| ГОРЬКИЙ ПРИВКУС ЧУЖОГО ХЛЕБА |
 Вопрос о ее публикации сдвинулся с мертвой точки в связи с задуманным петербургскими друзьями Тургенева изданием всех его «сцен и комедий». И в 1857 году пьеса наконец-то была напечатана, хотя для этого автору пришлось изменить ее название на «Чужой хлеб». Но даже после появления в печати комедия не была допущена на сцену, несмотря на постоянные хлопоты Щепкина о разрешении постановки, хотя бы в порядке награды, как он писал, «ему, старику, за пятидесятилетнюю добросовестную службу искусству». Постановка осуществилась лишь после манифеста 1861 года об отмене крепостного права. Премьера «Нахлебника» состоялась в январе 1862-го в Москве, в Большом театре, в бенефис престарелого М.С. Щепкина, в течение тринадцати лет боровшегося за возможность постановки. А вскоре, в феврале того же года комедия вышла и в Петербурге в бенефис Ф.А. Снетковой. По свидетельству критиков, премьера не оправдала связанных с нею больших ожиданий, и не удержалась в репертуаре. Неуспех пьесы критики объясняли ее «сценической слабостью». В отличие от других произведений Тургенева, «Нахлебник» не был слишком востребованным и позже. Эта пьеса достаточно редко ставилась – обычно для бенефиса или юбилея какого-либо знаменитого артиста на выигрышную роль «маленького человека» Кузовкина. Главный герой комедии – «дворянин, проживающий на хлебах у Елецких», кроткий, униженный, забитый, которого как шута «для потехи держали». После смерти хозяина он также оставался в полном бесправии, и никто не догадывался, что владелица имения, дочь покойного барина Ольга Петровна – родное дитя нахлебника. Когда она после шестилетнего отсутствия приезжает из Петербурга с супругом – столичным чиновником, праздничное застолье заканчивается скандальной новостью. Безжалостные соседи-помещики для смеха подпоили Кузовкина, потешались над ним как над шутом, а тот, не стерпев издевательств и насмешек, выпалил при всех страшную правду. Наутро по настоянию Елецкого старик должен покинуть дом. Ему дают 10 тысяч рублей как откупные на его сельцо Ветрово, и требуют, чтоб он от своих слов прилюдно отказался, а значит, и от дочери. Именно на поведении, реакциях, переживаниях этого униженного «маленького человека» построено все действие. Cюжет комедии можно трактовать по-разному, но с учетом, что Тургенев – признанный мастер глубинного психологического анализа. И при этом четко формулирует смысловой посыл обществу: беззащитность благородного человека лишь потому, что он беден и не может противостоять жестокости и бездушности мира имущих. Изначально заложенный смысл не теряет актуальность и в XXI веке. Писатель подчеркивает это резкое несоответствие уровня личности и ее места в социальной иерархии. Грибоедовский театр, оставаясь верным автору, предложил свою сокращенную версию «Нахлебника». Постановщик – известный грузинский режиссер Нугзар Лордкипанидзе (лауреат Государственной премии Грузии и трех театральных премий им. К.Марджанишвили, С.Ахметели, А.Церетели), работавший в ведущих театрах Грузии в качестве главного режиссера, он много ставил и за пределами Грузии – так что опыта и признания ему не занимать. Ученик Михаила Туманишвили и продолжатель его школы, соединяющей глубину психологического театра с яркостью внешней выразительности, Лордкипанидзе – и консерватор, и новатор в одном лице. В спектакле есть и театральное преувеличение, и тонкая проникновенность. В «Нахлебнике» от «сентиментального натурализма», приписываемого Тургеневу критиками ХIХ века, не осталось и следа. Постановщик придал пьесе современное звучание без агрессивной наступательности и показухи. Это позволяет, не отвлекаясь, глубже воспринимать происходящее, проникнуть в суть внутреннего мира человека. Судя по реакции зрителей, это удалось: моментами зал буквально замирал. Режиссер, следуя главной мысли автора, четко выстроил концепцию спектакля – «достоинство человека нельзя унижать». Обозначив контур идеи, он по-своему «раскрашивал» детали постановки, следуя принципу –театр должен быть зрелищным. Постановщик обошелся без особых внешних изысков, не прибегая к модным нынче броским техническим эффектам. Впрочем, здесь они были бы и не уместны – тургеневская классика в этом не нуждается. «Нахлебник» идет на малой сцене, и в постановке Лордкипанидзе работает все – игра актеров, мизансцены, оформление, свет. Точные музыкальные акценты (музыкальное оформление Гии Какубери) подчеркивают эмоциональную окраску действия. Многое определяет сценография Джейрана Пачуашвили, заслуженного художника Грузии, лауреата премии им. А.Церетели. Надо отметить, что и для режиссера, и для художника – это первая работа в Грибоедовском театре. Выразительное сценическое оформление создает особую атмосферу. Задник сцены перекрывает зеленая стеклянная веранда, светящаяся разноцветными переливами. За стеклом пышная зелень сада: листья, большие распустившиеся цветы, красные, фиолетовые, желтые. Эта веранда двойная, в центре ее – открытые проемы для входа в дом. И эта двойственность создает впечатление глубины и бесконечности зеленого простора. От этих визуальных наваждений возникает ощущение некой таинственности – а что там, в глубине того иллюзорного пространства? Эта символика очень важна в режиссерском решении: возникает контраст идеального – почти потустороннего мира, и земного, повседневного неприглядного быта, который открывается перед нами в гостиной. В ней и происходит все действие: здесь стоят голые деревянные столы со стульями, маленький игровой столик и в глубине – рояль. Никакого интерьерного антуража: голый быт – нудный и повседневный. Лишь по случаю приезда молодых хозяев дворовые слуги мебель немного «приоденут»: впопыхах накинут на нее белые чехлы. А за дверными проемами остается сад, влекущее к себе непознанное пространство, которое приобретает в спектакле символическое значение. Постановщик ввел в спектакль новый персонаж – покойную барыню, матушку Ольги Петровны (Нина Нинидзе). Замечательная находка постановщика – образ безответной, всепоглощающей любви Кузовкина, и нам, в отличие от дочери, не нужны доказательства его отцовства – это становится понятным с первой же сцены. В полумраке сквозь переливы зелени сада в дверях гостиной, где сидят домочадцы, возникает женская фигура со свечей. Звучит старинная запись знаменитого романса «Утро туманное» на стихи Тургенева, ставшая лейтмотивом каждого ее появления. В узком луче света женщина тенью бродит по дому, но видит ее только Кузовкин – куда ни повернется, всюду она. Это станет его постоянным видением: то с младенцем на руках, то ведет малышку за руку... Будто тень барыни живет в доме, и возникает в самые значимые для Кузовкина моменты. А сейчас ее появление – приезд их дочери. Еще один важный акцент в спектакле – контраст двух разных человеческих миров. В одном – порядочные, добросердечные люди, не потерявшие честь и достоинство. Но таких в жизни всегда мало continue. В другом – завистливые, алчные, показушно красующиеся выскочки и расчетливые дельцы. Сатирического обличения «ложной просвещенности, помещичьего произвола», да и самого быта позапрошлого века здесь нет. Есть острые характеры, неприглядные типажи – они вполне узнаваемы, это те, которые окружают нас сегодня. Нет никакого погружения в эпоху с его бытом и манерами поведения. Вот дворовые слуги: они напоказ «угодничают», заискивают и лебезят, а по сути каждый ищет, что можно урвать для себя и как выделиться. Характеры этих персонажей проработаны вполне в современном духе, это не ХIХ, а ХХI век. В спектакле почти полностью молодежный состав, что часто не совпадает с авторскими указаниями возраста персонажей. Управляется с дворовыми присланный барыней дворецкий Нарцыс Константиныч Трембинский. Актер Зураб Чипашвили представил нам одержимого нарциссизмом надменного самодовольного красавца в элегантном костюме – «как следует дворецкому в богатом доме». По Тургеневу, он криклив, пронырлив, но внешне остается недоступным. Для этого амбициозного человека не существует никого – только он сам. При том, что он – человек-пустышка. Только и умеет, что кричать на дворовых: «Даром хлеб едите!» Но попробуй-ка не подчиниться ему – вот все и лебезят, угодничают. И женщины тоже – на кого глаз положил, та и будет с ним. Впрочем, женщины здесь и сами кокетничают с новым дворецким, напропалую и наперебой. Что «свежая девка» Маша (Медея Мумладзе), что многоопытная Прасковья (Алла Мамонтова), здесь она не 50-летняя, как у автора, а молодая. И она побеждает, мы видим выходящую с задворок Прасковью, уже свысока поглядывающую на всех, а вслед за ней идет дворецкий, на ходу застегивающий сюртук. С какой завистью и негодованием смотрит на соперницу отринутая горничная Маша, переживающая свою неудачу. Команда актеров – дворовых слуг играет в современной стилистике, заданной постановщиком, они не зажаты, легки – и никакого «перевоплощения» в ХIХ век. Яркий пример режиссерского решения – управляющий Егор Карташов (Мераб Кусикашвили). Это не 60-летний «пухлый, заспанный человек», как заявлено у Тургенева, а хорохористый юнец, ничего не знающий в своем деле – сколько земель в имении, сколько душ. Но при этом он держится петушком, лихорадочно подыскивает слова, наобум выдает цифры прибывшему барину Елецкому, который будучи деловым человеком, не глядя на Егора, все тщательно записывает. Поблизости стоит «группа поддержки» управляющего – такие же неосведомленные молодые слуги – та же горничная Маша и лакей Петр (Александр Лубинец). Когда запас энергии у шефа иссякает, они «помогают» ему, как могут: втихаря от барина лакей привычно сует Егору рюмку водки. Управляющий оживает, и с новым пылом, бурно выдает что-то. Новый хозяин, конечно, недоволен, но других-то управляющих нет. Эта сцена – скорее, карикатура на сегодняшних напористых молодых, которые, расталкивая друг друга, рвутся управлять, и им не важно – чем управлять и как, зачем и почему. Этакая шпилька новому времени. Небольшая сцена решена как фарс, но здесь нельзя слишком нажимать, переигрывать, чтобы не выпадать из общей стилистики спектакля. «Легкомыслие требует точности, а шалость – экономии комических эффектов», - как говорил выдающийся театральный критик К.Рудницкий. Исполнителям, наверное, стоит к этому прислушаться. Впрочем, ведь это премьера, спектакль еще не устоялся, и все впереди. В той же обойме броских образов слуг есть их антипод – дряхлый, «выживший из ума» 70-летний портной. Глухой, полуслепой, с трясущимися руками, отрешенный от мира, он выпадает из этого строя и смотрится как юродивый. Он всей душой хочет угодить господам, дрожащей рукой смахивая щеточкой пылинки с одежды гостей и помахивая букетиком цветов. Известный актер Михаил Амбросов в бессловесной роли, нисколько не нажимая и не переигрывая, только внешним рисунком передает характер и человеческую суть. Профессиональное мастерство этого актера театру можно было бы интереснее использовать. В «Нахлебнике» дворовые люди – лишь нижняя ступенька иерархической лестницы. Чем выше, тем страшнее: не только падать, но и смотреть наверх. Туда, где победным взлетом восседает Флегонт Тропачев (Олег Мчедлишвили) - богатый барин соседнего именья, неотлучно держащий при себе юркого молодого приятеля Карпачева (Василий Габашвили). Громогласный, заносчивый и наглый, вихрем летающий Тропачев, ставит себя над всеми. Актер точно воплощает режиссерское решение этого персонажа. Явившись в гости, он даже хозяину Елецкому, мужу Ольги, постоянно говорит: «Павел Николаич, будьте как дома, хе-хе». Надо видеть, с какой надменной издевкой и брезгливым презрением, смотрит Тропачев на нахлебника. За застольем Тропачев разворачивается во всю ширь – берет бразды правления в свои руки. Он должен показать себя, а заодно получить удовольствие, при всех унижая Кузовкина как шута. И чем хуже старику, тем забавней барину. Подпаивая и выставляя Кузовкина на посмешище, показушно выделывает такие куражи и притопы-прихлопы, что любой шут позавидует. Именно он в спектакле и есть настоящий шут. По признанию актера Мчедлишвили, он и сам хотел бы понять, что побуждало его героя стать таким. Может быть, это человек, которому либо от природы не даны человеческие чувства, либо для самосохранения, чтоб укрыться от реальности, «невыносимой легкости бытия», он выбрал себе по жизни маску шута. И навсегда сросся с ней. Так легче жить, никакая человеческая боль не заденет его. По тому же пути наверняка пойдет и его молодой напарник. Но пока Карпачев – лишь шут, неукоснительно выполняющий все приказания своего хозяина. Он предан хозяину, как домашний пес. Он даже демонстрирует это: после выпитой рюмки открывает рот, ожидая получить от хозяина закуску в награду, и для форсу, держит ее в зубах – смотрите все. Оба эти шута споили безропотного Кузовкина и вытянули из него историю о потерянном им именье. Довели до того, что, сидя за роялем, он улегся на него и задремал. А тем временем они украсили его колпаком шута. Смех обернулся болью. Шутовские издевательства над Кузовкиным прекращает его друг и единственный близкий человек, очень бедный помещик Иванов (Георгий Туркиашвили). Он хоть и держится в тени, но, в отличие от Кузовкина, рационально смотрит на жизнь и адекватно оценивает ситуацию, у него нет розовой пелены перед глазами. Иванов излишне прямолинеен, порой даже жестко пытается вернуть приятеля к реальности. Но четко понимает свое место в присутствии Тропачева и особенно Елецкого. Ведь петербургский чиновник явно выделяется из ряда сельских помещиков. По Тургеневу, этот коллежский советник «холоден, сух, неглуп, аккуратен» - точно таким мы и видим его в исполнении Дмитрия Спорышева, пожалуй, актер впервые предстал в таком амплуа и безукоризненно справился. Новый хозяин держится строго, даже несколько отстраненно, и радость жены, окунувшейся в воспоминания детства, ему не близка. Он человек «не злой, но без сердца». Тем не менее, может порой вступиться в защиту униженного Тропачевым Кузовкина. Но в целом это деловой расчетливый человек, и его интересует только имение. Имущество и деньги – краеугольный камень его бытия. Все остальное – прикладное. Взорвать его могут только денежные дела. И буря в нем закипает при разговоре с Кузовкиным, когда он обвиняет Кузовкина во лжи об отцовстве ради наживы. Неожиданностью и открытием стала для зрителей актриса Натия Меладзе, исполнительница роли Ольги Елецкой. Это ее дебют на русской сцене театра Грибоедова. Она вызывает особый интерес, как одна из двуязычных актрис, которая с успехом работала в грузинских театрах, а теперь появилась в главной женской роли в русском театре. Можно себе представить, сколько трудностей ей пришлось преодолеть в работе. Даже многоопытные актеры не всегда справляются с иной интонационной окраской речи. Но с актерскими данными Меладзе, с ее глубокой, проникновенной эмоциональностью, эти трудности быстро сгладятся. Главное, в своей героине она нашла и точно передала внутренний стержень образа. Ольга – открытое, чуткое, доброе существо, в начале – даже чуть наивное. Но при ее хрупкости в ней чувствуется скрытая сила характера. Когда речь идет о сохранении человеческого достоинства, она может противостоять даже любимому мужу. Это у нее наследственное, ведь она дочь своего отца. Именно в этом их внутренняя близость – родство душ, и не в словах, а в интонациях, в осторожных, нежных прикосновениях... Выбор режиссером исполнителя главной роли тургеневского нахлебника – самый большой сюрприз. Ведь начиная с М.Щепкина, эта роль традиционно предназначалась старым известным артистам, «отягченным» званиями и славой. На грибоедовской сцене старика-отца Кузовкина играет молодой, известный своими яркими ролями артист Михаил Арджеванидзе. Знающим в жизни этого подвижного, черноволосого бородача, трудно поверить в реальность таких изменений. На сцене появился забитый, будто крадущийся, чтобы не быть на виду, горбящийся старик – полноватый, с неуклюжей походкой вразвалку. На лице стеснительная улыбка, густые седые волосы, седые брови. Эта роль богата разнообразными оттенками, и артист полностью использовал их, раскрыв удивительно многогранную человеческую натуру. Перед нами был человек с доброй улыбкой – кроткий, со всем соглашающийся, затоптанный людьми, он старался быть незаметным. В ожидании приезда дочери, Кузовкин все терпел, даже унизительные выходки управляющего и слуг. Блаженно улыбаясь, отец глаз не сводит с Ольги. Поначалу она и вовсе не узнала его, но и тут он не сник, его лицо светилось радостью и надеждой. Когда она вспомнила того, кто играл с ней в детстве, он просто сиял от восторга. Благодушно-наивным он оставался и во время застолья, когда его спаивали, и когда был уж совсем пьян. Но колпак шута, унижение, и взрыв протеста. А после прилюдного признания своего отцовства – ужас, безысходная обреченность. Самая сильная сцена спектакля, когда после страшного признания Кузовкин, оставшись утром наедине с дочерью, открывает ей истину. В этом рассказе, не разукрашенном лишними эмоциями, столько глубокой человеческой проникновенности... Прошлое не оставляет его: с ним навсегда осталась его неразделенная любовь к барыне, которую оскорблял, а потом и вовсе бросил муж. В этом спектакле старик-отец – это нерасторжимое единство жизни и любви. «Хочешь быть счастливым? Выучись сперва страдать», - это не из пьесы, это жизненная заповедь самого Тургенева, которая распространялась и на писателя, и на его героев. Кузовкин – человек чистый по натуре, с искалеченной судьбой, готовый всем уступать – что барину, что слугам. Не потому, что у него нет чувства собственного достоинства – оно есть, да еще какое! Когда Елецкий, его зять, высокомерно и бесцеремонно обвиняет его во лжи ради денег – этого он снести не может, задета честь. Он на глазах меняется, у него другая осанка, решительный голос, это не забитый приживала, а личность, целая глыба – «Меня нельзя купить!» Но когда дочь, поверив ему, попросит принять конверт с деньгами, он примет. Вот ей он ни в чем отказать не может – ведь Ольга признала его отцом. Он боготворит дочь так же, как и ее мать. Но злосчастный конверт, который все время у него в руке, как будто обжигает. По Тургеневу, Кузовкин принимает деньги и, умиротворенный, уезжает. Но у грибоедовцев финал пьесы изменен. На прощанье Кузовкин говорит дочери: «Бог вас наградит», и тихо оставляет конверт на столе. И это не показной жест самоутверждения, как это было в 1968 году в Ленинградском театре драмы в исполнении А.Ф. Борисова, который под аплодисменты зрительного зала, эффектно рвал дарственную. В Грибоедовском театре никакой патетики – оставив дочери конверт, отец разворачивается и медленно направляется к выходу – без ничего, с пустыми руками. Елецкий, увидев конверт, остается в недоумении. Но Тропачева, этого знающего жизнь проныру, громогласного богача и трепача-пустослова, не проведешь. Его многозначительная финальная фраза, обращенная к Елецкому: «Вы благороднейший человек» - красноречивее любых монологов. Он прекрасно понял ситуацию, ведь всем все известно, правду не скроешь. С этой потаенной правдой Кузовкин уходит. Он-то знает, что идет в никуда, и никогда не вернется. Он уходит туда, где наконец-то может быть рядом со своей любимой. Все остальное для него не существует. Финал спектакля: сцена погружается в темноту – для старика это долгожданная тьма, звучит «Утро туманное», и появляется тень барыни, но уже не с ребенком, а с белым длинным покрывалом в руке или полупрозрачной фатой, которая шлейфом медленно тянется за ней. Она обгоняет Кузовкина, и когда их руки соприкасаются, передает ему покрывало. И он идет вслед за ней в тот сад (или тот свет?), чтоб навсегда остаться рядом. Мы видим, как за ним тянется белой нитью Ариадны нечто прозрачное или призрачное, быть может, саван. Или та нить, которая навсегда соединяет с любимыми, но не в этом уродливом мире, а в ином... И уходит он «туда» абсолютно счастливым – ведь «здесь» дочь поверила ему! Вера ЦЕРЕТЕЛИ | |||||||
|
|||||||
