История каждого города живет в его топонимике. Ни время, ни правительства не властны стереть из памяти людской названия мест, связанные с теми, кто эту историю творил. Редко кому из тбилисцев за годы советской власти приходило в голову называть эту площадь и мост именем Карла Маркса, как и нынешнему поколению – именовать их Саарбрюккенскими. Они навсегда остались Воронцовскими. В честь человека, который прожил в Грузии чуть больше девяти лет, но сумел сделать для нее столько, что иные правители не уложились бы и в десятилетия.
Когда читаешь все, что написано о графе (впоследствии  светлейшем князе) Михаиле Воронцове, кажется, что речь идет о двух разных людях. Вот одна из самых злых пушкинских эпиграмм – адресованная его начальнику, новороссийскому генерал-губернатору и полномочному наместнику Бессарабской области: «Полу-милорд, полу-купец,/ Полу-мудрец, полу-невежда,/ Полу-подлец, но есть надежда,/ Что будет полным наконец». После того, как это четверостишие разошлось по стране, Пушкин уже из Михайловского послал Петру Вяземскому еще один вариант: «Полугерой, полуневежда,/ К тому ж еще полуподлец!../ Но тут, однако ж, есть надежда,/ Что полный будет наконец».
А вот – строки Василия Жуковского из «Певца во стане русских воинов». Они посвящены командиру 2-й сводно-гренадерской дивизии, первым из русских генералов пролившему кровь под Бородино, где его солдаты первыми приняли атаки на знаменитые Багратионовы флеши: «Наш твердый Воронцов, хвала!/ О други, сколь смутилась/ Вся рать Славян, когда стрела/ В бесстрашного вонзилась…/ Ему возглавье бранный щит;/ Незыблемый в мученье,/ Он с ясным взором говорит:/ «Друзья, бедам презренье!»/ И в их сердцах героя речь/ Веселье пробуждает,/ И оживясь до полы меч/ Рука их обнажает». Не правда ли, возникает совсем иной образ?
Нас приучали к тому, что Пушкин всегда прав. Что ж, в этом случае его можно понять: он уже осознал себя профессиональным литератором и его натура попросту не совместима с чиновничьей рутиной в воронцовской канцелярии. Однако можно понять и графа, поначалу приветливо встретившего переведенного на службу в Одессу поэта, предложившего ему  запросто приходить в гости и пользоваться роскошной библиотекой. Но Александр Сергеевич не только тяготился службой, он, практически не таясь, вовсю закрутил роман с губернаторской супругой Елизаветой, урожденной польской графиней Браницкой. Избавиться от такого подчиненного, не поднимая скандала, было вполне естественно. Многие советские историки убеждали нас, что Воронцов написал на Пушкина кляузу, после которой тот был выслан в Михайловское. Текст этой «кляузы» практически не публиковался. На самом же деле можно убедиться, что в рабочей переписке с управляющим МИД графом Карлом Нессельроде губернатор предельно тактичен:
«Никоим образом я не приношу жалоб на Пушкина, справедливость даже требует сказать, что он кажется гораздо сдержаннее и умереннее, чем был прежде, но собственный интерес молодого человека, не лишенного дарований, недостатки которого происходят, по моему мнению, скорее от головы, чем от сердца, заставляют меня желать, чтобы он не оставался в Одессе. Основной недостаток г. Пушкина – это его самолюбие… Если бы он был перемещен в какую-нибудь другую губернию, он нашел бы для себя среду менее опасную и больше досуга для занятий. Я повторяю, граф, исключительно в его интересах я обращаюсь с этой просьбой. Я надеюсь, что моя просьба не будет истолкована ему во вред, и убежден, что, только согласившись со мною, ему можно будет дать более средств обработать его рождающийся талант, удалив в то же время от того, что может ему сделать столько зла. Я говорю о лести и о столкновении с сумасбродными и опасными идеями».
Согласитесь, не похоже, что это писал «полу-подлец». Так же, как не мог человек хоть с частицей подлости в характере, отправившись после ранения под Бородино лечиться в свое имение, привезти с собой на лечение около пятидесяти раненых офицеров  и свыше трехсот солдат. А когда  Францию покидает русский оккупационный корпус, которым Воронцов командует в 1815-1818 годах, граф выплачивает местным жителям все долги своих офицеров и солдат. Сумма огромная – полтора миллиона рублей. И приходится продать большое имение, доставшееся от тетки, первого президента Российской Академии наук Екатерины Воронцовой-Дашковой. Думается, что и «полу-купец» вряд ли бы сделал такое. Кстати упрекнуть графа в том, что он лишь наполовину  умеет вести коммерческие дела, тоже нельзя. Нищий Крым он превратил в край, который, говоря современным языком, стал привлекать инвестиции, обрел курорты, развитое сельское хозяйство и здоровую торговлю. А весьма немалый оклад наместника шел на постоянные премии сотрудникам его канцелярии.
Да и вообще, прежде, чем мы встретим графа Воронцова на грузинской земле, давайте, посмотрим, насколько справедливы и другие  характеристики, данные ему обиженным поэтом. Клеймо «полугерой» полностью опровергается «Военной галереей» Эрмитажа, в которой портрет Михаила Семеновича – среди героев Отечественной войны 1812 года. А под Бородино он повел свих солдат в контратаку, крикнув: «Смотрите, братцы, как умирают генералы!» До этого граф отличился на Кавказе в сражениях с персами, был награжден орденом святого Георгия 4-й степени, при штурме Гянджи под огнем вынес из боя раненого товарища. Командующий армией князь Павел Цицианов (Цицишвили) сообщал, что поручик Воронцов «деятельностью своею, заменяя мою дряхлость, большою мне служит помощью». И подчеркивал его «неустрашимость беспримерную, рвение к службе». Да и в сражениях с  турками в 1809-м, с французами в Австрии и в Пруссии в 1805-1807-х, как и на Отечественной войне упрекнуть графа в недостаточном геройстве никак нельзя.
И мудрецом он был отнюдь не на половину. Считая,  что одной лишь силой нельзя действовать на присоединенных к империи территориях, предпочитал уважение к местным традициям, развитие культуры, экономики, и, как сказали бы сейчас, толерантное  отношению к разноплеменному населению. В своих имениях уничтожил барщину и перевел крепостных на положение срочно обязанных крестьян. То есть, по соглашению с ним, крестьяне получали  личную свободу, а  за использование земли, принадлежавшей бывшему хозяину, платили оброк. Ну а в подчиненных ему войсках он первым в истории русской армии запрещает телесные наказания и объявляет офицеров равными с солдатами перед законом.
О «полу-невежде» же и говорить не приходится. Воронцов получил великолепное образование и воспитание, в совершенстве владел несколькими основными европейскими языками, свободно читал на латыни и древнегреческом. Он глубоко интересовался не только гуманитарными науками, искусством, но и экономикой, военным делом, наукой управления. Его одесский светский салон считался одним из самых блестящих в России. Его личная библиотека была уникальной, и смею уверить вас, что книги он подбирал отнюдь не под цвет обоев. А общественным библиотекам, основанным  в управляемых им краях, он передал десятки тысяч томов.
Получается, что истине соответствует лишь «полу-милорд». Отец графа служил послом в Лондоне и при  Екатерине II, и при Петре III, и при Павле I, и при Александре I. Так что, Михаил с трех лет до 21 года жил в Туманном Альбионе и навсегда остался англоманом. Что бы ни происходило, всегда вел себя с чисто английской сдержанностью. Ну, а его сестра Екатерина стала истинной леди – вышла замуж за лорда Джорджа Пембрука.
Вот какой неординарный человек приезжает в 1844-м в Тифлис. В том году царское управление Кавказом меняется – исчезает должность главноуправляющего, который приравнивался к генерал-губернаторам внутренних территорий России. Администрацию края возглавляет наместник (заместитель) царя. Он наделен неограниченными правами, подчиняется лишь лично императору, может самостоятельно решать на месте любые вопросы. И первым таким наместником становится Михаил Воронцов.
Впервые он побывал в Грузии более чем за 40 лет до этого приезда. Тогда, в 1803-м, он попросился в действующую армию, убедившись после приезда из Англии, что светская жизнь в Петербурге не для него. В то время Россия воевала только на Кавказе – с персами, и вот уже Александр I адресует князю Цицианову рескрипт: «Лейб-гвардии Преображенского полку пор. гр. Воронцова, желающего служить при войсках под начальством вашем в Грузии, препровождая сим к вам, поручаю употребить его на службу по усмотрению вашему». Как отзывался Цицианов об этой службе, мы уже читали. А если говорить чуть подробнее, то  надо сказать, что в Грузии молодой граф сражается с персами на реке Алазани, в Имерети, в окрестностях Военно-Грузинской дороги. Ему даже доверяют вести с имеретинским царем Соломоном переговоры о вступлении в российское подданство. Минуя звание штабс-капитана, он сразу становится капитаном, а служит на должности бригад-майора. И при этом ему еще не исполнилось 25-ти лет.
Но отец и дядя настаивают, чтобы заболевший лихорадкой Михаил вернулся в столицу. И он пишет в одном из писем, что, если бы не это требование, он с радостью остался бы в Грузии: «Я так был во всем счастлив в том краю, что всегда буду помнить об оном с крайним удовольствием и охотно опять поеду, когда случай и обстоятельства позволят». Жизнь позволяет ему сделать это лишь через четыре десятилетия. Генерал-аншефа Воронцова, которому уже 62 года, и который более двадцати лет успешно правит Крымом, Одессой и Бессарабией, император Николай I просит возглавить администрацию на Кавказе (именно просит, а не приказывает!). Поначалу граф  отказывается: «Я стар и дряхл; тут нужны силы свежия, неизнуренныя летами и трудами. Я должен отклонить от себя высокое назначение, которое не в состоянии буду выполнить». Но потом, как военный человек, царю не перечит.
Император считает, что для полного покорения горцев Кавказа потребуется не больше двух-трех лет. И Воронцов, сразу по приезде в столицу края – Тифлис, вынужден не полностью сосредоточиться на гражданском правлении, а руководить военными действиями. Однако поход, предпринятый против Шамиля, заканчивается неудачно. Пленить мятежного имама не удается, войска прорываются обратно с трудом и с большими потерями. Реакцию Николая I можно оценить строкой Андрея Вознесенского: «Авантюра не удалась. За попытку – спасибо». Это «спасибо» выражается в наградах всем участникам похода, а Воронцов из графа становится светлейшим князем. Он делает  правильный вывод из случившегося и больше таких «резких движений» не предпринимает. А, встретившись с царем, прямо заявляет, что при существующей военной доктрине Кавказ не покорить.
И царь «развязывает руки» Воронцову – одному из немногих кавказских наместников, убежденных, что по отношению к местному населению необходимо проводить только миротворческую политику. Война становится позиционной, крупные операции сменяются ударами, упреждающими концентрацию отрядов горцев. А места, в которых эти отряды активны, блокируются новыми крепостями, дорогами и просеками в горных лесах. Так создается стратегический плацдарм для победы над Шамилем. И положив конец масштабному кровопролитию на Кавказе, Воронцов принимается за развитие хозяйственной и культурной жизни. Грузия ощутила это в полной мере.
В Тифлисе светлейший князь поселяется, конечно, на Головинском проспекте, где к  1847 году по его вкусу реконструируют здание, заложенное еще при Цицианове. Через двадцать два года оно будет переделано великим князем Михаилом Романовым, и именно в том виде стоит и поныне. Так что,  стены нынешнего Дворца учащейся молодежи помнят несколько эпох. По-старинке его иногда называют «Воронцовским дворцом», но во времена самого Воронцова столь пышное наименование не применялось, говорили просто «дом наместника». В этом доме князь по вторникам и субботам принимал любого, стремящегося к встрече с ним,  а снаружи висел ящик, в который все желающие могли опустить письма с жалобами. И на них наместник старался реагировать с максимальной отдачей.
Во многом благодаря этому Воронцов сумел сорвать сговор тифлисских мясников, который сегодня назвали бы картельным – те сговорились резко поднять цены. Именно так он находил подтверждения официальным сведениям о недостатках в работе различных служб. Особое внимание было обращено на донесения о грабежах. Пришлось приказать повесить самых отъявленных грабителей, и то, что мы называем криминогенной обстановкой, улучшилось. Причем по всему Закавказью. Вообще он, непримиримый к любым нарушениям законов и правил, карает и проворовавшихся или нерадивых гражданских чиновников, и военных начальников, заставлявших солдат работать на себя, или торговавших «налево» боеприпасами (очевидно, эти болезни российской армии неизлечимы). И во всех своих действиях  стремится сочетать твердость и гибкость, с учетом местной специфики. А когда ему рискуют сказать, что не все его распоряжения соответствуют законам государства Российского, следует жесткий ответ: «Если бы нужно было здесь исполнение законов, то государь не меня прислал бы сюда, а свод законов!» Уж он-то знает, сколь несовершенны законы Российской империи, и поэтому предпочитает действовать так, как считает справедливым.
Но главное, конечно, в том, что он – созидатель. Опирающийся на многочисленных соратников, добровольно последовавших за ним из Одессы, и на специально приглашенных специалистов, и, конечно же, на местные таланты. Список этих людей обширен, так что, назовем лишь «самых-самых». Геолог и естествоиспытатель Герман  Абих, ставший академиком за работы о Кавказе, картвелолог Мари Броссе, основавший грузинскую археологию, первый в Закавказье нумизмат и создатель коллекции насекомых Иван Бартоломей, военный геодезист Иосиф Ходзько, создавший триангуляцию региона и организовавший в нем топографическую службу, предприниматель Александр  Мейендорф, очистивший русло Куры и открывший на ней судоходство, ориенталист Николай Ханыков, занимавшийся географическими и филологическими изысканиями, художник Григорий Гагарин, расписывавший церкви и составлявший их планы, писатель Владимир Соллогуб, ставший директором первого русского театра… Ну и, конечно, тифлисские таланты – князья Григол Орбелиани, Иван Андроников, Александр Чавчавадзе, Василий Бебутов, историк Платон  Иоселиани, купцы Гавриил Тамамшев, братья Мирзоевы, Атакуни…
Благодаря им всем мы можем сейчас просмотреть еще один значительный список – перечень того, что было сделано в Грузии при Воронцове. Царский наместник добился, чтобы продолжали использоваться некоторые положения Кодекса (Уложения) картлийского царя Вахтанга VI и сумел решить вопрос о том, кого считать князем (тавади), а кого – дворянином (азнаури).  Около 30 тысяч человек были объединены званием высшего сословия – тавадазнаури, освободившись от необходимости доказывать свое происхождение в суде, получили право избирать предводителя и депутатов в свое Собрание (Сакребуло). Юридически князь и дворянин стали равными, хотя имущественная разница между ними осталась.
Чтобы примирить представителей различных конфессий, Воронцов объявляет, что власть покровительствует местам отправления всех, а не только христианских  религиозных обрядов. Он открывает мусульманское училище, разрешает богослужение раскольникам и помогает переселиться в Закавказье притесняемым в России старообрядцам.
В Грузии начинается внедрение новых сельскохозяйственных культур и шелководства, в ее столице создается Закавказское общество сельского хозяйства, на собственные деньги наместник выращивает и распространяет тонкорунных овец и  плодовые деревья. Появляются промышленные предприятия, в том числе фабрики –   металлолитейная (в Тифлисе), шелкоткацкая (в Зугдиди), суконная ( в селе Дреши), стекольный завод в селе Гареви, угольные рудники в Ткибули. Открываются «депо» изделий московских фабрик, выставка местных товаров и минералов, магнитная и метеорологическая обсерватории. Опять-таки на свои средства Михаил Семенович организует археологические раскопки грузинских древностей и создает в Тифлисе музей, реставрирует дворец грузинских царей в Телави.
Основав отдельный Кавказский учебный округ, князь открывает уездные училища, гимназии европейского образца, для девочек из малообеспеченных семей в Тифлисе и Кутаиси учреждаются благотворительные пансионы Святой Нины. А супруга Воронцова, даже уехав из Грузии и овдовев, выдает каждой выпускнице по 200 рублей. Князь создает первую в Тифлисе публичную библиотеку, в основе которой – подаренные им книги. Начинают издаваться первый грузинский журнал «Цискари», газеты «Кавказ» и «Закавказский вестник», Кавказский календарь с историческими, географическими материалами и статистикой. Появляются театры: оперный и драматические – грузинский и русский, для которого наместник просит знаменитого актера Михаила Щепкина прислать из России хороших актеров.
И особенно преображается Тифлис, который так и не восстановился толком после нашествия  Ага-Мохаммед хана в 1795 году, и в котором за 40 лет до Воронцова  построили лишь несколько зданий, а мостовых практически не было. Наместник замостил почти весь город, строил мосты, разбивал сады, парки и вообще создал генеральный план перестройки грузинской столицы. Он учредил особую – торговую полицию, и это снизило   цены на продовольствие: его продавали сами производители, без всяких перекупщиков.
Вот, каким открывается «воронцовский» Тифлис в 1847 году прибывшему туда на службу будущему генерал-майору Владимиру Полторацкому: «Дома строгой европейской архитектуры красуются рядом с восточными постройками и плоскими крышами… На Головинском проспекте и Эриванской площади здания большие, высокие, прекрасно отделанные, с магазинами всех европейских национальностей, с галантерейными предметами высшей роскоши и цивилизации, а рядом армянский базар, где на узких улицах олицетворялась восточная жизнь, во всех ее подробностях».
А вот воспоминания князя Александра Дондукова-Корсакова: «На левом берегу Куры образовывались целые новые кварталы до самой немецкой колонии со всеми условиями европейского города, особенно с устройством нового Воронцовского моста, взамен прежнего… Модистки из Одессы и Парижа внесли вкус к европейским туалетам, которые постепенно заменяли грузинские чадры, тавсакрави, личаки и шелковые платья, с обычными гулиспири у грузинок... Бедный куафер Blotte, приехавший в Тифлис с ножницами и гребенкой, открыл при помощи жены своей M-me Virginie модную ателье и огромный магазин, с которым в несколько лет нажил большое состояние». А это – о тех, кто окружал светлейшего князя:
«Балы и праздники у наместника и представителей как русского, так и грузинского общества по богатству могли соперничать с обеими нашими столицами, но по роскошной красоте своих женщин они, конечно, стояли гораздо выше. Общество, окружавшее князя Воронцова, было изысканное… не имело того характера местной провинциальной жизни, которая существовала и существует доселе во всех прочих провинциальных городах обширного нашего царства. Не было тех мелких интриг, тех сплетен, которые делают невыносимой нашу жизнь в провинции… Князь и княгиня… давали пример своею домашней обстановкой простоты и не особенной изысканности. В доме главнокомандующего оставалась та же казенная меблировка, стол князя, всегда, впрочем, вкусный, не отличался никакою изысканностью, вино подавалось кахетинское или крымское, в походе же и в дороге князь решительно ничем особенно не отличался от прочих, разве только в размерах широкого своего гостеприимства и обаяния своего простого и приветливого со всеми обращения».
Те, кто бывал в этом доме на балах, свидетельствуют, что как только «на средину залы выйдут танцующие пары для лезгинки, то зрители из самых отдаленных комнат бегут в залу, а сам хозяин главнокомандующий бросал партию свою в карты и спешил туда же полюбоваться танцем». Кстати, князю по сердцу были не только местные танцы, но и увеселения. Он с удовольствием участвовал в народном празднике-карнавале  «кееноба», связанном с победой над персами, «встречая во дворце процессию с мнимым шахом, бросал в толпу горсти серебра». А еще он упорядочил древний кулачный бой «тамаши». Согласитесь, что не так уж часто государь-император вмешивался в развлечения жителей далеких провинций. А тут, по настоянию Воронцова, царь издает  приказ о проведении чисто грузинского состязания: «За городом дозволять, но с тем, чтобы, кроме рук, других орудий в драке не употреблять и всегда под надзором полиции, и кончить по данному от оной знаку, когда слишком разгорячатся».
Памятник Михаилу Воронцову, поставленный в 1866 году «за особые заслуги в строительстве и развитии Тифлиса» на деньги, собранные грузинским дворянством, не сохранился. Коммунисты снесли его вскоре после прихода в Грузию, в 1922-м. Но мы можем увидеть другие памятники этому человеку – письменные. Один – свидетельство из 1850-х годов писателя и публициста Дмитрия Кипиани: «Во всех делах М.С. Воронцова, и в официальной его деятельности и в частной жизни мы видели одно руководящее правило: это подавлять дурное развитием хорошего. Его богатая административная опытность с чрезвычайной прозорливостью и меткостью отыскивала везде и во всем, хорошее, здоровое начало,  выдвигая их на производительную почву, развивая их, подавляя семена зла и вреда». Другой памятник – надпись за стеклом сегодняшней тбилисской маршрутки, где третий пункт снизу (обозначающий площадь и мост) гласит: «Воронцов».
Незадолго до смерти Михаил Семенович сказал сыну: «Люди с властью и богатством должны так жить, чтобы другие прощали им эти власть и богатство». Можно считать, что у Грузии такое прощение он заслужил.


Владимир Головин