| БЕСКОРЫСТНЫЙ ЧЕЛОВЕК С ЗОЛОТЫМ СЕРДЦЕМ |
 Он родился… …в 1939 году в Тбилиси, жил на улице Квали. Как рассказала вдова Джумбера Беташвили Нелли, известные тбилисцы, знавшие Джумбера Беташвили, - в их числе председатель редакционной коллегии Грузинской энциклопедии (1992-2006 гг) Автандил Сакварелидзе, поэт Джансуг Чарквиани, дипломат, общественный деятель Гела Чарквиани, специальный представитель премьер-министра Грузии по вопросам отношений с Россией Зураб Абашидзе написали в сакребуло Тбилиси письмо с просьбой назвать эту улицу именем Джумбера Беташвили. Учился он в школе №1, и его одноклассниками были Звиад Гамсахурдиа, Мераб Костава, Гела Чарквиани… - Класс был великолепный! - рассказывает Нелли. - Джумбер учился в этой школе до 4 класса, а потом его отца перевели на работу в Сухуми. Отец и мать развелись, и Джумбера воспитывала бабушка. Отец был инженером-железнодорожником. У нас даже хранилась телеграмма времен Великой Отечественной от Анастаса Микояна, направленная в Министерство путей сообщения: «Пришлите инженеров типа Беташвили». Бабушка была чудесной женщиной, обожала своего внука. Она происходила из очень богатой купеческой семьи, и все средства, вырученные за ее драгоценности, пошли на образование сына – Сергей окончил Московское высшее техническое училище имени Баумана и Грузинский политехнический институт. В Сухуми Джумбер вместе с отцом и бабушкой жили в хорошей квартире в центре города на перекрестке улиц Лакоба и Ленина, около театра. Там был знаменитый киоск Лагидзе, возле которого собиралась так называемая биржа. Джумбер с детства любил джаз, ночами слушал знаменитых музыкантов, по первым звукам узнавал оркестр и исполнителей. Так что бабушка занималась шитьем и воспитанием внука по Lullaby of birdland Эллы Фицджеральд. На зов друзей «Джумбер! Джумбер!» восьмидесятилетняя «бебо Оля» отвечала с балкона, что его нет дома – «Джумбер пошел к Каунту Бейси». То есть слушает Каунта Бейси – американского джазового пианиста, органиста, знаменитого руководителя биг-бэнда. В Сухуми проводились джем-сейшены, на которые съезжались музыканты со всего Союза. Как вспоминает Нелли Беташвили, Джумбер рано повзрослел – уже в 22 года работал в трех местах. Когда они поженились, Нелли было всего шестнадцать, ему – двадцать два. У нее в кармане было три рубля, у Джумбера – ни копейки. - Как он потом шутил, это я его украла: «у Нелли были деньги, а у меня нет». Он очень любил Сухуми. Однажды мы с ним отправились в морской круиз в Румынию и Болгарию на теплоходе «Иван Франко». И когда мы вошли в сухумскую бухту и поднялись на палубу, я увидела, что Джумбер, глядя на открывшуюся прекрасную панораму, беззвучно плачет. «Я никогда отсюда не уеду!» - говорил он. Родился в Тбилиси, а стал сухумчанином! В этом городе он окончил сельскохозяйственный институт. Там организовали оркестр. Джумбер, самоучка, великолепно играл на контрабасе, гитаре и фортепиано. Когда Джумберу было лет 19-20, он поехал в Сочи, где гастролировал знаменитый американский джазовый оркестр под управлением Бенни Гудмана. Разумеется, все продвинутые сухумчане отправились туда. Как мне рассказывали очевидцы, Джумбер сидел в четвертом ряду, и на интересного молодого человека обратила внимание дочь Бенни Гудмана. Ее привлекли движения Джумбера, его реакция на музыку. Она поняла, что он хорошо чувствует джаз. Состоялось знакомство, и юная американка увлеклась грузинским юношей! Когда они гуляли в парке, за ними толпой шли молодые сухумчане – они говорили о том, какой туз выпал на долю Джумбера. У него была тогда прекрасная возможность уехать в США. Я жалею, что Джумбер не использовал этот уникальный шанс круто изменить свою жизнь. Во-первых, остался бы в живых, во-вторых, окунулся бы в любимый мир музыки, искусства. Все у него могло бы сложиться иначе… Ведь Джумбер был очень коммуникабельным и талантливым человеком, обладал уникальным даром объединения людей и общения. В 1972 году он был в Мюнхене на Олимпийских играх, где жил в семье и у него была возможность пользоваться «мерседесом». Шутил: «Зачем Политбюро тратить такие деньги на пропаганду СССР? Дали бы мне «мерседес», открытый счет и выпустили бы меня порулить по белу свету… Вот это была бы пропаганда!» Джумбер действительно обладал особым магнетизмом! Мы часто ездили в Дом творчества, Дом литераторов в Пицунде, и многие российские красавицы-актрисы были покорены им! Джумбер дружил с лучшими представителями русской интеллигенции, очень любил Россию, но в первую очередь – свою родину. Сухуми был интернациональным городом, где говорили преимущественно на русском языке. Я окончила русскую школу и практически не говорила по-грузински. Но Джумбер с первых дней нашей совместной жизни мягко, но настойчиво гнул свою линию, и я заговорила на грузинском. С детьми Джумбер тоже стал с самого начала общаться на родном языке. И, конечно, наши дети окончили грузинскую школу. Он любил людей разных национальностей. Нашего соседа-абхазца он просил разговаривать с детьми на абхазском языке, а мою маму – на мегрельском... Позднее, окончив школу, наша старшая дочь училась в Москве в Первом медицинском институте. На столе ректора этого вуза лежали стихи Евгения Евтушенко, посвященные Джумберу. Ее опекали люди, любившие нашу семью, Грузию и в свою очередь отвечали добром и гостеприимством на наше отношение. Академик Владимир Сергеевич Семенихин занимался с нашей дочерью химией, биологией и великолепно подготовил ее к вступительным экзаменам. Мы с Джумбером очень часто приезжали в Москву, бывали на премьерах, банкетах. 60-летие поэта Александра Межирова мы отметили в нашей семье, в маленькой двухкомнатной квартире в Сухуми. Евгений Евтушенко, с которым Джумбера связывала крепкая мужская дружба, говорил, что Джумбер – «это тот грузин, который спит на раскладушке, но встречает весь мир…» И это, конечно, отзывалось добром. Очень часто Джумбер неожиданно звонил мне то из Горького, то из Москвы, чтобы сообщить, что повез очередного больного на операцию к Гавриилу Елизарову или Святославу Федорову. Женщин и детей я не оставлю… - Помню, что в предчувствии трагедии я уговаривала Джумбера уехать из Сухуми в Москву, Киев, ведь у нас было очень много друзей, знакомых – поэты, актеры, журналисты, редакторы газет, - рассказывает Нелли. - Вся «Комсомолка» побывала у нас! Кто бы ни приехал в Сухуми – все приходили к Джумберу. На мои уговоры уехать в большой город, он отвечал: «Я первый грузин, который встречает на абхазской земле гостей, по мне судят о грузинах в Абхазии! И я никуда отсюда не уеду». Джумбер нес это в себе. Он этим жил: главной его заботой было встретить гостей, показать им природу страны, представить ее культуру, традиции так, чтобы люди, посетившие Абхазию, навсегда ее полюбили. Джумбер был в Абхазии визитной карточкой Грузии и грузин. Не сосчитать, сколько людей покидали Абхазию, влюбленные в эту землю. Известный российский режиссер Савва Кулиш, отправляя своего друга в Сухуми, говорил, что Джумбер Беташвили – самый красивый и самый добрый из всех людей, и его все знают. В Сухуми мы познакомились и подружились с семьей известного экономиста Валерия Ивановича Терещенко. В 1930 году он переехал в США. Окончил экономический факультет Колумбийского университета, преподавал в университетах США. А в 1960 году Никита Хрущев привез его в СССР. Валерий Терещенко работал в НИИ экономики и организации Минсельхоза Украины, преподавал в Киевском университете. Он приглашал нас к себе в Киев. Часто говорил Джумберу: «Ты живой паблик рилейшнз! В США таких людей, как ты, отравляют знакомиться и сближаться с нужными людьми и за это платят большие деньги!» Джумбер защитил у Валерия Терещенко кандидатскую диссертацию. Незадолго до войны Женя приехал в Сухуми, и как раз в это время был напечатан рассказ Виктора Астафьева, в котором он назвал грузинских женщин «заспинными холуями». Возмущенный Евтушенко написал письмо протеста, которое просил Джумбера отвезти в Москву. Джумбер не смог, и письмо повезла я. …Когда началась война, Джумбер помогал всем – грузинам, абхазцам, грекам, армянам, русским. Многие грузины обижались на него за это, а он в ответ говорил: «Мы вместе! Им тоже нужно помочь!» И каждый день разносил гуманитарную помощь. Когда началась война, многие абхазцы уехали – в Сочи, Краснодар… Сколько было потом писем и звонков: «Джумбер, помоги моей семье!.. Помоги моей маме!.. Помоги вывезти дочь!» И Джумбер всегда помогал. В ходе военных действий погиб северокавказец и Джумберу позвонили с просьбой найти и проводить останки на родину. И он нашел, вызвал вертолет, заехал домой за нами, взял меня и детей в аэропорт проводить погибшего! «Джумбер, зачем ты это делаешь?» - тихо спросила я. «Пусть он воевал на другой стороне! Но он кому-то дорог, и мы должны достойно проводить его!» - ответил Джумбер. Даже в этих обстоятельствах он проявлял благородство и великодушие, помня, что по нему судят о грузинах в Абхазии… Многие обвиняли Джумбера в лояльности к абхазам, на что Джумбер отвечал: «Надо помнить, что мы одно целое. На проспекте Руставели в Тбилиси легко быть грузином, а здесь – трудно!» 27 сентября – в день падения Сухуми – на госдаче состоялось совещание, оттуда Джумбер спустился в госпиталь попрощаться с зятем, хирургом по профессии. Джумбер собирался вернуться в Сухуми. Врачи пытались его остановить: «Сухуми взят! Джумбер, куда ты идешь?» «Я возвращаюсь не только к Жиули Шартава, - объяснял Джумбер. - Я женщин и детей не оставлю!» Джумбер весь в этих словах. Он сознательно остался в Сухуми. Это был его выбор… В тот день я пешком отправилась домой из села Дранда. Была страшная бомбежка, и я впервые вместе с соседями спустилась в подвал. Выйдя из него, закрыла двери квартиры и на вопрос соседа-абхаза, куда я иду, ответила: «Не знаю!» И отдала ему ключи. По возвращении в Дранда мы со второго этажа смотрели на горящее здание Совмина. Я тогда еще не знала, что Джумбера уже нет в живых… После исчезновения Джумбера многие его искали. Подробности его гибели стали известны позже. Единственный из правительства, оставшийся в живых, Юра Гавва вспоминал, что 27 сентября был в кабинете у Джумбера. Грузины, остававшиеся некоторое время в Сухуми, рассказывали мне, как Джумбера со связанными руками тащили по улицам города, который он так любил. И абхазцы, видя, как его волокут, побежали к большому чиновнику-абхазцу, и он тут же помчался спасать Джумбера. Не успел… Джумбера расстреляли. Ни у одного абхазца не поднялась бы на Джумбера рука – пришлые боевики сделали свое черное дело. Иногда, как все женщины, я хотела для детей большего. «Когда меня не станет, все будет хорошо, - говорил Джумбер. - У меня столько друзей, мной столько посеяно, что тебе не будет трудно!» И действительно это так. В тяжелые времена все друзья встали рядом со мной, кто как мог. И до сих пор ко мне подходят люди и благодарят меня за Джумбера. Он стольким сделал добро! И это воздалось сторицей: не проходило и дня, чтобы кто-то из них не поинтересовался, как мне живется, какие у меня проблемы... «Джумбериада» Евгения Евтушенко Познакомил Джумбера и Евгения Евтушенко Автандил Сакварелидзе, и они сразу стали друзьями. Евгений Евтушенко посвятил Джумберу Беташвили сборник стихов, который начинался известными стихами: «О Грузия, нам слезы вытирая, ты русской музы колыбель вторая…» В своем выступлении на вечере памяти Беташвили поэт отметил, что Джумбера всегда за что-то благодарили, а он обычно отвечал: «Не за что!» Многим запомнились слова, сказанные Евтушенко во время застолья, посвященного памяти Беташвили: «В одном романе я написал, что если бы мне можно было бы воскресить одного человека, то я воскресил бы Александра Сергеевича Пушкина. Так вот, если Господь разрешил бы мне воскресить еще одного, то это был бы Джумбер Сергеевич Беташвили. XXI век нуждается именно в таких людях. Джумбер Беташвили доказал своим примером, что будущий человек – это тот, кто прежде всего любит свою родину, свой язык, врос глубоко в родную землю. Такой человек вырастает из родной земли и становится подобным дереву, чьи ветви обнимают воздух всего человечества. Вот такими должны быть люди будущего. Я хотел бы, чтобы таких людей в XXI веке было больше!». Особая страница творчества Евгения Евтушенко – стихотворения, посвященные Джумберу Беташвили. «Он был высок, красив, умен и смотрел на мир добрыми, веселыми глазами. Вот если бы так, как он смотрел на людей, знакомых и незнакомых, на соплеменников и инородцев, на горы и море, на леса и степи все, кто живет на нашей грешной земле, уверен, давным-давно не было бы ни насилия, ни ненависти, ни грабежей…», - вспоминал Тимур Гайдар. Т.Гайдар подчеркивал особую миссию Джумбера Беташвили в историческом многовековом диалоге России и Грузии: «Бог мой, сколько российских гениев и высоких поэтических талантов черпали в Грузии вдохновение, скольким помогла и скольких утешила она в их нелегкой, а еще чаще трагической судьбе! И эта удивительная связь негромко, но естественно и зримо проявилась в жизни Джумбера, одного из достойнейших сыновей Грузии. Вот почему, вспоминая о нем, нельзя не думать о духовности и душе двух народов – ведь ясно, что не только экономические, не только политические интересы, но и нечто высшее всегда, несмотря на ошибки, несправедливости, а порой и преступления правителей, влекло и влечет Россию и Грузию друг к другу». «Нечто высшее» влекло друг к другу Джумбера Беташвили и Евгения Евтушенко. Отношениям друзей посвящены стихи врача Вано Мгалоблишивли, пронизанные горечью и ностальгией по безоблачному, счастливому прошлому: «Изабелла бродит в чанах древних селений./ За гитарой Джумбер, со стихами Евгений./ Пирс обласкан шелками вечернего бриза,/ рифмой русской души стих грузинский унизан./ И не слышен прерывистый пульс маяка,/ все пьяны от любви, влюблены от стиха./ А маяк надрывался, предчувствуя кровь,/ слезы жен, вопль старух, безысходную боль…/ Кипарисы дымят, как потухшие свечи,/ там Джумбера мотив, здесь Евгения речи…» Сохранился шутливый поэтический диалог друзей. Неопубликованное стихотворение Евгения Евтушенко называется «Дополнение к «Джумбериаде» и датировано 5 ноября 1979 года. В нем поэт называет друга «факиром полетов и СВ, всех телефонных книг читателем, со всей вселенной в голове» и советует «бежать от всех» и «плюнуть на настольный календарь». В своем ответе Джумбер сохраняет непринужденный, дружеский тон. Гибель друга, абхазские события пятнадцатилетней давности стали для Евтушенко огромным потрясением. Он посвятил этой трагедии два пронзительных стихотворения – «Джумберу Беташвили» (1994), позднее переведенное на грузинский Джансугом Чарквиани, и «На смерть грузинского друга» (1995). В стихотворении «Джумберу Беташвили» поэт создает образ идеального грузина. Он – «самый красивый из всех людей и даже из всех грузин», принявший мученическую кончину «не горбясь». Поэт переходит к публицистическим обобщениям, сожжение дома в Гульрипши становится символом широкомасштабного пожара, охватившего все постсоветское пространство. Через год Евтушенко вновь обращается к этой теме – в стихотворении «На смерть грузинского друга». Здесь он словно полемизирует с самим собой прежним, сожалеющим о «сожженном СССР». Теперь для него гораздо важнее потеря друга, нежели развал страны: Я друга потерял, а вы мне о стране. / Я друга потерял, а вы мне о народе. / На черта мне страна, где лишь цека в цене, / На черта мне народ, где рабство и в свободе. Поэт сожалеет о распаде отношений между людьми, народами. «Нам нелегко теперь найтись по голосам», - сетует Евтушенко. И вновь возвращается к теме взаимоотношений с погибшим другом – для него они превыше всего, говорит об особой духовной близости между собой и Джумбером Беташвили, утверждает приоритет ценностей дружбы: Я был немножко им, он был немножко мной. / Его не продал я, и он меня не продал. / Страна – друг не всегда. Он был моей страной. / Народ – неверный друг. Он был моим народом. / Я русский. Он грузин. Кавказ теперь как морг. / Идет людей с людьми бессмысленная битва. / И если мертв мой друг, народ мой тоже мертв, / И если он убит – страна моя убита. В газете «Грузия» был напечатан материал Е.Евтушенко «Завещание Джумбера Беташвили». В нем он вновь говорит о своем отношении к погибшему другу, создает его портрет: «У меня в жизни не было друга, которого я бы любил больше, чем Джумбера Беташвили. Должность его в Совете Министров Абхазии была довольно прозаическая – административно-хозяйственная – должность, но он был поэтом жизни, обожавшим людей и жизнь во всей ее неповторимой радужности. Он был бессребреником, зато золотой души человеком. Он делал счастливыми всех вокруг себя, хотя, может быть, жене его было непросто, ибо он так щедро раздаривал всем свое время, что его почти не оставалось для семьи. Он был прирожденным интернационалистом, и во время войны выручал не только грузин, но и русских, и абхазцев, руководя эвакуацией детей и женщин. Свою жену он эвакуировал в последнюю очередь…» Инна БЕЗИРГАНОВА | |||||||
|
|||||||
