Василий Трофимов вместе с разработчиком снарядов Владимиром Рдултовским создают новую теорию, ставшую основой для конструирования артиллерийских систем, приборов и боеприпасов. Но лишь после преодоления разрухи, во второй половине 1920-х, практика подтверждает: теоретически вычисленные снаряды намного повышают дальность орудийной стрельбы.
Не столь триумфально заканчиваются другие исследования  в конце  20-х годов. Беркалова привлекают к восстановлению и модернизации пострадавших в боях кораблей. Он создает отличные орудия, но корабли отправляются… на слом. У страны не хватает денег на их возвращение в строй. Тем не менее беркаловская работа не пропадает – его орудия используются для укреплений черноморских бастионов, и во время войны они сыграют значительную роль в обороне Севастополя. В неудаче с кораблями его вины нет, его настолько ценят, что в 1928 году даже отправляют в  командировку во Францию и США. А с началом 30-х годов все складывается успешно.
Ученый становится заместителем начальника Артиллерийского научно-исследовательского морского института РККА, читает лекции в Военно-морской академии по устройству и боевому применению морской артиллерии. Для сверхдальнобойной стрельбы предлагает стволы с особой нарезкой. А кроме того, занимается «смежными» делами – артиллерийской стрельбой по танкам, разработкой реактивных пушек и средств для борьбы с самолетами. Признания его заслуг «в области разработки новых технических средств вооруженной борьбы» следуют одно за другим: в 1932-м – орден Красной Звезды, в 1935-м – орден Ленина и звание дивизионного инженера (аналог генерал-майора), в 1937-м – должность председателя Комиссии по артиллерийскому вооружению проектируемых судов флота.
Более того, в военных вопросах он становится авторитетом для самого товарища Сталина. В начале 1930-х Беркалов делает доклад в Кремле на совещании по делам обороны. Народный комиссар связи, видный большевик Алексей Рыков не соглашается с его выводами и начинает резко критиковать их. Завершить свое выступление он не успевает – к нему подходит Сталин и, уставив на него палец, резко обрывает: «Ты не прав!». Естественно, спор решается в пользу ученого. Конечно, это может быть результатом того, что Рыков уже не в фаворе как «правый уклонист». Тем не менее поддержку Беркалова вождем видят все.  
Но вообще-то, можно только удивляться, что в годы тотального поиска шпионов и вредителей Евгению Александровичу не припомнили его зарубежных родственников. А конкретно – брата Сергея и сына от первого брака Евгения, бежавших во Францию. Оба служили в деникинских Вооруженных силах Юга России (ВСЮР) и врангелевской Русской Армии. Сергей был генерал-майором, главным интендантом Черноморского флота, Евгений – гардемарином Морского корпуса. В эмиграции первый из них возглавил в Тулоне «Кружок служивших во флоте и Морском ведомстве», второй стал геологом. С такими близкими родственниками запросто можно было оказаться за решеткой. Тем более, что Беркалов виделся с братом, будучи в командировке во Франции в 1928-м. Но чекисты не торопились. До поры до времени...
Час пробил в феврале 1938 года. Когда приходят брать Беркалова, его молодая жена Тамара пытается грудью защитить мужа, но ей заявляют: «Не волнуйся, у нас есть ордер и на твой арест, так что собирайся и ты!». С Евгением Александровичем следователи не  церемонятся. После избиений и психологического давления на предварительном следствии он «признается», что во время командировки в Париж вступил в антисоветскую офицерскую организацию РОВС(«Русский общевоинский союз»), по ее заданию занимался шпионажем и вредительством в артиллерии РККА. Тут-то припоминают ему и брата, и сына… Однако потом Беркалов отказывается от выбитых у него показаний, заявив, что они сфабрикованы следователем Дубровиным. И все же, в мае 1940-го его приговаривают к 10 годам лишения свободы. К счастью, у этого срока нет страшного добавления «без права переписки», означающего расстрел.
А еще до вынесения приговора на свет появляется примечательный документ – «Спецсообщение И.В. Сталину № 893/б от 27.03.1939». В нем говорится, что «товарищ Ворошилов обратился в НКВД СССР с просьбой об освобождении следующих лиц, арестованных НКВД». И называются четыре артиллерийских специалиста, бывшие офицеры царской армии. В пункте 4 списка значится следующее: «БЕРКАЛОВ Е.А. – б. служащий Артиллерийского Управления РККА, рождения 1878 года, бывш. генерал царской армии, арестован в феврале 1938 года, изобличается показаниями ряда бывших работников РККА в шпионской и вредительской работе. Следствие по делу закончено». Заканчивается спецсообщение так: «Товарищ ВОРОШИЛОВ просит их освободить как крайне нужных специалистов по артиллерии. Прошу Ваших указаний. Народный комиссар внутренних дел Союза ССР, комиссар госбезопасности I ранга Л.Берия».
Сталинское согласие получено, но это вовсе не означает, что Евгения Александровича ждет свобода. Ему предлагают: «Хочешь вместо работы в лагере работать по специальности?». И он соглашается, но при одном условии: «Выпустите из тюрьмы жену Тамару». Выполнение этого условия спасает жизнь Тамаре Вячеславовне: за шпионаж в пользу Эстонии она приговорена к расстрелу, ее брат уже расстрелян, отец отправлен в лагерь. Она выходит на свободу в октябре 1939-го, а ее муж трудится в знаменитых сталинских шарашках.
Шарашки – идеальное изобретение для репрессивного режима, эксплуатирующего труд упрятанных за решетку ученых, инженеров и техников. Это разговорное название, а официально в системе НКВД  они назывались «особыми техническими бюро» (ОТБ), «особыми конструкторскими бюро» (ОКБ) и другими аббревиатурами, к которым добавлялись номера. В них разрабатывалась военная и используемая спецслужбами техника, поэтому через них прошли многие выдающиеся советские конструкторы и  ученые, арестованные по надуманным обвинениям. Вот и Евгений Александрович в заключении оказывается в ОКБ подмосковного Болшево и возглавляет в нем группу по артиллерийскому вооружению и боеприпасам. Она так и называется: «Группа Беркалова». А кроме него через Болшево проходят авиаконструкторы Андрей Туполев, Николай Поликарпов, Владимир Петляков и Роберт Бартини, кораблестроители Павел Гоинкис и Абрам Кассациер, создатель танковой брони Антоний Точинский и другие люди с мировыми именами. Только перед войной в этой шарашке содержатся 6 будущих академиков и членов-корреспондентов, 12 профессоров и докторов наук.
Но Болшево – еще и сортировочный пункт, оттуда специалистов распределяют по шарашкам различных профилей. Беркалов после вынесения ему приговора отправляется оттуда в ОТБ (ОКБ)-172. В Томске и Перми он до 1943 года участвует в проектировании новых гаубицы и зенитной пушки, рассчитывает их баллистику и огневую эффективность. Послушаем, как описывает его сидевший с ним в Томской шарашке заместитель научного руководителя Ленинградского НИИ маркшейдерского дела Владимир Померанцев:
«Беркалов – небольшого роста, худощавый, но не худой, с отличной военной выправкой старик. «Самый молодой генерал царской армии» – так обычно его начинали рекомендовать новым «сокабешникам». Беркалов был крупным специалистом и изобретателем по сверхдальнобойной стрельбе. В разговоре он, слегка улыбаясь, бесцеремонно разглядывал своего собеседника. Казалось, он говорил:
– Ну, ладно, ладно, знаем мы все эти штучки-дрючки, а ты по существу расскажи о себе, что ты за человек. Что? Уже ссучился? Или нет еще?
Когда мы… приходили к нему за консультацией, он, прежде всего, угощал хорошими папиросами, потом расспрашивал о наших дотюремных специальностях и только уж после трехкратной попытки изложить ему наши предложения, он, доброжелательно посмеиваясь, говорил:
– Ну, ну, что это вы предлагаете? Дальномер? Очень хорошо. Даже если он ничего не будет мерить, то все равно будет все очень хорошо. Главное – не вещь, а идея, стремление, живой огонек в душе, а все остальное приложится, так, кажется, Толстой говорил. Нет? Ну, все равно, я так говорю».
Но наступает 1943 год, и у гитлеровцев в массовом количестве появляются мощные  танки «тигры» и самоходные орудия «пантеры». На совещании в руководстве страны обсуждается, какие проблемы надо решать, чтобы советская артиллерия могла успешно противостоять им. Все сходятся на том, что необходим специалист по мощным орудиям, и  Сталин снова говорит судьбоносные для Евгения Александровича слова: «А вот генерал Беркалов – очень толковый человек, он подходит для этой работы».
О том, что происходит потом, существуют две красивые истории. Одна из них – в книге Александра Солженицына «В круге первом»:
«Ну, ка-акже! Беркалов – старый артиллерийский инженер, изобретатель этих, знаете, пушек БС-3, замечательные пушки, у них начальная скорость сумасшедшая. Так вот Беркалов так же в воскресенье, так же на шарашке сидел и штопал носки. А включено радио. «Беркалову, генерал-лейтенанту, сталинскую премию первой степени».
А он до ареста всего генерал-майор был. Да. Ну, что ж, носки заштопал, стал на электроплитке оладьи жарить. Вошел надзиратель, накрыл, плитку незаконную отнял, на трое суток карцера составил рапорт начальнику тюрьмы. А начальник тюрьмы сам бежит как мальчик: «Беркалов! С вещами! В Кремль! Калинин вызывает!»… Такие вот русские судьбы…»
При всем уважении к Александру Исаевичу, надо сказать, что для усиления эффекта он приводит детали, которых попросту не могло быть. Противотанковые пушки БС-3 создал на базе корабельного орудия не Беркалов, а Павел Грабин, и то лишь в 1944 году. А лауреат Нобелевской премии описывает год 1943-й. Ничего подобного по радио передавать не могли, так как Сталинскую премию Евгений Александрович вообще не получал, а звание генерал-лейтенанта ему присвоили спустя почти неделю после освобождения. И вызвали его не к Калинину (при чем тут «всесоюзный староста?), а к Берия – куратору шарашек. Истине же соответствует одно – неожиданное для всех освобождение зека-ученого.
Вторую историю рассказал в 2002 году в «Литературной газете» доктор физико-математических наук Борис Швылкин: «Вскоре генерала из шарашки доставили в Москву. Везли в поезде под охраной. На вокзале, чтобы кто-нибудь случайно его не опознал, охранники вели его, словно куклу, завернутого с головой в одеяло. Привезли генерала на Лубянку в кабинет Берии. «Мы тебе доверяем, Беркалов. С удовольствием сообщаю, что тебе присвоено очередное воинское звание. Ты теперь генерал-лейтенант». Лаврентий преподнес ему тут же золотые погоны с двумя большими звездами». Что ж, постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 25 июня 1943 года ученый был досрочно освобожден из заключения со снятием судимости, а 1 июля ему присвоили звание генерал-лейтенанта инженерно-артиллерийской службы. Если дорога из Томска до Москвы заняла больше шести дней, то Берия вполне мог вручить ему погоны.
Это все беллетристика, но есть и свидетельство, как говорится, от первого лица. Жена Беркалова вспоминала: вернувшись из шарашки, Евгений Александрович больше двух месяцев практически все свободное от работы время лежал на кровати на спине и шепотом повторял: «Нельзя доверять новым людям». Интересно, кого он имел в виду?
На свободе он работает с таким же энтузиазмом, как и в шарашке. Новые высокие должности следуют одна за другой: до 1947 года – заместитель председателя Артиллерийского комитета Главного Артиллерийского управления Красной Армии, потом – консультант Института баллистики и артиллерийского вооружения Академии артиллерийских наук, действительный член этой академии. Что именно он разрабатывал, сейчас трудно сказать – секретность была повышенная. И работы открыто не публиковались, в отличие от 30-х годов. Узнаем ли мы когда-нибудь, за что он получает по второму ордену Ленина и Красной Звезды, орден Красного Знамени, звание «Заслуженный деятель науки и техники РСФСР»?
И еще. В 1952 году Беркалова с воинскими почестями похоронили на Введенском кладбище Москвы. А определением Военной коллегии он полностью реабилитирован лишь четыре года спустя. Получается, что судимость сняли, высокие должности и секретную работу доверили, награждали, но все еще считали виновным?
Сегодня, увы, о Евгении Беркалове вспоминают лишь специалисты. Широкой, как говорится, общественности он не известен, тогда как имена других создателей принесшего Победу вооружения у всех на слуху. А как хочется, чтобы именно Тбилиси помнил об одном из своих мальчишек, ушедших в большую жизнь, чтобы преуспеть на избранном пути!


Владимир Головин