Интересно наблюдать за процессом становления молодого актера. Когда с новой ролью открываются его неожиданные возможности, когда каждой своей работой он удивляет и радует. София, Софа Ломджария – именно из таких актеров. При всей внешней хрупкости в ней чувствуется крепкий внутренний стержень и самообладание – качества, необходимые для сцены, для развития в профессии. И София развивается! Несмотря на то, что репетиции, спектакли, гастроли ей приходится совмещать с семейными заботами. Помню, как однажды она вскинула на меня свои ярко-зеленые глаза, наполненные тревожной радостью, и сказала, что ждет ребенка. Для большинства женщин, особенно – актрис, это означает не только счастье материнства, но и вынужденную паузу в любимой работе... А тут – репертуар, роли. В ожидании ребенка Софа продолжала играть Геллу в культовой постановке А. Варсимашвили «Мастер и Маргарита»... Каждый ее выезд на гастроли связан с переживаниями: как там дома, как дети? И постоянно грызущим чувством вины – имеет ли она право отдавать себя творчеству, если хоть в чем-то страдают близкие, лишенные ее внимания? Анализируя ее работы последних лет, можно сказать однозначно: имеет! Актриса София Ломджария – это: нежная беззащитность Вязопурихи – героини спектакля «Холстомер. История лошади» – перед сложностью и злом окружающей реальности; трагический излом судьбы Катерины из «Грозы» Островского; обольстительность роковой красавицы Лауры из пушкинского «Каменного гостя» (в театре Грибоедова – «Дон Гуан»); кроткое обаяние и сила шекспировской Гермионы из «Зимней сказки»; жутковатость Геллы – порождения инфернальных миров из «Мастера и Маргариты»; конфликт чувства и разума Нины из вампиловского «Старшего сына», пытающейся «правильно» выстроить свою жизнь – вопреки сердцу... А рядом с этими персонажами – характерные герои из спектаклей «Маяковский» и «Алые паруса». Все это обязывает Софу развиваться и дальше, а значит – совмещать творчество и семью.
– Совмещать очень трудно, – признается Софа. – Но я с самого начала поставила перед собой задачу, чтобы театр не мешал моему общению с мужем, детьми, родителями. Я часто слышу о том, как людям творчества не хватает времени для семьи. После сложной репетиции, уставшая, я всегда стараюсь себя превозмочь и обязательно почитать детям перед сном книгу, успеть их обласкать, пообщаться. А это иногда очень тяжело чисто физически. И тем не менее мне не хочется что-то недодавать детям по той причине, что занимаюсь своей любимой профессией. Я ее действительно очень люблю... Боялась, что не буду что-то успевать. Тем не менее как только я выхожу из театра, во мне словно одна дверь закрывается и открывается другая: что я должна успеть сделать?.. Правда, дома во время уборки или мытья посуды часто думаю о роли, повторяю текст. И мои дети уже к этому привыкли, понимают меня. Иногда рассказываю своей старшей дочери сюжет будущего спектакля, даже советуюсь с ней, и она рада, что может выразить свое мнение. Поэтому у детей не возникает чувства, что времени для них у меня не хватает.
Перед премьерой бывают длительные репетиции, когда действительно возникают сложные ситуации и я с чем-то не справляюсь. Однажды даже спросила мужа: «Может, мне уйти из театра? Я не успеваю!» Но он не согласился с этим: «Без театра ты с ума сойдешь!»
– Софа, когда ты решила, что станешь актрисой?
– Актеров в моей семье нет, но родители с детства часто водили меня в театры, в Дом актера. Помню, что была на таких знаменитых спектаклях Руставелевского театра, как «Ричард III», «Кавказский меловой круг», «Кваркваре Тутабери»... Правда, была еще совсем маленькой, и мама мне что-то объясняла, рассказывала... Ходили в Театр киноактера, Метехский театр, Театр марионеток – папа очень любил творчество Резо Габриадзе. Один наш дальний родственник работал в Потийском театре – в Поти жили мои бабушка и дедушка. Когда впервые попала за кулисы, в гримерные, то подумала: какие они счастливые!.. Однажды к нам в школу пришли люди из Дома пионеров – я тогда училась в четвертом классе, и стали приглашать нас в театральный кружок. Я сразу решила, что хочу туда ходить. Вообще я была очень несамостоятельной и одна никуда не ходила, и это был единственный случай, когда я одна после школы пошла записываться в театральный кружок... и случайно попала в кукольный. Так что первый мой театральный опыт был связан с куклами – я озвучивала маленького утенка. А уже потом перешла в драматический кружок. Но вскоре в стране наступили сложные времена...
Мама надеялась, что я свяжу свою жизнь с журналистикой. К этому меня и готовили, тем более, что я хорошо писала. А у меня было одно желание – театральный... Как-то папа пришел домой и рассказал, что познакомился с человеком, который работает в театральном – там как раз начались приемные экзамены. Отец выяснил у нового знакомого, что мне нужно будет при поступлении петь, танцевать, читать прозу и стихи. Про басню я ничего не знала, да и прозу наизусть не выучила – не знала, что это необходимо. И, конечно, не попала. Стала пробовать себя в качестве журналиста, но продолжала мечтать о театральном. Знала, что нужно готовиться по-другому, серьезно заниматься. Посещала еще год театральный кружок. Поняла, что такое басня, этюд... и поступила.
– Легко?
– Не сказала бы. От волнения на 3 туре у меня вообще пересохло горло – не могла ни слова вымолвить, через каждые несколько секунд просила разрешения выпить воду, подходила к графину и наливала воду в стакан, так что Гига Лордкипанидзе наконец не выдержал: «Бери уже этот графин и поставь его поближе к себе, чтобы столько не ходить!» Один из экзаменаторов мне сказал: «Вот ты так волнуешься даже перед нами! Разве ты сможешь выйти на сцену? Представляешь, сколько там будет народу?» – «Тогда волноваться не буду!» – «Откуда ты знаешь?» – «Я знаю!». Из-за чрезмерного волнения я толком ничего не прочитала, в итоге получила низкий балл и попала в платную группу.
А на собеседовании почему-то раскрылась больше – видимо, потому что оно имело характер беседы, а не экзамена – я экзамены до сих пор не переношу. Меня спросили о любимых драматургах, волнение куда-то ушло, я разговорилась, стала рассказывать о Чехове, призналась, что очень люблю его пьесы. Говорила об «Иванове» и «Дяде Ване» и в результате произвела на экзаменаторов сильное впечатление. Мумуша Гацерелия и Медея Кучухидзе особенно похвалили меня и выразили сожаление, что я не проявила себя на экзамене так, как во время собеседования, и поэтому не попала в бесплатную группу. Ситуация была очень эмоциональная, и я не сдержалась и заплакала. Я была счастлива!
Мне этот случай запомнился как урок жизни – я часто вспоминала о нем впоследствии: иной раз если не сделать над собой усилие, не превозмочь волнение, можешь в один миг многое испортить в своей судьбе.
Попала я в группу Дато Кобахидзе – он сам меня выбрал во время распределения. На втором курсе у меня возникла проблема с оплатой обучения – в таком случае вообще не допускают до экзаменов. На экзамене я должна была играть большой и довольно сложный отрывок из спектакля «Трамвай «Желание» Т.Уильямса – мне поручили роль Бланш. Дато попросил, чтобы мне дали возможность все-таки сдать экзамен, тем более, что я была занята в разных сценках. В итоге меня очень похвалили за мой отрывок. На обсуждении все возмутились, узнав о моем возможном отчислении из университета за неуплату, и попросили ректора Гигу Лордкипанидзе перевести меня на бесплатное обучение. Гига сказал, что это первый случай в практике вуза, когда студента переводят с платного на бесплатное отделение, и попросил не распространяться на эту тему в университете. А позднее я даже стала получать стипендию. У нас была дружная группа, и если бы меня спросили, какой период жизни мне бы хотелось вернуть, я бы ответила: студенчество. Последние два года нам преподавал Гурам Георгиевич Черкезишвили.
– Ни для кого не секрет, что самое сложное для актера начинается тогда, когда он получает диплом об окончании вуза и отправляется в свободное плавание. Как складывалось у тебя?
– Вопрос по окончании учебы стал ребром. Не представляла, что делать, куда идти? Понимала, что нужно ходить на какие-то кастинги. У Гоги Маргвелашвили была группа режиссеров, и одного из них – Мамуку Церцвадзе – назначили в Зестафонский театр. Он увидел меня в нашем последнем спектакле «Подвал» Ж. Ануя, где я играла Мари Жан, и предложил поехать с ним на три месяца в Зестафони. Сначала мне это показалось диким – я даже не знала, где вообще находится этот город. Но немного подумала и согласилась. Мне сняли дом, последний этаж которого был полностью в моем распоряжении. Актеры-мужчины – а в зестафонском театре были преимущественно артисты-мужчины – встретили меня тепло. Мне казалось, что я смотрю какой-то ретро-фильм. С будущим мужем мы переживали тогда романтический период, так что Зестафони у меня связан и с воспоминаниями о зарождении любви. Мы звонили друг другу, он приезжал ко мне в Зестафони. Я сыграла премьеру и вернулась в Тбилиси, а в Зестафони потом приезжала только на спектакли. Мамука Церцвадзе старался возродить зестафонский театр, который в то время переживал период упадка, а его помещение использовалось как концертный зал. Наш спектакль – он назывался «Продавец дождя» Н. Ричарда Нэша – был и романтичный, и с юмором – очень позитивный, шел с постоянным аншлагом, зрители приходили на него вновь и вновь. В том числе и местные авторитеты, приславшие мне однажды огромный букет. После премьеры было много журналистов, камер, цветов – мне казалось, что я нахожусь где-то в Голливуде. Будущий муж тоже приехал на мою премьеру... На второй день я проснулась знаменитой!
– А при каких обстоятельствах оказалась в Грибоедовском театре?
– Мне сказали, что художественный руководитель театра Грибоедова Авто Варсимашвили ищет актрису, хорошо говорящую по-русски. Я обрадовалась и поехала на встречу к Авто... Он встретил меня дружески, попросил рассказать что-нибудь о себе. И уже на следующий день мне позвонили и сказали, что меня ждет директор театра Николай Свентицкий и что мне нужно писать заявление. Помню, что когда я появилась в театре Грибоедова, первыми, кого я встретила, были Николай Свентицкий, актеры Валерий Харютченко и Люся Мгебришвили. В это время на большой сцене шла репетиция «Чиполлино» – планировались гастроли. А меня должны были ввести в спектакль «Ханума» на роль Соны. По возвращении труппы с гастролей назначили репетицию «Ханумы», на которой я впервые увидела актера и поэта Нико Гомелаури. Он заговорил со мной и предложил актерам еще раз пройти те куски, в которых я была занята. Причем репетировать мне пришлось без декораций. Когда их поставили, было очень сложно не запутаться в мизансценах и выходах. Мой партнер Вахо Николава, игравший Котэ, говорил мне: «Я тебя жду из одной кулисы, а ты вдруг появляешься из другой». Перед премьерой Никуша подарил мне большой букет цветов, что меня поддержало.
– Не удивляюсь, что ты справилась с этой сложной для любого актера задачей – вводом в спектакль. При всей своей эмоциональности ты наверняка умеешь взять себя в руки в трудных обстоятельствах.
– Когда возникают сложные, форс-мажорные, экстренные ситуации, то всегда собираюсь и надеюсь только на себя.
– Был ли у тебя момент отчаяния, когда ты жалела о выбранном пути?
– Никогда. Я только жалела о том, что потеряла много времени. Жалела, что не поступила в первый же год, что не подготовилась как следует. Слава богу, что я попала в Грибоедовский, а то осталась бы не у дел, не знала бы, куда пойти, что делать. Я бы не смогла пробиться. А сегодня мне хочется еще больше работать!
– Тебя готовили как актрису грузинского театра. В Грибоедовском наверняка поначалу возникли проблемы с русским языком?
– Вначале мне было трудно. Я-то думала, что говорю по-русски хорошо. У меня была подружка русская. Да и вокруг было много русских – там, где мы жили. Однажды мама, увидев, что я читаю Достоевского в переводе, сказала: ни в коем случае! Нужно читать только в оригинале. И я стала читать на русском... Но на сцене играть по-русски оказалось совсем не просто. Помню, что в спектакле «Емелино счастье» мне очень хотелось сказать «Вай!», но нужно было произнести «Ой!». И чем больше я переживала, тем становилось хуже.
– Знаю, что ты очень любишь характерные роли...
– В них я себя чувствую, как рыба в воде... В характерных ролях ищешь что-то новое, идешь от своих наблюдений, типажей, встреченных в жизни. Интересно собирать эти впечатления, наблюдения, типажи и создавать образ, который совершенно отличается от тебя самого. Хотя в университете мне сначала не давали работать над характерными образами. А однажды нам пришлось придумывать какие-то образы самим. Я создала какой-то необычный характер и почувствовала, что мне это нравится. Меня похвалили за работу и впоследствии уже давали такие задания – в этюдах, сценках. Не для экзамена, а в рабочем порядке. И я все время выбирала характерные роли. Но в вузе я все-таки больше играла героинь. Хотя моя Мари Жан отнюдь не была голубой героиней, отличалась характером.
– Как ты относишься к образам роковых женщин? Например, к роли Лауры из «Дон Гуана»?
– Лаура... обольстительница! Она живет только этим, привыкла к вниманию мужчин, дерзкая... Да, мне нравятся такие героини, как Лаура. Это типаж роковой женщины. В вузе я тоже играла таких героинь. Но мне нравятся и другие женщины. Великолепно, если тебе выпадает шанс играть разных героинь. И неважно, главная это или неглавная роль. Когда я читаю пьесу, то меня может привлечь персонаж, о котором вовсе не мечтают другие актрисы. Например, в чеховской «Чайке» меня привлекает Маша. Прочитала – и мне сразу захотелось сыграть именно эту роль. Я не думала о других...
– В тебе парадоксальным образом перемешано и победительное, и жертвенное. Это сочетание несочетаемых, противоположных качеств. Соединение двух ипостасей – и жертвы, и человека, который может контролировать любую ситуацию.
– В студенческие годы я сыграла и нежную Мону в «Безымянной звезде», и Мари Жан – вот вам два совершенно разных образа, две ипостаси женского характера! Я была бы счастлива, если бы у меня был такой репертуар...
– Часто ли ты бываешь довольна собой?
– Чаще я бываю недовольна собой, чем довольна. Иногда в общем удовлетворена результатом, но помню моменты, которые, по моим ощущениям, были неудачными или неправдивыми. И сама всегда знаю, что и где делаю не так, больше критикую себя, чем хвалю. Многое зависит от того, как я сыграла тот или иной конкретный спектакль. Например, отчетливо помню последний спектакль «Мастер и Маргарита», который мы сыграли после большой паузы, я даже успела родить дочку. И как будто пауза пошла всем на пользу. Спектакль был очень удачным. Я наблюдала из-за кулис с удовольствием, и сама играла с большим азартом. Мне запоминаются отдельные спектакли.
– Чего больше всего боишься в жизни?
– Наверное, потерянного зря времени. Много сил уходит на бытовую суету. А с ней незаметно ускользает драгоценное время. Как говорил один писатель, в конце жизни мы больше жалеем о том, чего не сделали, чем о том, что сделали. Выдающиеся люди – это, наверное, те, кто умудряются не терять время зря, разумно его используют. Я боюсь, чтобы не накопилось много того, о чем я буду жалеть, как о несделанном, несбывшемся.
Инна БЕЗИРГАНОВА
|
