| СИЛА ЛЕГКОСТИ |
|
Конечно, вначале потеплело в культуре, а не в политике. То, что аппарат партии и правительства идет на уступки, первыми почувствовали литераторы, и некоторые авторы начали немедленно отходить от принципов социалистического реализма. Илья Эренбург и Михаил Дудинцев заговорили в своих произведениях о роли писателей и художников в современной жизни. Впервые (или после большого перерыва) стали выходить многочисленные литературно-художественные издания - 28 журналов, 4 газеты, 7 альманахов. На II съезде писателей в 1954 году проявилось обновленческое крыло в литературе - либералы во главе с А. Твардовским сгруппировались вокруг журналов «Новый мир» и «Юность». На волне культурного взлета возникает «поющая поэзия», появляются первые образцы авторской песни. Широкий размах получает движение студенческих театров, вообще – молодежной самодеятельности. В стране наблюдалось удивительное раскрепощение духовной жизни. Свобода самовыражения летала на стремительных качелях от циничных и аполитичных стиляг до утонченных джазменов, игравших авангард. В эти годы главной характерной чертой всего общества стал оптимизм, вера в то, что трудности временны, а впереди всех ждет чудесное будущее. Например, труженики одного из колхозов взялись бесплатно доставлять продукты пожилой супружеской паре, которая, в силу преклонного возраста, могла и не дожить до коммунизма - колхозникам хотелось, чтобы старики при жизни хотя бы отчасти почувствовали себя в коммунистическом будущем. Взгляните на фотографии тех лет – какие прекрасные лица, несоветская раскованность, нездешнее бесстрашие, радость жизни! Ей-богу, завидно. Именно это поколение умело жить не только с уверенностью в завтрашнем дне, но и с убежденностью, что самое счастливое время в жизни человека – это день сегодняшний. Гия Чиракадзе – родом из тех лет, из той свободы. И эта закваска оказалась настолько крепкой, что ему удалось пронести легкое чувство раскрепощенности через все последующие годы. Хотя теперь-то нам хорошо известно, чем вся эта оттепель закончилась. Одаренность Гии Чиракадзе – особая. Не только потому, что талант сам по себе всегда удивителен и всегда штучный товар, но и потому, что Чиракадзе - это синтетически одаренный человек. Он сумел выразить себя и в пении, и в пластике, и в актерстве, а еще – он очень высоко поднял планку конферанса. Непритязательное искусство ведущего, массовика-затейника он превратил в занятие для избранных, продолжил творческую линию классиков жанра Смирнова-Сокольского, Гаркави, Брунова, Милявского и привнес свою лепту, сказал именно свое слово. Конферансье – связующее звено в любом концерте. Но Чиракадзе удавалось быть сводящим, оставаясь солистом. Неслучайно всесоюзный журнал «Театр», отозвавшись на выступление ансамбля «Рэро» в Москве, большую часть статьи в четвертом номере за 1971 год посвятил именно Гии Чиракадзе: «За три часа концертного времени Гия Чиракадзе (конферансье!) не сказал ни одной, мягко говоря, непродуманности, а в его успехе «виноват» не только автор конферанса, пародий и интермедий – О.Левицкий. Сам Чиракадзе обладает счастливым чувством юмора и такта. К тому же приятно было слышать, как ведущий концерт весь вечер говорит на правильном русском языке. И если стало обязательным для современного конферансье выступать еще и с сольным номером помимо «чистого» конферанса, то у многих эти номера воспринимаются как принудительный ассортимент, «соло» же Чиракадзе зрители ждут и потом подолгу не отпускают его со сцены. Потому что музыкальные фельетоны у него действительно музыкальны и действительно фельетоны! Приятный тембр голоса, чистая дикция, точные краски... Ко всем своим достоинствам Гия Чиракадзе – танцующий конферансье. Легкий, грациозный. Невольно думается, а ведь он был бы хорош и в оперетте! Но не слишком ли много для одного конферансье? Нет, столько, чтобы быть настоящим мастером этого «коварного» искусства. Чиракадзе вызвал столько зрительской симпатии, что даже при наличии скромного концерта мы все равно расходились бы по домам с тем теплым чувством, что бывает после общения с талантливым человеком, ставшим нашим другом». - Родился я в семье интеллигентов. Служащих, как говорили раньше, - рассказывает Г. Чиракадзе.- Отец был врачом, мать – литератором, долгое время была журналистом Грузинского радио, потом переехала в Сухуми, работала редактором в Абхазском государственном издательстве. Я учился в тбилисской грузинской школе, и многим ей обязан. После того, как я стал выступать на сцене и вести концерты на русском языке, мой педагог Ражден Соломонович Нацвлишвили как-то написал мне и попросил – пожалуйста, упомяни как-нибудь, в том, что ты хорошо владеешь русским языком, есть и моя заслуга... Мне было лестно, что мой педагог высоко оценил мой русский язык... Все свои каникулы я, конечно, проводил в Сухуми... Я очень болезненно воспринимаю сегодняшнюю ситуацию, потому что в Абхазии жило много моих близких. О судьбе жены моего дяди я даже ничего и не знаю – пропал человек... Среди погибших – друзья, соседи. Но это не только моя, это общая боль Грузии. И хотя я не знаю, на что надеяться, лучше все-таки быть оптимистом и верить в нормальный, естественный исход. Ну не можем мы жить так, как сейчас. Люди веками жили вместе, давно стали родственниками. Моя мать и дед были Дадиани. Сестра моего деда, например, была замужем за абхазом – Анчабадзе. На ее похоронах было очень много стариков-абхазов, которые при появлении каждого гостя вставали. Так было завидно смотреть на их мужскую стать, сдержанность... В школе я играл на кларнете в духовом оркестре. Учился музыке. И поступил в Политехнический институт потому, что там был известный студенческий оркестр. Кларнетистом я оказался не очень-то сильным... Но я принял участие в межфакультетной олимпиаде искусств – сыграл, спел, пританцовывал... И меня пригласили в оркестр в качестве конферансье. Это было такое счастье! Я летал! - А это не было для вас неожиданностью? Не растерялись? - Растерялся. И все же счастливее меня тогда человека не было. Моими первыми партнерами по сцене стали Абессалом Лория и Ираклий Мамацашвили. Лория вскоре ушел в кино (заслуженный артист Грузии, снимался в фильмах «Не горюй!», «Мелодии Верийского квартала», «Мимино», «Тегеран 43», «Спортлото 82», «Паспорт» – Н.Ш.), а мы с Ираклием продолжали выступать в институтском оркестре. Мы друзья и по сей день, я его очень люблю. Вскоре наш оркестр принял участие во Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве. - В 1957 году? - Да. Мне было неполных 20 лет. И мы стали лауреатами фестиваля. Это был очень большой успех. - Что вы исполняли на фестивале? - Программа была подчеркнуто грузинская. Кстати, благодаря этому мы стали золотыми лауреатами Всеcоюзного фестиваля молодежи, который состоялся перед Всемирным. А на Всемирном нас обошли москвичи, они играли чистый джаз, и для иностранных членов жюри это было более приемлемо... После фестиваля Нани Брегвадзе, меня и вокальный квартет во главе с Гурамом Бзванели (все мы выступали в оркестре ГПИ) пригласили в Государственный оркестр «Рэро», руководителем которого был Константин Певзнер. - Тоже летали от счастья? - Извините за нескромность, но я уже был популярен. Например, во время студенческой практики, которую я проходил в Балашихе, и, конечно, часто бывал в Москве, в Серебряном бору ко мне подошли девушки с вопросом: «Как, ваши уже приехали?» Меня узнавали в Москве, это было очень лестно. - Звездная болезнь коснулась вас? - Думаю, хочу надеяться, что нет. Во всяком случае, это никак не проявилось. - Как работалось с Константином Певзнером? - Певзнер был очень талантливым человеком. Для меня он был не только музыкантом, но и режиссером – он снабжал меня литературным материалом для моих выступлений. Он приглашал самых интересных авторов – Виктора Драгунского, Аркадия Арканова и Григория Горина, с которыми мы стали друзьями, Олега Левицкого. Они писали не просто конферанс, а фельетоны, скетчи, монологи. Когда создавались тексты, мы работали все вместе. Каждый раз учитывались мой лексикон, мой склад речи, чтобы все было органично, естественно. И очень активно в этом участвовал Певзнер. Во время работы в «Рэро» самым интересным было то, что мы ездили по всему Союзу. Очень часто это совпадало с гастролями московских театров, цирковых коллективов. И, как правило, мы проживали в одних и тех же гостиницах… Особая дружба у нас сложилась с театром «Современник». В Москве мы обычно останавливались в гостинице «Пекин», а «Современник» располагался на площади Маяковского, рядом. Гастроли длились месяц с лишним, и почти каждый вечер актеры собирались в номере у Певзнера – он был очень хлебосольный хозяин. В него были влюблены все – «Современник», Театр эстрады, Театр Сатиры, Театр имени Станиславского... Какие это были богемные вечера! Какие интереснейшие встречи! - Благодаря «Рэро» у вас расширилась не только география выступлений, но и круг общения… - Ну конечно! Музыканты, театральные и цирковые артисты… И сегодня мы дружны с Олегом Табаковым, с Галей Волчек. С Женей Евстигнеевым, с Валей Никулиным общались до последних их дней… У меня даже мурашки сейчас побежали от воспоминаний… Это были самые насыщенные и интересные годы моей жизни. И за это я благодарен Константину Певзнеру. - Что такое искусство конферансье? Что скрывается за кажущейся легкостью жанра? - В первую очередь – это искусство синтетическое. Борис Брунов, например, не танцевал, но обязательно использовал элементы пластики. Михаил Гаркави был тучный, медленный, неторопливо ходил и разговаривал, но он абсолютно приковывал к себе внимание зала и держал публику. Это большое мастерство. В первый раз мы встретились с ним в Парке Горького, в Зеленом театре – огромная раковина, большая сцена, сборный концерт. И когда Гаркави представил меня как своего молодого коллегу – это было для меня честью. А еще Олег Милявский – блестящий конферансье. Как-то был концерт в Кремлевском Дворце съездов. Первое отделение вел Милявский, во втором выступал «Рэро». Милявский делал с публикой все, что хотел. Извините, но он мог бы даже снять брюки, и ему бы сошло с рук, настолько публика была в него влюблена – ему прощалось все. - Это, пожалуй, не хулиганство, а талант… - Конечно. Хотя он часто хулиганил. Например, он как-то объявил со сцены: «Послушайте самый свежий анекдот – Валентина Леонтьева стала народной артисткой Советского Союза». Он имел в виду знаменитую телеведущую. И ничего, простили. Так вот, на том концерте в конце первого отделения он вышел и сказал: «Я с вами прощаюсь». Зал недовольно загудел. А Милявский продолжил: «Но я передаю эстафету такому талантливому, такому замечательному, такому…» В общем, он меня расхвалил, а я вышел и от волнения и растерянности совершенно забыл свой текст. Огромный зал на шесть тысяч мест. А я не могу вспомнить ни слова. Я просунул голову за занавес и спрашиваю у Певзнера: «Котик, что я должен говорить?» Он так крепко выругался, что я тут же вспомнил все. И был успех. - Бывали неожиданные ситуации, когда приходилось реагировать немедленно? - Бывало. Например, каверзные выкрики из зала. Как-то в Ленинграде я упомянул в своем номере Куру, и вдруг из зала - ироническая реплика: «Что это еще за Кура?» Я ответил: «Зачем иронизировать? Кура – это река, на которой стоит мой город, столица Грузии. Я же не говорю вам, что «Нева» - это самые плохие лезвия для бритья». Если вы знаете, они так и назывались – «Нева». То есть, конечно, должен присутствовать элемент импровизации. Намертво заученный текст никогда не приведет к успеху. Конферансье – во многом и драматический артист. - Вы – артист, это очевидно. Кстати, несмотря на вашу скромную фильмографию, тот факт, что вы снимались у Отара Иоселиани в фильме «Апрель», дорогого стоит. - Я попал в картину совершенно случайно. К тому времени я уже окончил ГПИ, работал на кафедре, и на улице меня остановил ассистент Отара и предложил сниматься. Отар уже запустил фильм, у него играли другие актеры, но что-то произошло, и они расстались… Он уже спешил, и взял на главные роли Татьяну Чантурия и меня. Таня была журналисткой. Впоследствии работала собкором «Комсомольской правды», в «Известиях», на НТВ. Пять лет назад она, к несчастью, ушла из жизни. Кстати, их было несколько подруг – журналистки Татьяна Чантурия и Алина Силикашвили, художница Гаянэ Хачатурян, актрисы Софико Чиаурели и Лиана Лобжанидзе. Гаянэ написала про них картину «Утро странствующей фокусницы»... Отар Иоселиани был для меня мэтром. Это сейчас я понимаю, что разница в возрасте между мной и Отаром небольшая – всего четыре года. Работалось очень легко. Требований к нам было мало – мы должны были оставаться как можно более естественными. - К тому же в этом фильме почти нет слов – только одна минута звучащей речи. - Да, это облегчало нам задачу. Самое важное для меня, что с тех пор мы стали друзьями. И когда Отар последний раз приезжал в Тбилиси с фильмом «Шантрапа», конечно, пригласил меня с женой на просмотр. И мы сидели в одном ряду - молодые актеры, которые снимались в этом фильме Иоселиани, и я, который играл в его первом игровом фильме… - Как вы пришли на телевидение? - Наступило время, когда функция конферансье стала менее востребованой. Было такое. Даже Хазанов и Петросян стали выступать меньше. И я в сорок лет сделал чисто американский шаг. Знаете, американцы в этом возрасте часто меняют профессию и начинают все сначала. И я пошел на телевидение. Меня долго уговаривали стать режиссером. Но я не режиссер, а редактор – я и правил, и сам писал тексты для музыкальных, эстрадных телепередач. - Но ведь это совсем другая работа. Со сцены, из-под света софитов уйти в тишь редакторского кабинета… - Да нет, я и в кадре стоял, и концерты вел вместе с Донарой Кинцурашвили. - Не пожалели? - Нет, конечно. Не поступи я так, я бы не стал участником ансамбля «Картули хмеби» - «Грузинские голоса». Как раз в то время только-только открылась редакция народного творчества, и мы, несколько человек, туда перешли. Мы все время были вместе, много пели, и это хорошо получалось. Все сложилось само собой – председатель Гостелерадио Нугзар Попхадзе сказал, что надо бы совместить приятное с полезным и предложил придать нашему пению соответствующий вид, дать статус. Так возник ансамбль, который Попхадзе из профессиональной гордости назвал «Журналист». Но когда начались зарубежные гастроли, наш парижский импресарио заявил, что афишу с таким названием люди не поймут, и придумал для нас новое – «Картули хмеби». - Как сегодня поживает ансамбль? - К сожалению, четверо из десяти участников уже ушли из жизни. Каждый раз очень трудно находить замену ушедшему. Ведь этот ансамбль имел успех и нравился публике потому, что каждый из певцов – личность. Это не хор, где никого в лицо не узнаешь. Поэтому замену даже не то что трудно находить, а нет смысла. Просто кто-то приходит, занимает нишу, но остается самим собой. Говорят, что незаменимых нет. Как это нет? Есть незаменимые. Неповторимые. 9 июня в память об ушедших мы дадим концерт. Мы предложили принять участие в концерте нашим друзьям-корсиканцам – это ансамбль «A Filetta», название которого по-корсикански означает «Папоротник». Папоротник, вы знаете, древнейшее растение на земле. Ансамбль на этом делает акцент, то есть исполняет старинные национальные песни, и вообще представляет в мире искусство корсиканского полифонического пения. Они уже дважды приезжали в Грузию и выступали с огромным успехом. - А что происходит сегодня в квартете «Диэло», солистом которого вы также являетесь? - «Диэло» работает очень активно. Мы репетируем, готовимся – осенью, во время Тбилисоба, собираемся отметить пятидесятилетие ансамбля. Программа очень разнообразная, профессионально задуманная. У нас великолепный пианист – Дато Мазанашвили, и четверо певцов – руководитель Амиран Эбралидзе, Заза Мгебришвили, Гиви Габуния и ваш покорный слуга. - Значит, на юбилейном концерте будут звучать вокал и фортепиано? - Как правило, мы так и выступаем, иногда добавляем синтезатор. Но на юбилейном концерте в Большом концертном зале будет небольшой бэнд. - Сегодня у нас, слава богу, пушки не говорят, но общий политический фон напряжен. Должны ли музы молчать? - Конечно, не надо делать вид «ах, какие мы счастливые». Но искусство сопровождает историю. Каждому временному отрезку соответствует что-то характерное в искусстве. Какие великие песни родились во время Великой Отечественной войны! Как, кстати, органично и актуально прозвучали «Эх, дороги», «Темная ночь». Каждая эпоха создает свою музыку, свои песни. Я считаю, что и мы служим этому. - Вы тоже – примета времени… - Да. Именно песенное искусство первым откликается на историю. - Как вам кажется, имеет значение, на каком языке поешь? - Мы, конечно, поем на грузинском языке. У нас есть и значительный русский репертуар. Но сейчас он у нас не востребован. - Что вас сегодня больше всего радует? - Семья и творчество. Первый раз я женился по молодости и в 22 года стал отцом. - Имели неосторожность или счастье жениться? - Скорее счастье, чем неосторожность. Ведь любое проявление любви – это счастье. А я втрескался, и сколько меня не отговаривали, все-таки женился. Ранняя была женитьба. Через несколько лет брак распался. Я долго гулял холостяком, а потом встретил свою Нину и сразу решил остепениться. Я счастлив, что мы вместе и по сей день. У нас семеро внуков, и совсем скоро ожидается появление восьмого. Нина ШАДУРИ В четыре двенадцать отправление. Мы наконец получили "Скачать песню скрябин мама"бизоньи языки. Выражение лица вахмистра стало несколько строже, "Скачать клипарты на прозрачном фоне"и взгляд упал на карту. Балоуну надлежит "Скачать программы для записи музыки"распорядиться, чтобы на квартире, где будет ночевать он, то есть поручик Лукаш, "Скачать фильмы аватара"зажарили гуся, а остальным трем следить за "Закон о пожарной безопасности"Балоуном, чтобы он не сожрал половины. | |||||||
|
|||||||
