click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Стоит только поверить, что вы можете – и вы уже на полпути к цели.  Теодор Рузвельт


«ТЕНИ» ДМИТРИЯ БРИКМАНА

https://i.imgur.com/6CrQqEz.jpg

«Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, Хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды... Пропал Ершалаим – великий город, как будто не существовал на свете. Все пожрала тьма, напугавшая все живое в Ершалаиме и его окрестностях. Странную тучу принесло с моря к концу дня, четырнадцатого дня весеннего месяца нисана...»
Текст великого романа сразу вспыхнул в памяти, когда я оказалась перед одной из работ, представленных в уникальной экспозиции известного израильского фотохудожника Дмитрия Брикмана. Снимок, воскресивший булгаковские строки, настоящее произведение искусства, запечатлевшее кроваво-красный закат над древним городом. Однако «тьме» на протяжении многих веков так и не удалось поглотить Иерусалим – он стоит незыблемый, вечный и поныне, притягивая тысячи самых разных людей, как мощный магнит, вдохновляя писателей, художников, философов, верующих и атеистов. Тема тбилисской выставки Дмитрия Брикмана  – «Иерусалим не просто город». В основном это фотопортреты. Крупные, выразительные планы представителей разных наций, конфессий, поколений. Они и выражают суть, атмосферу Иерусалима. Вместе с экспозицией в выставочном зале Тбилисского музея истории «Карвасла» был представлен фотоперевод «Молитва Иерусалима», составленный из фрагментов 25 молитв трех основных религий великого города. Молитвы озвучил сам автор – Дмитрий Брикман.     

– Дмитрий, вы во второй раз посещаете нашу страну. Что привело вас в Грузию впервые, два года назад? Стремление «увидеть увиденное», если пользоваться вашей профессиональной формулировкой?
– Два года назад я познакомился с замечательными тбилисцами – главным редактором журнала «Русский клуб» Александром Сватиковым и фотографом Юрием Мечитовым во время двухнедельного пребывания с семьей в Грузии. Планов поначалу не было никаких, но через два дня я уже ничего не успевал, – хотелось побывать повсюду, в самых разных местах, вокруг появилось много людей, друзей – Майя Дейсадзе, Ирэна Оганджанова, Жанна Давтян, Тони Бичошвили... Грузия в этом плане какое-то фантастическое место!

– У вас есть впечатляющие циклы «Глаза Армении», «Глаза Японии» и т.д. А Грузия вас вдохновила на создание подобного проекта?
– Да, цикл «Глаза Грузии» уже существует. Надеюсь, я его расширю, буду сюда приезжать еще и еще раз. «Глаза Армении», «Глаза Японии», «Глаза Америки», «Глаза Израиля»…  Это достаточно большой проект. Но не нужно путать – это не «глаза армян» или «глаза грузин». Я паспорт, когда фотографирую, не спрашиваю. Просто глаза – самое говорящее, то, что рассказывает о народе, о человеке, о стране. И глаза могут принадлежать гостю – не обязательно человеку, постоянно живущему на этой земле. Главное – человек, который сейчас, в данное мгновение смотрит на окружающий мир, и эта страна, эти ощущения, состояние души отражаются в его глазах.

– А чем глаза Армении отличаются от глаз Грузии?
– Да ничем. Везде – люди. Я даже не пытаюсь различать. Глаза – это скорее какая-то дверь. Или просто окошко, в которое смотришь. И важно, какой вид открывается перед взором человека. А перед ним – целая страна! И ты вглядываешься через глаза людей в страну. Про Армению могу рассказывать очень долго – открыл ее для себя пять лет назад и езжу туда каждый год. Там проходит международный фестиваль современного искусства и духовных фильмов FRESCO, на который меня приглашают. Я очень много писал про Армению, очень люблю эту страну. Мне так нравится, когда армяне шутят над грузинами и наоборот. Это настолько правильно, настолько естественно... Чем глаза Армении отличаются от глаз Грузии? Могу сказать о том, что общего между двумя народами. И там, и здесь – огромная доброжелательность, любовь, юмор. Вот пример. Прилетели мы в Грузию в два часа ночи. Человек, у которого сняли квартиру, встречал нас в аэропорту. Я увидел мужчину с печальными глазами и с висящей на груди табличкой: «Брикман». Подошел к нему и говорю: «Брикман – это я». А он посмотрел на меня печально и говорит: «А я – Робинзон» Я решил, что он так шутит – для меня это имя ведь раньше ассоциировалось только с героем Даниэля Дефо! Оказалось, что нет. И я сразу почувствовал, что оказался в «моем месте». Иногда приезжаешь в прекрасную страну с замечательными людьми, но чувствуешь себя чужеродным. Это не значит, разумеется, что страна или люди плохие. Скорее это вопрос ментальности и кодов поведения. К примеру, в Японии. Ее очень трудно осознать, понять. Можно это, кстати, попытаться сделать именно через глаза людей. Потому что японская маска многое скрывает, а вот глаза врать не могут. Что касается Грузии, то здесь у меня полное ощущение совпадения с местом – мне абсолютно комфортно в этой стране. Юра Мечитов за пиршественным столом произнес тост: «За нашего Диму!» И я очень горжусь этим титулом – «наш».

– Расскажите, пожалуйста, о выставке, которую вы привезли в Тбилиси.
– Для меня Иерусалим – бесконечная анфилада дворца. Но не дворца в обычном понимании этого слова.  На первый взгляд это шумный, крикливый город. А для меня – действительно бесконечная анфилада c длинным сквозным рядом комнат. И я оказываюсь то в одной, то в другой, то в третьей... На протяжении веков сюда то одни приходили, то другие, и все чувствовали себя здесь хозяевами. А Иерусалим смотрел на все это, молчал и молча впитывал в себя этих людей. Иерусалим – город, который кого-то не принимает, выталкивает, а кого-то – наоборот.

– Продолжу, если позволите, вашим текстом из аннотации: «Иерусалим – это калейдоскоп, который вы крутите и видите, как все перемешивается, создавая непрерывно меняющуюся гармоничную картину. Говорить про этот город словами, видимо, вообще бессмысленно. Да и не город это вовсе. Скорее, безнадежно запутанный клубок человеческих страстей. А может, их зеркало. Или пуповина, соединяющая то, что здесь, с тем, что не здесь. Каждому он открывается по-своему».
Благодаря вам, Дмитрий, фактически родился новый жанр – фотоперевод. Как это произошло?
– История достаточно долгая. Она началась с того, что я заболел Екклесиастом («Екклесиаст» – книга, входящая в состав иудейского Священного Писания (Танах) и Ветхого Завета Библии). Обычно, когда спрашиваешь интеллигентного человека, читал ли он Екклесиаста, ответ такой: «Давно, не помню...». Значит, не читал вовсе. Это гениальная книга, выпадающая из остальных библейских текстов. Потому что это единственная книга Библии, написанная в жанре исповеди. Все остальное, на мой взгляд, очень дидактично. Я читал и перечитывал Екклесиаста, и на определенном этапе у меня возникло ощущение, что со мной разговаривает какой-то пожилой, умудренный опытом человек. У Ремарка есть роман «Ночь в Лиссабоне», в котором похожая ситуация: незнакомец в кафе рассказывает герою историю своей жизни. Вот примерно такое же ощущение возникло и у меня. Я заболел этой книгой, мог ее цитировать наизусть. Ну и параллельно фотографировал. И однажды оказался в Макао. Это такой полу-Лас Вегас, недалеко от Гонконга. И там, в старом городе, я увидел, как по улице движется человеческая река кого-то огибая. Этот «кто-то» был морщинистый пожилой молчаливый китаец. Вдруг во мне что-то щелкнуло. Я увидел тот самый образ человека, рассказывающего мне свою жизнь. Вернувшись в Израиль, посмотрел отснятые фотографии, и понял, что долгое время снимал образы из Екклесиаста, потому что видел наш мир через призму книги. И тогда я прочитал этот текст и подложил под него фотографии, которые, на мой взгляд, совпадали с текстом. Получился перевод с языка вербального на язык визуальный. Это получившееся надо было как-то назвать, и тогда я придумал слово «фотоперевод». Есть образы, которые мы можем объяснить, а есть такие, которые мы объяснить не можем, – нам легче показать картинку. Разумеется, фотоперевод не подменяет собой текст. Он помогает прочесть в тексте то, что невозможно выразить словами. Не иллюстрирует его, а дает возможность увидеть скрытое между буквами. Фотоперевод неоднозначен хотя бы потому, что каждый человек в любом образе наверняка увидит что-то свое, отличное от увиденного другим. Так уж мы устроены, что некоторые вещи нам проще понимать при помощи слов, а некоторые – при помощи образов. Мы же мыслим на языке и слов, и образов. С помощью слов мы пытаемся выразить наши образы. Как выразить любовь? Да никак! Вот и начинаются какие-то вербальные игрища. Когда я подложил один язык под другой, заработали оба. В фотографиях обнаружились новые глубина и смысл, а в тексте проявился второй, третий план. Причем не обязательно тот, что я вкладывал. Вы можете увидеть свой смысл, образ, а я свой. Мужчина и женщина видят по-разному…

Цитата с сайта Дмитрия Брикмана:
«Если, например, один человек спросит другого, сколько будет «два плюс два», ответ «четыре» будет ему абсолютно понятен. А вот если он спросит, что такое «судьба», то, скорей всего, ответ понятен не будет. И отнюдь не потому, что один человек не может словами объяснить это другому человеку. Просто люди все уникальны и мыслят, соответственно, каждый в своей системе координат. И, как правило, системы эти одна с другой плохо совпадают. А вот если вместо попытки дать словесное определение второй человек скажет: «Судьба, это…» и покажет фотографию дороги или дерева, или реки, или берега океана, первый человек поймет второго сразу. Причем поймет в системе своих жизненных координат. И дальше заработает совершенно неожиданный механизм, заложенный в основу фотоперевода – человек сможет услышать в тексте не то, что подразумевал переводчик с одного языка на другой, подбирая слова, определяющие образы в разных культурологических системах координат, и даже, страшно сказать, не то, что написал автор. Он сможет увидеть услышанное и прочитанное. Увидеть и создать свой собственный перевод. Вполне возможно, что перевод этот будет очень сильно (если даже не кардинально) отличаться от того, что имел в виду автор, но… Когда вы ныряете в океан в поисках гармонии, вы же совершенно не обязаны перед этим исследовать минеральный состав воды на содержание в ней соли. Главное для вас то, что эта вода вас держит и дает возможность искать искомое. А как она это делает – совершенно неважно».

– Я послал фотоперевод писательнице Дине Рубиной, и она сказала, что у меня родился жанр. А потом было много чего. К примеру, «Молитва Иерусалима» – тоже фотоперевод. Молитва – это не только то, когда человек сорок раз повторяет «Господи, господи!» Молитва – это слова, обращенные к Богу, когда человеку уже не к кому больше обратиться... Иерусалим – город, куда приходят представители разных монотеистических религий с этими словами. Они говорят по-разному, на разных языках, разным способом обращаясь к Богу. При этом все хотят одного и того же: счастья, здоровья, любви – детям, себе.  Простые очень вещи. Я собрал слова 25 молитв разных религий этого города, перемешал их, прочел получившийся в результате текст и подложил под него фотографии людей, молящихся в Иерусалиме – не связывая это с определенной религиозной конфессией. Все было перемешано! На выставке я тоже сознательно всех перемешиваю, потому что Иерусалим – цельный, единый город. Его нельзя делить.

– Потом у вас появился фотоперевод «Дао Дэ Цзин». Смело!
– Монахи тратят всю жизнь на то, чтобы познать одну главу, одну фразу этой великой книги. Я посмотрел на нее по-другому – как на некий океан. В океане можно много чего найти. Кто-то исследует водоросли, кто-то – дно океана, кто-то его обитателей, кто-то просто плавает и кайфует от этого. Мне было интересно нырнуть в этот океан, и я много чего оттуда взял. Но понимаю, что это – одна тысячная из того, что можно из него вынести. В этой работе интересная история получилась с прочтением. Обычно тексты для фотопереводов я читаю сам. И тут попытался это сделать. Но… не получилось. Тогда я остановился, огляделся по сторонам и понял, что на русскоязычном пространстве есть только один человек, который может прочитать этот текст так, как надо – поэт и музыкант Борис Гребенщиков. Среди его талантов есть один поразительный – он умеет сложные вещи говорить просто. Я попросил Бориса прочесть пару глав, подложил его прочтение на тайм-лайн фотоперевода вместо своего и понял – это именно то, что надо. Я позвонил ему, рассказал о том, что получилось и попросил прочесть весь текст. После того, что я увидел и услышал, было понятно, что читать может только он. Борис согласился. Так получилась история с длинным названием: «Фотоперевод Дао Дэ Цзин. Текст читает Борис Гребенщиков». Потом сделал фотоперевод Шостаковича – он называется «Иерусалимский сон Дмитрия Шостаковича». Мне было интересно выразить фотографией свое понимание музыки композитора. Как ни странно, фотоперевод Шостаковича стал своеобразным продолжением «Дао Дэ Цзин». Один проект как бы перетек в другой. А  что касается определения, что такое фотоперевод… Недавно мы с моим другом Борисом Шойтовым сформулировали так: «Фотоперевод – это перевод текстовой или музыкальной семантики в эмоциональное движение души посредством языка фотографических образов».

– Может быть, ваши последователи, ученики будет развивать новый жанр, пойдут по вашим стопам.
– Не знаю, но если кто-то решит фотопереводом заняться, надо учитывать один очень важный момент. Вот, к примеру, на ютубе звучит какое-то музыкальное произведение и его сопровождает фотовидеоряд. Или наоборот – есть какой-то фотовидеоряд и появляется музыка. В обоих случаях один элемент доминирующий. А в фотопереводе нет доминирующего элемента. Эти разные образные языки – текст, музыка, фотография, несущие разную смысловую нагрузку, переплетенные воедино. С автором потом можно спорить, возмущаться, удивляться, почему у него здесь такой образ, когда нужно было совершенно другое. Пусть – ведь это значит, что человек УСЛЫШАЛ!     

– Израильский художник Игорь Палей написал картину «Поэма экстаза» – под впечатлением от музыки Скрябина. Это тоже перевод – но на язык изобразительного искусства.
– Есть разница – художник пишет то, что хочет, а я отображаю то, что вижу. Это немножко другая история. Конечно, тут есть элемент субъективности. Но художник более свободен в ассоциативном плане. К примеру, Александр Флоренский, автор иллюстраций к культовому трехтомнику Сергея Довлатова, определенным образом увидел писателя – и получилось гениальное попадание в текст. По большому счету обложка, оформленная художником Флоренским, очень много добавила к истории писателя Довлатова. Но так придумал Александр. А в фотографии я не придумываю – я просто фиксирую увиденное. С другой стороны, у зрителя возникают свои ассоциации – не те, что вижу я.  И это нормально.

– Фотографией вы начали заниматься довольно поздно, не так ли?
– Да, когда оказался в Иерусалиме, когда понял, что должен эту историю осознать. Потому что для меня фотография – инструмент, а не самоцель. Я не умею снимать цветы или красоты ландшафта. Мне в этом случае нечего сказать. Не мое! Это не хорошо и не плохо, просто каждый выбирает и находит свое направление. Мне неинтересно снимать в студии, и я этого никогда не делаю. Я хочу осознавать реальность, а не создавать ее. Съемка в студии – создание реальности, съемка на улице – осознание реальности, понимание того, что ты видишь. Второе мне ближе. Когда я окунулся в вечный город Иерусалим, появилось желание осознать. Как художник – он ходит, ходит по городу, наблюдает, а потом берет в руки краски и начинает писать. А я взял в руки фотоаппарат.

– Вы проводите мастер-классы. Пытаетесь научить видеть фотоаппаратом. Назовите три основополагающих принципа фотоискусства.
– О! Целую книжку про это написал. Она называется «Фотография. Увидеть увиденное». Человек не видит того, что он не знает и не понимает. Потому, кстати, я и не могу снимать цветочки.
Во-первых, вам должно быть интересно! То, что вы снимаете, должно у вас вызывать эмоцию – положительную или отрицательную. Любую. Вы не можете сфотографировать то, что вам безразлично – нужно стремиться что-то осознать, понять. Как только тебе становится неинтересно, это немедленно видно в кадре. Правда, иногда фотографирование интересного принимает уродливые формы – как, например, эпидемия селфи. Это проявление нарциссизма – человеку интересен лишь он сам!
Второе. Я снимаю людей – у меня очень много портретов. Меня всегда спрашивают, не стыдно ли мне фотографировать человека в момент молитвы. Вот и в Тбилиси снимал в Сионском соборе во время службы… Снять можно что угодно. Вопрос в другом: что ты будешь потом показывать. Я никогда не сниму монашку в задранной ветром рясе. Почему? Потому что это никогда не покажу и, соответственно, смысла снимать не вижу. Универсальное правило этики, которое, разумеется и для фотографов тоже подходит, сформулировал две с половиной тысячи лет тому назад Рабби Гиллель. Молодой человек обратился к Гиллелю с просьбой, чтобы великий учитель изложил ему все законы Торы, за то время, в течение которого юноша будет стоять на одной ноге. Гиллель, известный своим терпением, не счел эту просьбу дерзкой и неуважительной и дал исчерпывающий ответ: «Не делай ближнему своему того, что не желаешь, чтобы делали тебе. Это вся Тора, все остальное является комментарием к ней. Иди и учись». Так вот, прежде чем что-то выставлять на всеобщее обозрение, вставьте себя в эту фотографию. Хотел бы ты там быть? Не обижает ли это тебя? Если нет, выставляй... Вот такой разговор с Богом, по большому счету. У каждого человека свой уровень этики: каждый выбирает для себя.     
Третий момент касается «золотого сечения», кадрирования. На мой взгляд, большая часть успеха фотографии – именно правильное кадрирование.

– Коснемся еще одной вашей творческой ипостаси – популярной программы «Детский недетский вопрос», автором и ведущим которой вы являетесь.
– Я делаю ее очень давно, это достаточно большой кусок моей жизни. Подготовка программы занимает очень много времени. Так получилось, что однажды я стал собирать детские вопросы и задавать их взрослым: «Что такое честь?» «Порядочность?»  «Почему люди воюют?» и т.д. В три года мальчик спрашивает: «Кто я?», и это тоже инструмент познания, понимания мира. Одно подталкивает к другому.
Сначала передача шла на радио, потом перекочевала в интернет. За четырнадцать лет у нас побывало огромное количество потрясающе интересных людей. В интернете лежит более 150 выпусков программы.  

– А как вы сами отвечаете на вопрос «Кто я»?
– Основополагающий вопрос. К примеру, артист Ефим Шифрин, глубокий и очень тонко чувствующий человек, ответил на него так: «Я? Фима!». Вопрос «Кто я?», по сути, касается смысла жизни и переходит в «Зачем я?». Смысл жизни – в реализации твоих талантов. Таланты – очень важная составляющая нашего «Я». И я стараюсь реализовать то, что мне дано.

– Многие стремятся к этому, но не у всех получается.
– Нет неталантливых людей! Вопрос в том, реализовал человек свой талант или нет. Или думал одно, а оказалось совсем другое. Существует немало людей, которые заработали кучу денег и вдруг все бросили. Это понятная, но сложно объяснимая история. Деньги? В моей передаче участвовали очень богатые и совсем не богатые люди. Я спрашивал своих гостей о том, что такое успех, и ни один из них не сказал про деньги, ни один! Кто я? Человек, который более или менее успешно старается реализовывать то, что в меня заложено. Ребенок интуитивно нащупывает свой талант. «Я хочу рисовать... хочу петь... хочу ездить на велосипеде!»  Он ищет то место, где может реализовать свой талант. Талант легко найти – он находится на том поле, на котором ты счастлив. Талант не может быть там, где ты несчастлив. Конечно, талант – не всегда радость, солнце, свет. Любое настоящее творчество – процесс мучительный. Но самое ужасное, когда талант меняют на что-то другое.

– Что происходит в вашей жизни сейчас?
Сейчас у меня одновременно проходят четыре выставки. Одна – в Тбилиси, две – «Молитва Иерусалима» и «Тени Иерусалима» – в Москве. А в Израиле – «Тени». «Тени» – очень важный для меня проект, тема. Это как раз про то, кто я? Я бы очень хотел привезти ее в Тбилиси. Предисловие к ней такое: «Так получается, что однажды мы приходим в этот мир. Мы в нем взрослеем, ходим по его дорогам, встречаем других людей, сходимся с ними и расходимся. Мы реализуем свои таланты и амбиции, что-то покупаем, за что-то боремся, что-то строим, что-то творим. И на каком-то этапе у нас появляется чувство, что мы хозяева этого мира. Потом это чувство уходит. А потом уходим и мы. Уходим, не взяв с собой отсюда ничего из созданного нами и не оставив здесь ничего из понятого и прочувствованного. Потому что таковы правила, и те, кто придут за нами, сами должны будут все и понять, и прочувствовать, и пройти теми же дорогами. А все, что останется от нас, – это неясные размытые тени. Останется на некоторое время. Потом уйдут и они. Тени». Об этом выставка. На первый взгляд выглядит очень безнадежно. Но на самом деле это не история о бессмысленности жизни, а ровно наоборот. Любой человек на каком-то этапе оказывается перед вопросом: зачем я родился?  Будь ты высоколобый интеллектуал или простой обыватель, вопрос так или иначе встанет перед тобой! А история выставки «Тени» о том, для чего ты НЕ родился. Когда ты отталкиваешься от того, что не важно, ты начинаешь видеть то, что важно.

Инна БЕЗИРГАНОВА


Безирганова Инна
Об авторе:

Филолог, журналист.

Журналист, историк театра, театровед. Доктор филологии. Окончила филологический факультет Тбилисского государственного университета имени Ив. Джавахишвили. Защитила диссертацию «Мир грузинской действительности и поэзии в творчестве Евгения Евтушенко». Заведующая музеем Тбилисского государственного академического русского драматического театра имени А. С. Грибоедова. Корреспондент ряда грузинских и российских изданий. Лауреат профессиональной премии театральных критиков «Хрустальное перо. Русский театр за рубежом» Союза театральных деятелей России. Член Международной ассоциации театральных критиков (International Association of Theatre Critics (IATC). Член редакционной коллегии журнала «Русский клуб». Автор и составитель юбилейной книги «История русского театра в Грузии 170». Автор книг из серии «Русские в Грузии»: «Партитура судьбы. Леонид Варпаховский», «Она была звездой. Наталья Бурмистрова», «Закон вечности Бориса Казинца», «След любви. Евгений Евтушенко».

Подробнее >>
 
Четверг, 31. Октября 2024