Тяжело смотреть. К горлу подкатывает комок, подступают слезы... Да, побывать на таком спектакле – немалое испытание для нервной системы.  А нужно ли нам это? Подобным вопросом вполне может задаться зритель, пришедший на новую постановку грибоедовцев, и его можно понять... Жизнь и так полна испытаний и переживаний, зачем вспоминать дела давно минувших дней, да еще такие – репрессии 30-х? Ответ один: не просто нужно, а – необходимо. Хотя сказано, написано, снято, сыграно об этом, на эту тему много, очень много. Вспомним потрясение 1987 года – в самом начале глобальных перемен в СССР: на экраны вышел фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние», ставший обладателем Гран-при Каннского фестиваля. Зловещие метафоры этой гениальной картины стали шоком для зрителей. А через два года появилось первое полное советское издание художественно-исторического произведения Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» (в 1973 году оно было издано на Западе). Шлюзы, как говорится, открылись...  и реки потекли.


«А теперь мы вас,
уважаемая, расстреляем!»

Новая страница в освоении этой непростой темы  – последняя премьера на сцене Тбилисского государственного академического русского драматического театра им. А.С Грибоедова. «АЛЖИР» (Акмолинский лагерь жен изменников родины) – спектакль, поставленный в жанре художественно-документальной драмы. Он посвящен нашим соотечественницам, ставшим жертвами репрессий и отбывавшим наказание в «АЛЖИР»е (через него прошли этапом более 18 тысяч женщин, 8 тысяч отбывали срок полностью – это были жены известных государственных, политических и общественных деятелей). А их было немало – около трех сотен фамилий... Среди них известные и неизвестные.
«АЛЖИР» –  предельно жесткое режиссерское высказывание Авто Варсимашвили. Спектакль-обвинение, спектакль-память, спектакль-реквием. Стилистике этого режиссера свойствен жесткий язык, предельная заостренность мысли и чувства. Но есть в этой постановке и нечто новое: лапидарность, минимализм в использовании художественных средств. Минимализм заложен уже в самой концепции спектакля. Мы привыкли к тому, что каждый актер или актриса в драматическом спектакле играет определенную роль... или выступает в нескольких ролях. В «АЛЖИР-е» все несколько иначе: здесь, собственно, и нет ролей как таковых – все семь актрис, занятых в постановке, в совокупности, в целостности своего сценического существования, представляют и создают собирательный образ Женщины, прошедшей через репрессии. Надо отдать должное каждой актрисе, занятой в спектакле: заслуженная артистка Грузии Людмила Артемова-Мгебришвили, Инна Воробьева, Наталья Воронюк, Нина Кикачеишвили, Мари Кития, София Ломджария, Анна Николава демонстрируют невероятную самоотдачу и обнаженность чувств, передают не только трагизм положения узниц лагеря – несломленных жертв эпохи, но – «нерв» времени. При этом на сцене все лаконично и просто – табуретки, решетка, символизирующая тюрьму. А за решеткой висят фотографии жертв репрессий (сценограф – Мириан Швелидзе). Молчаливые свидетельства. Вот и все, пожалуй.
Автор сценической версии и режиссер-постановщик спектакля Авто Варсимашвили не предлагает развернутых душераздирающих сцен издевательств над женщинами, многое выражено в скупом рассказе, интонации, мимике, пластике, в повороте головы, во взгляде, в едва заметном дрожании губ, в сдержанной, скрытой эмоции или внезапном и коротком ее выплеске, вспышке... наконец, в тревожной, трагической музыке, пронизывающей спектакль.
Вот две актрисы берут под руки третью и насильно усаживают ее на табуретку – этого достаточно,чтобы обозначить арест, насилие, безнадежность. А рассказ об ужасных событиях и вынужденном расставании с ребенком, сопровождаемый монотонным раскачиванием тела, позволяет остро, явственно ощутить душевные муки этой женщины...
В одной из сцен Мари Кития превращается в конвоира, грубо усмиряющего узниц в поезде, в другой – в ребенка, высматривающего мать в летящем вагоне и не желающего признавать ее в какой-то чужой женщине с обритой головой – нет, этот «кочан» не может быть мамой! Такие же превращения происходят и с Софией Ломджария, изображающей то несчастную узницу, с надрывом читающую стихи, то представителя беспощадной власти – высокого партийного чиновника... Еще сцена: Мари Кития – Лаврентий Берия, София Ломджария – его жертва, дирижер Евгений Микеладзе, принявший мученическую смерть. Страшные страницы истории. «Лес рубят – щепки летят». Известная формула эпохи тоталитаризма.  
«Все судьи на одно лицо – это выражение глаз делает их одинаковыми...». «На лице следователя была смесь ненависти и презрения...». «А теперь мы вас, уважаемая, расстреляем!» – эти зловещие слова актриса Анна Николава произносит  трижды, и с каждым повтором все больше нагнетается атмосфера неумолимо надвигающейся катастрофы...
Кульминация спектакля – коллективное чтение в теплушке пушкинского «Евгения Онегина», стихов великих поэтов России и Грузии. Поэзия звучит на русском, грузинском. Женщины читают вместе – каждая свое стихотворение! И это уже хор, какое-то поэтическое многоголосие, истовая молитва, обращенная к Всевышнему. Аж дух захватывает... Поэзия как уникальный способ выстоять, не сойти с ума.  
Таких не сломить! «Отняли все, – говорит одна из узниц. – Но мое останется со мной! Я переживу даже этот карцер!» «Я не буду падать!» – как заклинание твердит Женщина, сначала приговоренная к расстрелу, а позднее помилованная – казнь заменили десятью годами заключения... Людмила Артемова-Мгебришвили играет эту сцену с огромной трагической силой. В этом отчаянном «я не буду падать!» выражен яростный протест против насилия – с одной стороны, и страха – с другой. Сохранить человеческое достоинство любой ценой – это главное!
Идея, ясно выраженная в спектакле: они выстояли вопреки всему, потому что были сильными и жизнестойкими. Но при этом оставались просто женщинами...
Впечатляет финал. Лаконичный, сдержанный, беспафосный. Взгляд Л. Артемовой-Мгебришвили, устремленный в сегодняшний день из далеких 30-х. «Я должна выжить и рассказать, – говорит Женщина из АЛЖИРа. – Я буду свидетельствовать!»


«Нельзя ничего забывать!»

Архитектор, композитор Мераб Андроникашвили:         
– Спектакль произвел на меня огромное впечатление! Не только потому, что в нем отражена тяжелая сама по себе тема. Моя тетя Кира Андроникашвили, одна из узниц АЛЖИРа, – родная сестра моего отца. Поэтому мне все знакомо, я эту трагическую историю знаю с детства. Мне довелось побывать в этом печальном месте – там, где сейчас находится Музейно-мемориальный комплекс памяти жертв политических репрессий и тоталитаризма «АЛЖИР». Комплекс был создан  десять лет назад  по распоряжению президента Казахстана Нурсултана Назарбаева. Там все очень здорово и интересно сделано, на камне высечены фамилии репрессированных женщин. Список – колоссальный! В музейном комплексе есть актовый зал, можно получить какую-то информацию, познакомиться с имеющимися материалами, увидеть документальные кинокадры. Я сообщил в музее какие-то данные о Кире Андроникашвили, которых там не было... А они  в свою очередь подарили мне большую книгу «АЛЖИР», в которой содержатся сведения об узницах лагеря, привезенных со всего Советского Союза. Сегодня тяжело слышать бесконечную хвалу  в адрес Сталина – люди просто не хотят знать того, что было на самом деле. В музейном комплексе «АЛЖИР» мне трудно было пройти так, чтобы не наступить на кости погибших здесь женщин,  я  старался осторожно ступать по базальтовому бордюру, потому что кости там буквально вылезают из-под земли...

Я хочу поблагодарить замечательную труппу театра имени А.С. Грибоедова. Каждая  занятая в этом спектакле актриса – звезда! Замечательная режиссерская работа. За весьма ограниченное время действия было сказано и показано очень многое. И это  настолько откровенно и реально, что на протяжении всего спектакля у меня на глазах были слезы.
Специальный представитель премьер-министра Грузии по вопросам взаимоотношений с Россией Зураб Абашидзе:
– «АЛЖИР» – очень хороший, прекрасно поставленный спектакль. Актрисы играют замечательно! Советую всем посмотреть. Хотя, конечно, тяжело вспоминать эти события, эти годы... В зале были потомки узниц этого лагеря – внуки, внучки, мои друзья. От них я еще в школе слышал обо всем этом. Но тогда, естественно, многое не воспринималось, не верилось в то, что это правда! Гораздо позднее узнали больше... Сегодня жертвы «АЛЖИР»а опять напомнили о себе! Нельзя забывать прошлое. Нужно все время вспоминать и напоминать друг другу об этих людях, их страданиях. Чисто по-человечески.
Директор галереи «TBS», искусствовед Кетеван Кордзахия:
– Великолепна  сама идея спектакля. Тема такая... особая. Хотя наши дети уже мало что об этом знают. Для нас, поколения внуков этих женщин, «АЛЖИР» – актуальная тема. Наши родители, матери и отцы, пострадали, не говоря уже о дедушках и бабушках. Мне понравилась концепция спектакля,  герои которого – эти гениальные женщины! Интересно, что актрисы, занятые в спектакле, представляют и женщин, и партчиновников, и  членов семей репрессированных. Очень впечатлила и сценография. Конечно, я ощутила грусть... Могу сказать с открытой душой, что многие в зале плакали. Большинство – из семей репрессированных. Очень много знакомых лиц. Все в спектакле прозвучало настолько трагично, что невозможно было сдержать эмоции. Сначала у меня создалось ощущение, что эту историю написала кто-то из «алжирских» женщин. Потом из программки выяснила, что пьеса собрана из разных источников. Если бы я знала... то вспомнила бы истории, которые рассказывала бабушка – Елена Кандарели-Соколова. Очень редко, между прочим, рассказывала. Например, о том, как одна из сокамерниц была беременна. И в этих нечеловеческих условиях женщины шили для будущего младенца одежду. А для этого поломали стекло, мерзли, но осколком стекла разрезали свои рубашки и мастерили распашонки. Но ребенок погиб, вернее, родился мертвым – погибла и мать. Еще одна поразительная история, поведанная бабушкой, – как узницы лагеря случайно нашли в степи... цветочек. И как все плакали и радовались находке, потому что столько лет не видели живого цветка! Бабушка, кстати, написала воспоминания и получила за них приз. Конечно, спектакль получился действительно замечательный, с хорошей идеей, концепцией, режиссурой, сценографией... Но мать моя сказала: «А вы знаете, что на самом деле было намного тяжелее и страшнее?» Даже после возвращения. Эти люди, вернувшись из лагерей, оказались в непростой ситуации. Конечно, все были рады их возвращению. Но этим женщинам было очень трудно адаптироваться, восстановить прежние отношения, ведь их дети выросли без матерей. И они уже не чувствовали прежнюю связь с близкими. Поэтому возник неизбежный конфликт, отчуждение. У возвратившихся была такая позиция: мы пострадали, через многое прошли, а дети наши жили без нас – хотя это трудно было назвать словом «жили» – скорее, существовали с клеймом отпрысков «врагов народа». Друзья не подходили к бывшим заключенным, избегали общения  – боялись. Главное – у этих женщин все отняли: квартиры, мебель, одежду и даже фотографии... Я очень советую всем посмотреть спектакль, потому что всегда существует большая опасность того, что старое вернется – пусть даже не в такой ужасной форме. Ведь история часто повторяется.

– Сегодня иногда забывают об этом... Идеализация личности Сталина существует и в Грузии, и в России.
– Да, это так. А вот немцы, к примеру, пришли к покаянию и просят у всего мира прощение за Гитлера. Они осознают это как грех, как свой крест. А у нас этого нет. То, что механически внедряется, всегда несет кровь. Понятно одно:  на костях нельзя строить всеобщее счастье. Почему христианство было принято у нас так органично, естественно, без насилия? Потому что мы жили так. Это был наш образ жизни.  

– Говорят, что женщины, ставшие жертвами репрессий, не слишком любили вспоминать пережитые ужасы. Ваша бабушка – тоже?  
– Да, есть такое.  В течение многих лет эти женщины, дружившие между собой – человек пять, наверное, – все время собирались у нас в доме, и никогда ничего не рассказывали о лагерях. При этом до конца жизни они оставались позитивными, и, глядя на них, никто не сказал бы, что они жертвы, перенесшие невероятные страдания. Это особая закалка того поколения. И они молчали. А подсознательно, может быть,  и боялись вспоминать...  
Режиссер Автандил Варсимашвили:  
– Совершенно случайно, во время гастролей в Астане мы оказались в «АЛЖИР»е. Мы знали, что там был лагерь, но не имели представления о том, что это собственно такое. Во всяком случае, я. И когда нам предложили поехать туда, все откликнулись на это с радостью. А я отказался: «Не хочу, это будет очень тяжело!» «Весь театр едет в музей, а я останусь дома, поработаю!» – сказал я жене Элисо. Но она меня постаралась переубедить: «Там же была моя бабушка! Поезжай, возможно, ты что-нибудь узнаешь о ней!» И я решил все-таки поехать. Лагерь, прямо скажем, оставляет действительно очень тяжелое впечатление. Там есть стена плача – я искал среди фамилий бабушку жены Нину Лаперашвили, но никак не мог найти. И вдруг Люся Артемова позвала меня: «Авто, иди сюда!» Ей удалось обнаружить фамилию бабушки Элисо – она была записана как Нина Орджоникидзе-Лаперашвили. Думаю, люди моего, подчеркиваю, моего поколения очень много знают об ужасах 30-х гг. и сталинизма. Но несмотря на то, что я много знал, читал, видел фильмы,  мне показалось, что осталось что-то недосказанное, что нужно еще раз поговорить на эту тему и поставить спектакль об «АЛЖИР-е». И я начал собирать материалы. Самое странное и ужасное, что сохранилось очень мало свидетельств. Потому что сами эти узницы ничего не рассказывали. Они молчали, не хотели говорить на эти темы, старались стереть из памяти испытанный ужас. В какую же ситуацию они были поставлены,  если им не хотелось ничего вспоминать, рассказывать даже своим близким! Когда-то моя жена тщетно просила свою бабушку поделиться с ней воспоминаниями –  она не хотела возвращаться в те ужасные годы. И аналогично поступали практически все. Поэтому материалов очень мало. Конечно, есть книги об АЛЖИРе. Я все это пересмотрел, прочитал «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург. Кстати, оттуда один эпизод вошел в спектакль. Я прочел много произведений на тему репрессий. Я не претендую на роль драматурга и использовал что-то из хроники, очерков, воспоминаний... и в итоге собрал обобщенную историю Женщины, побывавшей в этом аду. Не уточняя при этом никаких фамилий. В спектакле, правда, звучат какие-то фамилии, но это спектакль не только о них, но и о тех, фамилии которых мы не упомянули. В АЛЖИРе было около 300 женщин из Грузии, и мы не могли назвать всех. Так что наш спектакль – это некое художественное обобщение. И если произносятся какие-то фамилии, то, они, как правило, знаковые – например, Кира Андроникашвили, которая была женой писателя Бориса Пильняка, мать Булата Окуджава Ашхен Налбандян, жена Евгения Микеладзе – Кетеван Орахелашвили или мать Нодара Думбадзе Александра Думбадзе-Бахтадзе... Мне не хотелось, чтобы это была какая-то психологическая терапия... Важно было другое: показать, что ЭТО было, и оно не должно повториться. А еще отдать дань уважения и преклонения памяти этих людей. Они взяли на себя страдания, как  Иисус Христос... Если мы сегодня стремимся к демократии и свободе, к открытому обществу, то в этом заслуга и этих людей. Я обозначил бы жанр своего спектакля так – художественно-документальная драма. Не знаю, можно ли это вообще воспринимать, как драматический спектакль. Но мне хотелось сделать именно такой спектакль.  С тихой режиссурой. Конечно, я мог поставить эффектные сцены, где моих героинь мучают, но этого как раз не хотелось. Мне нужно было добиться сильного художественного впечатления минимальными выразительными средствами. Есть перевоплощение и одновременно – отстранение. К этому я и стремился, задумывая спектакль. Этих людей должны помнить мы, внуки, о них должны знать и молодые... Нельзя ничего забывать.


Инна БЕЗИРГАНОВА