«Люди, покоряющие Кавказ любовью и просветительным подвигом, достойны большей чести, чем та, которую мы можем воздать им на словах». Эта запись сделана почти 127 лет назад в книге почетных гостей одного из самых известных монастырей Грузии – Новоафонского. Прочтешь написанное, и кажется, что именно его продолжают другие, самые цитируемые слова автора записи: «В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Не обрушивайтесь на меня, литературоведы, за фантазию, согласитесь: как удивительно сочетаются две фразы, посвященные хорошим людям. Конкретным, встреченным в Грузии, и тем, что представлялись идеалом…
Увы, в отличие от стен этого монастыря, в Тбилиси не сохранились места, помнящие писателя Чехова – они стерты временем. К тому же, пару раз приехав в Грузию, а точнее сказать, проехав по ней, Антон Павлович  нигде не задерживался больше двух-трех дней, не афишировал свое появление. И практически лишь однажды, во время второго его приезда, вокруг него собирались восторженные тифлисцы. Давно уже нет верийского сада-ресторана, бывшей  «Фантазии», где была эта встреча, - на его месте зоопарк. Нет и гостиницы «Северные номера», в которой Чехов останавливался тогда вместе с друзьями – на углу Николаевского переулка и Дворцовой улицы, нынешнего скрещения улицы Пурцеладзе с проспектом Руставели. Стала другой и Мцхета, где жили близкие Чехову люди… Так что, на этот раз, чтобы встретиться с еще одним русским писателем на грузинской земле, мы будем говорить не только о столице. Сведений о  пребывании Чехова здесь так мало, что дорого все, собранное по крупицам. Итак, Чехов и Грузия.
Заочное представление о Грузии у Антона Павловича складывается благодаря русской литературной классике и рассказам близких друзей. То есть, писателя Якова Полонского, пять лет прожившего в Тифлисе и театрального деятеля Александра Сумбаташвили-Южина. Но книги и рассказы – одно дело, а собственные впечатления – совсем другое. Летом 1888 года Чехов приезжает в Феодосию к другу, издателю и критику Алексею Суворину, и вместе с его сыном разрабатывает план путешествия в экзотические для жителя равнин края. Настолько грандиозный, что в него входят даже Персия и Средняя Азия. Сказано – сделано, уж, кто-кто а Чехов больших расстояний не страшился. Лучший же путь лежит через Грузию. И вот уже можно увидеть, как на пароходе  «Юнона», вышедшем из Феодосии, писатель склоняется над письмом брату Александру: «…Пишу тебе в кают-компании, не зная, где я и куда влечет меня неведомая даль. Приближаюсь к Новому Афону, где, вероятно, остановлюсь на сутки. Завтра или послезавтра буду в Батуме».
Следующее письмо уже с Черноморского побережья  Грузии, неизвестному нам адресату. Оно полно восторгов: «Я в Абхазии! Ночь ночевал в монастыре «Новый Афон», а сегодня с утра сижу в Сухуме. Природа удивительная до бешенства и отчаяния. Все ново, сказочно, глупо и поэтично. Эвкалипты, чайные кусты, кипарисы, кедры, пальмы, ослы, лебеди, буйволы, сизые журавли, а главное – горы, горы и горы без конца и краю… Скоро поеду на пароход. Вы не поверите, голубчик, до какой степени вкусны здесь персики! Величиной с большой яблок, бархатистые, сочные… Ешь, а нутро так и ползет по пальцам… Из Феодосии выехал на «Юноне», сегодня ехал на «Дире», завтра поеду на «Бабушке»… Если бы я пожил в Абхазии хотя месяц, то, думаю, написал бы с полсотни обольстительных сказок. Из каждого кустика, со всех теней и полутеней на горах, с моря и с неба глядят тысячи сюжетов. Подлец я за то, что не умею рисовать». И очень интересная приписка: «Не подумайте, что я еду в Персию». Похоже, Антон Павлович подчеркивает: сначала – страна, не менее привлекательная, чем далекие экзотические земли.
Стоит заглянуть еще в несколько писем – в них четко прослеживается география поездки. «Из Афона и Сухума приехал в Поти. Тут река Рион, знаменитая своей Рионской долиной и осетрами. Изобилие зелени. Все улицы изображают из себя аллеи из тополей… Гуляю по Поти. После обеда поеду на почтовых в Батум… Батум большой, военно-торгово-иностранно-кафешантанный город, в котором Вы на каждом шагу чувствуете, что мы победили турок… окрестности восхитительны. Особенно хороша дорога в Карс и быстрая речка Чораксу… Теперь я в Тифлисе, а завтра еду в Баку купаться в Каспийском море».
В столице Грузии он не проводит и суток – страсть к путешествиям зовет дальше. Путь по Южному Кавказу делится на два отрезка, и первый из них приводит его в восхищение: «Дорога от Батума до Тифлиса с знаменитым Сурамским перевалом оригинальна и поэтична; все время глядишь в окно и ахаешь: горы, туннели, скалы, реки, водопады, водопадики. Дорога же от Тифлиса до Баку – это мерзость запустения, лысина, покрытая песком и созданная для жилья персов, тарантулов и фаланг; ни одного деревца, травы нет… скука адская». Но поехать дальше Закавказья не удается: «Из Баку хотел я плыть по Каспию в Узунада на Закаспийскую дорогу, в Бухару и в Персию, но пришлось повернуть оглобли назад: мой спутник Суворин-фис получил телеграмму о смерти брата и не мог ехать дальше…»
Снова проезд через Тифлис и обратный путь – уже по Военно-Грузинской дороге. А уж она-то ни одного русского писателя не оставляла равнодушным. Конечно же, Антон Павлович не исключение: «Пережил я Военно-Грузинскую дорогу. Это сплошная поэзия, не дорога, а чудный фантастический рассказ, написанный демоном, который влюблен в Тамару… Это Дарьяльское ущелье, или, выражаясь языком Лермонтова, теснины Дарьяла… Жить где-нибудь на Гадауре или у Дарьяла и не писать сказки – это свинство!» Это письмо писателю Казимиру Баранцевичу полно красочными описаниями увиденного, в нем есть даже чертеж, показывающий положение путника в Дарьяльском ущелье. А издателю журнала «Осколка» Николаю Лейкину попросту дается такой совет: «Если же Вы еще не ездили по этой дороге, то заложите жен, детей, «Осколки» и поезжайте. Я никогда в жизни не видел ничего подобного».
И еще отголоски той поездки через Грузию. Признание, сделанное на даче в украинских Сумах: «Впечатления до такой степени новы и резки, что все пережитое представляется мне сновидением и я не верю себе. Видел я море во всю его ширь, Кавказский берег, горы, горы, горы, эвкалипты, чайные кусты, водопады, свиней с длинными острыми мордами, деревья, окутанные лианами, как вуалью, тучки, ночующие на груди утесов-великанов, дельфинов, нефтяные фонтаны, подземные огни, храм огнепоклонников, горы, горы, горы…»
Совет из Москвы литератору Алексею Плещееву: «Уж коли хотите ошеломиться природой и ахнуть, то поезжайте на Кавказ. Минуя курорты вроде Кисловодска, поезжайте по Военно-Грузинской дороге в Тифлис, оттуда в Боржом, из Боржома через Сурамский перевал в Батум».
Планы, строившиеся в Москве: «Под влиянием грузинской поездки задумал  сочинить с композитором П.Чайковским оперу «Бэла» по мотивам  кавказского романа М.Лермонтова «Герой нашего времени». Задумка эта настолько серьезна, что Чайковский с Чеховым даже определяют, кто из героев будет петь сопрано, баритоном, басом, и тенором. А на книге, подаренной писателем композитору, значится: «Петру Ильичу Чайковскому от будущего либреттиста». Увы, не сбылось. Другие планы, имевшиеся у обоих, поставили крест на этой замечательной идее.
А что же помимо несостоявшегося либретто? Неужели такая поездка больше ни на что не вдохновила  такого писателя? Конечно, вдохновила. «Ах, какой я начал рассказ! - сообщается в письме Суворину через четыре месяца после возвращения из Грузии. - Пишу на тему о любви… Порядочный человек увез от порядочного человека жену и пишет об этом свое мнение; живет с ней – мнение; расходится – опять мнение. Мельком говорю о театре, о предрассудочности «несходства убеждений», о Военно-Грузинской дороге, о семейной жизни, о неспособности современного интеллигента к этой жизни, о Печорине, об Онегине, о Казбеке…» Но потом Антон Павлович перестает работать над этим сюжетом, а возвратившись к нему через пару лет, перерабатывает его. Так рождается повесть «Дуэль», действие которой происходит в Абхазии.
А еще есть письмо брату Михаилу, написанное на пароходе «Дир» по пути из Сухуми в Поти. У него, как у литературного произведения,  заглавие: «По морям Черному, Житейскому и Каспийскому». Впрочем, это и есть литература – настоящий путевой очерк, да еще с волнующим подробностями того, как чуть не столкнулись два парохода. В конце его написано, что продолжение следует, но, к сожалению, этот анонс не оправдался. В очерке, нигде не публиковавшемся кроме собрания писем Чехова, мы обратим внимание на странную фразу: «Полминуты я был убежден в том, что я погубил пароход. О недоразумении расскажу при свидании, писать же о нем длинно, нет мочи». Тут уж нельзя не удивиться: каким образом человек, абсолютно далекий от мореходства мог погубить судно?
Ответ на этот вопрос дает Михаил Чехов, которому его брат, выполнив обещание,  рассказал о «недоразумении». Оказывается, в суматохе, поднявшейся во время качки, писатель, стоявший в рубке рядом с капитаном, потерял равновесие и схватился «за  что-то, что тоже подалось в сторону». А был это машинный телеграф, то есть, устройство для передачи в машинное отделение указаний о режиме работы двигателей. Даже ни разу не бывавший в судовой рубке человек знает этот механизм по кинофильмам, где с возгласом «Есть, полный вперед!», со звоном передвигается рукоятка на большом барабане. «Брат хотел поставить его на прежнее место, но не сумел», - сообщает Михаил Павлович. И, в результате, неправильная работа двигателей чуть не привела к столкновению со встречным судном. Так еще в самом начале поездки Чехова по Грузии могла произойти большая беда, но, к счастью для мировой литературы, все обошлось.  Ну, а пароход «Диар» все-таки погиб через несколько месяцев. От судьбы, как говорится, не уйдешь…
В той, первой поездке Чехова по Грузии есть одно «но» - приезд писателя остался без широкой огласки, несмотря на то, что Антон Павлович был уже популярен. Впрочем, самого его это вовсе не огорчало, он приезжал не как известный литератор, а как обычный путешественник. Не для общения с поклонниками и встреч с собратьями по перу, а ради знакомства с интересными местами. И Грузию он не забывает, даже, путешествуя по России, вспоминает «удивительную страну», «дымчатые, мечтательные горы». Но проходит двенадцать лет прежде, чем он вновь появляется в Грузии и в частности, в Тифлисе.
Идея этой поездки тоже рождается на Черном море, на этот раз в Ялте. Подает ее Максим Горький, подобравший приятную компанию попутчиков. «Антон Павлович участвовал в поездке на Кавказ, на которую его вдохновил Алексей Максимович своими восторженными рассказами о величественных красотах Кавказа», - свидетельствует Екатерина Пешкова, жена Горького. Впрочем, у Чехова помимо приятных воспоминаний о Грузии, есть еще один «маячок» - возможность встретиться со своей будущей женой, актрисой Ольгой Книппер, летом гостящей в древней грузинской столице Мцхета. Они познакомились два года назад, и именно в Грузии в июне 1889-го написано первое из более четырехсот писем актрисы писателю. Из ее воспоминаний: «Кончился сезон, и я уехала отдыхать на Кавказ, где жил мой брат с семьей на даче около Мцхеты. К этому периоду относится начало нашей переписки».
Уже в первом же письме описанием природы и ощущений Ольга Леонардовна буквально заманивает Антона Павловича в Грузию: «Наслаждалась дивным утром и восхитительным видом на ближние и далекие горы, на селение Мцхет, верстах в двух от нас, стоящее при слиянии Куры с Арагвой, чувствовала себя бодрой, здоровой и счастливой… А красиво здесь кругом – прогулки великолепные, много развалин старинных, в Мцхете интересный древний грузинский собор; недалеко от нашей дачи, в парке же, поэтично приютилась маленькая церковка св. Нины, просветительницы Грузии, конечно, реставрированная… Прокатились бы Вы сюда, Антон Павлович, право, хорошо здесь, отсюда бы вместе поехали в Батум и Ялту, а?.. Недавно мы прокатились по вновь выстроенной дороге… мы все время любовались дивной панорамой; я никак не ожидала увидать такое великолепие. В нескольких словах невозможно описать, а начнешь писать, так не кончишь…»
И вот, 29 мая 1900 года сестра писателя Мария пишет Ольге Книппер из Ялты: «Вчера проводили Антошу на Кавказ. Он поехал в компании с Срединым, Горьким, Алексиным и Васнецовым, художником. Они сговорились насчет поездки как-то быстро, быстро и собрались. Маршрут их следования: Новороссийск, Владикавказ, Военно-Грузинская дорога, Тифлис, Батум и обратно Ялта». Думается, излишне представлять читателю трех человек из этой компании. А еще двое – врачи Леонид Средин и Александр Алексин, близкие знакомые Чехова и Горького. Правда, в Тифлис они приезжают не сразу, а 2 июня появляются в Мцхета. И с Ольгой Книппер… не встречаются. Осматривают описанные ею достопримечательности, на следующий день оказываются в Тифлисе. И тут, до того, как посмотреть на них в этом городе, нам стоит обратить внимание на загадку, связанную со все-таки состоявшейся позже встречей Антона Павловича и Ольги Леонардовны. Как-никак, речь идет о романтических отношения знаменитых людей.
Описание этой встречи в  воспоминаниях Книппер о Чехове, таково: «Я в конце мая уехала с матерью на Кавказ, и каково было мое удивление и радость, когда в поезде Тифлис-Батум я встретила Антона Павловича, Горького, Васнецова, доктора Алексина, ехавших в Батум. Ехали мы вместе часов шесть, до станции Михайлово, где мы с матерью пересели на Боржомскую ветку». То есть, речь идет о том, что Чехов случайно повстречал любимую женщину, уже возвращаясь из Тифлиса, и до этого в Грузии с ней не общался. И что в поезде она видела Горького. Казалось бы, все ясно. Но, давайте, заглянем в ответное письмо Книппер чеховской сестре:
«...Писатель, конечно, раньше моего письма расскажет о нашей встрече – не курьезно ли? Получив твое письмо, я рассказала нашим, что Антон Павлович в милой компании на Кавказе. Моя невестка уверяет, что должно быть в газетах об этом, так как Тифлис следит за Чеховым. В день нашего отъезда она рано утром поехала за покупками и схватила газету, где и прочла о пребывании «нашего маститого писателя» в Тифлисе. У них в квартире телефон, она сейчас же расспросила и услышала угрюмый басок твоего брата и расхохоталась, - решила, что писатель недоволен, что его нашла какая-то поклонница, и подозвала меня к телефону. В результате мы ехали вместе до Михайлова. Жаль, что Горького не видала. Жаль было расставаться с их компанией». Так, когда же уважаемая Ольга Леонардовна ошибается?
Впрочем, ответ на этот вопрос – дело тех, кто пишет диссертации об Антоне Павловиче. А мы посмотрим на четыре дня тифлисской жизни писателя. Сообщение местной прессы о приезде его «со товарищи» припоздало. Лишь в последний день их пребывания, 6 июня, появилась информация в «Тифлисском листке», а «Иверия» аж 7 июня сообщила: «Выдающиеся русские писатели Антон Павлович Чехов и Максим Горький (А.Пешков) в настоящее время находятся в Тифлисе. Они остановились в «Северных номерах». Там же остановился художник Васнецов». Хорошо еще, что у организатора поездки Горького в городе, ставшем его литературной родиной, были и товарищи, и знакомые.
Так что, не обходится без традиционного застолья в верийском саду-ресторане, о чем свидетельствуют его участники – журналист Георгий Туманов и балетмейстер Александр Алексидзе (Сонгулашвили). «Грузины-интеллигенты, бывшие на этом обеде», чествовали гостей как «великих деятелей русского искусства», танцовщицы «демонстрировали свое искусство», поднимались громкие тосты. Но не Чеховым – к сожалению, в Тифлисе он пребывал не в самом лучшем настроении. Нет, это никак не связано с понравившимся ему городом. Вот мнение Александра Калюжного, друга Горького: «В те дни Чехов очень грустил, любил уединения. Я думаю, его томили предчувствия, вызванные болезнью». Плохое настроение могло быть вызвано и  несостоявшейся встречей с Ольгой Книппер. А еще и в Тифлисе его не оставляют мысли о родной России. «Как-то мы сидели  в гостинице, и он в общей беде сказал, что в России безраздельно правят пьянство, сифилис, безграмотность, - вспоминает  Калюжный. - У нас, говорил он, земля населена не густо, нужно гуще населить, развить промышленность. Это было исключительное высказывание, потому что Чехов политических тем почти не затрагивал».
Кстати, именно политическими причинами можно объяснить и молчание, окружавшее приезд столь именитых гостей, и желание их самих избегать лишнего шума. Ведь Горький, вовлекший их в эту поездку, был под гласным надзором полиции, попав в Тифлис, встречался с многими «неблагонадежными», даже «исчез из гостиницы». И именно поэтому приехавшие с ним друзья могли не желать привлечения к себе   внимания. В такой степени, что даже не написали из Тифлиса ни одного письма. Но незапланированные встречи все же были. Например, в гостинице, с сектантами-прыгунами, которые приехали к наместнику Кавказа с жалобой на притеснения. И состоялась у них дискуссия о вере. Когда Алексин и Васнецов рассказывали Чехову об этом, он «сначала беззвучно посмеивался», а потом сердито заявил: «Сектантство у нас – от скуки. Сектанты – сытые мужики, им скучно жить и хочется играть в деревне роль попов, - попы живут весело». Сегодня такие слова могут счесть некорректными. Как, впрочем, и многое другое, сказанное Антоном Павловичем без всяких экивоков.
Ну, а теперь – о более приятном. О версии, согласно которой Чехов применил в Грузии свое мастерство врача. «Двадцатый век только начался. Я маленькая девочка. Дом моих родителей – в России, в Тифлисе на Кавказе, на склоне гор, окруженный большой лужайкой, позади растет густой лес». Речь идет о том, как врач приходит лечить младшего брата девочки Леву, ласково беседует с ним, заводит специально принесенный маленький граммофон – средство терапии. «Врач плотно сложен, овальное лицо обрамляют темные волосы и густая окладистая борода; глаза полны светлой грусти, они необычайно привлекательно лучатся. Это человечески сильное обаяние как раз то, что часто воздействует на пациентов целебнее, чем любая медицина. Он не прописывает огромного количества таблеток, таких горьких и вечно застревающих в горле, уже одним этим завоевывая сердца ребятишек – они с большей охотой пьют его легкие микстуры… Доктор – известный писатель Антон Павлович Чехов, мой дядя».
Это мемуары немецкой кинодивы середины ХХ века, племянницы и полной тезки Ольги Книппер, дочери ее брата, жившего в Мцхета. Версия о том, что в этом городе Чехов побывал в семье своей будущей жены. Не упомянуть о ней нельзя, хотя автор и известна преувеличениями и фантазиями. Почему она называет писателя дядей, когда он еще не женат на ее тетушке? А в «Кавказском вестнике» того периода имя отца этих девочки и мальчика, инженера-путейца  Константина Книппера упоминается лишь среди работающих в Тифлисе, в числе живущих там его нет. Что и понятно – как мы уже знаем, он жил в Мцхета… Да и вообще, больше нет никаких свидетельств о том, что Чехов врачевал во время той поездки.
А девочка Оля выросла и упрочила родство с Антоном Павловичем, выйдя замуж за его племянника Михаила и взяв фамилию «Чехова». Жила она в Германии и стала любимой киноактрисой… Гитлера. После войны стали писать, что она была личной разведчицей Лаврентия Берия, что сам Сталин вручил ей орден Ленина, но она все это отрицала. Однако есть воспоминания аса советской разведки Павла Судоплатова, есть факты: после взятия Берлина Ольгу на несколько дней доставили в Москву, а потом вернули в Германию. И она благополучно жила в Мюнхене, играя в кино и имея косметический бизнес. Не менее захватывающая жизнь у ее брата Льва. Он сражался в белой армии, потом стал агентом ОГПУ, завербовал свою сестру, его готовили к покушению на Гитлера. Но миллионам людей он известен не этим всем, а композиторским творчеством. И, в первую очередь, песней «Полюшко-поле», которую знаменитый американский дирижер Леопольд Стоковский назвал лучшей песней ХХ века – она замечательно звучит в любом музыкальном стиле. Вот какие родственники Антона Павловича росли под Тифлисом…
Ну, а нам остается констатировать: несмотря на не очень долгие поездки Чехова в Грузию, эта страна была восторженно воспринята им. Кто знает, задержись он здесь подольше и… мир мог бы знать не только Чехова-драматурга, но и Чехова-сказочника? Ведь он сам писал об этом.

Владимир ГОЛОВИН