Вслед за Тбилисским международным театральным фестивалем в грузинской столице прошел  фестиваль искусств «Gift» имени М.Туманишвили – событие, которого театралы всегда ждут с особым нетерпением. На этот раз фестиваль предложил вниманию тбилисской публики «полемическую интерпретацию классики», которую литературоведы  назвали «парадигмой эпохи».  А начала театральный марафон американская  компания «SITI»,  показавшая на сцене тбилисского театра киноактера спектакль «Радио Макбет».

РАДИО МАКБЕТ  
Зрители не увидели ни  декораций, отсылающих  в далекое прошлое, ни старинных костюмов, соответствующих эпохе, их не заставили сразу погрузиться в шекспировские реалии. Действие происходит в репетиционном помещении заброшенного театра с неустойчивым энергоснабжением: свет время от времени вырубается, и мы слышим, но не видим актеров, что создает дополнительный эффект восприятия текста – «исключенный» на несколько минут  визуальный ряд не мешает вслушиваться в смысл слов. Вся декорация – это длинный стол, несколько стульев и радиооборудование. Ведь артисты, собравшиеся в этом невзрачном, казенном пространстве, участвуют не просто в спектакле, а в радиоспектакле. Они одеты по моде 30-х годов прошлого столетия, пьют  чай, живут своими проблемами и поначалу далеки от мира макбетовских страстей. Однако по мере все большего погружения в текст  трагедии преображаются и в полной мере переживают все то, чем терзаются шекспировские персонажи. Обыденное пространство студии энергетически заряжается и буквально взрывается от эмоций участников спектакля, к концу будто утративших чувство реальности и перешедших грань, отделяющую жизнь и искусство.
После спектакля состоялась встреча с известным режиссером, театральным деятелем Энн Богарт и актрисой Эллен Лорен (она играет в спектакле леди Макбет) – обе являются художественными руководителями компании «SITI».
- Идеи, стоящие за спектаклем, - это только точка, от которой следуешь дальше, - подчеркнула Энн Богарт. - Они хороши, но потом ты часто двигаешься в совершенно ином направлении. И это называется игрой. Идеи не значат для зрителя ничего! В спектакле «Радио Макбет», кстати, происходит конфликт актеров и идеи спектакля. Мы посвятили нашу постановку одному из выдающихся американских деятелей культуры, гениальному режиссеру и актеру театра, кинорежиссеру, сценаристу Орсону Уэллсу. Наша болезнь – я имею в виду североамериканцев – это потеря памяти. США забыли Орсона Уэллса, как и многих других выдающихся соотечественников. В театре нужно преодолевать то, что называется потерей памяти.  Не зря американский писатель Гор Видал назвал США «Соединенными штатами Амнезии». Нам хотелось бы, чтобы Орсона Уэллса помнили и возвели ему в театре памятник. В 2000 году мы поставили спектакль «Война миров» о жизни Орсона Уэллса (автор текста – драматург Наоми Лизука).  На его роль был назначен актер, продюсер, сценарист Стивен Уэббер. Я хотела, чтобы Уэллса играл молодой человек. Почему мы поставили «Войну миров»? Потому что в 1938 году им была осуществлена радиопостановка «Война миров». Она известна тем, что радиослушатели приняли спектакль, поставленный Mercury Theatre on the Air под руководством Орсона Уэллса, за реальный новостной репортаж, и якобы более миллиона жителей северо-востока США поверили в нападение марсиан и ударились в панику… И вот спустя много лет мы представили, что Уэллс и его актеры заперлись в репетиционной комнате и начали репетировать  пьесу  «Война миров». Мы создали радиостудию, где все происходило, и почувствовали, как это было страшно для людей. Хотя радиоспектакль был предназначен только для слушателей.  Наша постановка оказалась простой, но очень успешной. 11 сентября 2001 года у нас шла репетиция – готовились к турне по городам США. И вдруг повалил дым – случилась всем известная катастрофа… Я стала получать сообщения из театров с предупреждением  не привозить этот спектакль – мол, люди слишком напуганы. Но мы все-таки отправились в турне, и для зрителей наш спектакль стал лекарством – они освободились от тяжести. Однажды во время репетиции родилась идея поставить второй спектакль, посвященный Орсону Уэллсу – «Радио Макбет». В процессе действия на сцене появляется Орсон Уэллс в исполнеии Стивена Уэббера и вырывает текст из рук актера, назначенного на роль Макбета, и начинает играть сам...       
- Наш театр традиционный, старомодный, - сказала Эллен Лорен. - У нас, конечно, есть постмодернистские идеи, но мы воспитаны на классике. Театр пробуждает эмоции, действует на сенсорику, и это не новая, не оригинальная мысль. Мы начали записывать шумы, звуки и стали лучше понимать «Макбет» как пьесу. Это все равно, что смотреть на солнце. Оно может сжечь глаза, если смотреть на него прямо. Но если выбрать другой ракурс, смотреть на солнце сбоку, то можно разглядеть его лучше. Зрители сегодня  больше смотрят спектакль, чем слушают текст. Мы думаем о том, как выглядят герои и пространство, и не слышим, о чем говорят персонажи. Это должна быть тишина, молчание, наполненное очень сильной энергией.  Шекспир требует, чтобы мы были открытыми, готовыми к экспериментам, к действию. Когда ты отправляешься в театр, то чувства твои могут не соответствовать тому, что испытывают герои Шекспира. Но потом происходит преображение. Очень сильна сцена, в которой леди Макбет сходит с ума, ее чувства взрываются. По сути, леди Макбет – трагическая фигура.

О.Й. ПОЗДНЯЯ ЛЮБОВЬ
В Тбилиси с особым трепетом ждали очередного спектакля Дмитрия Крымова – московского режиссера-экспериментатора, возглавляющего Лабораторию Школы драматического искусства. В прошлом году он очаровал (в значении – «околдовал») тбилисскую публику спектаклями «Смерть Жирафа», «Катя, Соня, Поля, Галя, Вера, Оля, Таня» по циклу рассказов Ивана Бунина «Темные аллеи», «Опус №7», «Оноре де Бальзак. Записки о Бердичеве» по мотивам чеховских «Трех сестер». И вот на  сцене театра имени К. Марджанишвили – новый эксперимент Дмитрия Крымова под названием «О.Й. Поздняя любовь» по одноименной  драме А.Н. Островского. Уже сама приставка «О.Й.» намекает на то, что зрители увидят пьесу в нетрадиционной трактовке.  Однако то, что они посмотрели, превзошло самые смелые ожидания: Дмитрий Крымов поставил «Позднюю любовь» как буффонаду с элементами циркового искусства. Он построил на сцене вывороченную реальность с героями-монстрами, но при этом очень симпатичными. Во внешних проявлениях персонажей, в их облике  – костюме, гриме – выражается их внутренняя сущность или... ироническое (порой – саркастическое!) отношение к ним  режиссера-постановщика. При этом мужчин, в основном,  играют в спектакле  женщины, а женщин – мужчины... Но самое удивительное – при столь дерзких перевертышах на сцене настоящий Островский: эксперименты с формой позволили еще ярче высветить идею и суть характеров.      
Самая трогательная пара – адвокат Маргаритов (Алина Ходжеванова) и его дочь Людмила (Мария Смольникова). Он – божий одуванчик, эксцентричный, субтильный и подвижный человечек. Она – искренняя, самоотверженная, наивная, как говорят, до идиотизма, и  при этом очень некрасивая девушка – с преувеличенно густыми черными бровями. При всей своей нежной природе она очень сильная и в конце концов преодолевает все трудности. По крайней мере, так ей кажется... Полная противоположность этим «небожителям»  -  энергичная вдова Варвара Харитоновна Лебедкина (Константин Муханов). Этот «мужик в юбке»  нагл и скор на руку. Он очень напоминает современного транссексуала с криминальными наклонностями. Под стать ему еще одна мужеподобная баба с ногами-тумбами: Фелицата Антоновна Шаблова (Евгений Старцев).  Эти две «дамы» участвуют в самых смешных и жестких  цирковых репризах. Еще один обаятельный монстрик – долговязый, кривой и хромой Дормедонт (Андрей Михалев). Моментами кажется, что действие происходит не на театральных подмостках, а на арене... В спектакле много приколов: так, купец Дороднов (Вероника Тимофеева), пришедший к Маргаритову с выгодным дельцем, приносит ему какой-то сверток, в котором оказался... кусок мяса. Символ процветания и довольства. Этот «символ» Маргаритов сначала «укачивает» как младенца, а затем  буквально всучивает обожаемой дочери... Так сказать, приданое.    
В традиционном ключе романтического антигероя решен разве что образ Николая Шаблова (Александр Кузнецов). Однако его финал неожиданный: спасенный благородной Людмилой Николай  Шаблов должен теперь пойти с ней под венец, но предпочитает... застрелиться. Так что крымовский финал идет вразрез с хэппи-эндом А.Н. Островского.
Хочется особо отметить сценографию Анны Костриковой и Александра Барменкова. Это предельно открытое, обнаженное  пространство: обклеенная светлой  бумагой коробка сцены с черными кляксами кое-где и такой же  «кишкой» толстого провода, брошенного в углу. И все. Мы и здесь видим оборотную сторону всего сущего – изнанку театрального процесса, изнанку жизни и человеческой души.  
Отдельно – о слове в спектаклях Дмитрия Крымова. Год назад он сказал: «Я думаю, что театр – это не текст и не литература. Во всяком случае, не текст в первую очередь, а определенная материя. Текст может послужить только поводом для изобретения театра». При этом пообещал, что в будущем спектакле по Островскому осуществит эксперимент – принципиально не выбросит ни одного слова из классического текста. И вот – спектакль «О.Й. Поздняя любовь». Верность классическому слову декларируется – персонажи в начале спектакля буквально читают канонический текст, который проецируется на стене. Но и в этой работе Крымов не мог обойтись без розыгрыша. Так, Фелицата выпевает свой текст как народный плач  (она «плачет» по непутевому сыну: «Где-то мой сынок любезный погуливает? Ох, детки, детки – горе матушкино!»). А Маргаритов и Людмила, не довольствуясь словами, выражают свои чувства междометиями и какими-то нежно-жалобными, скулящими  звуками...   

ДЯДЯ ВАНЯ
Тбилисские театралы открыли для себя еще одного замечательного  режиссера – художественного  руководителя  Московского театра имени Евгения Вахтангова Римаса Туминаса. Его страстная и печально-ироничная интерпретация «Дяди Вани» Чехова вызвала споры. Одни стали фанатами этого спектакля, увидев в нем нечто очень родное и близкое и безусловно приняв его своеобразную эстетику. Другие вздыхали по «дядям Ваням» Иннокентия Смоктуновского и Олега Басилашвили,  конечно, отличающимся от  образа, созданного Сергеем Маковецким вместе с Римасом Туминасом.
Однако восприятие театра Чехова, как и театра вообще, требует открытости, внутренней свободы и готовности видеть новое и неожиданное. В оригинальной  трактовке Римаса Туминаса дядя Ваня прямо-таки фатально несчастен, более того – он искалечен реальностью, а главное – тотальным отсутствием любви. Никто никому не нужен, никто никого не любит. Как искалечены и другие герои спектакля. Пьющий, «пожирающий» сам себя доктор Астров (Владимир Вдовиченков), постепенно превращающийся из «великана» в колосс на глиняных ногах. Знаменитые слова о том, что «в человеке все должно быть прекрасно», он  произносит,  напившись, что называется, до чертиков. А стул, который доктор ловко смастерил, подламывается под ним и дядей Ваней... Все так зыбко и неустойчиво в этом мире! А рядом мается изнемогающая от пустоты, «расплющенная» жизнью Елена (Анна Дубровская), - как прекрасная, редкая бабочка в коллекции энтомолога. Голос актрисы волнует, будоражит воображение... Это богатая, страстная натура, вынужденная прозябать рядом со стареющим и больным профессором Серебряковым (Владимир Симонов),  до безумия влюбленным в жизнь эгоцентриком. При первом появлении на сцене он вышагивает гордо как павлин, стараясь сохранить реноме. А в другом эпизоде мечется как зверь в клетке и мучается, по сути, тем же, что и его оппонент дядя Ваня, - безлюбьем и страхами. «Некрасивая» Соня (Евгения Крегжде) несет  свою некрасивость как крест. Телегин (Юрий Красков) обречен быть вечным клоуном и попрошайкой.  Страдает и Мария Васильевна Войницкая (Людмила Максакова), в сущности, тоже очень одинокая женщина, цепляющаяся за Серебрякова как за соломинку... Все они страдают не потому, что плохи  или неправильно живут, а потому что так устроена жизнь: человек не может быть в ней счастлив. Все жаждут любви и понимания, но многим ли удается обрести то и другое,  и, даже обретя, - удержать?
Как смешон и от этого еще более трагичен дядя Ваня! Вот он появляется на сцене – взвинченный, потерянный, объявляет Астрову, что вскоре появится Серебряков с супругой, и в рассеянности садится на колени доктору, затем опускается на корточки, словно не замечая свободного стула рядом. Так и сидит, скукожившись, всю сцену.  Все выдает крайнее смятение чувств дяди Вани. Вообще все без исключения актерские работы в спектакле Туминаса вызывают восхищение.
«Дядя Ваня» Туминаса – эстетский спектакль, построенный на изломах, надрывах, эмоциональных всплесках и выбросах, выразительном и разнообразном пластическом рисунке. Действие происходит на фоне Вечности: в глубине сцены на этот суетный мир безмолвно взирает, подобно Сфинксу, громадный лев (сценография и костюмы Адомаса Яцовскиса). Трагедия героев спектакля Туминаса в том, что они не веруют. Ни во что. Они опустошены, уничтожены безверием  и осознанием мимолетности жизни и неизбежности смерти. Финал спектакля можно смотреть бесконечно. Знаменитый монолог Сони «Что ж делать, надо жить», который традиционно считают выражением философии христианского смирения и терпения, произносится актрисой Евгенией Крегжде с предельным отчаянием и надрывом. Ее слышит и не слышит превратившийся в бесчувственную куклу дядя Ваня – Сергей Маковецкий. Соня пытается оживить «покойника», танцует с ним, открывает ему глаза и даже «рисует» на его лице улыбку. Но в итоге  получается жутковатая маска смерти. Семеня, «бедный, бедный  дядя Ваня» отступает  в глубину сцены и растворяется в вечности. Тут же, за рабочим столом, точнее, на столе, обретает вечный покой Соня... Все они, чеховские герои,  жили-были  и ушли в прошлое.  Да и мы, в конечном итоге, отправимся  за ними. Это – данность.    
Огромна роль музыки в спектакле – она усиливает интонацию неизбывной печали и отчаяния, атмосферу высокого страдания души. Ее автор – композитор Фаустас  Латенас. В спектакле звучит также отрывок из «Кол Нидрей» М.Бруха в исполнении Т.Докшицера (труба). Безупречна работа художника по свету Майи Шавдатуашвили. Глубинный свет дополняет образ спектакля – и возникает нечто, существующее на грани миров, реального, сценического  и вневременного, потустороннего.       

ПИГМАЛИОН
В рамках Международного фестиваля искусств «Gift» имени М.Туманишвили в столице прошел «Петербургский театральный сезон». Его организатор –  «Нева-Арт» при поддержке Секции интересов Российской Федерации при Посольстве Швейцарии в Грузии, Посольства Грузии в Москве, Театра киноактера им. М.Туманишвили в Грузии. Петербуржцы показали спектакль «Пигмалион» (режиссер Григорий Дитятковский) по пьесе Бернанда Шоу.
Театр «Приют комедианта» обратился к пьесе Б. Шоу, а не к мюзиклу  Ф.Лоу.  Тем не менее, в спектакле Г.Дитятковского герои, если не поют, то танцуют, а пластический рисунок, иногда весьма искусный, дополняет словесную игру, усиливает впечатление образа (режиссер по пластике – Сергей Грицай).  Профессор Хиггинс в спектакле значительно помолодел по сравнению с оригиналом (в этой роли – Владимир Селезнев). Это интересный мужчина, интеллектуал, денди с изящными манерами, фанатично преданный Фонетике (именно с прописной буквы!). С ней он в итоге и остается. Для Хиггинса фонетика – это не просто раздел лингвистики, профессия, но – философия, религия, стиль жизни. Не случайно  в уста профессора Хиггинса вложены отрывки из звуковой поэмы Андрея Белого «Глоссалалия». Кабинет ученого увешан различными атрибутами, связанными с фонетикой, - это прекрасно оснащенная студия звукозаписи, лаборатория  (так что звук – тоже своего рода персонаж спектакля). Хочется особо отметить объемную, впечатляющую сценографию Эмиля Капелюша. Хорошо обыгрывается небольшая «многофункциональная» кабинка – в нашем представлении, она выражает замкнутое пространство человеческого разума, его несвободу, ограниченность. Из  этого ограниченного пространства удается вырваться на свободу простой, необразованной  цветочнице  Элизе Дулиттл (Дарина Дружина) – с помощью Хиггинса и Пикеринга. Примечательно, что Пикеринга играет сам режиссер спектакля Григорий Дитятковский. Вместе с В.Селезневым они представляют  блестящую пару английских джентльменов. Интересен Сергей Дрейден в роли резонерствующего циника Альфреда Дулиттла. Он безупречно ведет свою партию, демонстрируя высокий профессионализм.

МАДАМ БОВАРИ
Украинский режиссер Андрий Жолдак показал на фестивале свою сценическую фантазию на тему флоберовской «Мадам Бовари»… Ее представила санкт-петербургская труппа театра «Антреприза Андрея Миронова». Да, это было круто! Конечно, жолдаковская постановка не имеет почти ничего общего с оригиналом, но как потрясающе это сделано! Мы увидели спектакль, рожденный под знаком Эроса – чувственной любви. Любви, которая порой делает человека безумным и совершенно неуправляемым. Эрос как некое сумасшествие овладевает героиней Жолдака –  мадам Бовари, проявившейся  в  сознании режиссера как воплощение языческой стихии. Самыми разнообразными и невероятными театральными средствами в спектакле передано это состояние чувственного опьянения, исступления, горячки. Этот выброс подсознания – глубокие, подводные течения (предмет психоаналитиков фрейдистского толка). То, что живет в каждом человеке… У зрителей во время спектакля обостряются все чувства – они ощущают запах жасмина из мокрого после дождя сада, порыв ветра, резко распахнувшего окно, поток солнечных лучей, заливающих комнату, или струи дождя, омывающие лицо, слышат плеск волн и треск дров в печи… Не довольствуясь одной мадам Бовари, Жолдак представляет нам сразу двух Эмм. Одна живет в современной квартире Санкт-Петербурга (ее «заразили» бациллой любви некие «божества» в образе музыкантов-рокеров), другая – литературный персонаж, отраженный в зеркале сознания Жолдака. Обе причудливые, фантастические реальности сталкиваются, взаимодействуют, дополняют друг друга, создавая новый объем восприятия.  «Во мне уживается множество женщин!» - говорит Эмма Бовари.
Но главная Эмма все-таки одна – оттуда, из Флобера, родившаяся в соавторстве с режиссером. Жолдак (вместе с актрисой Еленой Калининой)  подчеркивает в Эмме языческое, даже ведьминское начало – во всяком случае, она обладает экстрасенсорными способностями. В ней есть что-то от гоголевской панночки или  купринской Олеси: от первой  – демонизм, от второй – глубинная связь с природой. Она подчеркивается сценографией  (Андрий Жолдак, болгарский художник Тита Димова) – в квартире  «растут» деревья, щебечут птицы. Время от времени Эмма издает какой-то нечеловеческий, звериный вопль… Так что не кажется странным появление Лисы. Эмма входит в контакт с  этим загадочным существом – в христианской традиции лисьи хитрости считаются уловками самого дьявола, а в китайских народных суевериях женщины-лисы вызывают эротические ассоциации. На протяжении всего спектакля сцена так наэлектризована, актрисы (Полина Толстун и Елена Калинина, в первую очередь  – Елена Калинина), существуют на таком пределе чувств, что, кажется, выдержать это напряжение  невозможно – ни артистам, ни зрителям. Мадам Бовари мечется в пространстве комнаты – любовь ей нужна как кислород, как вода («Дай мне воды, мне нечем дышать!» - молит в исступлении Эмма). Ее тело извивается в судорогах, женщина то взбирается на дверь, то подставляет голову под дождевые струи, то умоляет мужа избить ее и таким образом освободить от страданий, то отгораживается от него, очерчивая вокруг себя скотчем  магический круг,  то фиксирует мелом на стенах самые сокровенные и выстраданные  мысли, то… пытается спастись, обратившись к Богу (в комнату приносят огромное распятие)… Но страсти, разрывающие  Эмму изнутри, не могут не разрушить ее отношений с окружающим миром, не могут не привести ее к гибели.

НОЧЬ ГЕЛЬВЕРА
Большой резонанс вызвала мелодрама  питерского театра имени В.Комиссаржевской «Ночь Гельвера» по пьесе польского драматурга Ингмара Вилквиста в постановке Александра Баргмана. Этот спектакль для двоих заставил дрогнуть зачерствевшие сердца зрителей, и публика в очередной раз осознала, сколь велика роль хорошего актера для того, чтобы интересный материал прозвучал в полную силу. Никакие достоинства пьесы или режиссерские изыски не компенсируют отсутствие  талантливого актера. А в данном случае с этим было все в порядке: Оксана Базилевич (Она) и Денис Пьянов (Он) показали высочайший класс. Как сыграть умственно неполноценного человека, почти отказавшись от внешней характерности? Денис Пьянов блестяще справляется со своей ролью мужчины с развитием ребенка,  воспринимающего зло окружающей реальности с детской непосредственностью и пытающегося по-своему этому злу сопротивляться. Чтобы выжить.
Актеры, чутко реагирующие на творческие импульсы, исходящие от партнера, взаимодействуют без малейшей фальши, аффектации, «провисания» или неточности. Хотя сама тема (установление фашистского режима в одной из европейских стран со всеми вытекающими из этого исторического факта последствиями), возможно, и предполагает некий пафос, даже надрыв. В эпизодах, требующих тихого, вдумчивого проживания, актеры так же сильны и убедительны, как и в психологически напряженных, взрывных сценах. Этот творческий тандем был отмечен высшей театральной премией Санкт-Петербурга «Золотой софит» - как и сама постановка, признанная «лучшим спектаклем малой формы».
Еще одна труппа из города на Неве – «Мастерская Григория Козлова» - представила спектакль по Островскому «Любовные мечты, или Женитьба Бальзаминова». Тбилисцы уже в третий раз встретились с этим театральным коллективом. Ранее Григорий Козлов и его замечательные молодые артисты показали постановку по «Братьям Карамазовым» Ф.Достовеского и  вампиловского «Старшего сына».
Развеселило публику трио из театра «Комик-трест» - Наталья Фисон, Илья Старосельский и Игорь Сладкевич (постановка Вадима Фисона). «Кабаре «Нафталин» - так называется шоу, соединившее клоунаду, танец, пантомиму, скетчи, куклы и фокусы.   

ТРИ СЕСТРЫ         
Огромным подарком для тбилисцев стал приезд на «Gift» российского режиссера Андрона Кончаловского. Он тоже представил Чехова – «Трех сестер», поставленных на сцене московского театра имени Моссовета. Кончаловский, кстати, уже привозил в Тбилиси чеховскую «Чайку». Для него обращение к чеховским героям – это воспоминание, это дань благодарности  к тем, кто растворился в тумане  прошлого.  К унесенным ветром и временем. К тем, кто некогда любил, мечтал, страдал, надеялся. В прологе на экране появляются слова из парижского письма: «Боже мой, как давно это было! И было ли вообще то, что было?»  И Три сестры стремительно уносятся  на качелях как мираж…
На протяжении всего спектакля поддерживается  этот эффект остранения – действие несколько раз прерывается, и над сценой оживает  большой экран:  актеры, участвующие в постановке, говорят об отношении к Чехову и своим персонажам. А в какой-то момент вдруг уходит яркий свет, действие затормаживается, сцена окутывается туманом, персонажи куда-то уплывают и воспринимаются  как что-то очень далекое, проявившееся лишь на несколько мгновений… как сон, как воспоминание… чтобы вновь раствориться.  
Наверное, Кончаловский  не мог поставить другого, совсем уж нетрадиционного, модернизированного Чехова. Учитывая его корни, происхождение. Но он же, с его аналитическим умом и историзмом художественного мышления, не мог не посмотреть на чеховских героев немного критическим взглядом – из дня сегодняшнего. Учитывая наш исторический опыт. Правда, критический взгляд – не означает осуждения, отрицания. Герои спектакля Кончаловского, в чем-то смешные и даже нелепые, вызывают симпатию и сострадание… Но они так старомодны в своих надеждах на светлое будущее! Мы-то уже знаем, что человек отнюдь не становится лучше, да и жизнь не меняется к лучшему.
Андрей Кончаловский  задействовал звездный состав. Достаточно назвать любимого актера литовского режиссера Эймунтаса Някрошюса – Владаса Багдонаса (в спектакле  – Чебутыкин), сыгравшего Отелло, Фауста, Сальери, Пиросмани. Отмечу точный и в чем-то неожиданный подбор артистов. Особенно это касается двоих – Вершинина и Тузенбаха. Красавчик Александр Домогаров в роли Вершинина явно «снижен». Его Вершинин высок, строен, у него военная выправка и прекрасное воспитание, но заметная картавость и манерность лишает этот образ мужественности. Обаятельный, эксцентричный, жизнерадостный Тузенбах со смехом Моцарта из фильма «Амадеус» –  таким его играет Павел Деревянко – совсем не похож на Тузенбаха в интерпретации предшественников: В.Качалова, Н.Хмелева, С.Юрского. Выбор этого своеобразного, со сверхорганикой, с гротесковой природой,  актера на роль Тузенбаха уже предполагал необычную трактовку образа. Особенно удался эпизод перед дуэлью… Актер поймал  нерв сцены, передал трагизм происходящего, ощущение надвигающейся катастрофы.         
Удачны сестры Прозоровы. Заиграл красками даже самый скучный образ – Ольга. В этой роли предстала эксцентричная Лариса Кузнецова. Актриса смело использует краски гротеска. В итоге получился даже в чем-то трагикомический образ старой девы. Сама обреченность – больная чахоткой Маша (актриса Юлия Высоцкая), способная на сильные, глубокие чувства, безнадежно и, кажется, без взаимности (в спектакле Кончаловского она любит явно сильнее, чем Вершинин) влюбленная в трусоватого офицера. Ее прощание с Вершининым – душераздирающая сцена. Страшную, без преувеличения,  эволюцию переживает Ирина (Галина Боб). Вначале это нежный цветок, распустившийся по весне, а в последнем действии в ней просыпаются отчаяние и ожесточенность –  цветок тронут увяданием. Кончаловский предлагает неожиданный ход: Ирину влечет к Соленому (Виталий Кищенко), но это не любовь, а плотское влечение, пробуждение женской природы…
Эффектен, хоть и спорен финал. «Будем жить! Музыка играет так весело, так радостно, и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем...» - «Если бы знать, если бы знать!» - говорит Ольга. И следуют исторические кинокадры, иллюстрирующие будущее России  и будто отвечающие на вопрос сестер – зачем, зачем, зачем? Напрасны были их страдания – прекрасный человек, о котором так мечтали три сестры вместе со своим создателем, так и не появился на исторической авансцене…
В рамках фестиваля состоялся также показ фильма Андрона Кончаловского «Белые ночи почтальона Тряпицына», отмеченного на Венецианском кинофестивале:  картина получила «Серебряного Льва». Повседневная жизнь деревенского почтальона, безрадостная картина русского Севера, всеобщее запустенье, с одной стороны, и мироздание, макрокосм, вселенная – с другой.  Картина завораживает. Ведь она – о человеке вообще и о русском человеке, в частности. Она – о России, мире, жизни и смерти.
Тбилисский театр киноактера имени  М.Туманишвили, признанный на Эдинбургском фестивале лучшей труппой, также принял участие в фестивале «Gift» со спектаклем «Скотный двор».  Герои знаменитой антиутопии Джорджа Оруэлла, воссоздающей в иносказательной форме  тоталитарную систему,  ожили в международном проекте – спектакле в постановке британского актера, продюсера и режиссера Гая Мастерсона, в котором  занята  труппа театра киноактера. Синтез графически точной и емкой актерской игры, пластической выразительности мизансцен и удачного музыкального решения впечатляет.
В рамках фестиваля вспоминали великого Отара Мегвинетухуцеси, прошли выставки  российского фотохудожника Валерия Плотникова и грузинского скульптора Гии Джапаридзе, состоялись спектакли Темура Чхеидзе, Резо Габриадзе и концерт Мананы Менабде, а также уличные представления «Сон Герберта» французской труппы.   
По давнишней традиции фестиваль награждает своих лауреатов статуэткой Михаила Туманишвили. Среди них в этом году оказались такие личности, как Энн Богарт, Римас Туминас, Сергей Маковецкий, Михаил Мармаринос, Зураб Кипшидзе, Эльдар Шенгелая, ансамбль «Сухишвили», Анзор Эркомаишвили.  
Все, кому посчастливилось видеть спектакли фестиваля, в очередной раз отдали должное энергии, организаторскому таланту и  вкусу многолетнего художественного руководителя «Gift» Кети  Долидзе. За долгие годы своего существования фестиваль прошел через многие испытания, но выжил,  и обещает еще не раз порадовать своих поклонников яркими театральными событиями.   

Инна БЕЗИРГАНОВА