Замечательному режиссеру и прекрасному актеру, Народному артисту Грузии Георгию (Гоги) Кавтарадзе в апреле исполнилось 80 лет. Он прошел очень долгий и сложный путь в искусстве, соединив в себе четыре ипостаси: режиссера, актера, педагога и руководителя театра. «По профессии я режиссер. Актерство вторично, хотя обычно бывает наоборот. Но я вообще родился немного «наизнанку». Чтобы поступить на режиссерский, нужно было иметь двухлетний трудовой стаж по будущей специальности. И после школы я пошел работать в театр Марджанишвили, был чем-то вроде помощника режиссера. А в театре вечно что не так: кто-то заболел или опоздал – надо подчитать или подбросить реплику. Тогда и заметили меня. Я честно отработал два года и поступил на режиссерский. В то время Гига Лордкипанидзе ставил «Я вижу солнце», а в марджановской труппе не было артиста на роль мальчика. И он пригласил меня. Потом я играл в Театре Руставели у Стуруа – тоже мальчика. А там пошло кино…», – вспоминал Кавтарадзе в одном из интервью.
В 29 лет он возглавил Батумский драматический театр, потом вернулся в Театр имени Ш. Руставели, затем стал художественным руководителем и директором Кутаисского театра, а позднее – Сухумского. За этим последовали Тбилисский театр имени Грибоедова и, наконец, Руставский… Позже Кавтарадзе пытался проанализировать свой путь в книге «Мои ошибки»: были ли его скитания из театра в театр действительно ошибками или нет? «Да, я руководил не одним театром! И знаете почему? Я скоморох! Я человек, который родился… на дороге! Скитания – это определенный уклад жизни, свойственный именно человеку моей профессии. Из этих скитаний создавалась моя биография», – полушутя-полувсерьез говорил Георгий Георгиевич. Он всегда считал профессию режиссера миссией, например, если режиссер объективно способствует решению национального вопроса или других политических, или иных проблем. Причем выполнял свою миссию Кавтарадзе не только на родине, в Грузии, но и за рубежом – в России (в Ростове и Таганроге), в Словакии. Болгарии.
А в Грибоедовский театр в качестве художественного руководителя Георгий Кавтарадзе пришел в 90-е годы – очень сложный для Грузии и для грузинской культуры период. И оставался на этой должности семь с половиной лет, создавая, по собственному признанию, «эмоциональное искусство, затрагивающее человеческие сердца». В первую очередь, на материале русской классики – «Яма» А.Куприна, «Анна Каренина» Л. Толстого, «Вишневый сад» А. Чехова, «Женщина» Л. Андреева (по пьесе «Екатерина Ивановна»). При этом театр, вместе со всем грузинским театральным искусством, переживал серьезные экономические трудности. Грибоедовцы не получали зарплату, голодали, репетировали и играли в неотапливаемом помещении. Многие актеры вынуждены были покинуть страну. Но театр вопреки всему жил и выпускал новые спектакли.  Хотя находились пессимисты, предрекавшие чуть ли не гибель театра. Причем прямо накануне 150-летнего юбилея. «Театр живет и работает, – говорил Г. Кавтарадзе в одном из интервью. – Не знаю, кто распространяет досужие вымыслы о нашей смерти. Посмотрите на наш репертуар – он говорит сам за себя. Да, у нас есть проблемы. В первую очередь, материальные. Но вообще русский театр в Грузии никогда не был пасынком. У всех была потребность ходить сюда – независимо от национальности».
Первой постановкой Г. Кавтарадзе на грибоедовской сцене был Чеховский «Вишневый сад», единодушно признанный удачей режиссера. В 1994 году, на I Международном чеховском фестивале, проходившем в Таганроге, спектакль получил высокую оценку. Вот как вспоминает об этом сам Георгий Георгиевич: «Это был мой любимый спектакль… Он родился в тяжелое время, когда не летали самолеты, не было денег… Но Николаю Николаевичу Свентицкому, директору театра, удалось организовать военный самолет, мы погрузили в него декорации и отправились на I Чеховский Международный театральный фестиваль в Таганроге. Там не вручалось призов и премий, но были серьезные критики, которые давали неофициальные оценки спектаклям.  И наш «Вишневый сад» прекрасно восприняли, несмотря на то, что на фестивале были представлены лучшие театры».
Театровед Лана Гарон в своей рецензии отметила, что «Вишневый сад» Кавтарадзе точно отразил процессы, происходившие в современном обществе:
«Расшатавшийся век на излете. Он требует осмысления.  Свой приход в Грибоедовский театр в качестве художественного руководителя Кавтарадзе ознаменовал постановкой в 1992 году «Вишневого сада» А.П. Чехова.
Крупный, размашистый и четкий режиссерский почерк Кавтарадзе, его трезвое отношение к персонажам и свободное прочтение классического текста со всей определенностью демонстрируют, что он не питает иллюзий по поводу происходящего.
Самое интересное в спектакле то, что не вполне соответствует представлениям о «чеховском стиле». Перед нами и не тот случай, когда постановщик, зная, «как надо», сознательно искажает пьесу, нагружая ее несвойственными для нее мотивами, выворачивая на свой лад ради оригинальничания и самопоказа. Для этого режиссера, в это время, в этой стране (добавим еще: в этом театре и с этими артистами) его решение – со смещенными акцентами, новыми ударениями и неожиданными зазорами – естественно и единственно возможно. Именно здесь кроются удача и художественная правда.
В спектакле есть главное действующее лицо – Лопахин (Д. Сихарулидзе). Он – главный, потому что он действует, а другие – нет. Он становится центром притяжения и отталкивания всего, что происходит. Все остальные персонажи рассматриваются не столько сами по себе, сколько в их связях и пересечениях с Лопахиным. Деловой, трезвый человек, коммерсант, нисколько не романтик и не лирик. Цветущий мак не вызывает у него восторга (как было у Владимира Высоцкого), слова звучат вяло и тускло. Но зато выпукло, «вкусно»  Лопахин произносит  прозаическое: «Все равно циркуляция дела не в этом».
…Этот Лопахин имеет виды на Аню, и Аня (И. Мегвинетухуцеси) очень замаскированно, но отвечает ему. Жизнь с Петей (Э. Кухалеишвили), никчемным пустословом, лишенным здравого смысла и основательности, ее не прельщает. Она пытается повернуть его к реальности, но безуспешно. Их общие мизансцены Кавтарадзе всегда выстраивает так: впереди – Аня, за ней – Петя. Она устремлена в новую жизнь, которая для нее нечто другое, чем для Пети Трофимова.
В этом распадающемся на части мире, о котором рассказывает спектакль Гоги Кавтарадзе, Ане нужен человек устойчивый, могущий поддержать. Аня – персонаж нашего времени: она трезва и обыденна. Обыденность – ее главная черта. В большом монологе, который в прежних спектаклях всегда звучал возвышенно и лирически, у тбилисской Ани – лишь холодная, ясная и спокойная констатация факта: начинается новая жизнь, мама. Как данность, как фиксирование случившегося. С тем же каждодневно сталкиваются и зрители тбилисского спектакля: началась новая жизнь, она требует каких-то иных, новых качеств, надо научиться жить по-другому, научиться покупать и перепродавать, научиться считать деньги... И слова Гаева (В. Харютченко) «Я – банковский служака, я – финансист» воспринимаются, как узнаваемые сегодняшние реальные проблемы. То время кончилось. Начинается другое. Вот деловой и трезвый посыл Ани.  «Мы насадим новый сад!» – в голосе ее звучит ярость, но лицо обращено к Лопахину. В сценической чеховиане – это новый и любопытный мотив, который мог появиться только в конце XX века.  В финале, после звука лопнувшей струны, в рамах появились персонажи спектакля. Они стояли спинами к нам и с вытянутыми вверх руками. Но вот зазвучали резкие звуки – рубили деревья. И с каждым ударом руки падали, как подрубленные деревья.  Или люди?.. Потом внезапно фигуры повернулись к нам: на всех были белые маски, и руки были опущены с открытыми к нам ладонями...».
Обратившись к купринской «Яме», Гоги Кавтарадзе коснулся так называемой запретной темы, о которой до сих пор не принято было говорить со сцены, – проблема проституции. Он разрабатывал ее и в дальнейшем – на современном материале. К тому же с этим спектаклем в творчество режиссера вошла его излюбленная женская тема, продолженная Кавтарадзе на материале произведений Льва Толстого и Леонида Андреева.
Интерес вызвал спектакль «Женщина» Л. Андреева. Родоначальник русского экспрессионизма – редкий гость на театральных подмостках. Но Кавтарадзе смело взялся за исследование тайн женского естества, могучей, неуправляемой стихии пола. Действие предваряла сцена с библейскими мотивами греха и искупления. Этой идеей был пронизан весь спектакль. Наиболее спорный образ – Екатерина Ивановна. Те необратимые изменения, которые в ней произошли, психологически были вполне оправданы. Что случилось с героиней? Душевный надлом? Нет, надлом гораздо более серьезный – духовный. Душевные раны со временем затягиваются, гораздо труднее залечиваются болезни духа... Недоверие мужа, его несправедливые обвинения, безобразная сцена покушения на ее жизнь, разрушившая в итоге семейные устои, привели к серьезному «сдвигу» в Екатерине Ивановне, полнейшей трансформации ее личности. В спектакле грибоедовцев она была не изначально порочным существом, испорченность которого была до времени скрыта. Отнюдь. Априори Екатерина Ивановна – чистый и честный человек. Просто она, как писал сам Леонид Андреев, «танцующая женщина». Такие, как она, «танцующие», легче всего ломаются, когда их гармоничное «кружение» грубо прерывается. Именно так и произошло с Екатериной Ивановной, какой ее играет Людмила Артемова-Мгебришвили. Красивый, чистый, цельный человек попадает в обстоятельства, разрушающие красоту, чистоту и цельность. Вместо них приходят уродливость, дисгармония... грязь. Рай уступает место Аду.
...Через весь спектакль проходила тема полета. Руки-крылья Екатерины Ивановны поднимаются и... падают как плети. Она хочет, но не может взлететь. «Раньше, когда-то руки у человека были крыльями. И ты по-прежнему летаешь во сне?», – спрашивает жену Стибелев (Д. Сихарулидзе). «Нет», – отвечает она. Несколько раз по ходу действия Екатерина Ивановна, раненая, больная птица, подходит к окну, движимая желанием выпорхнуть, вырваться. Чего она хочет? Свободы, смерти, Голгофы? Ее крылья-руки бессильны, слабы... Но в финале Екатерина Ивановна прорывается сквозь тьму в свет, взлетает на своих кроваво-красных (окровавленных?)  крыльях, восходит на Голгофу.
Критик Важа Брегадзе фиксирует внимание на другом моменте – «генетическом» коде взаимоотношений мужчины и женщины, их трагической и вечной предопределенности.
«Кажется, постановщики спектакля Георгий Кавтарадзе и Лейла Джаши услышали в пьесе именно этот грозный мотив, уловили его с самого начала. Потому вся так называемая банальная «требуха» жизни приобретает в спектакле масштаб, перестает быть «банальщиной», выводит героев пьесы на трагические высоты. Именно перерастание пошлого и привычного, низменного и порочного в высокое позволяет говорить о том, что спектакль состоялся в главном: он вслед за Андреевым возвысил человека в его драматическом и жалком бытии».
За Екатериной Ивановной последовал еще один женский образ – Анна Каренина. Вполне логично, что Георгия Кавтарадзе заинтересовало именно это произведение (кстати, после первой постановки А. Ридаля, в которой блистала Людмила Врублевская, прошло ни больше ни меньше шесть десятилетий!). В центре его пристального внимания вновь оказалась загадочная, мятущаяся, грешная женская душа, которая «сама не знает, чего хочет и куда идет». Она приносит в окружающий мир трагическую дисгармонию и неизбежно гибнет сама, увлекаемая потоком неудержимой стихии.
Г. Кавтарадзе предложил зрителям сценическую версию в двух частях по отдельным главам романа, не претендуя на полноту и всеохватность. Фабула Левин-Кити сведена к минимуму, и основной акцент сделан на треугольнике Каренин – Анна – Вронский.
В роли Анны Карениной выступила Ирина Мегвинетухуцеси. Во всем ее хрупком, словно сжатом в комочек, облике ощущалась беззащитность, растерянность перед свалившимся на нее роковым чувством, обернувшимся несчастьем. Особенно удались актрисе монологи: после тяжелых родов и перед самоубийством. Ирине Мегвинетухуцеси ни разу не изменило чувство меры, а ведь граница, отделяющая подлинный трагизм от мелодраматизма, так тонка...
В образе Каренина предстал Валерий Харютченко. Актер отступил от традиционной трактовки – в его педантичном внешне Каренине трепещет живая душа, бьется огненная мысль. Это вовсе не «машина, и злая машина, когда рассердится», а тонко чувствующий человек с неизжитыми страстями и мучительными духовными исканиями.
Всех, кто видел спектакль, поразил его финал – надвигающееся чудовище со страшными желтыми фарами – поезд и черный прозрачный «газ», окутавший жертву, – Анну Каренину. Впечатляла сценография спектакля (Бидзина Кавтарадзе) – начиная с тревожного света вокзальных фонарей и кончая письменным столом Каренина со всеми необходимыми аксессуарами; игрушечной железной дорогой, которой играет маленький Сережа. Постоянно присутствовал на сцене «черный человек» (Темур  Шотадзе) – так в спектакле была выражена тема рока.
Вронского сначала играл Дмитрий Бибилашвили. Затем в спектакль ввели Нико Гомелаури – эта роль стала его успешным дебютом на грибоедовской сцене. В образах Кити и Левина предстали молодые актеры Анна Балакирева и Сергей Дроздов.
«Новая премьера грибоедовцев – режиссерский спектакль. Это с первых же мизансцен до последних слепящих глаза огней надвигающегося поезда – детище постановщика, художественного руководителя театра, Народного артиста Грузии Георгия Кавтарадзе. Почерк этого замечательного мастера не спутаешь ни с одним другим... Работа сделана. И сделана блестяще. Спектакль получился. Тронул за живое зрителя. Не изменив при этом великому Льву».
С режиссером Гоги Кавтарадзе на сцену театра Грибоедова вновь вернулись темы остро социального звучания – впервые на грибоедовской сцене была осуществлена постановка одной из самых социальных пьес норвежского драматурга Генрика Ибсена «Доктор Штокман».
Если коснуться истории постановки этой пьесы, то из-за своей сложности она стала крепким орешком для многих режиссеров – впрочем, как и образ доктора Штокмана для исполнителей. Тем не менее доктор Штокман стала любимой, «одной из немногих счастливых ролей», по его собственному признанию, Константина Сергеевича Станиславского. В Грузии ибсеновского героя сыграл замечательный актер Гоги Гегечкори.
Кто он, доктор Штокман? На чей-то взгляд, это фанатик, готовый ради идеи, принципа пожертвовать не только своим благополучием, но и благополучием близких, экстремист, способный погубить родной город. А другие увидят в нем честного человека, порядочного ученого, вовлеченнного  в сложную борьбу. Штокман в спектакле грибоедовцев – его играл Валерий Харютченко – сочетал в себе мягкость интеллигента и твердость духа, незащищенность и мужество. За его чудаковатостью скрывалась целеустремленность и умение отстаивать свои принципы до конца.
Интересно было наблюдать за развитием образа Штокмана в спектакле. Вначале это поглощенный своей работой, несколько эксцентричный человек науки, далекий от политических дрязг и интриг, конъюнктуры. Он взволнован сделанным открытием о зараженности источника водолечебницы, ищет возможности исправить создавшееся положение, угрожающее жизни людей. Но обыватели, живущие лишь соображениями сиюминутной выгоды, ведь водолечебница – источник их благосостояния, не слышат голоса разума, и предают Штокмана анафеме. И мы видим его другим – растерянным, пораженным слепотой и предательством окружающих. Доктор ставит «диагноз» своим согражданам: «Все наши духовные жизненные источники отравлены, вся наша жизнь зиждется на зараженной ложью почве!»
Запомнились сцены-споры Штокмана с его братом – мэром города (прекрасная работа Нико Гомелаури). Этот холодный, самоуверенный, амбициозный чиновник – полная противоположность подвижному, импульсивному брату. Главная движущая пружина всех его поступков – стремление любым путем сохранить за собой высокий пост.
Эмоционально насыщенной и впечатляющей в спектакле была сцена собрания. Георгий Кавтарадзе поместил актеров – участников собрания в зале. В духе времени, когда пробуждалось гражданское самосознание тех, кто пришел на спектакль. Они были словно вовлечены режиссером в действо, сопереживали происходящему, сочувствовали доктору Штокману, бросающему обвинения согражданам. Потому что за пределами театра наблюдали то же самое: борьбу политических партий за власть, пренебрежение общественными благами, приоритет личной пользы, использование служебного положения в своих интересах, обострение экологической ситуации. Все это характерные приметы времени. Важен и нравственно-психологический аспект. Каждый из нас, как Штокман, ежедневно стоит перед выбором...
Г. Кавтарадзе в поиске правды жизни заглянул однажды и в камеру предварительного заключения: поставил спектакль «Белые флаги» по произведению Н. Думбадзе. Калейдоскоп человеческих типов, представленных в постановке (романе), весьма разнообразен. Достаточно сказать о Тигране Гулояне в колоритном исполнении самого Гоги Кавтарадзе. Впрочем, и тяжесть преступных деяний, приведших их сюда, тоже неодинакова. Кто-то убил, кто-то украл, кто-то укрывается от уплаты алиментов. Есть среди них «крутые», есть расхититель государственной собственности, есть люди, попавшие сюда по роковому стечению обстоятельств. Но все они, так или иначе, «преступники, воры, убийцы, сволочи», поправшие нравственный закон. Каждый несет ответственность за совершенный поступок. Ведь нравственная планка достаточно высока, и соответствовать ей не просто. Это – вершина, над которой развевается белый флаг – своего рода нравственный императив, высший принцип нравственности. Режиссер считал необходимым напомнить о нем в контексте новых социально-исторических реалий, исказивших представления многих современников о совести и сути десяти заповедей.
«Каждому персонажу он (Г. Кавтарадзе. – И.Б.) четко определил его, и только его место в развитии действия, каждому придал черты особой характерности, особого мышления, если угодно, его неповторимости. Такая четкость режиссуры обеспечивает необходимый контакт со зрителем… Должна отметить, что такое точное и продуманное распределение ролей редко увидишь. В спектакле много ярких образов создано актерами. Прекрасный образ Тиграна Гулояна создает сам Гоги Кавтарадзе. Трудно было поначалу узнать в Тигране исполнителя роли. Тучный, неповоротливый, какой-то черный, обросший бородой, этот Гулоян нес в себе что-то нечеловеческое, страшное, звериное. Вот уж и впрямь перевоплощение! Сдержанно, степенно, но глубоко проникновенно сыграл Исидора Саларидзе Джемал Сихарулидзе. В исполнении актера – печаль и душевный надлом, желание проанализировать свершившееся, разлад между своей невиновностью и объективно страшной виной. Показался Лимон в исполнении Дмитрия Бибилашвили. Актером взят какой-то поистине новый ракурс в осмыслении образа. В нем живет безудержная сила, ожесточение, даже озлобленность… С оттенком характерности образа Мошиашвили сыграл свою роль Темур Шотадзе… Как всегда, раскованно и легко создает образ Галактиона Чеишвили Элизбар Кухалеишвили. Тонкий юмор, соединенный с оттенком грусти и душевной неустроенности, продемонстрировал В. Харютченко в роли Шошии».
Данью новому времени стал спектакль «Распутин» по пьесе популярной французской писательницы Моник Лашер. Он был интересен отнюдь не драматургией автора многочисленных пьес на историческую тему, но, в первую очередь, яркой актерской работой заслуженного артиста Грузии Джемала Сихарулидзе, сыгравшего Распутина, – за нее он был удостоен приза как лучший актер.
Вероятно, исходя из библейского «любовь спасет мир», Гоги Кавтарадзе выпустил спектакль для двоих под названием «Запасной аэродром» грузинского драматурга А. Чхаидзе. И сыграл в этой театральной истории любви в паре с заслуженной артисткой Грузии Людмилой Артемовой-Мгебришвили.

Николай Свентицкий, директор театра Грибоедова:
– Дорогой Гоги, прими сердечные поздравления с юбилеем! Пусть эта радостная дата станет для тебя рубежом новых перспектив и творческих успехов. Пусть впереди будут дни, наполненные светом, заботой близких и поддержкой преданных друзей. Желаю тебе здоровья, жизненной силы и энергии, чтобы на своем пути встретить еще не один юбилей!

Лана Гарон, театровед:
Дорогой Гоги! Сердечно, от всей души поздравляю тебя с Днем рождения, с прекрасной юбилейной датой! Живи свободно, как ты умеешь! Будь здоров! Будь счастлив! Помню, с какими трудностями и препятствиями добиралась я на первую премьеру Гоги Кавтарадзе в качестве нового главного режиссера русского Грибоедовского театра. Это был 1992 год. Только что закончилась война. Еще раздавались по ночам одиночные выстрелы. На проспекте Руставели в самом центре города – остовы зданий, полуобгоревшие дома, развалины. По ночам – выстрелы. Днем – звуки молотков рабочих, восстанавливающих Тбилиси. И, вопреки всему... работал театр! Премьера – «Вишневый сад» Чехова! Первое, что бросилось в глаза, графичность спектакля. Не текучесть, не децентрализация, не размытость и неопределенность, принятые в чеховской поэтике. Напротив – подчеркнутость, завершенность: в сценографии, в характерах, в мизансценах. Два основных цвета спектакля – белый и вишневый.
Режиссер намеренно подчеркивал внешнюю неотличимость разных групп и сословий, господ и слуг, интеллигентов и хамов: все «подравнялись», все стали похожи. В его замысле это один из важнейших современных мотивов. Спектакль Гоги Кавтарадзе – одно из самых сильных впечатлений в моей «Чеховской копилке».

Нина Дарчиашвили-Цибульская, актриса:
– Поздравляю с юбилеем Георгия Георгиевича Кавтарадзе. Желаю здоровья, счастья и удачи на творческом пути. Мне довелось поработать в его спектаклях «Анна Каренина» Толстого, «Яма» Куприна и «Вишневый сад» Чехова, за что я ему бесконечно благодарна!

Валерий Харютченко, актер:
– Наша жизнь – череда событий, встреч, разлук, радостей и горестей. Мы что-то забываем, что-то помним. День сменяет ночь, наступает утро, и мы вновь спешим успеть сделать то, что не успели сделать вчера. Сегодня, когда весь мир «коронован» и все уравнены тотальной опасностью, особенно хочется пожелать здоровья и удачи человеку, с которым были связаны многие годы совместной творческой жизни. Человек этот знаменитый и любимый многими Народный артист Грузии Георгий Георгиевич Кавтарадзе. Его талант и обаяние принесли ему заслуженный успех как в кино, так и в театре. С 1992 по 1999 годы Георгий Георгиевич возглавлял наш театр. Я с благодарностью вспоминаю все наши спектакли, репетиции, поиски. Помню и люблю своих героев из его постановок – Коромыслова, Гаева, Шошиа, Каренина, Доктора Штокмана, Гостя из спектакля «Грузинская классика». Они часть моей души, и я благодарен вам, Георгий Георгиевич, за творческое доверие. Желаю всяческого благополучия, здоровья и радости вам и вашим близким!


Инна БЕЗИРГАНОВА