Тбилисцы часто иронизируют – «Тбилиси очень маленький город». В  том смысле, что здесь все знают друг о друге все. В актерской среде – тем более. Участь сия не миновала и актрису Медею Джапаридзе. При жизни она была окружена любовью и восхищением – не только зрителей, но и коллег, что бывает совсем нечасто. Зависть, злословие, интриги не коснулись ее, хотя сама она в житейских ситуациях часто попадала впросак по какой-то невероятной своей доверчивости и почти наивности. Ее любили абсолютно все: и в театре Марджанишвили, которому она отдала полвека, и в самых затерянных уголках Грузии, и в Москве, где без нее не проходил ни один творческий вечер, связанный с Грузией, и где она сыграла Клеопатру с Ростиславом Пляттом – Цезарем, леди Анну с Михаилом Ульяновым – Ричардом…
Она была не просто очень красива, но удивительно естественна и непосредственна, больше всего подкупала ее простота, в ней не было ни капли высокомерия, свойственного женщинам-красавицам. Знавшие актрису в молодости утверждают, что ее красота не поддавалась описанию. Ни многочисленные портреты актрисы, ни кадры из обошедшего все экраны фильма «Кето и Котэ» не могли передать ее истинного очарования.
Говорят, при виде юной Медеи умудренные  опытом люди только разводили руками и произносили: «Ангел». С этим словом абитуриентку из Тбилиси принял вольнослушательницей в школу-студию МХАТ ее учитель, великий Топорков, и это было неслыханным по тем временам нарушением, потому что она опоздала на экзамены. Но отказать ей ни у Топоркова, ни у самого ректора не повернулся язык. Так это осталось на всю жизнь, отказать ей было невозможно – ни тогда, ни позже.  Перед ее просьбами никто не мог устоять, даже партийные чиновники: Джапаридзе, будучи депутатом Верховного Совета СССР от Грузии, выступила однажды на сессии с предложением увеличить дотацию для грузинских театров. И что вы думаете, произошло невероятное – Грузия получила огромную надбавку к бюджету.
Было в ее красоте что-то необъяснимо притягательное. Когда Джапаридзе выходила на сцену, казалось, что она излучает сияние. Это не было игрой света или театральным эффектом. Иногда в какие-то моменты по залу проносился единодушный ропот  восхищенья. И так было всюду, где бы она ни появлялась. Рассказывают, что после гастролей афиши с ее портретом так и оставались висеть – у тех, кто их расклеивал, рука не поднималась заменить их.
Известно также, что в советские времена фотография актрисы висела в российской тюрьме в камере знаменитого Джабы Иоселиани, близкого друга мужа Медеи и их семьи. Начальство тюрьмы во время обхода приняло ее за икону. Испугавшись религиозной пропаганды, фотографию немедленно было приказало снять – «здесь не место иконе». Для Иоселиани Медея действительно на всю жизнь осталась иконой – депутат Верховного Совета СССР  Джапаридзе выхлопотала у  Микояна перевод заключенного Иоселиани из Сибири в тбилисскую тюрьму.
Как это ни парадоксально, иногда внешность мешала ей на сцене – редкий случай избыточности красоты. У актрисы были отличные данные для характерных ролей, но режиссеры того времени не часто их использовали, предпочитая очевидное – ее идеальную красоту. Зато те, кто видел на марджановской сцене ее беззаботно порхающую, озорную Маринэ-Стрекозу или лениво-томную учительницу французского с длинной папироской и изысканным прононсом, никогда не забудут этих ролей. Хотя в истории театра она останется как Джульетта, Беатриче, Элиза  Дулитл, Клеопатра.
Об идеальности красоты актрисы ходят легенды, иногда парадоксальные. Но однажды эта идеальность была подтверждена научно. Во время международного симпозиума антропологов, в зале висели фотографии самых красивых женщин, но только у фото Джапаридзе постоянно лежали цветы. Оказывается, ученые-антропологи таким образом воздали ей должное, они нашли в ней единственный в своем роде, редчайший образец абсолютной симметрии черт лица. Хотя, разумеется, секрет ее магического обаяния не в математически точных пропорциях.
Вспоминают, что Каталикос Армении Вазген во время театральных гастролей Джапаридзе в Ереване, увидев ее на приеме, был совершенно поражен. Несмотря на то, что, как всегда, она опоздала, глава церкви встал ей навстречу и, сняв перстень со своей руки, подарил его актрисе.
Джапаридзе неизменно вызывала и восхищение, и поклонение. В этом плане ее, пожалуй, можно было бы сравнить с Вивьен Ли. Но в отличие от своей английской коллеги ей посчастливилось никогда не испытать одиночества. Всю жизнь Медея Джапаридзе была окружена любовью мужа и сына. Ее муж, знаменитый Резо Табукашвили – человек редкой эрудиции, пожертвовавший ради нее карьерой дипломата, стал широко известен как кинодокументалист, литератор и режиссер. А сын Лаша Табукашвили – ныне признанный драматург. И для обоих она служила музой, оба посвящали ей свои литературные творения.
Она была как будто не от мира сего. Над ее неприспособленностью мягко подшучивали актеры, ее ничего не стоило разыграть, и все заранее знали, что она поверит всему и легко попадется на любую удочку. Но театру Джапаридзе была предана безраздельно. Однажды на репетиции в марджановском, увлекшись,  она упала в оркестровую яму, но даже не подумала прервать репетицию. Повторяя все время «ничего, ничего, продолжим», она вылезла, встала на сцене в прежней позе и – упала, потеряв сознание. Отар Мегвинетухуцеси, вспоминая о репетициях с Медеей, говорил, что она могла работать сутки, лишь бы партнер выдержал. И для этого была готова сделать все. Например, он никак не мог понять, почему в трудные репетиционные моменты она лезла к нему в карман. Приходя домой, он обнаруживал то яблоко, то вареное яйцо. Когда рассказал жене, та расхохоталась: «Это я виновата. Медея спрашивала меня, как сделать, чтобы Отар был в хорошем настроении, тогда с ним легко работать. Я и сказала ей – главное, он не должен быть голодным».
С актрисой постоянно происходили какие-то курьезы. Она вечно всюду опаздывала, даже в театр. Хватала такси и летела на репетицию или спектакль, бросив водителю: «В марджановский». И вдруг однажды она слышит от шофера: «А где это?» Актриса буквально опешила, но  вынести такого невежества не могла. «Останови!» - закричала она, вылетела из машины и пошла пешком – в знак протеста, опоздав при этом невероятно.
Только Медея Джапаридзе могла в глухие времена «железного занавеса» привезти из Франции в подарок актрисе Елене Кипшидзе, длинные белые бальные перчатки.
- Куда же я их надену? - всплеснула руками Кипшидзе.
- Придет время, еще будут балы, обязательно будут, - серьезно уверяла ее Медея.
Критик Натела Урушадзе, дружившая с актрисой, вспоминала, что Медея постоянно теряла ключи от квартиры и, наконец, ей пришло в голову обойтись вообще без них. Вместе с мужем они решили эту проблему просто: вырезали в двери большую дырку, чтоб открывать замок изнутри, просовывая руку. А так как в те времена они жили в актерском доме, больше похожем на общежитие, то все знали эту премудрость и входили к ним в любое время запросто, как это принято в Грузии. Как-то Урушадзе все тем же известным способом заходит в квартиру к актрисе, окликает ее и слышит в ответ: «Натела, проходи, раздевайся и ложись». Оказалось, Джапаридзе где-то вычитала: для того, чтобы максимально и быстро отдохнуть, надо лечь и при этом обязательно раздеться. И она неукоснительно следовала  этому правилу, распространяя свои знания среди подруг.
Редкая отзывчивость и доброта актрисы также вошли в преданье. Будучи депутатом Верховного  Совета СССР она постоянно хлопотала за кого-то в высоких инстанциях. Все просьбы очень близко принимала к сердцу и реагировала  с такой непосредственностью, что это стало достоянием истории. Однажды приходит к ней на прием старик и говорит, что 37 лет проработал ночным сторожем. «Вы 37 лет не спали?!» – восклицает она.
Джапаридзе с полной  серьезностью относилась ко всем просьбам знакомых и незнакомых людей, помогала как только могла. В шутку говорят, что, продлись ее депутатство, она забыла бы и театр, обивая пороги чиновников. К счастью, этого не произошло, и в памяти она осталась незабываемой актрисой.
Она любила розовый и бирюзовый  цвет. И вообще, нежные светлые тона. Она и сама излучала свет, который угас вместе с ней. Кажется, с Медеей Джапаридзе ушла целая эпоха, в которой было место красоте, добру и чему-то светлому. В наше время эти понятия все дальше отодвигаются от нас, уходят  вместе с людьми.
Похороны Медеи Джапаридзе в апреле 1994 года надолго запомнились всем нам. Тогда в Тбилиси это было единственное всенародное шествие, не связанное с политикой. Движение транспорта у театра им. Марджанишвили было перекрыто, очередь для прощания растянулась по всей улице. А на сцене у гроба актрисы рядом с сыном стоял его крестный отец – тогда еще всемогущий Джаба Иоселиани. Это во многом благодаря ему в те смутные времена могли быть организованы столь достойные похороны: он даже выписал из-за рубежа лимузин-катафалк, сопровождавший процессию. Хотя для гроба лимузин не понадобился, потому что весь путь до Дидубийского пантеона гроб несли на руках...
Не знаю, висел ли чуть позже, уже в тбилисской тюрьме, портрет Медеи Джапаридзе в одиночной камере Джабы Иоселиани после знаменитого политического судебного процесса. Жаль, что не спросила, когда он из тюрьмы давал мне обширное интервью.

Вера ЦЕРЕТЕЛИ