click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Наука — это организованные знания, мудрость — это организованная жизнь.  Иммануил Кант


Тяга к музыке

https://lh3.googleusercontent.com/rf29uvr4GjLERkiaTEwPFAZOvfvjIxM6WDMtKpy45B4Acbd8V1psy_rhmqQxy54IEi_S5NrKNU7Qj_Lg47hZsMYF9AkaFy-Bj6E86W05xH16TXIIBjO3J12gWAtDTGMlhsGdHqq4yHSUZibd-PeodJN-kXBTfbuTEnJGBISdcOU43Ac8IJ0-mGAos3IbiLp21y0C3xjPBkrmG6nOJ46_YVQpTHyJ-s3sySdjxeD8xHHtpWePtE_ZRA_YZ71udnxeDbAOAJ5_kyr7pffH4XKXqTHU7epwJiGIy8NKLQODEEShlfhyNTDYwl5hZYf1yTjsp5LXURIHOEsDLT-PcdKUFwbOHdOE7HlS9-AMge57whF5dxJwrLU2PXbz9be0S90kyM7765_zFG1vvb5EPcnoEr9kPyycqTJqOGoiDBN6FP6tq3WOoJ2aZPRgPGO8eB3ovB59QmxJB37Wn4bIlZlAYhH5HBMc56ef_RN8QJ9NH0fNCmvdJ_NrRezl8Vlfrc_7mCb2_dbIM2wo2OYRG3Xm3D-QxgV73BNfvJUq-y_VgMXNr1nEEbzslyf0z25X8IdIMO0l=s125-no

Каждого, кто входит в музей Тбилисской консерватории, на стене справа  от дверей  встречает портрет молодого человека в мундире офицера саперного батальона. Это Василий Давидович Корганов, музыковед, композитор, журналист и писатель с широким спектром интересов, видный общественный  деятель и неутомимый  библиограф. Свой трудовой  путь он начал в Тифлисе, городе, где родился (1865), покинул его в юности для получения высшего образования в северной столице и вернулся назад в статусе выпускника Петербургского Военно-инженерного училища.
О фамильных корнях Давида Корганова мне рассказал Сергей Мартынович Гевенян, ныне проживающий в Германии, инженер и библиофил, пытливый собиратель материалов о живших в Тбилиси в 19-20 вв. армянских интеллигентах,  автор замечательной книги «Мой Тифлис». От Земфиры Левоновны Семеновой, зав. музыкальным отделом Ереванской публичной библиотеки он узнал, что родина Коргановых – село-крепость у подножия Арарата, что выходцы из этого села воспитывались в сознании высокого воинского долга перед родиной, и в дальнейшем, участвуя в войнах, нередко становились генералами.
Сергей Мартынович любезно способствовал тому, чтобы из Еревана мне выслали сборник «В.Д. Корганов. Статьи. Воспоминания. Путевые заметки»; его составителем, наряду с М.Г. Арутюнян, была З.Л. Семенова (Ереван, 1968). Без этого пособия работа над статьей была бы невозможна.
Тяга к музыке была неотъемлемой частью быта Коргановых, а в центре его был Давид Корганов, образованный юрист и заботливый семьянин. Тяга возникла из музицирования на фортепиано и семейных дуэтов флейты с фортепиано, большими почитателями которых были  отец с матерью Василия. От матери мальчик воспринял  навыки  игры на рояле. В дальнейшем его педагогом стал Э.Ф. Эпштейн, основатель школы фортепианной игры в Грузии, о котором его ученик, уже став писателем, высказывался с большой теплотой. Освоение игры на фортепиано шло одновременно с занятиями в гимназии, затем в реальном училище. С этим сочеталось систематическое изучение музыкально-теоретических предметов, которым руководили замечательные музыканты и общественные деятели Константин Михайлович Алиханов и Генарий Осипович Корганов, получившие образование в  учебных заведениях России и Европы. С отроческих лет Василий пробует  силы в концертных выступлениях, и армянская газета «Мшак» предсказывает ему блестящее будущее пианиста. Однако, соприкоснувшись с музыкальной жизнью Петербурга, он понимает цену истинному исполнительству. Выбор будущей профессии остановлен на поступлении в Военно-инженерное училище; в то же время принимается серьезное решение о художественном самообразовании.
Случилось так, что в училище, студентом которого стал Корганов, курс фортификации вел Цезарь Антонович Кюи. Он  известен  как  композитор, участник «Могучей кучки»  и музыкальный  критик,  но немногие знают, что он также  был видным ученым в области военно-инженерного дела, инженер-генералом, заслуженным профессором Петербургской Инженерной академии. При его содействии Василий углубленно знакомится с музыкальной литературой, получает доступ не только на концерты, но и на экзамены в консерватории, где проводит все свободное от занятий время.
Большое  значение в формировании В.Корганова как будущего организатора музыкального образования, концертно-театральной жизни и музыкальной критики в Грузии, имели встречи не только с Кюи, но также наблюдение за просветительской деятельностью Антона Григорьевича Рубинштейна, который стал его кумиром. Однако, при всем преклонении перед этими  именами, интересы начинающего музыканта характеризовались достаточной независимостью; его предпочтения в русской музыке адресовывались, прежде всего, к музыке Чайковского,  одинаково неприемлемой для обоих его небожителей.
Совершенствование музыкального образования интенсивно продолжилось в г. Сарыкамыше, городе в Карской области, где после окончания училища предстояло  начать  военную службу. Такое распределение, мягко говоря, нельзя назвать удачным. Высокогорный район с резко континентальным климатом, суровой зимой и изнурительной летней жарой, небогатой  историей, единичными скульптурными памятниками неизвестным персонажам и одинокой мечетью в центре города. Работа не казалась обременительной, она оставляла достаточно времени для свободных занятий, и, окруженный книгами, новоявленный сапер не только расширяет свои художественные знания, не только изыскивает возможности заняться журналистикой, но и готовит к изданию брошюру «Людвиг ван Бетховен». Она положила начало коргановской бетховениане, неоднократно всплывающей на творческом пути исследователя. В 1888 г. в Тифлисе вышла книга «Жизнь и сочинения Людвига ван Бетховена», в 1900-м – ее новый вариант в Санкт-Петербурге («Биографический этюд, основанный на письмах, «Людвиг ван Бетховен»), который был признан как первое на русском языке серьезное исследование о венском композиторе. Материалы о Бетховене публиковались и на немецком языке  (СПб. «Русская музыкальная газета». 1903, №12).
Не прекращая работы в саперном батальоне (она длилась до 1896 г.), в 1888 году Корганов переводится в Тифлис. «Эту дату следует считать началом музыкально-литературной деятельности, продолжавшейся около полувека», – пишет его биограф. Поначалу  журналистские опусы отсылаются в редактируемый Ц.Кюи журнал «Музыкальное обозрение». Однако очень скоро круг авторских интересов охватывает все больше периодических изданий с тем разнообразием тематических ответвлений, которыми изобиловала пресса: «Артист», «Баян», «Театр и жизнь», «Новое время», «Новое обозрение», «Кавказ», «Тифлисский листок», «Нувеллист» – и это далеко не полный перечень.
Статьи и очерки Корганова написаны на прекрасном русском языке. Они увлекательны, остроумны. Едкая критика соседствует с безмерным восторгом, который льется из-под пера автора при встрече с поразившей его личностью, наблюдением за происходящими событиями в культурной жизни или отдельным явлением. Меткость художественного взгляда, богатый вкус способствовали распознанию доселе неведомых, прозябавших в неизвестности талантов. В ту пору у истоков профессионального воспитания певцов в Тифлисском музыкальном училище, наряду с Варварой  Михайловной Зарудной, женой М.М. Ипполитова-Иванова и солисткой оперного театра, был Дмитрий Алексеевич Усатов, тенор, в недавнем прошлом артист Большого театра. Однажды в «живых упражнениях» вокальных классов, которые проводились в присутствии публики, Василия Давидовича поразил «юный, долговязый, весьма жалко одетый блондин» своим исполнением арии дона Базилио о клевете и потрясающей интерпретацией арии Мельника из «Русалки». На следующий день в газете «Кавказ» появилась заметка, возвещающая о рождении великого таланта. Ее автор Василий Корганов не побоялся пафоса в провозглашении этого едва оперившегося юнца, каким предстал перед слушателями Федор Шаляпин, будущим триумфатором.
«Прочитав эту заметку, – говорит великий артист в своих мемуарах, – я с трепетом душевным почувствовал, что со мною случилось что-то невероятно, неожиданно, чего у меня и в мечтах не было. Я, пожалуй, сознавал, что Мельник спет мной хорошо, лучше, чем я когда-либо пел, но, все-таки мне казалось, что заметка преувеличивает силу моего дарования. Я был смущен и напуган этой первой похвалой. Я понимал, как много от меня потребуется в будущем».
Заметка об ученическом бенефисе Шаляпина положила начало продолжительной (более трех десятилетий) дружбе ее автора с великим артистом. Их переписка с захватывающей событийностью культурно-художественной панорамы содержит ценные предпосылки для
обстоятельного исследования.
Именно в воспоминаниях Корганова со всей полнотой раскрылась феноменальная музыкальная одаренность юного Шаляпина, еще не ведающего о значении специального образования. В доме Коргановых по воскресеньям собирались оперные артисты, преподаватели музыкального училища, иногда заезжие гастролеры. Среди них бывал и Шаляпин, уже солист Тифлисской оперы. Приемы давались с щедростью, на которую позволяло рассчитывать скромное жалование мирового судьи (глава семьи Давид Корганов) и его сына, саперного поручика. Однажды в гости пришел недавний выпускник Московской консерватории Матвей Леонтьевич Пресман. Уроженец Тифлиса, в будущем известный педагог и выдающийся специалист по методике преподавания игры на фортепиано, он привел с собой Леонида Александровича Максимова, который совершал гастрольное турне. При всех своих заслугах, оба музыканта вошли в историю музыки прежде всего как воспитанники легендарного Николая Сергеевича Зверева, который, вместе с С.В. Рахманиновым, безвозмездно принял их в свой частный пансион. В тот вечер Пресман принес с собой клавир тогда никому не известного «Князя Игоря» А.П. Бородина и стал играть, восторженно расхваливая музыку. Неожиданно за спиной пианиста раздался голос Шаляпина. «Я был поражен его свободным чтением нот с листа, а Максимов, видавший виды, был удивлен той свободой и соответственной экспрессией, с которой юноша все смелее стал петь партию Игоря». Еще больший восторг вызвало исполнение последней арии Мельника.
Пение незнакомой партии с листа настолько поразило Корганова, что он, не видя большого рвения Шаляпина к художественному образованию, решил заняться этим сам. Певцу было предложено приходить по воскресеньям на час раньше других. Встречая гостя, Василий раскладывал перед ним ноты с различными ариями или романсами. Выяснялось, что многие романсы Глинки, Шуберта, Шумана он видел впервые. Аккомпаниатора восхищала не только удивительная легкость в овладении незнакомым текстом, всегда с подъемом и увлеченностью; его очаровывала загадка мгновенного формирования исполнительской концепции даже тогда, когда восприятие новой музыки требовало усиленного внимания. Иногда на занятиях присутствовал оперный певец Франковский, который превратил свои восторги в забавный театр пантомимы. Учась в Петербургской консерватории, он завораживал пением ее директора А.Рубинштейна, который пророчил великое ему будущее. Однако пение Шаляпина, партнера по оперным спектаклям, привело к роковой переоценке своих возможностей: «Какой я артист? Вот артист – Шаляпин, ему и учиться нечему». «Года через два Франковский променял артистическую карьеру на службу в одном из петербургских банков», – сообщает Корганов.
Весной 1894 года состоялся бенефис Шаляпина, давший  ему материальную возможность для переезда в Петербург. Снабдив певца рекомендательными письмами, Василий Давидович проводил его со словами: «Большому кораблю большое плавание». Шаляпин  всегда  помнил о роли, которую сыграл в его жизни Корганов, и через несколько лет, встретившись в Петербурге, познакомил его с красавицей, тогда еще гражданской женой, Марией Валентиновной Пертцольд, со словами: «Это моя няня, мой опекун… Он поддержал мои первые артистические шаги, он пристроил меня в тифлисскую оперу, он дал мне рекомендательные письма сюда. Вот его «Элегию» я пою в концертах…».
До сих пор мы не говорили о Корганове-композиторе, но на этом эпизоде следует остановиться. Пользуясь случаем, Корганов передал Федору Ивановичу лежащую в портфеле рукопись романса «У врат обители святой». Проиграв мелодию на рояле, Шаляпин был очень доволен и загорелся желанием немедленно ее спеть под аккомпанемент Александра Ильича Зилоти (двоюродный брат Рахманинова, пианист и дирижер). Автор романса отправился в нотный магазин, чтобы сделать копию для аккомпаниатора, но, не застав издателя, нарвался на полуграмотного владельца магазина. Тот, очевидно полагаясь на отношение Шаляпина, предложил бешеный гонорар за право отказаться от собственности на романс. Тщетно объяснял ему Корганов, что не всякий предмет расценивается на рынке по достоинству, что Легар заработал на издании «Веселой вдовы» больше, чем Моцарт за все свои семьсот композиций. Рукопись пришлось отдать, и тут же была предложена выгодная сделка вокруг нового романса. От нее автор категорически отказался, не предполагая, однако, какой «капкан» готовит ему «издательская эпопея». Вспоминая об этом, Корганов, ироничный, подчас жесткий критик в оценке поступков своих и чужих, не жалел красок для описания ситуации. Новый романс был отпечатан с грубыми ошибками и послан Шаляпину, но, видимо, Зилоти объяснил дрянность пьесы, приведшей певца в восторг. Шаляпин, кажется, никогда не пел и не вспоминал о нем, а «Элегию» он пел в концертах лет десять».
В 1917 году в журнале «Летопись», который издавал Горький, были опубликованы «Мемуары» Шаляпина. По манере изложения, «неточностям, ляпсусам и опечаткам», ошибкам в событийности и гипертрофированном изображении нищеты в детстве и отрочестве угадывается присутствие «чужой руки». Поговаривали, что текст писал Горький под диктовку Шаляпина. Опровергая ряд фактов, Корганов посчитал необходимым высказаться о возмутившем его искажении истории о меценатском покровительстве в Тифлисе. В соответствии с текстом, Д.Усатов, заметив талант ученика, отправил его «к владельцу какой-то аптеки или аптекарского склада, человеку восточного типа», который стал платить ему ежемесячную стипендию в 10 рублей. Этот «человек восточного типа» – К.М. Алиханов, никакими «восточными чертами» не обладавший, известный общественный деятель с высшим образованием, в молодости преподаватель фортепианной игры, долгое время был всесильным председателем Тифлисского отделения ИРМО, вместе с тем, председателем правления «Кавказского товарищества торговли аптекарскими товарами»; Шаляпин как благодарный бывший стипендиант, впоследствии при каждом своем приезде в Тифлис посещал Алиханова и мог бы упомянуть о нем в ином тоне».
Занятия с начинающим Шаляпиным – свидетельство того, как бережно относился Корганов к учащейся молодежи. В Тифлисском училище он преподавал историю музыки и эстетику и сделался активным членом ИРМО. В докладах во время заседаний он призывал следовать постановке музыкального образования в Петербурге и странах Европы. Результатом изучения музыкально-педагогического дела в России и в Европе явился проект реформ в Уставе ИРМО, который получил одобрение на заседаниях Тифлисского отделении, и в прессе появились одобрительные отзывы. Однако не все в работе общества казалось Корганову убедительным, а некоторые положения явно возмущали. Договорившись с Алоизием Мизандари и Дмитрием Усатовым, он создает оппозиционную группировку, которая во главе с Алихановым осуждает деятельность М.М. Ипполитова-Иванова (сторону последнего представляли Ис.Питоев, И.Андроникашвили). Конфликт проистекал из выдвинутого группой Алиханова протеста против участия учащейся молодежи в спектаклях основанного Питоевым Тифлисского театрального общества. Вред таких выступлений связывался с частными интересами театра Питоева: в его постановках оппозиционерам виделась эксплуатация учеников. Разразился скандал, получивший огласку в прессе. Питоев отверг предъявляемые обвинения, указывая на органичность взаимосвязи процесса обучения певцов и деятельности Артистического общества. В ответ на резкую критику в «Новом обозрении» он заявил: «Искусство в нашем крае не столько развито, чтобы одна его отрасль не нуждалась в поддержке другой, от взаимной помощи получится обоюдная польза». Но никакие доводы не могли повлиять на убеждение Корганова. Вслед за Алихановым он выходит из состава ИРМО, но, как оказывается, не безвозвратно. В 1894 году в газете «Кавказ» (№259) под рубрикой «Вокруг театра» была опубликована статья, где в эпиграфе прозвучали слова Некрасова: «Да, бог милостив! Русский народ / плакать не любит, а больше поет». Автор (В.Д.К. – М.К.) рассказывает об успехах выпускников тифлисского училища и о том, как растет его контингент. «После» «смутного» периода, – говорится в статье, – которое пережило наше музыкальное общество в сезон 1893/4 года, мир и согласие вновь воцарились в нем, а время и труд, которые убивались на личные столкновения, вновь посвящаются интересам учреждения и общего дела». Приводится список выпускниц-пианисток, которые поступили в Московскую консерваторию в профессорские классы Сафонова и Пабста.
В 1900 году Корганов начинает выпускать первый в Закавказье ежемесячный научно-литературный журнал «Кавказский вестник» на русском языке. На его страницах в полной мере выразилась блистательная эрудиция и объемность художественных интересов его создателя: среди авторов И.Чавчавадзе и А.Церетели, Н.Марр и Веселовские (историк литературы Александр Николаевич и Юрий Николаевич, поэт, переводчик, критик, сыгравший важную роль в изучении армянской культуры), Комитас, Раффи, А.Ширванзаде, К.Хетагуров. В архиве «Кавказского вестника», в числе других, хранятся письма В.Г. Короленко, Д.И. Менделеева.
Корреспонденты нового издания – современники его основателя, однако в приложении к журналу публикуются записки знаменитого французского путешественника Жана Шардена (1643-1713).
Хочу привести отклики некоторых авторов на проект издания журнала: «Милостивый Государь Василий Давидович!
Основание журнала на Кавказе я считаю важным шагом вперед… Если мы сойдемся во взглядах, включите мое имя в число сотрудников. Готовый к услугам А.Веселовский». А вот выдержка из письма другого корреспондента – Ю.Веселовского: «…посылаю Вам небольшой этюд, посвященный еще никем не разработанному вопросу, – о Пьере Корнеле, как авторе трагедии из армянской истории».
Статьи самого Корганова в «Кавказском вестнике» объединены в цикл под общим заглавием «Взгляд в нечто». Все они талантливо написаны и выразительно передают портреты главных персоналий. Так, очерк «Иван Константинович Айвазовский» начинается эпиграфом из стихов автора: «Кисть вдохновенная упала / из рук великого творца», где художник предстает как «могучий царь морской стихии / и моря пламенный поэт». Другой очерк – многочастное эссе «Опять в Италии» – с дивной природой, льющимися потоками полуденного солнца, поражает не только охватом увиденного, но также даром скрупулезного вникания в историю памятников культуры. Помня о допустимой для журнала протяженности статьи, продолжим знакомство читателя с разделами цикла «Взгляд в нечто» через перечисление их названий: «Tempi passati и «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи»; «Опера в театре Ла Скала и вообще всюду»; «Болонья»; «Музы во Флоренции»; «Памятники былого величия Тосканы». И еще один, обособленный от предыдущих «взгляд» – «Берлинские развлечения».
Одновременно активно продолжается участие Василия Давидовича в работе Международного Музыкального общества. Оно было организовано в 1899 году, по инициативе немецкого ученого О.Флейшера, имело национальные секции во многих странах и просуществовало до начала Первой мировой войны. Конгресс ММО стимулировали поездки по странам Европы, где состоялись встречи с такими корифеями, как И.Брамс, Ж.Массне, К.Сен-Санс. Во время поездки в Италию два дня он гостит у Верди на вилле «Santa Agata». Однако более всего его покорил тот интеллектуальный мир, который предстал ему в общении с представителями ММО. Поэтому на 2 года он поселяется в Берлине, где в университете слушает лекции по физиологии, психологии, истории искусства и музыкально-теоретическим предметам у профессоров О.Флейшера, М.Фридлингера, И.Вольфа. Под впечатлением этих лекций, он целиком уходит в исследовательскую работу, решив заниматься журналистикой лишь в особых случаях. Впечатления, вынесенные после III конгресса ММО, стимулировали выход в свет «биографического этюда» (так назвал его автор) о Моцарте.  С живостью и увлекательностью представлено в воспоминаниях о конгрессе описание торжеств, посвященных столетию со дня смерти Гайдна.
В круг интересов Корганова всегда входили вопросы народной музыки. Его книга «Кавказская музыка» нацелена обратить внимание русского читателя к грузинской и армянской народной музыке – светской и духовной, а также к особенностям народной хореографии. К этому направлению относится и  работа о грузинских волынщиках (мествире), которая была переведена на немецкий язык (журнал «Zeitschrift» ММО). Однако некоторые положения авторских позиций явно неприемлемы. Прежде всего это категорическое отрицание гармонизации народных мелодий как в обработках, так и профессиональных опусах, нарушающей их аутентичность. Разносу подверглись такие корифеи, как Комитас, Армен Тигранян, что неоднократно оспаривалось армянскими музыковедами.
Творческий путь Корганова был озарен встречами с выдающимися современниками; о некоторых мы упоминали в связи с поездками во Францию и Италию по линии ММО. В разное время, а подчас и одновременно, он общался с Горьким и Алексеем Толстым (в Херингсдорфе), А.Г. Рубинштейном, П.И. Чайковским в Тифлисе (эти знаменательные встречи запечатлелись на страницах воспоминаний о Рубинштейне и ставшей раритетом книге «Чайковский на Кавказе»). На курортах Минвод произошли знакомства с К.А. Станиславским, С.В. Рахманиновым (позже во время тифлисских гастролей композитор становился  ежедневным гостем дома Коргановых), дирижером и легендарным контрабасистом С.А. Кусевицким, а также Эмилией Шан-Гирей, падчерицей Эмилии Верзилиной, сыгравшей не лучшую роль в истории гибели Лермонтова. Наконец, в Вене и Берлине в число друзей и собеседников Василия Давидовича вошли естествоиспытатель и философ-монист Эрнст Генрих Хеккель и Эдуард Ганслик, музыкальный критик, профессор Венского университета, теоретик формализма, имя которого во времена коммунистов произносилось шепотом. Тем не менее в конце жизни Корганов напишет в своей «Автобиографии»: «В эстетике был последователем Э.Ганслика».
Заканчивая перечисление встреч и имен, хочу привести исторический случай, уводящий к визиту в Тифлис А.Рубинштейна. Однажды именитого гостя пригласили на обед по подписке в загородном саду «Ваза». Обстановка этого вечера, где присутствовали «сливки» городской интеллигенции, показалась Корганову крайне неинтересной, и он решился на смелый поступок. На извозчике он отправился в музыкальный магазин, и, договорившись с владельцем, вывез в освещенный луной сад рояль фирмы «Беккер». Втайне от пианиста инструмент установили на подмостках землянки. Артист согласился играть в импровизированной «камерате», но только в полной темноте, при погашенных свечах. «Это было нечто волшебное… Сыграв девять пьес, Рубинштейн встал. Общее очарование не было нарушено рукоплесканиями… лишь некоторые выразили громко свой восторг», – вспоминал Корганов.
После установления советской власти в Грузии В.Д. Корганов по командировке Наркомпроса в июне 1921 года выезжает с семьей за границу. Через четыре года, потеряв сына, лечившегося в Лозанне, Василий Давидович получает из Армении приглашение занять должность заместителя директора Публичной библиотеки. Он отправляется в Ереван, где остается до конца своих дней, плодотворно отдавая себя работе исследователя и лектора (с 1926 года В.Д. Корганов – профессор-консультант и член художественного совета Ереванской консерватории). Свою огромную библиотеку (7 тысяч томов) и уникальные коллекции дарит Публичной библиотеке, при сохранении пожизненного права пользоваться этими материалами.
В.Д. Корганов скончался после мучительной болезни 6 июня 1934 года. Похоронен в Ереванском Пантеоне деятелей культуры и искусства.


Мария Киракосова


Киракосова Мария
Об авторе:
Музыковед. Доктор искусствоведения.

Член Союза композиторов Грузии. Преподаватель музыкально-теоретических дисциплин. Участник международных конференций по истории музыки.
Подробнее >>
 
Пятница, 01. Ноября 2024