В Москве, в Государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, проходит выставка «Грузинский авангард: 1900-1930-е. Пиросмани, Гудиашвили, Какабадзе и другие художники. Из музеев и частных собраний». Это экстраординарное событие напомнило о другом, не менее значимом – международной научной конференции «Идея авангарда в литературе и изобразительном искусстве», которая состоялась в прошлом году в Тбилиси. В ней принял участие известный российский искусствовед, историк искусства, эксперт русского авангарда, издатель Андрей Сарабьянов.
– Андрей Дмитриевич, Сергей Бирюков выразил мнение, что русский авангард – более фундаментальный, глобальный, мессианский, нежели европейский, который он считает скорее технологичным. Как вы прокомментируете это утверждение?
– Я считаю, что надо объединять русский и европейский авангард и рассматривать их в общем контексте. Конечно, эти явления отличаются друг от друга. Европейский авангард, или, иначе говоря, модернизм – явление очень широкое и многообразное. Внутри него – чешский, польский авангард, а еще раньше – французское, английское, немецкое искусство. И русский авангард органично вписывается в общую историю европейского искусства XX века. Потому что русские очень многое заимствовали у европейского авангарда – новые взгляды, формы. Они умели все это по-своему перерабатывать. Так что авангард, на мой взгляд, – это общее, интернациональное явление в искусстве. Русский авангард очень многим обязан французскому искусству, в частности, французскому постимпрессионизму, ведь большинство русских художников учились на работах представителей этого направления. Овладевали секретами мастерства во Франции. Смотрели, изучали. Русские отдали дань и французскому кубизму – Пабло Пикассо и Жоржу Браку. Видели их работы воочию. Известно, что Владимир Татлин бывал в мастерской Пикассо. А еще русские авангардисты многое почерпнули из итальянского футуризма: передача движения в их живописи и скульптуре близка именно этой стилистике. Поэтому так разделять, дескать, русский авангард – мессианский, а европейский – технологичный, – это не совсем верно. Конечно, в русском авангарде в силу исторических обстоятельств, возможно, были отражены идеи, предвидящие будущее России, русскую революцию. Потому что авангард, прежде чем стать авангардом, разрушил нечто старое, старые представления об искусстве. И они сами об этом заявляли. Напомню знаменитое выражение Владимира Маяковского из брошюры 1912 года «Пощечина общественному вкусу»: «Сбросим Пушкина с корабля современности!» Такой был манифест. Но на самом деле максимализм авангардистов был больше на словах, чем на деле. Эпатаж!
– В 1992 году вами был издан альбом «Неизвестный русский авангард в музеях и частных собраниях СССР». Расскажите, пожалуйста, об этом.
– Изданию предшествовала большая работа в архивах, где я изучал списки рассылок по провинции русского авангарда в 1919-1922 годах. Дело в том, что в 1919 году в Москве по идее художника Василия Кандинского было создано Музейное бюро. Оно занимало небольшую комнату, где находился Василий Кандинский, ему помогал коллега Александр Родченко, был еще секретарь – вот и все. Они покупали у современных художников работы – это был весь цвет авангарда: Константин Малевич, Владимир Татлин, Любовь Попова и другие. По задумке Кандинского, эти произведения рассылались по разным городам России с тем, чтобы в тех местах, где есть художественные училища, были организованы музеи современного искусства. Эта идея была высказана впервые. Раньше о музеях современного искусства никто в мире не говорил. Музейное бюро работало три с половиной года, причем очень успешно – за это время они закупили около 2000 произведений. Там преобладала живопись, поскольку Кандинский был живописцем, и у него были свои вкусы и предпочтения. Однако графика и даже скульптура тоже были представлены. Эти 2000 работ были разосланы в 40 городов России, начиная от Витебска и кончая Владивостоком. Машин, самолетов тогда не было. Развозили в рулонах на каких-то телегах. Кстати, сегодня Кандинского перевозят в бронированной машине и страхуют на миллионы долларов. Что удивительно – все удалось тогда развезти по местам назначения! Организовали музеи современного искусства, которые назывались МЖК – музеи живописной культуры. Они были созданы в Москве, Петербурге, Самаре, Нижнем Новгороде, Краснодаре – и все, пожалуй. Многое, что было разослано, осело в сараях, у кого-то дома. Но постепенно эти вещи попали в музеи, и вот сегодня они хранятся либо в краеведческом музее города, либо в каком-нибудь художественном музее. Когда я стал в конце 80-х годов ездить по городам в поисках этих работ, авангард был еще под запретом. На Западе он был известен, а в России государство относилось к нему с некоторой опаской. Мне очень повезло, потому что вся документация, которая велась в те годы, сохранилась: в архивах лежали списки – кто, что и куда повез. По этим спискам я и стал ездить. Объехал городов десять, порой совершенно неожиданно обнаруживая работы авангардистов. Одни висели в экспозициях, другие хранились в запасниках... Помню, авангард был совершенно темным явлением для директрисы музея Астрахани. Я поинтересовался, нет ли в запасниках русского авангарда. Она переспросила: «Что? Кубики, квадратики? Да, что-то есть у нас». В итоге выяснилось, что в запасниках музея хранится несколько произведений Александра Родченко, Казимира Малевича, Василия Кандинского. Поток авангардистских работ был поразительный! В итоге был издан альбом, в котором впервые были опубликованы многие работы. Кроме того, я стал выискивать биографии этих художников. Про Малевича и Кандинского все знают. А вот, к примеру, про Михаила Менькова, ученика Малевича, известно немногое. От этого художника осталось всего четыре картины, и его биографию пришлось разыскивать в архивах.
– Авангард был левым движением и поддержал революционный переворот в России. Но вскоре художники-авангардисты стали гонимы советской властью. Нет ли здесь трагического противоречия?
– Авангард революционен в художественном смысле. Но ассоциировать его с разрушительным потоком революции и ужасными большевистскими деяниями я считаю неправильным. Хотя авангардисты и грозились разрушить музеи. Несомненно, это трагическая история! Но тут нет противоречия. Просто левые движения, собственно, и были левыми. Но когда произошла революция, авангард уже был оформившимся художественным стилем, явлением. У них уже тогда были идеи, устройства жизни по-новому, нового быта, новых социальных условий, и они бросились на службу новой власти, революции. С тем, чтобы создать какие-то современные, перспективные структуры, связанные с искусством. Сфера образования, музеи, выставки, быт художника – все новое. У авангардистов все это началось очень интересно и активно. Но исторические обстоятельства сложились так, что власть поняла: это ей не нужно. Авангард только мешает – своим свободолюбием. Что он очень сложен для советской власти. Ей больше подходил стиль соцреализма, где все ясно, просто, тем более, что это – удобная агитация. А какая агитация от авангарда? Так что буквально через 5 лет никого из них у власти уже не было.
– В 30-е годы русский авангард как таковой перестал существовать. Он был уничтожен или просто исчерпал себя как художественное явление?
– Нет-нет, я уверен, что он не исчерпал себя. Можно немного пофантазировать: если бы все шло естественным путем и не было бы откровенно остановлено, то авангард проник бы и в архитектуру, в глобальном смысле этого слова, то есть были бы постройки, а не только какие-то проекты. И театр стал бы по-новому работать, и кино – да все на свете. Как это произошло в Европе. Потому что конструктивизм, который, в общем, родился в России, потом стал стилем европейской архитектуры на долгие годы.
– Что в грузинской коллекции русского авангарда лично вам интересно? Ведь вы сочли ее достойной отдельной главы в «Энциклопедии русского авангарда», выпущенной вами в 2013-2014 гг.
– Когда родилась идея об издании «Энциклопедии русского авангарда», было задумано сделать статьи о музеях, в которых есть хорошие коллекции этого художественного направления. И ваша коллекция действительно на уровне самых лучших музеев. Она не абсолютно полная – но абсолютно полных коллекций и нет. А по качеству и разнообразию работ грузинская коллекция на очень высоком уровне. Здесь есть и ранний, и поздний авангард. Представлены тот же Кацман, Кандинский – художники номер один. А есть мастера, которых вообще нигде больше нет. Владимир Боберман, например. Не сохранилось ни одной из его работ того времени, кроме тех, что хранятся у вас в музее. Есть собрание очень хороших вещей Льва Бруни, имеющего не прямое, а косвенное отношение к авангарду. В музее много достойных работ, и мы сочли необходимым, чтобы статья о грузинской коллекции была написана для нашей энциклопедии.
Кстати, мы не касались в энциклопедии неизвестных художников, поскольку нам надо было давать какие-то более общие характеристики. И у нас был принцип: статьи в энциклопедию должны были писать именно сотрудники музеев. Грузинский искусствовед Нана Шервашидзе подготовила прекрасную статью про коллекцию музея искусств имени Ш. Амиранашвили.
– Как возникла сама идея создания энциклопедии русского авангарда и как вы шли к ее воплощению? Какие были сложности на этом пути?
– Эта идея очень давняя. Искусствовед Василий Иванович Ракитин, мой соавтор, уже много лет живет в Париже. Студентом Василий Иванович заинтересовался русским авангардом и начал разрабатывать эту тему. К тому же он дружил с крупнейшим коллекционером русского авангарда Георгием Костаки, помогал ему в формировании коллекции, много сделал в ней атрибуций, датировок. Ракитин – великий специалист в этой области. Он старший мой товарищ, и я с ним очень подружился. Мы много говорили о том, что нужно подвести некий итог нашим знаниям о русском авангарде. К тому времени было выпущено большое количество отдельных книг, статей. Проведено немало выставок, на которых приводились краткие биографии художников. Увы, в них было много ошибок. Эти ошибки повторялись из издания в издание, ведь если один автор ошибся, то ошибка потом повторяется, потому что все друг у друга переписывают. Редко кто идет в архив и перепроверяет информацию, факты. Повторяющиеся ошибки стали нас расстраивать. И мы решили, что нужно подготовить некое итоговое издание. Стали обдумывать разные варианты. У Ракитина собрался очень большой архив. У меня – тоже. Я работал в издательстве, и мне в руки попадали какие-то снимки, изображения. В какой-то момент нам удалось купить у одного человека журнальный архив. Он пересмотрел всю периодику Москвы и Петербурга, начиная с 1910 года, и зафиксировал все события, которые происходили в художественной жизни, точные даты выставок. Это был тоже уникальный материал. Вот так, со всех сторон, у нас собиралось и собиралось. Были сделаны две попытки издать эту энциклопедию – и оба раза наш спонсор разорялся. Так прошло довольно много времени – более десяти лет, пока мы встретили Ирину Правкину. Ее компания «Глобал Эксперт энд Сервис Тим» финансировала наше издание. В течение трех с половиной лет мы конкретно занимались работой над энциклопедией. При этом мы решили подойти к нашей задаче всеми необходимыми, законными путями. Получили разрешение на публикацию от всех музеев мира. Авторы статей заработали гонорары – пусть и небольшие. Словом, все у нас было сделано по правилам европейским. Это издание тем и ценно, что легально!
– А концепция со временем не изменилась?
– Нет. Просто по мере работы выяснялось, что нужно написать и об этом, и о том, и о другом, о пятом и десятом. И это не сразу стало понятно. Сначала была идея все делать в алфавитном порядке. Художники, события – все вперемешку. Поэтому разделили: первые два тома – это биографии художников. А третий том в двух книгах – это явления, события, термины, история и хронология. Там очень много самых разнообразных статей. Информация обо всех выставках с уточненными датировками на основе архива прессы.
– То есть вам удалось объять необъятное?
– Удалось, конечно! Правда, позднее всплыли новые имена художников, которые не попали в энциклопедию. В прошлом году в Москве прошла выставка под названием «До востребования. Коллекции русского авангарда из региональных музеев». Для нее было отобрано более 100 произведений как признанных классиков авангарда – Казимира Малевича, Василия Кандинского, Михаила Ларионова, Натальи Гончаровой, Любови Поповой, Ольги Розановой, Марка Шагала, так и не столь известных мастеров – Виктора Барта, Алексея Грищенко, Моисея Когана, Алексея Моргунова, Савелия Шлейфера и многих других. Все они внесли серьезный вклад в историю русского авангардного искусства. Часть картин была специально отреставрирована для выставки.
Я был ее куратором. Объехал по второму кругу несколько музеев. Все равно были какие-то находки! Например, в городе Ельце. Конечно, требовать от сотрудников краеведческого музея понимания того, что у них висит на стенах, невозможно. Вхожу в зал. Висят две работы. Первая – Ольги Розановой: прекрасная футуристическая вещь, никому до сих пор не известная под названием «Пожар в городе». А рядом с этой работой – композиция Ивана Клюна. Про него написано: неизвестный художник. И далее: «Футуристический рисунок к пьесе Маяковского «Клоп» – вместо фамилии художника «Клюн» – «Клоп». То есть удалось найти четыре-пять художников-авангардистов, которые не попали к нам в энциклопедию и вот выплыли невероятным образом из каких-то музеев. Например, из Чувашского музея в Чебоксарах – он предоставил нам картины некоего Алексея Кокеля. До сих пор он был совершенно не известен... Так что процесс идет.
– Насколько полно освещена эта область с точки зрения научного осмысления?
– Поскольку мы хотели подвести некий итог, то пригласили около 200 авторов, специалистов – всех тех, кто профессионально занимается русским авангардом (за исключением нескольких человек, кто по тем или иным причинам не смогли принять участие в нашем проекте). И не только из России. С точки зрения науки мы подвели итог. Дальше – посмотрим. Когда-нибудь появится второе издание. Первые два тома мы уже перевели на французский язык. А там, может быть, и английский перевод сделаем...
– Закономерно, что начали с французского...
– Я специально хотел начать с французского. Потому что русское искусство – большой должник Франции. Это знак нашей признательности и уважения французскому искусству.
– Эксперты русского авангарда появились лишь в 70-е годы. На чем базировалась эта специальность? И кто мог называться экспертом в этой области?
– Экспертами вначале были искусствоведы и отчасти коллекционеры. С одной стороны, это Василий Иванович Ракитин; известный ученый, специалист в области русского авангарда Евгений Ковтун из Санкт-Петербурга – очень большой знаток авангарда. Из коллекционеров – тот же Костаки, Николай Харджиев. Они все были экспертами, но так себя не называли. Тогда этого термина просто не было. А само слово «эксперт» появилось тогда, когда финансовая составляющая авангарда выросла. И тут появились люди, гарантирующие подлинность работ – появилась профессия «эксперт». Но сначала это все-таки было несерьезно – глаз, хоть это самое важное и первое, может ошибиться, не на 100 процентов гарантирует точность. Важны еще и бумага, и краска...
– Значит, обмануться может самый крутой эксперт, обладающий острым профессиональным глазом?
– Может, может... Поэтому со временем возникло совместное творчество эксперта-искусствоведа, эксперта-реставратора, технолога. Вместе они делали общее дело. Стали относиться к делу серьезнее и с научной точки зрения. Те, кто хотел делать экспертизу, обращался к «химии», а потом с этой «химией», которая уже подтверждала подлинность краски и холста, шли к искусствоведу-эксперту с вопросом: подлинно это или нет? Так все и было до тех пор, пока не пошел вал подделок.... Изготовление фальшака достигло пика в конце 90-х – начале 2000-х годов. Но рынок свое дело все-таки делает: в мире стали бояться русских атрибуций, русским экспертам просто перестали верить – они себя дискредитировали. Сейчас ничего не продается – русский авангард, во всяком случае. Посмотрим, что будет дальше.
– Вы перестали заниматься этой работой именно потому, что очень много фальшивок появилось?
– Да, я практически перестал делать экспертизу. Потому что в последние годы подлинников-то новых и нет, они все известны. Иногда бывают чудеса – обнаруживается неизвестный подлинник, но очень редко...
– Ситуация настолько серьезная, что практически все остановилось?
– Я, честно говоря, не знаю ни одной продажи произведения русского авангарда... Хотя, простите, не так давно продали Малевича на каком-то аукционе за очень большие деньги. Но это был настоящий Малевич, из музейного собрания!.. Сейчас коллекционеры озабочены – у них же живые коллекции, кто-то что-то продает, покупает, меняет. И они в ужасе, потому что обратиться за консультацией не к кому. А музеям запретили делать атрибуции, и правильно. Потому что в свое время в Третьяковке столько фальшивок было подтверждено на бланках Третьяковской галереи!.. Думаю, ситуация с экспертизой изменится, когда появятся другие, более объективные технические способы исследования подлинности.
– По телевидению была дискуссия на тему «Почему в России непопулярен авангард?» Это действительно так?
– Это факт. К примеру, распространенное мнение о «Черном квадрате» Малевича: я так тоже могу нарисовать. Люди от незнания, от примитивного отношения так говорят. Не понимают, что за этим стоит целая эпоха художественных открытий. Этот вопрос часто задают: «Почему в России так непопулярен авангард? Как это может быть?» А я привожу в пример Францию – никому не придет в голову обсуждать достоинства Пикассо. Хороший это художник или обманщик, который всех разводил своими непонятными произведениями? Он же еще испанец, а не француз... Но никому во Франции даже в голову не придет поставить подобный вопрос о Пикассо. А у нас говорят о том, что Малевич был этаким мистификатором и обманщиком. Я имею в виду Россию и наше общественное мнение. Сейчас, мне кажется, интереса к авангарду все-таки стало больше. Больше людей стало его понимать. Сегодня и молодежь более просвещенная. Я надеюсь на эту молодежь. Хочу, чтобы она воспринимала авангард как часть культурного наследия России и относилась к нему с большим уважением и интересом. Мы все время стараемся выпускать книги, интервью давать, устраивать выставки, посвященные отечественному авангарду. Все это идет на пользу. Я не просто оптимист такой наивный. На выставке «До востребования...» побывало 40 тысяч человек! Мне кажется, для такой выставки это достаточно много.
– В России вообще наблюдается бум интереса к изобразительному искусству.
– В Москве и Петербурге – в других городах меньше, в силу меньшей окультуренности – модным стало ходить на выставки. Это очень хорошо. Выставки посещает много молодежи. Очень приятно, когда молодой человек с девушкой идет вечером не куда-нибудь потанцевать, а на выставку. Музеи этому способствуют тем, что работают допоздна, что организуют бесплатные посещения. Некоторый оптимизм по поводу восприятия авангарда возникает не на пустом месте, а исходя из конкретных фактов.
– Несмотря на то, что есть и другая тенденция – возрождение интереса к наследию соцреализма.
– Опять же, что такое соцреализм? Он существовал. Нельзя же его отрицать, говорить о нем только плохое. Конечно, надо попытаться видеть в этом стиле хотя бы художественную сторону. И в общем, она, конечно, присутствует. Потому что многие представители этого направления учились у того же Кончаловского, Машкова. А последние были носителями французской живописной традиции. Недавно была выставка Александра Герасимова – это вопиющий портретист Сталина, писал сюжеты сталинского времени, но даже в нем крупица живописности имеется. Она есть, и отрицать это нельзя. Надо просто стараться соединять эти два полюса в истории, на которых советская культура развивалась. С одной стороны, соцреализм, с другой – какие-то остатки авангарда и авангардного мышления. Они сосуществовали в одну эпоху.
– Чем лично вам близок авангард?
– Я люблю его за свободное мышление. За свободу от норм и академических правил. Для меня авангард – очень современное, живое и жизнеутверждающее искусство. Я его просто очень люблю. В силу своей профессии я проник в атмосферу того времени, жизнь этих людей. Я их воспринимаю как своих современников. И это помогает мне понимать их творчество. Люблю истории про них, воспоминания о том, кто и как вел себя в каких-то ситуациях и обстоятельствах. Таких материалов очень много. Если покопаться в архивах, там можно найти очень интересные истории о художниках. Наша «Энциклопедия русского авангарда» в этом смысле тоже очень интересна, полна таких историй.
Инна БЕЗИРГАНОВА
|
