Когда приступала к работе над материалом о грузинском композиторе, народном артисте Грузии Важе Азарашвили, отмечающем в июле 80-летний юбилей, захотелось в очередной раз насладиться его красивыми, волнующими мелодиями, испытать «чувство восторга и упоения», если говорить высоким штилем. И вновь поразилась его всеохватности, широте творческих возможностей. Вот что пишут о композиторе слушатели в Интернете, находясь под впечатлением от его Ноктюрна, Ностальгии, Сентиментального танго, Испанской сюиты, Потерянной любви, Песни без слов, многих других сочинений: «Важа Азарашвили – гениальный композитор всех времен!»,  «величайший мелодист!», «необыкновенная  музыка!» Кого может оставить равнодушным его песня «Музыка» – гимн самому возвышенному виду искусства в исполнении Тамары Гвердцители? Или пронизанный глубоким драматизмом Концерт для виолончели с оркестром?
– Важа Шалвович, когда вы впервые почувствовали, что музыка – ваша судьба?
– В 1944 году еще шла война. На улице Котэ Марджанишвили, где жила моя семья, по соседству обитала завуч музыкальной школы № 6 Надежда Михайловна Чилова. Она предложила мне учиться игре на скрипке, которую собиралась мне подарить. «Если будешь стараться, то к возвращению отца с фронта научишься играть. И он будет рад!» – уговаривала Надежда Михайловна. Но я-то был убежден, что музыка – это веселье, считал, что не должен развлекаться, когда отец на фронте – тем более, что мы не знали, жив он или нет. В итоге я потерял целый год. Но на второй год Надежда Чилова все-таки заставила меня заниматься. Я играл гаммы, этюды, с упорством овладевал техникой.
Возвращение отца стало для меня самым счастливым днем. Это случилось в январе 1946 года. Во время школьных каникул я гостил у тети, мама работала. Отец приехал и, не заходя домой, навестил свою двоюродную сестру, а та примчалась к маме и сказала, что получила от Шалвы письмо. Мама чуть с ума не сошла от неожиданно свалившегося счастья, схватила меня за руку, и мы помчались домой. Через какое-то время пришла тетя Гаянэ, и вместо письма появился живой и здоровый отец. Трудно описать, что творилось в нашем дворе, все радовались, мама бросилась к отцу... А я разрыдался.
Когда учился в четвертом классе, то попал в качестве второй скрипки в объединенный оркестр музыкальных школ Тбилиси. Играли Моцарта, Баха... Мне так понравилась эта полифония, что я окончательно решил: «Буду всерьез заниматься музыкой!». А в седьмом классе моим педагогом по скрипке была красивая, талантливая женщина Эсфирь Горенбург. Она предупредила меня перед поступлением в училище: «Смотри, какой зверь поступает! Если ты дашь слабину, он тебя скушает!» Я вместе со «зверем» – его звали Константин Вардели, ныне знаменитый профессор, первая скрипка и мой друг, получили при поступлении в музыкальное училище № 4 по «пятерке». Уже на втором курсе вместе с будущим композитором Нугзаром Вацадзе пошли к директору Ксении Джикия и сказали, что пишем музыку. Она отнеслась к этому факту очень серьезно и пригласила композитора, преподавателя Александра Васильевича Шаверзашвили – кстати, всегда очень скупого на похвалу. Когда он говорил: «Неплохо!», это было для нас наивысшей оценкой. На третьем году обучения он вдруг сказал нам: «Вам нужно дать концерт в консерватории, по одному отделению каждый!». Признаться, это стало для нас полной неожиданностью, ведь Александр Шаверзашвили, повторяю, никогда нас не хвалил. Малый зал был битком забит. Одно отделение было моим, второе – Вацадзе. Прозвучал мой романс на слова Иосифа Гришашвили, исполненный затем на «бис». Сопрано Эльвира Узунян, которая позднее стала очень известной вокалисткой, вместе с хором спела романс на стихи Илии Чачавадзе. Мне было тогда всего 19.
Еще один интересный момент. Я был на втором курсе консерватории, когда в Союзе композиторов Грузии объявили закрытый конкурс на лучший романс. Выделили всего пять премий, из них три получил я. Эти романсы и сейчас исполняют. На государственном экзамене присутствовал сам великий Дмитрий Шостакович, и он мне поставил 5. Потом я писал музыку, преподавал в училище, консерватории, стал профессором.
– К тому же в течение одиннадцати лет вы были председателем Союза композиторов Грузии.
– На этом поприще пришлось пройти через серьезные испытания. Я ругал прежнее правительство за то, что у нас отняли Боржомский дом композиторов, который мы построили на свои средства – Грузинского музыкального фонда. Мы тогда устроили акцию протеста у здания Министерства экономического развития Грузии. В тот период я был представлен на Государственную премию имени Шота Руставели, но махнул рукой на это обстоятельство и пошел на конфликт с властью. Конечно, тогда премию мне так и не дали, из консерватории вытурили, а людей старше меня по возрасту оставили... Премию, правда, я все-таки получил, но позже. Сейчас вот сижу дома, много работаю, сочиняю, проводятся мои авторские концерты, я сам исполняю свои вещи...
– Если позволите, вернемся к вашим корням. Музыкальные способности у вас – от родителей?
– Мой отец, окончивший консерваторию и обладавший бас-баритоном, стал инженером, но продолжал петь в народном хоре песни и пляски, выступал на Декаде грузинского искусства и литературы в Москве. Дядя по материнской линии тоже пел в хоре. Гурийский дед со стороны мамы на чонгури играл и исполнял народные песни. Когда мы собирались на праздники, народные песни пели все время. Так что я был в постоянном контакте с народной музыкой, это у меня в крови! Пишу подлинно грузинскую музыку. Мою музыку. Основа – народная, но это – мое. Стараюсь быть и национальным, и интернациональным, и современным, стремлюсь говорить в музыке на своем, оригинальном языке, сохранять индивидуальность.
– Расскажите, пожалуйста, как создавался ваш единственный балет «Хевисбери»?
– Много лет назад я написал балет «Хевисбери», в двух актах, по рассказу А. Казбеги «Хевисбери Гоча». Его поставили в Кутаиси в 1982 году. Председателем оперной и балетной секции был тогда Сулхан Цинцадзе, и когда он услышал и увидел одну из балетных сцен – эпизод объяснения влюбленных, то посоветовал расширить его. Что я и сделал. А Александр Шаверзашвили сказал, что «слышит» хор в моем балете – я согласился с его мнением и в четырех местах ввел хор. Когда Хевисбери Гоча убивает своего сына, на галерке в исполнении хора звучит трагическая тема. Без слов.
Между прочим, сначала я отказался от предложения написать балет, считал, что еще не готов, но позднее изменил свое решение: за год я хорошо изучил балетный жанр, и мы стали работать вместе с замечательным хореографом Бекаром Монавардисашвили, учеником ВахтангаЧабукиани. Сначала он был танцовщиком, а позднее окончил у Чабукиани балетмейстерское отделение... А вообще я довольно много работал для музыкального театра – писал оперетты. Все мои семь оперетт поставлены. Кстати, меня всегда корили товарищи-певцы за то, что я не пишу опер..
– Важа Шалвович,  а почему при всей широте вашего творческого диапазона вы не написали на сегодняшний день ни одной оперы?
– Так сложилось. Считаю, что ко мне должны были обратиться с предложением, заказать, иначе просто невозможно! Зато у меня целых восемь вокальных циклов. Три романса на стихи Федора Тютчева, в которых слышны русские интонации, «Восточные строфы Низами Гянджеви» с ощутимым ориентальным колоритом, а также циклы на стихи Анны Каландадзе, Мориса Поцхишвили, Шота Нишнианидзе, Иосифа Гришашвили.
– Ваш любимый жанр, как мы знаем, не только вокальная, но и инструментальная музыка?
– Я же скрипач по первой профессии. Исполняемый во многих странах мира Концерт для виолончели с оркестром сперва играл Эльдар Исакадзе, причем делал это просто феноменально! Кроме того, в Германии его постоянно исполняет прекрасный музыкант Максимиллиан Хомунг, во многих странах это сочинение звучит в трактовке грузино-французского виолончелиста Георгия Харадзе. Много исполняют и Концерт для альта с оркестром.
– Ваш замечательный виолончельный концерт поражает своим трагическим звучанием, глубиной переживания.
– Всегда считал, что виолончель может прекрасно передать душевное состояние человека. Я посвятил это сочинение памяти своего отца и отдал Эльдару Исакадзе, потому что знал, как он замечательно сыграет, как тонко передаст невыразимое словами. Особенно концовку, где звучит прощание, оплакивание. Кстати, в Петербурге этот концерт десять раз сыграл патриарх виолончельной школы, человек, воспитавший целую плеяду блистательных музыкантов, исключительный интерпретатор лучших образцов классической музыки и выдающийся педагог Анатолий Никитин. На мой взгляд, виолончель – душевность, а скрипка – виртуозность. А мой альтовый концерт – это, скорее, речитатив, он написан более современным языком, чем виолончельный. Композиторам больше нравится мой альтовый концерт, а широкой публике – виолончельный. Около десяти лет назад я сочинил квинтет для фортепиано и струнного квартета. Его с большим успехом играли на фестивале в Петербурге, а вот в Тбилиси еще не исполняли. Кстати, в России часто исполняют мои произведения: Ноктюрн, Испанскую сюиту, Ностальгию, Сонату для кларнета и фортепиано. Сочинения грузинских авторов для фортепиано напечатаны во многих сборниках... Помню чудесный концерт в Ярославле. Гимн Грузии и сочинения грузинских авторов прозвучали в исполнении местного оркестра. Принимали великолепно! Наш представитель хотел продолжить эти выступления в других городах России, но, увы, двусторонние отношения резко испортились. Однако в 2014 году в Дубне состоялся мой авторский вечер.
– Важа Шалвович, сложнее всего – найти свой индивидуальный стиль, к чему вы всегда стремились. Как это произошло у вас?
– Все шло естественным путем, постепенно, ведь все собирается потихоньку. Поступал в аспирантуру и написал Сонату для скрипки и фортепиано. Единственный получил за нее премию. Но я почувствовал, что стилистически это мне не совсем близко, что налицо эклектизм. Когда слушаешь свои сочинения, то анализируешь какие-то вещи, в итоге я пришел к осознанию того, что язык музыки должен быть единым, цельным и вместе с тем контрастным. А в моей Сонате для скрипки и фортепиано есть ненужная пестрота. Хоть это произведение играли во многих республиках СССР. А вот в других сочинениях я нашел себя. Опыт, годы... Могу сказать, что коллеги, если иногда и относились к моим работам критически, то, как правило, выражали это очень по-доброму, благожелательно. Когда я стал работать в филармонии, композитор Георгий Цабадзе сказал: «Молодец, что пришел, ты талантливый парень!» И всегда поддерживал меня. Как и композитор Отар Тевдорадзе. Когда мы были в Москве, он спросил меня: «Ноты у тебя с собой? Дай мне их, я иду в издательство!» И сказал обо мне издателям: «Это молодой и очень талантливый композитор. Я оставлю вам его ноты и очень прошу обратить на него внимание!» В итоге в Москве я опубликовал немало сочинений в издательствах Союза композиторов и «Музыка».
– Важа Шалвович, каковы ваши музыкальные предпочтения, определившие вкусы композитора Азарашвили? У кого вы учились?
– Я очень люблю грузинские народные песни. А также сочинения композиторов Захария Палиашвили, Сергея Прокофьева, Дмитрия Шостаковича, Сергея Рахманинова, Игоря Стравинского. Нравятся некоторые произведения наших грузинских авторов – например, скрипичный концерт Алекси Мачавариани, опера «Миндиа» Отара Тактакишвили, великолепные квартеты Сулхана Цинцадзе... Я считаю, что в XX веке самые лучшие квартеты сочинили Белла Барток, Дмитрий Шостакович и Сулхан Цинцадзе. Последнему было 24 года, когда его наградили Сталинской премией за квартет № 2 и Три миниатюры для струнного квартета «Лале», «Инди-Минди», «Сачидао». Ценю композиторов Сулхана Насидзе, Бидзину Квернадзе, Гию Канчели... Несколько уроков после кончины моего педагога композитора Ионы Туския мне дал композитор Андрей Баланчивадзе. У него была своя система, которую я не воспринимал. Но я очень благодарен Александру Шаверзашвили. Он заложил во мне великолепный фундамент, научил меня, прежде всего, технике.
Великий теоретик, философ Гиви Орджоникидзе сказал мне однажды: «У тебя есть мелодический дар, не теряй его!» А я всегда хотел, чтобы моя музыка была и мелодически интересной, и современной. При этом, как я уже говорил, всю жизнь стремился сохранять верность своему однажды найденному стилю. Себя я нашел, это точно. И многие удивляются, что песню «Музыка», которую блестяще исполняет Тамара Гвердцители, шлягер «Динамо» и в то же время сложнейший, насыщенный философскими размышлениями альтовый концерт написал один и тот же человек.
– Это действительно совершенно разные полюсы!
– Чтобы не повторяться, нужно менять жанры. Сегодня написал песню, завтра – камерную музыку, а послезавтра – вокальный цикл, оперетту, музыку для кино – я написал музыку для картин «Осеннее солнце», «Дело Тариэла Мклавадзе», «Хатуна», «Да здравствует грузинский футбол», телефильма «Я сам». В 1963 году я сочинил музыкальное оформление для спектакля театра А.С. Грибоедова «Обыкновенное чудо» Е.Шварца. Это была дипломная работа режиссера Наны Деметрашвили. А художником был тогдашний студент Мураз Мурванидзе. Я сам в тот период учился в аспирантуре, и это был мой первый театральный опыт. В спектакле звучал «Вальс воспоминаний», я его взял, переработал, и он сейчас исполняется отдельно. Позднее я сочинил для театра музкомедии оперетту по пьесе Лопе де Вега «Учитель танцев», а на основе ее – сюиту для двух фортепиано. Для русского ТЮЗа я написал музыку к спектаклю «Слуга двух господ»...
Вспоминаю, как в 1973 году на Сахалине проходила Декада грузинской музыки. Я тоже принимал в ней участие, вел программу, как музыковед. Нас пригласили охотники – снег, валенки, меха: песец, чернобурка... В избе огонь горит, варится оленье мясо. С нами еще была певица Татьяна Малышева. Все было настолько неожиданно и красиво, что я сочинил под сильными впечатлениями русско-цыганскую песню «Ты в сердце моем». Местный поэт Юрий Николаев, сахалинец, написал текст. Певец Мераб Донадзе прекрасно исполнил эту песню и потом все время включал ее в свою программу, она всегда очень хорошо принималась публикой...
– А как родилась любимая всеми песня «Динамо», признанная гимном грузинского футбола?
– Я давний футбольный болельщик. У меня собралась огромная литература по футболу. Соседи подарили мне альбом с вырезками из периодики, посвященной этому виду спорта, а потом я и сам стал собирать публикации. В 1976 году, когда наши футболисты впервые завоевали Кубок Советского Союза – выиграли у ереванского «Арарата», я не спал всю ночь и на другой день написал мелодию будущей песни, слова к которой сочинил Морис Поцхишвили. Страна узнала о песне «Динамо, Динамо» после того, как ее исполнил ансамбль «Иверия» под руководством Александра Басилая. Потом грузинские динамовцы были в Сухуми, в нашем доме. А главное, я был в Дюссельдорфе, когда команда «Динамо» завоевала Кубок обладателей кубков Европы, обыграв в финале восточногерманский клуб из Йены «Карл Цейсс» со счетом 2:1.
– Как быстро вы работаете?
– Когда как. В последние годы я издал многие свои сочинения. Это непростой процесс: нужно все время контролировать,чтобы не проскочили ошибки. На это уходит много сил. И в этот период я не сочинял. А сейчас написал для фортепиано сочинение о старом Тбилиси, а для скрипки и оркестра – «Звуки старого Тбилиси».
– Наверняка в вашей творческой копилке есть сочинения, которые никогда не исполнялись.
– Конечно. Третья симфония, например. Почему-то в Грузии редко исполняют грузинских авторов. Увы, сочинения грузинских композиторов больше играют за границей, чем на родине. Это неуважение к собственным талантам. Армяне, кстати, этого никогда не делают по отношению к своим деятелям культуры. Они своих очень любят и всячески поддерживают. Обидно, ведь и у нас есть замечательные авторы и отличные сочинения... Кстати, хочу вспомнить одну историю, связанную с Арменией. Однажды я получил письмо из Еревана, в нем сообщалось о концерте, который должен был пройти в новом камерном зале. Предполагалось, что прозвучит и моя Соната для двух скрипок и фортепиано... Я решил сделать переложение Ноктюрна для двух скрипок и отправил партитуру в Ереван. Но впереди ожидали приключения. Перед отправлением самолета Батуми-Ереван начался проливной дождь. Концерт должен был начаться в 8 часов вечера, а мы в половине 8 еще сидели в аэропорту из-за нелетной погоды. Без четверти 8 самолет наконец взлетел, по прибытии в Ереван я сразу поймал такси и назвал адрес: новый камерный зал, но водитель и понятия не имел, где это находится. В итоге крутились полчаса, с трудом разыскали. Захожу. Первое отделение уже закончилось. Ко мне подходит женщина в очках: «Вы случайно не композитор из Грузии? Через пять минут играем ваше сочинение – ноктюрн!» Нарочно не придумаешь, подоспел точь-в-точь... С тех пор ереванцы все время играют мой ноктюрн. У нас с армянами большая дружба.
– Каждое ваше сочинение рождается из какого-то жизненного впечатления, импульса? А если приходится писать по заказу?
– Как я уже рассказывал, «Динамо» я написал под впечатлением. Текста еще тогда не было... Но случается и наоборот – есть стихи и нужно написать музыку. Так появилась знаменитая «Музыка». Слова принадлежат Морису Поцхишвили. Он говорил, что песня не получится. Но я все-таки написал, и, по-моему, неплохая родилась песня. Словом, бывает по-разному. Однажды мы были в поездке с друзьями, в гостях. Хозяин исполнял старинные тбилисские песни. Песню под названием «Песня – все мое богатство» я написал в машине. Ее прекрасно исполнила Нани Брегвадзе. А однажды написал песню на 50-летие города Рустави, по заказу. Оперетты – это тоже заказ. Профессионал должен уметь работать и по вдохновению, и по заказу.
– Была у вас такая оперетта – «Кахетинцы на БАМе»... Разумеется, заказ?
– Билетов на нее было не достать. В основе этой оперетты – кахетинские хохмы... Оперетта «Соломон Исакич Меджгануашвили» по роману Лаврентия Ардазиани тоже была успешной: 18 аншлагов! Музыка основана на городском фольклоре. «Соломон Исакич Меджгануашвили» – история простака, который стал миллионером, но остался таким же простаком. В марджановском театре ее поставил выдающийся режиссер Вахтанг Таблиашвили.
– Первой вашей опереттой был «Девятый вал». Название интригующее. О чем она?
– О революции. Помню, как в Тбилиси приехал главный режиссер Московского театра оперетты Георгий Павлович Ансимов и остался очень доволен музыкой, сказал, что нужно обязательно везти спектакль на гастроли. А Гига Лордкипанидзе поставил мой мюзикл «Сапожник Габо». Почему-то сегодня наша национальная оперетта не в чести, не востребована... У меня большой опыт работы для музыкального театра, но сегодня это никому не интересно. И это очень обидно. Уже несколько десятилетий фактически нет грузинской оперы, балета. И всем наплевать. Министерство культуры молчит. Зато вкладываются огромные деньги на приглашение иностранцев. Почему не направлять эти средства на развитие грузинской музыки? Нам говорят, что мы не пишем песен. Но фонограмма, студия стоят очень дорого, поэтому мы лишены возможности писать песни для современных исполнителей.
– Вами очень много написано. Но, конечно, есть среди ваших сочинений вещи, которыми вы особенно дорожите?
– Я не влюблен в свои работы. Однако выделяю два уже названных камерных концерта, Сонату для двух скрипок и фортепиано, Ноктюрн – в двух вариантах, в разном составе, танго из кинофильма.
– Уже исключаете, что напишете-таки оперу?
– Не исключаю. Пока что я жив-здоров, энергии хоть отбавляй. Если закажут, с удовольствием. Может быть, сбудется предсказание Ионы Туския? Когда в период учебы в консерватории я написал романсы, он сказал: «Ты напишешь оперу!» Почувствовал, что смогу. Кстати, когда я работаю над вокальным сочинением, то всегда напеваю. Поэтому певцам легко исполнять мои опусы...
– Не жалеете, что как исполнитель вы недостаточно реализовались?
– Нет, абсолютно не жалею. Но мой исполнительский опыт мне пригодился. Я очень хорошо знаю скрипку. Когда пишешь, например, аккорды для виолончельного концерта, нужно знать пальцевую технику. Иначе исполнитель просто не сможет взять аккорд, справиться с партитурой. Надо так распределить пальцы, чтобы это стало возможно. А для этого необходимо знание техники.
– Рядом с вами вот уже 45 лет прекрасная женщина, талантливая поэтесса Манана Дангадзе.
– Нашему союзу положили начало отношения учителя и ученицы: я должен был подготовить юную Манану к поступлению в консерваторию. А первая встреча с будущей женой  произошла в кругу родственников... Манана сразу произвела на меня сильное впечатление. На сегодняшний день она интересный поэт, выпустила несколько сборников. С ней сотрудничают самые известные композиторы: Нуну Дугашвили, Марика Квалиашвили, Русудан Себискверадзе, Георгий Члаидзе, Важа Дурглишвили, Мераб Мерабишвили написали песни на ее стихи. Я тоже в их числе: к примеру, сочинил камерный вокальный цикл «Если бы тебя не было у меня» для баса на стихи Мананы, его исполняет известный певец Леги Имедашвили. А за фортепиано – наша дочь Натиа Азарашвили.


Инна БЕЗИРГАНОВА