В мае Тбилисский русский театр им. А.С. Грибоедова принимал Московский театр «Современник», приехавший в Грузию благодаря крупнейшей театральной программе «Большие гастроли», организованной Федеральным центром поддержки гастрольной деятельности Министерства культуры России. Принимал спустя три десятилетия – в последний раз театр побывал в Грузии в 1987 году. К приезду гостей грибоедовцы тщательно готовились, предвкушая долгожданную встречу с прославленной труппой. Билеты на спектакли «Современника» были распроданы задолго до начала гастролей... Причем большой зал заполняли не только зрители старшего поколения, хорошо знакомые с историей «современниковцев» и их спектаклями – было много молодых, кто хотя бы в силу возраста не мог видеть постановки знаменитого театра, на сцене которого сегодня блистают Марина Неелова, Лия Ахеджакова, Валентин Гафт, Сергей Гармаш, Владислав Ветров, Чулпан Хаматова, Ольга Дроздова, Алена Бабенко...


«ВОИСТИНУ ЖЕСТОКИЙ ВЕК»

«Современник», оставаясь верным себе на протяжении шести десятилетий (как известно, он был основан в 1956 году), привез в Тбилиси два своих легендарных спектакля в постановке бессменного лидера театра Галины Борисовны Волчек – «Три товарища» (1999) по Ремарку и чеховский «Вишневый сад» (1997). Оба поставлены на переломе эпох, в лихие 90-е, и несут на себе отпечаток времени радикальных перемен в общественном сознании. Китайский мыслитель Конфуций писал: «Не дай вам Бог жить в эпоху больших перемен!». Имеются в виду государственные перевороты, революции, войны и, как следствие, в лучшем случае – новый порядок жизни, новые правила, в худшем – распад и смерть. В спектакле «Современника» «Три товарища» эпоха, в которую происходят события, заявлена очень определенно – прежде всего, в активном сценическом пространстве (художник – Павел Пархоменко). Подвижные металлические конструкции, массовка, навязчивые образы – время от времени появляющаяся женщина с детьми, просящими подаяние, офицеры в черных мундирах – намек на приближающуюся «коричневую чуму», ювелирный магазин, подвергшийся разбойному нападению отморозков, митинги, стрельба, факельные шествия, дождь из листовок. Наконец, сцены с собакой, преследующей какого-то человека. И тут нужно сказать об участии в спектакле наших – очаровательных грузинских детей, органично существующих в предлагаемых обстоятельствах. Как, впрочем, и сотрудник Грибоедовского театра, охранник, кинолог Георгий Алиханов со своей воспитанницей – овчаркой Джесси и ее хозяйкой – все удачно, без всяких скидок, вписались в спектакль «Современника».
Участие в спектакле детей и животных – задача всегда непростая. Но это придает происходящему на сцене большую подлинность. Да и вся постановочная фактура в спектакле – настоящая. Даже сварка в мастерской трех товарищей – Роберта (Шамиль Хаматов), Отто (Сергей Юшкевич) и Готфрида (Сергей Гирин).
На сцене воссоздана тревожная атмосфера накануне прихода к власти Гитлера. В этом непредсказуемом мире, таящем опасности, каким-то чудом выживают хрупкие человеческие отношения, чувства – любовь, дружба, верность, сострадание. И то – на время... Не зря одна из книг любимого читателями разных поколений писателя, представителя «потерянного» поколения Эриха Марии Ремарка так и называется – «Жизнь взаймы».
На фоне этого металлического каркаса жестокого «века-волкодава» (Мандельштам) разворачивается красивая и печальная история любви и дружбы. Отдаленно звучит волнующая джазовая музыка (музыкально-художественное решение спектакля – студия «Аудиотеатр»). Герои спектакля парят над грешной землей – откуда-то с небес к «последнему романтику» Роберту спускается нежная Патриция (Татьяна Лялина). На каком-то мифическом балконе. И оттуда ведет диалог с возлюбленным, как шекспировская Джульетта. Позднее балкон опустеет – на нем останутся только «то самое» волшебное платье Пат из серебряной парчи и ее любимый игрушечный медвежонок... Девушки не стало! Но самым впечатляющим оказался финал – гимн любви и дружбе – летящий над сценой автомобиль с человеческим именем «Карл» (он тоже неотъемлемая часть их сообщества), в котором сидят улыбающиеся, счастливые и обретшие бессмертие Пат и три товарища.
В спектакле «Вишневый сад» конкретного исторического фона, как такового, нет (сценография лаконична и условна – ее авторы Павел Каплевич, Петр Кириллов), но тревога и какая-то потерянность ощущается в отношениях персонажей. Здесь тоже «жизнь взаймы»: никто из героев (за исключением Лопахина) не представляет, что их ждет завтра, они охвачены смятением, раздавлены, нежизнеспособны. Внутренне смирились, погасли, особенно Варя (Мария Аниканова), Гаев (Владислав Ветров). Даже те, кого всегда считают носителями нового, позитивного начала: Аня (Татьяна Лялина), Петя Трофимов (Александр Хованский). Но их оптимистический посыл не убеждает – это скорее дань традиции, слова... слова... слова. Даже вспыхнувший было между ними огонек сразу погас. Да и был ли огонек?
Отдельный разговор – о Лопахине (Сергей Гармаш). Он, разумеется, строитель будущего и действительно верит в грядущее счастье для всех. Но все-таки ликование Лопахина, ставшего обладателем вишневого сада, мало похоже на триумф победителя. Почему-то не верится, что в новом статусе он по-настоящему счастлив. Все сложнее: в радости купца Ермолая ощущается какой-то надрыв. Исполнилось давнее, выношенное желание сильного человека, добившегося цели спустя годы! Но, как это часто бывает в жизни, настоящего праздника не случилось. По сути, это Пиррова победа, за которую Лопахин заплатил слишком большую цену. Ведь он так и не обрел главного – человеческих отношений, настоящей, долговечной близости, потребность в которой у него была всегда! Варю Лопахин не любит, юношеская влюбленность в Раневскую (Марина Неелова) – иллюзия. У него действительно слишком тонкая, нежная душа... и там тоже притаилась червоточинка, мешающая быть счастливым. Лопахин – Гармаш, по сути, одиночка, и единственное, что приносит ему удовлетворение (удовлетворение – но не счастье!) и душевный покой – это деятельность. Чего, впрочем, нет у других персонажей. Представляется, что Лопахин Гармаша – это будущий меценат, этакий Савва Морозов. Но как закончил свою жизнь этот уникальный человек?!
А какая она, Раневская Марины Нееловой? Ускользающая, неуловимая, разная, с постоянными перепадами настроения, добрая и грешная, любящая и равнодушная, умная и легкомысленная. Женщина. Актриса передает текучесть характера своей героини, парадоксы ее личности. Катастрофа для Раневской – вполне, впрочем, ожидаемая и прогнозируемая, как бы они себя не обманывали, всеми участниками этой истории, – произошла в третьем действии. А в четвертом Любовь Андреевна – Неелова почти спокойна. Тут уже нет места эмоциям. Она просто не впускает в себя переживания, внутренне абстрагируется, закрывается от них. Тем более, что для Раневской продажа имения – это уже факт свершившийся. Она открыта завтрашнему дню, который, впрочем, не сулит ничего хорошего. Когда Аня просит ее: «Мама, приезжай!», Любовь Андреевна Нееловой отвечает почти небрежно: «Приеду, мое золото!» Но мы понимаем, что возвращения не будет, для Раневской все мосты сожжены. И Любовь Андреевна без отчаяния и ломок расстается с прошлым... с тем прошлым, которое еще вчера было ее настоящим, когда она только приехала в имение и готова была, по ее собственному признанию, прыгать от радости.
Парадоксальное, трагикомическое отражение всего присходящего в спектакле – Шарлотта Ольги Дроздовой. В шутовских проявлениях этой одинокой клоунессы – безуспешная попытка уйти от реальности...


ТОВАРИЩЕСТВО ГАЛИНЫ ВОЛЧЕК

В эксклюзивном интервью художественный руководитель театра «Современник»,
Народная артистка СССР Галина Волчек – личность уникальная! – выразила свое особое отношение к такому понятию, как товарищество.

– Галина Борисовна, спектакль «Три товарища» – о том, как в самые трудные времена важно сохранить главные человеческие ценности: достоинство, любовь, дружбу. Наверняка вы не случайно обратились к этому произведению в смутные времена, в конце 90-х, накануне нового тысячелетия, когда разрушился старый мир и создавался новый.
– Для меня было важно, что ситуация в стране очень сильно поменялась к этому моменту. То есть понятие «товарищество» для меня гораздо более широкое, чем «дружба». Дружба – высокое и исключительное качество. Но оно очень личностное. Может быть друг, подруга... два, три друга. Но все равно это дружба, а не товарищество, которое было воспитано определенными жизненными условиями, укладом жизни. И мы это потеряли. К тому моменту прошли две войны, и это тоже повлияло на психологию, жизненную мотивацию. Молодых заботило, что в кармане не было копеек для того, чтобы порадовать свою девушку тем, что в 90-е годы только появилось в продаже. Хотелось, чтобы то, что мы прожили и пережили, как-то отпечаталось в сознании молодых. Ведь что такое война? И что такое, когда герой «Трех товарищей» купается в реке и видит плавающие в крови части человеческого тела?.. Другие ценности были в сознании этих людей. Митинги, которые сопутствовали сложному периоду истории нашей страны, были абсолютной принадлежностью, необходимостью времени. И для героев Ремарка это было тоже абсолютной нормой их жизни – как и факельные шествия и т.д. Мое обращение к «Трем товарищам» было продиктовано очень большим интересом к этому произведению в то время, и я ощущала большую внутреннюю связь с ним. С тем, что может быть не только любопытно, но и полезно, интересно молодому поколению.

– Именно узы товарищества соединили вас и ваших молодых коллег в те годы, когда создавался «Современник».
– Безусловно.

– Чем прежний «Современник» отличается от нынешнего? В чем разница?
– Это очень большой теоретический, даже театроведческий вопрос. Я не готова пуститься в обсуждение теоретических проблем. Разница в том, что мы живем в другое время. Другое видим, слышим, поем, едим. По-другому существуем – это естественно. То, чего добивался наш учитель Олег Ефремов, – чтобы «Современник» стал театром-домом, – случилось! Но и тогда, и сейчас трудно этому соответствовать. Но когда сегодня приходят ребята и говорят о своем желании справить свадьбу в театре, я говорю: конечно! Это театр-дом, в котором бывает и ругань, и непонимание между людьми. Но это дом! И сейчас я счастлива тем, что как только стала главным режиссером, пошла в Щукинское училище, чтобы посмотреть молодых и привлечь в труппу талантливых ребят. Чтобы они жили и работали в «Современнике». Нужно передавать эстафету молодым тогда, когда ты еще это можешь делать. Я точно знаю, что это та часть театра, которая, когда нас не будет, не позволит превратить «Современник» в модный театр. Не дай Бог ему стать модным театром!

– Кто и что стали определяющим фактором для рождения вашего интереса к театру? Первые впечатления? Круг чтения? Встречи?
– Мне очень повезло. Будучи еще ребенком, я жила среди людей, которые определяли вкусы, мысли и действия лучших кинодеятелей того времени. Мой папа был известный кинооператор, потом – кинорежиссер. И моими соседями, которые дергали меня за косички и шлепали по попке, когда я играла в классики перед подъездом, были Михаил Ромм, Юлий Райзман, Александр Птушко, Дзига Вертов, Иван Пырьев и другие знаменитости. Все советское кино было для меня дядями и тетями. Варясь в этом обществе, сначала детьми, мы впитывали эти разговоры. А потом, уже взрослыми девушками, естественно наматывали на ус то, что слышали от этих замечательных, великих людей.

– Расскажите, пожалуйста, о ваших учителях в Школе-студии МХАТ.
– Мы учились у стариков МХАТа. Среди них были хорошие педагоги, но были и не такие любимые. Но потом к нам пришел молодой педагог Олег Ефремов и победил, как говорится, наше сознание. Потому что он казался нам одним из нас. Хоть и был старше на семь лет, но этого мы не замечали. Потому что Олег рассказывал нам такие вещи и предъявлял такие требования, о которых другие не имели никакого представления. Не знали ни этих слов, ни этих понятий.

– Вашим дебютным спектаклем были «Двое на качелях» У. Гибсона. Как вы выдержали этот первый в вашей жизни экзамен на зрелость? С какими трудностями столкнулись?
– Я испытывала тогда страх и желание быть понятой. Потому что в это время были очень распространены, так сказать, иероглифы, сложности. Мне все это было неприятно. Хотелось, чтобы сложность возникала из простых, нормальных человеческих проявлений. Мы в период репетиций находились втроем – я и двое актеров – в замкнутом пространстве. Больше никого не было. В какой-то момент я так разволновалась именно от желания быть понятой, а не просто понятной, что сказала артистам: «Ждите меня, я сейчас приду!». На улице был лютый мороз. Я накинула на себя пальто и выскочила из театра. Стою на улице, дрожу без шапки от холода в ожидании самого нетеатрального лица. И вот вижу человека с авоськой, в которой лежат апельсины. Сразу поняла, что это не москвич – он прижимал к себе авоську как любимую женщину. Подлетела к нему, вся дрожа, спрашиваю: «Вы не москвич? Откуда вы?» – «Из города Сталина (это Донбасс)!» – «Есть ли у вас немного времени?» Мужчина смотрел на меня, как на сумасшедшую. Я взмолилась: «Прошу вас, пойдемте со мной! Вы когда-нибудь были в театре?» – «Нет!» – «Я вам все объясню!» Короче, я заманила его в театр. У нас в это время даже не было декораций – только стол и два стула. Я предложила мужчине сесть. «Мы вам кое-что покажем, а потом зададим несколько вопросов!» – сказала я. Мы сыграли нашему зрителю первую картину будущего спектакля. Он смотрел сначала растерянно, потом с большим увлечением. После первой картины спросили: «Что вы поняли о взаимоотношениях героев?» Задали ему еще несколько вопросов. Наш зритель отвечал, как человек, который впервые оказался в театре. Мы поблагодарили его за то, что он потратил на нас свое время. А мужчина взял свою авоську, пошел к двери, потом повернулся и попросил: «Ну вы мне расскажите, что с ними дальше будет, а то я теперь думать буду!» И я поняла, что мы не зря трудимся...

В рамках «Больших гастролей» состоялась встреча Галины Волчек со зрителями, во время которой она ответила на многочисленные вопросы и призналась в любви к Тбилиси и тбилисцам.
– Я в своем любимом Тбилиси. Город сильно изменился. Я испытываю физическую радость, когда вижу его вечером освещенным. Появились новые здания рядом со стариной. Это производит невероятное впечатление – улыбающиеся лица, доброжелательность! От того дружелюбия, какое мы видели в эти дни особенно от молодых людей, когда ехали по улицам, от добрых слов, желания помочь, ком сжимал мне горло. Ушло огромное число людей, которых я не просто любила, а просто поклонялась им. Это была часть моего сердца, души, и когда мы проезжали по знакомым улицам, праздник для глаз был абсолютный. К примеру, вот здесь жил Ладо Гудиашвили, и я была тут не один раз. Я была знакома с художником, и таких людей в этом городе я знаю очень-очень много. Увидела в эти дни Резо Габриадзе, Гуранду Габуния. Не удалось встретиться с Нани Брегвадзе, Робиком Стуруа – их не было в городе... Это те, кому я кланяюсь до земли и продолжаю любить всем сердцем.
Галина Борисовна много вспоминала. Например, о том, как поставила в Германии «Вишневый сад».
– Это было в Веймаре. Интендант театра два года ждал, когда я приеду, чтобы поставить спектакль. Приезжаю. Он меня встречает и говорит: «Вот сегодня, Галина, вы увидите свою Раневскую!» (Это была актриса Барбара Лотцманн) «Но я должна сначала сама посмотреть, моя это Раневская или ваша!», – отвечаю. В этот день Барбара играла Марию Тюдор. Я смотрю спектакль. Вижу очень хорошую, опытную артистку, которая не имеет никакого отношения к моей Раневской. Моя не умеет стоять обеими ногами на земле, а эта – совсем наоборот. Проходит день-два. Смотрю лругих артисток – никого не вижу. И вдруг замечаю в массовке, где-то в третьем ряду, девочку с большими глазами, тоненькой шейкой. На все живо реагирует, причем – оправданно. Спрашиваю: «А кто она?» «Никто! Массовка!». И я прошу: «Дайте этой девочке – ее звали Сильвия Куземски – пьесу, и пусть она придет ко мне завтра в 12 часов». Девочка приходит, перепуганная, от страха даже «да» сказать не может. Я делаю вид, что не замечаю этого, и заставляю Куземски читать монолог «Грехи мои…» «Вы читали пьесу?» – «Нет!» В итоге я провела с ней несколько часов. Потом прихожу в театр и объявляю: «Либо эта девочка будет играть Раневскую, либо я уезжаю!» Сильвия была черненькая, но я ее мысленно высветлила – перекрасила волосы, брови, ресницы. После Раневской эта актриса стала в своем театре звездой. А Барбара – прима театра, которая не сыграла Раневскую, выступила у меня в роли Дуняши. Позднее она стала моей подругой.
Много добрых слов Галина Борисовна сказала в адрес театра Грибоедова, ее сотрудников и руководства:
– Николай Свентицкий – уникальный директор. Он настолько любит театр, ценит артистов, что только диву даешься. Хочется ему аплодировать!


ГАФТ, ГАРМАШ

Тбилисским театралам невероятно повезло: в эти дни они соприкоснулись со вселенной под названием Валентин Гафт. А это – не только мощный, умный актер, но и глубокий, ироничный поэт. В обеих ипостасях – личность. В этот вечер, который прошел в зале Свободного театра, прозвучали не только его знаменитые, беспощадные и разящие как острые стрелы, эпиграммы, но и тонкая лирика, философские стихи, поэзия, посвященная тайне творчества. «О, Театр! Чем он так прельщает, В нем умереть иной готов, Как милосердно Бог прощает Артистов, клоунов, шутов. Зачем в святое мы играем, На душу принимая грех, Зачем мы сердце разрываем За деньги, радость, за успех?»... «На сцене Плаха, все фатально, Беда должна была случиться, Я пересек границу Тайны, За это надо расплатиться. Когда придут в разгар Игры Семерка, Тройка, Туз – не ахай! Невидимые топоры Всегда висят над нашей Плахой». Так актер-поэт отреагировал на травму, полученную им во время спектакля «Плаха».
Зрители с наслаждением услышали в авторском исполнении такие поэтические шедевры, как «Гамлет», «Волк», «Дельфин», «Ветер», «Роза», «Все начиналось с фуэте».
«Хочется разобраться в пустяках, – признался Валентин Гафт. – Они самые интересные и сложные. Жизнь состоит из очень простых и загадочных явлений».
В вечере принимал участие российский актер, режиссер Саид Багов. На сцене «Современника» идет авторский спектакль С. Багова и В. Гафта «Пока существует пространство» – размышление о смысле жизни. Во время тбилисской встречи Багов сказал о любимом актере: «Воображение, работающее с невероятной силой, творит чудеса».
На вечере прозвучали стихи, посвященные поэтам, актерам, режиссерам – Маяковскому, Высоцкому, Фаине Раневской, Юрию Любимову. Гафт известен и как автор любовной лирики – любители настоящей поэзии оценили его «Мосты»: «Я строю мысленно мосты, Их измерения просты, Я строю их из пустоты, Чтобы идти туда, где Ты. Мостами землю перекрыв, Я так Тебя и не нашел, Открыл глаза, а там… обрыв, Мой путь закончен, я – пришел».
Организаторы вечера напомнили собравшимся экранные создания замечательного актера, обладающего невероятным обаянием и ярким интеллектом.
Вопросы в этот вечер не задавали – просто слушали и наслаждались общением с великим мастером. Вспоминали его Джона Джаспера из телеспектакля «Тайна Эдвина Друда», Воланда из «Мастера и Маргариты», Утешительного из «Игроков», Сатанеева из «Чародеев», Сидорина из «Гаража», Логинова из фильма «Небеса обетованные»...
А его коллега Сергей Гармаш провел в Грузинском университете театра и кино имени Ш. Руставели мастер-класс. Его всепокоряющая актерская харизма на два часа приковала внимание собравшихся в зале учебного театра зрителей. С юмором, очень эмоционально и красочно – так сказать, с нюансами, Сергей Гармаш рассказал о том, как пришел в профессию. Как упорно преодолевал трудности на пути к цели... хотя поначалу даже не мечтал об актерстве – его юношеским стремлением было море.
Отвечая на многочисленные вопросы зрителей, Гармаш говорил и о своем Лопахине из «Вишневого сада», которого сравнивали... с Дональдом Трампом. Спектакль в 1997 году сыграли на Бродвее.
– Глобально – мое отношение к Лопахину не поменялось за те двадцать лет, что мы играем спектакль. У Лопахина есть такой текст о Раневской: «Помню, когда я был мальчонком лет пятнадцати, отец мой покойный – он тогда здесь на деревне в лавке торговал – ударил меня по лицу кулаком, кровь пошла из носу… Мы тогда вместе пришли зачем-то во двор, и он выпивши был. Любовь Андреевна, как сейчас помню, еще молоденькая, такая худенькая, подвела меня к рукомойнику, вот в этой самой комнате, в детской. «Не плачь, говорит, мужичок, до свадьбы заживет…» А потом Лопахин говорит ей самой: «Вы, собственно вы, сделали для меня когда-то так много...!» ... Что же она сделала? И я себе представил, пользуясь тем, чему меня учили, что Раневская повела меня к рукомойнику, помогла умыться, а потом взяла с полки книгу и подарила мне ее со словами: «На, прочитай!» Это стало толчком для того, чтобы я начал чем-то серьезно заниматься и стал в итоге купцом, по-сегодняшнему – бизнесменом. Конечно, какие-то нюансы его отношений с Варей, с Гаевым, с самой Раневской чуть-чуть меняются со временем, но в целом – нет, мое отношение к Лопахину не поменялось. «Вишневый сад» мне дорог. Главным для Лопахина было – настроить дачи для того, чтобы там жили внуки и правнуки, чтобы они увидели добрую, счастливую жизнь. Я любое свое публичное выступление заканчиваю тем, что призываю зрителей верить в то, что наши потомки будут умнее и счастливее нас.
...Расставались с грустью, но и с надеждой на новые встречи! Не зря под шквал зрительских аплодисментов и крики «браво» после спектакля «Вишневый сад» Сергей Гармаш трижды постучал по сцене...


Инна БЕЗИРГАНОВА