Классику на современной театральной сцене чаще всего интерпретируют в соответствии с сегодняшними эстетическими установками, требующими другой, нетрадиционной стилистики, новых, неожиданных акцентов и параллелей. Но не всегда подобные эксперименты оказываются удачными и воспринимаются публикой. Собственно, классика – потому и классика, что всегда остается современной, острой, актуальной. Как бы ее не трактовали. Это – трюизм. Но даже избитые истины иногда стоит напоминать. Режиссер Гоги Маргвелашвили, обратившись к гоголевским «Игрокам», как раз и подчеркнул эту особенность классики: одел героев во вневременные костюмы и заставил их действовать в предлагаемых обстоятельствах, не привязанных к определенной эпохе. И они зажили!
Самое время поговорить о плутовстве. Ведь нынешнее неизменно жесткое бытие определяет предприимчивость, плутовство, девальвацию нравственных ценностей как необходимые для достижения успеха особенности героя нашего времени. «Дела давно минувших дней» – таков эпиграф пьесы, отсылающий нас к Пушкину (исследователи усматривают связь «Игроков» с «Пиковой дамой»). В них можно угадать горькую иронию, а может быть, сарказм Гоголя, тщательнейшим образом исследовавшего это явление – мошенничество, плутовство – с его чичиковыми, городничими, хлестаковыми – отнюдь не как «преданья старины глубокой». А как вполне конкретные окружающие писателя реалии, бытовом явлении в общественной жизни России первой половины XIX века. Позволю себе процитировать Юрия Лотмана: «Светский шулер сменился шулером-профессионалом, для которого «картежное воровство» сделалось основным и постоянным источником существования. Шулерство сделалось почти официальной профессией, хотя формально преследовалось по закону... Команды шулеров – постоянные участники шумных празднеств, которые привлекали на ежегодные ярмарки дворян близлежащих уездов... Тут проигрывались целые состояния. Команды профессиональных игроков, прикидывавшихся случайно съехавшимися путешественниками, буквально пускали по миру простоватых помещиков, юных офицеров, случайно попавшихся в их сети». Столь же актуальны «дела давно минувших дней» и сегодня... И дело тут отнюдь не в картежном воровстве, как таковом, а в мошенничестве, обмане в широком, глобальном понимании этого слова.
Говоря современным языком, «Игроки» – это история о том, как плутовская «бригада», группа виртуозов-аферистов, оставила в дураках самонадеянного шулера, уверовавшего в свою непогрешимость. Однако, как пишут исследователи, «смысл гоголевской пьесы не сводится к нравственному осуждению порочной жизни игроков и к моральной сентенции, выражаемой пословицей «На всякого мудреца довольно простоты». У Гоголя акценты расставлены совершенно по-иному, тема карточной игры разрабатывается на более глубоком смысловом уровне. Игрок становится символической фигурой, воплощающей идею обмана как основного принципа мироустройства».
Следуя гоголевской идее, режиссер Гоги Маргвелашвили и поставил спектакль о плутовстве как всеобъемлющем принципе, подчиняющем отношения между людьми. Вот только какое наречие уместно здесь добавить? Подчиняющем «всегда»... «часто»... «иногда»? Ответ зависит от степени оптимизма не только в оценке состояния общества, но и человеческой природы вообще. Ведь, чего греха таить, людям, независимо от эпохи, всегда было свойственно оправдывать свои неблаговидные поступки и легко заключать сделки с совестью в надежде на индульгенцию!
На вопрос, поставленный себе персонажем произведения другого писателя, – «тварь ли я дрожащая или право имею», герой спектакля Гоги Маргвелашвили Ихарев (его играет Арчил Бараташвили) отвечает однозначно утвердительно. Ведь плутовство для него – лишь средство достижения жизненного успеха. Будучи шулером, он не обременяет свою душу угрызениями совести – скорее наоборот: считает себя достойным быть в постоянном выигрыше – на коне! За обладание хитрым, тонким, изощренным умом. За способность творить чудо с помощью своей Галатеи – карточной колоды, названной женским именем «Аделаида Ивановна». И поэтому абсолютно уверен, что высшие силы на его стороне. Что он может быть «на одной ноге» с самим Господом Богом – как Хлестаков с Пушкиным. Отсюда монологи Ихарева, обращенные к образу Спасителя – на протяжении всего спектакля Он словно взирает на происходящее со стороны. В Боге Ихарев – Арчил Бараташвили – видит своего союзника и искренне возмущен, ошарашен, когда выясняется, что его обманули, кинули! И бросает абсурдные обвинения небесам, окружающей реальности. Кому угодно – только не себе. «Такая уж надувательная земля!..» – вот окончательный вердикт разочаровавшегося, словно выпотрошенного, но отнюдь не раскаявшегося грешника Ихарева в спектакле грибоедовцев. От прежнего самодовольства не осталось и следа. Ихарев уничтожен, раздавлен... И так не похож на себя в начале спектакля, когда он буквально горит желанием побыстрее сесть за карточный стол, нетерпеливо потирает руки в ожидании партии и ни на секунду не сомневается в своей удаче.
«Переплутовавшая» Ихарева крепко сколоченная команда картежников – в ее составе Утешительный, Кругель и Швохнев, также объединена страстью к игре. Это мелкие бесы аферы.
В тройке мошенников заметно выделяется Утешительный – Аполлон Кублашвили. Его можно охарактеризовать словами все того же Пушкина: «веселое плутовство ума»! Игра для него – все. Остальное – ничто. «Эти люди не понимают игры. В игре нет лицеприятия. Игра не смотрит ни на что. Пусть отец сядет со мною в карты – я обыграю отца», – цинично заявляет он.
Утешительный в исполнении Аполлона Кублашвили – это маэстро ловко закрученной интриги, легко переходящий из одного состояния в другое, артистичный, дерзкий. В спектакле грибоедовцев он постоянно лицедействует и получает удовольствие не только от карточной игры, но и от головокружительного обмана, тотального блефа! Утешительный впервые появляется на сцене, изображая пьяного и громко разглагольствуя о том, что «человек принадлежит обществу», витийствует о священных обязанностях и долге перед людьми и Отечеством. Потом изображает из себя простого, открытого малого, готового раскрыть перед потенциальной жертвой – Ихаревым все свои козыри. А следом за этим «искренне» опекает Глова-младшего, «заботится» о нем...
Интересно решена сцена, когда четверка шулеров (плюс Ихарев) перед предстоящей партией медленно обходит стол – разминка перед сражением, предвкушение азарта и наслаждения. Захватывает и эпизод карточной игры с Гловом-младшим. Утешительный выступает в качестве режиссера – кружит вокруг игроков, комментирует, дает советы, подогревает эмоции, рассуждает о Пиковой даме... «Говорят, Пиковая дама всегда продаст, я не скажу этого», – резонерствует он.
Самый рациональный, рассудительный и хитроумный в спектакле – немец Кругель (Слава Натенадзе), всегда сохраняющий невозмутимость. Хотя внутри кипят страсти не менее бурные, чем у остальных.
Если Ихарев, Утешительный и Кругель – уже сложившиеся аферисты, то молодой Швохнев (Мераб Кусикашвили) еще в процессе формирования. Это плут новой формации. Он импульсивен и горяч, высказывается резко, не считается с авторитетами. Случается, теряет самообладание. Утешительный и Кругель – тертые калачи! – относятся к нему снисходительно и даже пренебрежительно. «Эй, человек!» – обращаются к нему старшие товарищи по ремеслу. Для Швохнева – Мераба Кусикашвили – характерна прямо-таки ртутная подвижность и пластичность. Интересный нюанс в образе.
Ключевой момент в пьесе Гоголя, как и в спектакле Гоги Маргвелашвили, – участие в интриге идеолога гоголевских мошенников – Михаила Александровича Глова. Его играет Валерий Харютченко. Глов появляется на сцене словно существо из другого мира – светлый, легкий, почти невесомый и прозрачный, как бабочка. В сопровождении такой же легкой и красивой музыки. В элегантном костюме и шляпе (художник Наталья Кобахидзе). С садком для ловли бабочек в одной руке и небольшой корзиночкой в другой: в ней, как потом оказывается, находится птичка, время от времени подающая свой голосок... Ничто в этом образе не вызывает ассоциаций с мошенничеством. Разве что едва уловимый оттенок улыбки – так и хочется назвать ее «волчьей». Словом, волк в овечьей шкуре, плетущий кружево лживых речей. Любящий отец семейства, порицающий дурные наклонности. Патриот, радеющий за процветание России. «Ну что, если бы у нас в России было побольше таких, которые бы так мудро рассуждали? Господи Ты Боже мой, что бы это было: просто золотой век-с, та же астрея!» – почти заходится Глов в экстазе, выслушав «благородную» речь Утешительного, якобы решившего завязать с картами.
Восторг зрительного зала вызывает сцена, когда Михаил Глов, желая образумить зарвавшегося наглеца Швохнева, критикующего старшее поколение, в шутку пытается поймать его с помощью садка... Швохнев всячески уворачивается, мечется по сцене, как затравленный зверь, но все-таки попадает в силки, расставленные Гловом. Многозначительная шутка. Здесь все построено на принципе «кто – кого». Точнее, «кто кого переплутует»...
По сюжету Глов-старший рекомендует компании своего «сына» Александра (тоже состоящего в шайке). И лишь после его ухода в пьесе Гоголя появляется пресловутый Саша. Гоги Маргвелашвили по-другому и очень удачно решил эту сцену: Глов-отец сам приводит и представляет горячо любимое великовозрастное чадо. Глов-сын – Дмитрий Спорышев – в спектакле грибоедовцев эдакий детина, неуклюжий, неуверенный в себе, беспомощный (понятно, что это игра!). Недоросль, одним словом. «22 года – почти ребенок!» – говорит о нем «родитель». Саша и ведет себя соответствующим образом: импульсивно бросается пожимать руку Ихареву, с непосредственностью дитяти пытается отдать ему же документы на имение, доверенные «отцом», – вместо того, чтобы сразу надежно припрятать, безрассудно ведет себя за карточным столом... А в финале являет перед нами свое подлинное лицо афериста поневоле, загнанного обстоятельствами в тупик. Самое смешное, что он тоже надеется на индульгенцию, каясь и крестясь перед иконой! Он же откровенно признался Ихареву в содеянном – значит, заслужит прощение... Абсурд!
Не менее живописна фигура еще одного плута – чиновника Псой Стахича Замухрышкина (Михаил Арджеванидзе). В этом персонаже спектакля есть какое-то сходство с другими гоголевскими героями. Например, с Иваном Антоновичем Кувшинное рыло – портретом российского чиновничества из «Мертвых душ». Или небезызвестным помещиком Собакевичем. Взяточник Замухрышкин тяжеловесен, неповоротлив, грубоват. Смотрит исподлобья. Оживляется только, когда речь заходит о семье и детях.
Удачен и портрет «железобетонной» горничной (Анастасия Гарматюк). В этой особе словно нет ничего человеческого – воплощение холодного безразличия и расчета. Не менее расчетлив и герой Василия Габашвили – Гаврюшка. Сначала он угодлив и предупредителен по отношению к своему процветающему хозяину Ихареву (что не мешает Гаврюшке предавать его даже за небольшую мзду). Еще бы, ведь он в выигрыше: недавний «навар» Ихарева – 80 тысяч рублей! Но когда патрон оказался аутсайдером, поведение слуги резко изменилось. Он стал пренебрежителен и высокомерен. Другой стала даже его походка. Лениво и равнодушно, даже без доли сочувствия, Гаврюшка – Василий Габашвили выслушивает и выпроваживает за дверь совершенно убитого Ихарева. И чуть ли не швыряет вслед чемодан...
Темпоритм спектакля то замедляется, то ускоряется – как в карточной игре. Над столом, где изощряются в искусстве обмана жулики, висит большое зеркало – словно бдительное око, наблюдающее за действиями героев сверху и одновременно отражающее напряжение схватки (художник – Мириан Швелидзе). Эта деталь придает другой объем событиям спектакля, расширяет границы происходящего.
Итак, в репертуаре Тбилисского государственного русского драматического театра им. А.С. Грибоедова появилось название еще одной пьесы Николая Гоголя. Вслед за «Женитьбой» (2011) и «Ревизором» (2015). Теперь можно с полным правом утверждать: на грибоедовской сцене идет Гоголиада!
Конечно, «Игроки» будут еще набирать от спектакля к спектаклю, станут точнее в каких-то нюансах и деталях, темпоритме. Ведь они только начинают жить на грибоедовской сцене – кстати, впервые за 170-летнюю историю русского театра в Грузии.


Инна БЕЗИРГАНОВА