| А КАРАВАН ИДЕТ… |
|
Любая история начинается с родителей. В данном случае – с Наты Вачнадзе и Николая Шенгелая. Вы знаете, например, что, полюбив поэзию Маяковского, Николай, распираемый желанием поделиться этой любовью, поступал так – залезал на фонарь на проспекте Руставели и читал стихи. «Во весь голос», из всех сил. Его увидел великий Марджанишвили, почувствовал близкую душу, тут же усадил к себе в экипаж и увез на киностудию своего будущего помощника. Во время съемок картины «Двадцать шесть комиссаров» на бакинских нефтепромыслах вспыхнул пожар. Николай сразу бросился в огонь, спасать людей. Верико Анджапаридзе вспоминала, что его пытались удержать, но он вновь кидался в самые опасные места. И в эти минуты был счастлив. 9 декабря 1927 года Владимир Маяковский выступал в Театре Руставели. Успех был огромный. В переполненный зал вошла самая прекрасная пара Грузии. Маяковский прервал выступление и сказал: «Наташа, Николай! Что вы стоите, подойдите ближе, не стесняйтесь! Вот я вас здесь и обвенчаю принародно!» И весь зал смеялся и аплодировал, как бы признавая венчание свершившимся. Вот откуда идет родословная нашего собеседника. И он с подобающим почтением и в то же время совершенно на равных стоит в ряду великих. Что бросается в глаза при общении с ним? Простота и четкое ощущение дистанции. Вежливость и спокойствие. Слово «фольга», произнесенное с безупречно правильным и таким редким сегодня ударением на первом слоге… Что пленяет в его фильмах? Легкость восприятия бытия, чудесное легкомыслие, ощущение скрытого трагизма, тот самый «видимый миру смех сквозь невидимые миру слезы», умение улыбнуться, глядя в лицо беде, и даже в минуту отчаяния подарить надежду… Можно попробовать составить десятку лучших фильмов отечественного кинематографа, пятерку, тройку… В любой список обязательно войдет одна из картин Эльдара Шенгелая. Впрочем, при встрече он принял мои комплименты очень просто, а в ответ рассказал, что недавно молодые критики составляли такие списки. На первое место вышел фильм «Элисо» Николая Шенгелая. На пятое-шестое места – «Пиросмани» Георгия Шенгелая и «Необыкновенная выставка». - А «Голубые горы»? - спрашиваю поневоле. - Да, извините, я опустил. «Голубые горы» - на третьем месте. Так мы и начали разговор. И говорили под звучащую иногда мелодию из «Голубых гор» - так звонит телефон Эльдара Николаевича. - Недавно в одном из интервью вы сказали: «Думаю, пришло время вернуться в кино». Вы возвращаетесь? - Да, возвращаюсь. В марте пройдет съезд Союза кинематографистов Грузии, и я уйду с поста председателя. Меня избрали в 1976 году. Мне уже 80 лет, ну неудобно дальше быть председателем! Тем более, что я хочу снять фильм. - Я слышала, что не один фильм, а три. - Да, я мечтаю о трех фильмах. Один – о Кутаиси по сценарию Резо Чейшвили. Второй, документальный, - по произведениям Бориса Андроникашвили, моего двоюродного брата, который был замечательным писателем и историком и написал книгу о русско-грузинских взаимоотношениях. А еще Дато Турашвили пишет сценарий по пьесе Вацлава Гавела, которую перевел Давид Какабадзе. Но это, конечно, не чешский вариант, а грузинский. У Гавела действующее лицо – президент, и он как бы сам над собой смеется. А наш персонаж – некий главный министр, который никак не может распрощаться с властью. У нас даже сцена придумана, как он ласкает и обнимает стул. Стул – символ власти, и он для него ближе и дороже, чем жена, дети, родственники. - Кстати, о президентах. В честь вашего юбилея президент Грузии вручил вам Орден Сияния. Как вы восприняли эту награду и как вы вообще относитесь к наградам и званиям? Тем более, что вы – народный артист СССР, лауреат Государственных премий СССР и Грузии. - Награды никогда в моей жизни не играли особой роли. Мне важно было сделать хороший фильм. Я, конечно, очень благодарен президенту Саакашвили. Его появление было неожиданностью, никто не знал, что он придет на «Необыкновенную выставку», он позвонил директору музея Каландия за 20 минут до открытия (к юбилею режиссера в Музее театра, музыки, кино и хореографии прошла выставка, на которой были представлены фотоархив семьи Шенгелая, рукописи, эскизы, костюмы из фильмов. - Н.З.) А когда я подъехал к музею, полиция меня не пускала, ждали президента. Моему водителю пришлось объяснять, что я и есть тот человек, без которого выставка не откроется. В конце концов пропустили. Вы знаете, на выставку столько народу пришло, что я даже не успел поблагодарить всех. Это и было для меня главной наградой. - В России в эти дни по телеканалам шли ваши фильмы и программы, посвященные вам. - Да, я знаю. Я получил поздравительные телеграммы от многих деятелей культуры. - Отношения с российскими друзьями сохранились? - Конечно! - Никакие события на дружбу не влияют? - Нет-нет. Вы знаете, что в Тбилиси каждый год проводится фестиваль российского кино? Вначале на этот фестиваль приезжало пять, от силы восемь гостей. На последний фестиваль приехало тридцать. Начинается оттепель в отношениях. В середине января я был в Москве, повидался со многими кинематографистами. Правда, некоторых моих друзей уже нет… Политика и дружба – совершенно разные вещи. Хотя я думаю, что всякое проявление дружбы как-то влияет на политику. В этом смысле очень важен визит в Москву Католикоса-Патриарха Илии Второго. - А искусство может повлиять на политику? - Кино, конечно, не может полностью преобразить человека и общество, но оно, во всяком случае, указывает на болевые точки. Вообще искусство любой страны следует за национальной культурой. Культура Грузии – уникальна, очень значительна. Это основа, фундамент для нашего творчества. - Я хочу рассказать вам об одном случае. В 1984 году мне довелось присутствовать на городской комсомольской конференции – консервативной, строгой. По окончании участников ожидала культурная программа – показ фильма «Голубые горы». Такое, наверное, могло быть только в Грузии. Во-первых, выпустить на большой экран такой фильм! Во-вторых, комсомольским функционерам показать картину о том, как рушится система и потолок падает им на головы. Как этот фильм дошел до большого экрана? - Идея фильма принадлежала Резо Чейшвили, а сценарий мы писали вместе. Кинокомитет принял сценарий очень легко, на «Голубые горы» комиссия посмотрела как на развлекательную историю. До выпуска фильма на экран я должен был показать его в Госкино СССР. Так случилось, что Горбачев отдыхал в Пицунде и попросил Шеварднадзе привезти ему грузинские картины. Шеварднадзе привез «Голубые горы». Горбачев посмотрел фильм, очень смеялся, а потом сказал: «Если мы ничего не сделаем, на нашу голову свалится потолок». Приезжаю я в Москву, иду к Ермашу, председателю Госкино. Он начал мне объяснять, какую ужасную картину я снял. Я отвечаю: «Может быть, картина и плохая, но вот ему понравилась». И показываю на портрет Горбачева, который висел на стене. «А ты откуда знаешь?» - «Мне товарищ Шеварднадзе сказал». И стало ясно, что картину не закроют. Этот фильм для меня во многом связан с Сесилией Такаишвили. Мы познакомились у Верико Анджапаридзе, подружились и даже перешли на «ты». Сняться в картине я ее уговорил с трудом – она была очень нездорова. Я обещал снимать ее сцены в считанные секунды и слово сдержал. На премьере «Голубых гор», после просмотра, я спросил, как ей понравилась картина, и она пожаловалась на плохой звук (а у нее были небольшие проблемы со слухом). Я ей сказал, что сегодня показали плохую копию (соврал, конечно), а завтра будет показ хорошей. Назавтра мы с механиком подняли звук так, что весь зал оглох. А Сесилия была очень довольна и хвалила и картину, и качество звука. Последняя наша встреча состоялась в Большом зале филармонии. Я уговорил ее придти на показ, пообещав, что не попрошу сказать и слова. Кстати, на том просмотре был Серго Параджанов, которому картина очень понравилась. После показа я сказал зрителям: «Вот вам сюрприз», и вывел на сцену Сесилию. Надо было видеть реакцию зала – овации, цветы. А через три дня ее не стало… - «Голубые горы» с успехом шли и за рубежом. - Когда фильм показали в Индии, то все говорили, что это индийский фильм. Прекрасно приняли картину на Каннском фестивале. Хотя я должен вам сказать, о том, что происходило в Каннах, знаю по рассказам. Кроме Каирского фестиваля, где мы показали «Мачеху Саманишвили», я не был ни на одном фестивале. - Не выпускали? - Не выпускали. В Каннах картину просили в конкурсный показ. Ермаш не дал. Пустили в режиссерский. И это был единственный случай в истории фестиваля, когда картину показали дважды. После первого просмотра сразу пошли разговоры, что это очень интересный фильм, и состоялся второй просмотр, и зал был переполнен. О картине была хорошая пресса. Даже сравнивали с Гоголем и Кафкой. - В 1984 году фильм воспринимался как история о нашей тогдашней жизни. А сейчас понятно, что это фильм навсегда. Но как вам удается о горьких и тяжелых вещах говорить с легкостью? - У Хемингуэя есть знаменитое высказывание о блестящей вершине айсберга и той его части, которая скрыта под водой. То есть о простом тексте и сложном подтексте. Если делаешь фильм, который всего лишь блестит, ты в искусстве ничего не достигнешь. Завтра про это кино все забудут. А если сделаешь произведение, в котором есть и блестящая часть, и глубинная, оно останется навсегда. Таково кино Тенгиза Абуладзе, Ланы Гогоберидзе, Отара Иоселиани, Георгия Шенгелая, Резо Эсадзе, Саши Рехвиашвили, Тамаза Мелиава, многих других. Их фильмы смотрят по сей день. Кино на все времена. - С вами работали два Резо – Чейшвили и Габриадзе. Как вы находили друг друга? - В 1960-е годы директором киностудии «Грузия-фильм» назначили Михаила Квеселава. Это был очень интересный человек – философ, писатель, германист. Между прочим, он был переводчиком на Нюрнбергском процессе. Всех писателей, художников, композиторов, кого власть не признавала, он привел на студию. И содружество, возникшее при нем, предопределило то, что потом назвали феноменом грузинского кино. Я-то думаю, что феномен зародился еще в 20-х годах, когда в Грузии делали очень интересные фильмы. Потом начался социалистический реализм, и работать стало сложно. Но расцвет нашего кино начался в 1955 году, когда Резо Чхеидзе и Тенгиз Абуладзе сняли «Лурджу Магданы», фильм был показан на Каннском фестивале и получил специальное упоминание, а на фестивале в Эдинбурге – почетный диплом. - Н.З.) Нам все было ясно, враг – это советский режим. Но мы не снимали лозунги, это не искусство. Искусство – гораздо более сложное дело. Надо так сделать, чтобы внешне была занятная история, а за ней – большая мысль. - Вы говорите, враг – это советский режим. Но ведь с этим врагом как-то удавалось сосуществовать, и во многих людях есть ностальгия по советскому времени. Как это объяснить? - Понимаете, в то время в искусстве была цензура, но были и деньги. Сейчас цензуры нет и денег нет. Знаете, что важно? На «Грузия-фильме» была очень большая программа. Мы делали в последнее время 8-10 художественных фильмов в год. Кроме того – 15 телевизионных. Кроме того – мультипликационные. И около 100 документальных. Среди этих картин были и плохие, и средние, но были и очень хорошие. Поэтому сейчас очень важно, чтобы государство увеличило финансирование, а Национальный киноцентр в свою очередь финансировал субсидиями, то есть такими деньгами, которые не должны быть возвращены. При таких условиях мы будем снимать не 2-3 фильма, как сейчас, а больше. И если в их числе будет 1-2 хороших фильма, это будет очень хороший год. - А какова в кино роль не денег, а личности? Я помню, в 1988 году вы представили тбилисской публике Роберта Редфорда. Он по сей день остается символом красоты американской нации. Это важно для общества? - Очень важно. Я думаю, что везде должно быть так. - В грузинском кино долгое время таким символом была Ната Вачнадзе. А сегодня? - Мне трудно сказать. Абсолютного поклонения какому-то актеру сегодня нет. - Оно необходимо? - Обязательно. Знаете, в кино зрителя не интересуют ни режиссер, ни художник, ни композитор. На зрителя влияет актер, и никто другой. Он любит его, подражает ему. В моем детстве на экраны вышел фильм «Тарзан». Я помню, как дети начали скакать, прыгать и кричать, как Тарзан. И падать, кстати. Или «Три мушкетера». Мы, дети, поставили дома маленький спектакль по Дюма. То есть даже дети хотят делать то, что делает герой. Им нужен пример. - Может быть, сейчас такого уже нет? Раньше кино было лакомством… - Не думаю. Все-таки люди продолжают ходить в кино. Они хотят общаться, встречаться, ходить на свидания. Куда им пойти? - Место встречи изменить нельзя – кино. - Да. Единственная сложность – это дорого. А в СССР детский билет стоил 20 копеек. И мы прогуливали уроки, убегали «на шатало» и отправлялись всем классом в кино. - Если говорить о детстве – что вам дала семья, родители? И вообще, какова роль семьи в воспитании? - Огромная. В семье должны быть хорошие взаимоотношения. К сожалению, мой отец очень рано скончался, хотя я хорошо его помню. Он снимал в Кахетии фильм «Он еще вернется», который не закончил. Я ему помогал – шла война, многие ушли на фронт, и людей не хватало. Он меня попросил выполнить работу осветителя – держать щит с фольгой, который отражал свет. И держать надо было так, чтобы щит не дрожал. Знаете, я так любил папу, что просто окаменел с этим щитом в руках. И когда закончилась съемка, он мне сказал: «У тебя есть профессия – осветитель». Когда папы не стало, мама нас воспитывала так, что нам казалось – папа рядом с нами. Дома висел его большой портрет. По всем вопросам мама говорила – ваш отец сказал бы так, поступил бы так. - Каким вы были в детстве? - Непослушным. Учился плохо, на двойки-тройки. Занимался только по тем предметам, которые любил, - по географии, истории, литературе. Мама решила меня отдать в суворовское училище, и я сбежал из дому, три дня прятался на чердаке. Друзья приносили еду. Потом мама узнала, где я, поднялась ко мне, долго и ласково уговаривала меня вернуться домой. Я спустился, когда она дала слово никуда меня не отдавать. Вы знаете, мама вообще никогда не поднимала на меня руку, не повышала голос, не называла какими-то обидными словами. Никогда. Она просто со мной разговаривала, объясняла. - Наказывала? - Нет. - Как вы считаете, детей надо наказывать? - Нет, не думаю. Потому что в этом случае у ребенка возникает сопротивление и пропадает любовь. С ребенком надо разговаривать. И обязательно разговаривать очень спокойно. Так говорила со мной мама, и моя любовь к ней становилась все сильней. - Студенческие годы часто называют золотыми. Какими они были у вас? - Это были самые прекрасные годы. Я должен вам сказать, что тогда в стране развернулось строительство гидротехнических сооружений, и половина моего класса, и я в том числе, поступила в политехнический институт на гидротехнический факультет. Я проучился полгода и понял, что это не мое дело. Принес документы домой и сказал маме, что хочу быть режиссером и поеду поступать в Москву. Она очень расстроилась. - Она не знала ваших способностей или сомневалась в них? - Во-первых, она сомневалась, потому что я не проявлял способностей. А во-вторых, боялась, что, став режиссером, я останусь без работы, ведь Сталин тогда выдвинул тезис, что фильмов надо снимать мало, но хорошие. И мама попросила замечательного режиссера Додо Алексидзе проверить меня. Она думала, что он откажется от меня. А получилось наоборот. Я ходил к нему полмесяца, делал этюды, сам ставил, сам играл, и Додо сказал: «Ната, он очень способный парень. Не сомневайся, пусть идет своим путем». Мама достала мне программу для поступления, и я начал самостоятельно заниматься, очень серьезно. А потом мы приехали в Москву. Я маме сказал, что если она появится в институте, я сразу уйду. - Не хотели поступать как сын Наты Вачнадзе? - Хотел поступить или не поступить сам, без протекции. Пошел сдавать. А буква «ш» в конце. Пришел к девяти. Уже пять часов, а до «ш» еще далеко. Вдруг мне говорят, что меня внизу спрашивает какая-то женщина. Спускаюсь – мама. Я говорю – ты что, хочешь, чтобы я ушел? А она отвечает – ты голодный, пойдем, где-нибудь перекусим. Мы пошли на Белорусский вокзал, зашли в маленькое кафе. Мама заказала поесть и рюмку водки. Я изумился. Мама водку никогда не пила. Она очень любила свою Кахетию и за обедом выпивала стаканчик «саперави» и нам с братьями наливала по рюмочке вина. Как лекарство. А тут – водка. А она говорит – это для тебя, успокоишься, согреешься. Я выпил. Пошел на экзамен. И сдал. Правда, сочинение на тему «Горький и социалистический реализм» переписал со шпаргалки. А педагог потом ставил меня в пример остальным абитуриентам и стыдил русских – вот, мол, грузин написал прекрасное сочинение и получил единственную пятерку. В институте в первый же день я познакомился с Алексеем Сахаровым, который стал моим другом на всю жизнь. Я его называл своим третьим братом. Мы с ним поставили дипломную работу «Легенда о ледяном сердце». Откровенно говоря, я недавно посмотрел эту картину. Очень слабая. Потом мы с Лешей поставили «Снежную сказку», где сыграл Евгений Леонов, и это была одна из его первых ролей в кино. Картину показали на правительственных дачах. Уж не знаю, кто ее смотрел, но она не понравилась, и заплатили нам очень мало. На эти деньги я купил ночной горшок, и моя жена Ариадна очень обрадовалась – у нас родилась первая дочка Наташа, и он оказался кстати. Потом мы хотели снимать «Портрет» по Гоголю. Но руководитель объединения Иван Пырьев заявил, что не время ставить Гоголя, надо снимать современные фильмы. Я пошел в канцелярию «Мосфильма» и написал заявление об уходе. А мне говорят: «Ты дурак, что ли? Люди мечтают сюда попасть. Даем тебе неделю, может, одумаешься». Через неделю я пришел, забрал документы и уехал в Тбилиси. Начал работать на «Грузия-фильме». В 1966 году мы с Тамазом Мелиава поставили «Белый караван» по рассказу Мераба Элиозишвили. Изначально картина называлась «Перекрестки дорог». Но фильм посмотрел Нодар Думбадзе (я вам уже говорил, что на киностудии был собран блестящий состав профессионалов) и сказал: «Название не годится, назовите «Белый караван». Так и назвали. Кстати, снимать этот фильм было тяжело. - Почему? - Потому что работали с овцами, а это очень сложно. В день мы снимали, наверное, всего лишь плана два, не больше – заставить овцу повернуться, как тебе надо, невозможно. - Потом вы сняли два фильма по сценариям Резо Габриадзе – «Необыкновенную выставку» и «Чудаки». - Я говорил и повторю еще раз, что Резо Габриадзе сыграл очень большую роль в моей жизни. Каждый художник ищет свой почерк. Я его нащупал на съемках «Снежной сказки», а в общении с Резо нашел окончательно. «Необыкновенная выставка» вышла на экран без купюр во многом случайно. Картину принимал в Москве председатель кинокомитета Романов. Смотрели грузинский вариант. Резо переводил, я сидел рядом. По окончании Романов говорит: «Фильм не получился. Завтра я вам выскажу мои замечания, если вы их учтете, получится обыкновенное среднее кино». Приходим на следующий день, а в кабинете роскошный стол накрыт. Мы изумились – неужели для нас? Но тут вошел французский атташе, и все стало ясно. А Романов поскорее выпроводил нас, сказав, чтобы мы вырезали только ту сцену, где Агули что-то кричит про Гитлера. Я так и сделал. Но вырезал ее не из негатива, а из обыкновенной позитивной пленки. Вообще в тот год все были заняты подготовкой к 100-летию со дня рождения Ленина, и «Выставка» проскочила на экран. А «Чудаки» возникли из идеи Габриадзе снять фильм про первых грузинских летчиков. Мы собрали огромный материал, но в процессе работы замысел менялся, и в итоге возник тот сценарий, по которому и сняты «Чудаки». Кстати, это русское название – редактор в Москве не пропустил название «Чокнутые». «Чудаки» - картина, где особую роль сыграла музыка. Когда мои друзья посмотрели готовый фильм, но без музыки, то сказали, что картина не состоялась. Но как только в финале зазвучала музыка Гии Канчели в интерпретации Джансуга Кахидзе, все получилось. Между прочим, технически эта картина была очень сложной, и нам помогали военные – я имею в виду финальные кадры. - Сценарий для «Мачехи Саманишвили» вы писали вместе с Резо Чейшвили. - Я вообще очень люблю творчество Давида Клдиашвили. В свое время мой отец вместе с Серго Клдиашвили написал сценарий «Мачеха Саманишвили», и Котэ Марджанишвили снял немой фильм. Это в какой-то мере послужило для меня толчком тоже снять фильм по этому произведению. А с Резо Чейшвили мы были и остаемся большими друзьями. Кстати, Имеду Кахиани на роль Платона предложил именно он. - А как вообще вы выбираете актеров? В ваших фильмах часто играют непрофессионалы. - Для меня главное, чтобы человек по своей природе был артист. Например, Гурам Лордкипанидзе, исполнитель главной роли в «Необыкновенной выставке», был моим ассистентом. - Эльдар Николаевич, что сегодня представляет для вас главную ценность в жизни? - Я все время слежу за тем, что происходит в мире. Я человек, и мне хочется, чтобы человечество жило в мире. Меня очень беспокоит то, что происходит в Сирии, Египте. Я хочу, чтобы в мире воцарился мир, чтобы человечество заботилось о себе, чтобы расцветали культура, знания, искусство. И чтобы все, что делает человек, было на пользу человеку. Это, конечно, мечта о том, чего никогда не будет. Человечество всегда воюет, и всегда есть какой-то раскол. Но мечта есть мечта. - Дай бог, чтобы и эта, и другие ваши мечты осуществились. От всего сердца еще раз поздравляем вас с юбилеем и с нетерпением ждем ваше новое кино! - А я хочу поблагодарить ваш журнал за то большое дело, которое вы делаете во благо грузино-российских отношений. Спасибо! Нина ЗАРДАЛИШВИЛИ | |||||||
|
|||||||
