Умного, интеллигентного актера Станислава, Славу Натенадзе, увидев однажды, не запомнить невозможно. Он профессионал, поэтому все, к чему прикасается его волшебная артистическая палочка, вызывает неподдельный интерес. На протяжении многих лет мы наслаждались игрой Славы в самых разных ролях. Это и Наполеон в пьесе «Избранник судьбы» Бернарда Шоу, и Городничий в гоголевском «Ревизоре», и чеховский персонаж из спектакля по рассказам писателя «Жизнь прекрасна!», и Карабас-Барабас из сказки «Буратино».
Вспоминается прекрасная работа Славы Натенадзе в спектакле Ираклия Апакидзе «Эмигранты» Станислава Мрожека. Актеры Ираклий Апакидзе и Слава Натенадзе воплотили на сцене две противоположности: первый – интеллигент, писатель, интеллектуал, человек духа, второй (его и играет С. Натенадзе) – работяга, с примитивным, даже рабским самосознанием, готовый вкалывать как проклятый день и ночь ради того, чтобы скопить денег. Меткую характеристику ему дает интеллектуал: «Там (то бишь на родине) ты был раб государства, здесь (в эмиграции) – собственной алчности!» Тем самым он подчеркивает, что рабское самосознание не всегда связано с социально-политической системой, воспитавшей человека. Это – качество, вообще присущее природе некоторых людей. Слава Натенадзе играет суетливого, скупого, лживого субъекта с дурными манерами. И тем не менее его герой вызывает чувство сострадания, когда под Новый год почти по-детски скучает по дому и лежит на постели, спрятав голову под подушку, или когда в порыве оскорбленных чувств уничтожает с таким трудом накопленные деньги, а потом пытается свести счеты с жизнью. При всей своей правоте вальяжный интеллектуал, читающий Артура Шопенгауэра, в сценическом воплощении Ираклия Апакидзе кажется даже жестоким в своих обвинениях и провокационных поступках в отношении соседа по комнате. Но это жестокость хирурга, удаляющего из организма больного опухоль. В итоге в рабе пробуждается самосознание свободного человека, к нему приходит острое понимание того, что он, по сути, мало отличается от животного, потому что живет, как собака…
Не забыть блистательный творческий альянс Станислава Натенадзе и Людмилы Артемовой-Мгебришвили – артистов, которым подвластны разные жанры и стили – в инсценировке юмористического рассказа «Хороший конец» в спектакле «Жизнь прекрасна!». В дуэте со своей замечательной партнершей он создал сочный образ, демонстрируя недюжинное комедийное дарование.
Очень удачными для артиста оказались две встречи с Гоголем. В спектакле «Ревизор» Слава Натенадзе сыграл Сквозник-Дмухановского и предложил (вместе с режиссером Авто Варсимашвили) нетрадиционное решение образа. И вот как оценила, к примеру, украинская критика эту работу мастера: «Витязь Хлестаков стремится сражаться с порочным миром, да не с кем. Нет людей, а есть безропотные фантомы и фантики. За исключением, пожалуй, умного городничего, которого актер Слава Натенадзе играет совершенно замечательно: ровная и невозмутимая интонация какого-нибудь секретаря райкома, пережившего не одного дурака». В оценке другого рецензента отмечается, что в финале этот персонаж вызывает даже сочувствие.
В спектакле «Игроки» Гоголя Слава Натенадзе создает образ самого рационального, рассудительного и хитроумного персонажа в спектакле – это немец Кругель, всегда сохраняющий невозмутимость. Хотя внутри кипят страсти не менее бурные, чем у остальных. Вместе с режиссером Гоги Маргвелашвили актер выстраивает графически четкий рисунок роли своего героя – тертого афериста по призванию.
– Слава, французский режиссер и педагог Антуан Витез писал: «Театром нельзя заниматься, работая головой. Им можно заниматься, пропуская все через кишки или другие органы». Как прокомментируете эту мысль?
– Естественно, он прав. Через сердце, через внутренние органы, но и через голову. Это все вместе – иначе невозможно! Ведь, кроме всего, существует точность, требуемая режиссером, и чисто внешние технические моменты, так что без участия головы, я думаю, никак невозможно.
– У того же Витеза: «Не надо слишком много работать, иначе потеряется свежесть игры».
– Это когда как. Бывает, что репетиционный период настолько увлекательный, что это порой интереснее, чем готовый спектакль. Многое зависит от того, с кем работаешь, что от тебя хотят, как ты представляешь свою роль и как себя этому отдаешь. Репетиционные периоды, сколько бы они ни продолжались, – конечно, я не имею в виду месяцы и годы! – бывают иногда действительно длительные, но при этом приносят большую радость и удовлетворение. Потому что если все «пропускаешь через кишки и сердце», то предлагаешь себе множество разных вариаций, среди которых иногда невозможно выбрать и отдать предпочтение какой-нибудь одной. Все интересны! А если период репетиций не длительный, то нет и никаких вариантов, существует какая-то одна установка – и все! Естественно, в нашей профессии первое гораздо значимее.
– Хотя нынешняя театральная реальность – это часто именно жесткие сроки выпуска спектакля, нет возможности работать долго и тщательно.
– Это так! Но я представляю себе театр именно таким. Естественно, у театра много обязательств, разных форм существования. Но мне бы хотелось жить в театре, плыть именно в том направлении, о котором я сказал.
– Думается, ваш Наполеон в «Избраннике судьбы» – результат тщательной работы. У режиссера Андро Енукидзе при этом довольно жесткая фактура спектакля. Вам было удобно в ней?
– Я эту свою работу вспоминаю с приятным, радостным чувством. Может быть, мне было не всегда комфортно, но, несмотря на жесткую форму спектакля, Андро любит, доверяет актеру, позволяет ему многое – в хорошем смысле этого слова. И потом, у нас была очень хорошая, сильная команда – блестящие актеры, настоящие профессионалы! Мне приходилось работать главным образом с моей партнершей Ирой Мегвинетухуцеси.
– В спектакле «Ревизор» вы создали необычный образ Городничего...
– В том-то и дело, что мы привыкли к хрестоматийному представлению об этом персонаже. Но разрушил стереотип главным образом режиссер. И хорошо, что разрушил. В итоге получился очень интересный спектакль, абсолютно новаторский. И мой Городничий, естественно... Мне кажется, это интереснейшая трактовка в мировой театральной практике постановок пьесы «Ревизор». За что я хочу поблагодарить Авто Варсимашвили, театр и всех тех, с кем мне довелось работать в спектакле.
– Что вы стремились выразить в первую очередь?
– У Городничего в голове абсолютно сбалансированные установки. И вдруг он сталкивается с неадекватной для себя ситуацией. И теряется. Плавает в воздухе. Из этого я и исхожу. Мой герой раздваивается между привычной уверенностью в себе и растерянностью, а это противоположные друг другу состояния! Городничий привык жить другой каждодневной жизнью и вдруг оказывается... нигде. Он не понимает, как ему быть. Верить или не верить в то, что происходит? Как подступиться к этому мистическому существу, каким представлен в спектакле Хлестаков? Как подобрать к нему ключ?
– У него есть ощущение, что Хлестаков – существо мистическое?
– Нет, этого ощущения у Городничего нет. Потому он и в полном смятении. Видит, что Хлестаков – вполне реальный человек, но не находит пути к нему.
– Еще один гоголевский мошенник – Кругель из «Игроков».
– Опять-таки уникальный Гоголь! Кругель из тех людей, которые всегда пробиваются. У которых очень много вариаций поступков в жизни. Они техничны именно в этом плане. Что я сейчас достаю из кармана? Какую карту? Тройка, семерка, туз... Очень циничный человек.
– И никогда не теряет самоконтроля.
– Такие люди очень хорошие актеры по жизни. Они знают, когда, где и как играть. Естественно, и самообладание не теряют, твердо следуют своим законам жизненных отношений с разными людьми. Интересный для меня персонаж.
– А вы сами от чего можете потерять самообладание?
– Думаю, от аферизма и неискренности.
– То, что и присуще вашему герою Кругелю.
– Разумеется. Это когда видишь внешне чрезвычайно хорошее отношение к тебе, но понятно, что это – ложь!
– Опять-таки по Гоголю: «Такая уж надувательная земля!»
– Но хочется надеяться, что земля-то надувательная, но на ней есть люди, на которых ты можешь все-таки положиться...
– А такие люди есть? Или это только ближний круг? Друзья, родные?
– Да, родные, друзья. Но есть надежда, что ты кого-то... или многих просто не знаешь, а таковые есть, есть...
– Работа над какой ролью доставила вам особое наслаждение, кайф?
– Я не могу выделить что-то одно. Были такие работы... «Жизнь прекрасна», например. Это было мое первое знакомство с Грибоедовским театром. «Хороший конец» – эту сцену мы играли вместе с Люсей Артемовой. Она была моей первой партнершей на русской сцене. Помню каскад юмора, я чувствовал себя абсолютно раскрепощенно, свободно! А это очень важно для грузиноязычного актера, играющего на русском. А потом пошло и пошло... Никак не могу забыть этот спектакль. Хотелось бы сыграть нашу «Хануму», «Эмигрантов»... Не могу сказать, что роль в «Эмигрантах» была мной очень любима. По той причине, что у нас не было времени создавать.
– Время репетиций было ограничено?
– Режиссер-постановщик Ираклий Апакидзе перенес на грибоедовскую сцену то, что уже было сделано им на другой. Но в итоге у нас все получилось... Тот редкий случай, когда вначале не складывается так, как тебе бы хотелось, – то есть когда ты сам рождаешь персонаж. Мне нужно было сделать только так – и все! Когда ты не ищешь, не лепишь, а повторяешь то, что уже было. Обычно это приносит дискомфорт. Но не в случае со спектаклем «Эмигранты».
– Хотели бы принять участие в каких-то суперавангардных спектаклях или вы традиционалист в своих предпочтениях?
– Не могу сказать, что я традиционалист. Но все-таки это направление меня больше привлекает. Однако все относительно. Важно, какой в итоге получается спектакль. Может быть, ты и не пропустил через себя свою роль, не бодрствовал ночами, создавая свой персонаж, и весь процесс созидания промелькнул мимо, но в целом твоя работа выстрелила... Не могу с уверенностью сказать, что я отказался бы от такой возможности. И все-таки меня больше привлекает, когда ты работаешь над образом, ищешь, находишь, отрицаешь, принимаешь и проч. Процесс для меня сам по себе хорош, мне комфортно, и я это люблю.
– Главный человек в театре – режиссер, актер? Сегодня актер в спектакле нередко становится всего лишь функциональной единицей.
– Я этого не приемлю. Считаю, что в театре главные... абсолютно все!
– Вы прошли долгий путь в профессии, в которой достигли высокого уровня. К чему, к какой работе вы сейчас готовы? Не может быть, чтобы вы не думали о какой-то конкретной роли.
– Я не знаю актеров, в каком бы возрасте они ни были, которые не носили бы в себе какой-то персонаж. Нет такого актера... В то же время не знаю, насколько было бы корректно с моей стороны называть что-то конкретное.
– Но вы имеете право на это.
– Не думаю. Это значит, что ты какого-то режиссера обязываешь. Интересно носить в себе свою мечту. Думаю, что-то обязательно случится. Получится то, о чем мечтал, – прекрасно. А может быть, произойдет что-то другое, о чем ты и не помышлял.
– У вас была в Свободном театре очень интересная работа в моноспектакле остро социального звучания «Псарня» по пьесе Нино Садгобелашвили. Режиссер – Вано Хуцишвили. В центре – судьба бомжа, волею обстоятельств вынужденного убежать из дома еще в детстве. Самыми близкими существами на свете для него, отвергнутого жестоким человеческим обществом, выброшенного на улицу, становятся собаки… Самое главное, считают создатели спектакля, – это сохранить в себе человека в высоком смысле этого слова, не превратиться в животное. Даже будучи на самом дне. Прямо по Горькому. «Я человек!» – говорит о себе герой С. Натенадзе в финале. Художественный образ спектакля, насыщенного экспрессией, создает Тео Кухианидзе. Мы видим на сцене огромную клетку. Эта метафора – символ огромного равнодушного мира, в котором царят насилие и страх. В одной из доминантных сцен клетка вращается на такой бешеной скорости, что у зрителя захватывает дух.
– Это мой первый и пока последний опыт моно.
– Страшно работать без страховки?
– Не могу сказать, что страшно. Но это был очень серьезный опыт. Длинный спектакль... полтора часа. Но по его окончании у меня была хорошая усталость. Усталось удовлетворения.
– Некоторые актеры говорят, что после удачного спектакля бывает такой прилив сил, что можно его сразу повторить.
– Как сказать? Бывает, конечно, такое внутреннее состояние. Актерам по жизни много чего не хватает и в театре, и за его пределами, и даже дома, в семье. Но после такого удачного спектакля, когда происходит взрыв адреналина, ты все можешь, обо всем плохом забываешь, все профессиональные и непрофессиональные проблемы отступают, и ты чувствуешь себя счастливым человеком!
– Если в один прекрасный день театр уйдет из нашей жизни... Представляете такую ситуацию для себя?
– Нет.
– Для вас это будет катастрофа?
– Конечно! Но это будет всеобщая катастрофа. Такого я не могу допустить ни на секунду.
Инна БЕЗИРГАНОВА
|
