Удивительным все-таки городом был Тифлис! Простой переплетчик книг имеет возможность отдать сына в пансион, где учатся дворянские дети. А тот, серьезно занявшись музыкой лишь в 19 лет, может стать автором первого армянского балета, первой армянской симфонии и первого инструментального концерта. Став всемирной знаменитостью, Арам Хачатурян объяснит свой феномен просто: «Я рос в атмосфере богатейшего народного музыкального быта, жизнь народа, его празднества, его обряды, горести, радости, красочные звучания армянских, азербайджанских и грузинских напевов в исполнении народных певцов и инструменталистов – все эти впечатления юных лет глубоко запали в мое сознание». Так удивительный город растил удивительных людей.
В селе Верхняя Аза под городом Ордубад в Нахичеванском уезде, почти на границе с Ираном, заработать на жизнь во второй половине позапрошлого века было практически невозможно. И тринадцатилетний Егия Хачатурян, которого в последующей жизни все будут звать Ильей, отправляется на заработки в Тифлис. Он устраивается учеником в переплетную мастерскую и настолько быстро осваивает профессию, что, несмотря на годы, пользуется отличной репутацией в цехе местных ремесленников. А когда ему исполняется 19 лет, с родины приходит сообщение: его заочно обручили с 9-летней Кумаш из соседнего села Нижняя Аза. Приняв это к сведению, Илья продолжает расширять круг солидных заказчиков, и в 25 лет, когда его хозяин доводит дела почти до краха, выкупает у него мастерскую. А через год привозит из Нахичеванского уезда 16-летнюю жену. Которую до этого ни разу не видел.
Такова предыстория появления на свет в 1901 году одного из выдающихся композиторов ХХ века Арама Хачатуряна, последнего, пятого ребенка Ильи и Кумаш. Семья эта живет в Коджори, горном местечке близ Тифлиса, куда Илья каждый день ездит на работу. А когда Араму исполняется пять лет – переезд в город. За три года, проведенных в районе Вере, на Арагвской (ныне А.   Мачавариани) улице, Арам влюбляется в народные мелодии: «Мать часто напевала грустную мелодию армянской песни... Я положил эту мелодию в основу первой темы медленной части своей Второй симфонии... Как бы потом ни изменялись мои музыкальные вкусы, первоначальная основа, которую я воспринял с детских лет от живого общения с народом, оставалась естественной почвой для моего творчества».
Наслушавшись материнских песен, мальчик часто уединяется на чердаке и часами выстукивает запомнившиеся ему ритмы на медном тазу. «Эта моя первоначальная «музыкальная деятельность» доставляла мне неописуемое наслаждение, родителей же приводила в отчаяние», – вспоминал он спустя годы. Не до отчаяния, но очень большого недовольства доводит он мать с отцом и своим озорством. Со второго этажа спускается не по лестнице, а только по стволу растущего рядом платана. Увлекается игрой в лахты, в которой довольно больно достается ремнем по ногам, конечно же, участвует в уличных драках. И очень не любит воскресений – надо долго вести себя в церкви смирно. В целом же родители не ограничивают его, разве что лишь во время революционных событий 1905 года: «Непонятная суета вокруг, плачущие женщины уводят меня со двора в комнату, запирают ворота, опускают занавески, с улицы доносятся крики…».
В общем, он отнюдь не музыкальный вундеркинд, да и в семье стремление к музыке не приветствуется, ее глава мечтает дать сыновьям «настоящее» образование – сам он грамоту выучил самостоятельно. Возможность исполнить эту мечту появляется после того, как в 1909 году Илья уже может позволить себе купить собственный дом в престижном районе, на Великокняжеской (сегодня – Узнадзе) улице. Там же обустраивается и переплетная мастерская, принося совсем неплохой доход. А Арам отправляется в престижный частный платный пансион княгини Софьи Аргутинской-Долгоруковой. В котором, кстати, Илья переплетает библиотечные книги. Ходить в него недалеко – на Михайловский (ныне – Агмашенебели) проспект.
Учатся там дети из дворянских, а также из простых, но зажиточных семей. И, что трудно представить сегодня, никто не из них не задирает нос из-за того, что приезжает в экипаже родителей, а не на наемном извозчике. Никто не может и перещеголять одноклассников нарядами, на групповой фотографии учеников можно увидеть, что в одежде не было никаких различий… Учиться Араму не трудно, как и каждый тифлисский пацан, он свободно говорит на трех языках: дома – по-армянски, на улице – по-грузински, в школе – по-русски. Больше же всего ему нравятся уроки пения. Еще бы, ведь их ведет замечательный тифлисец Мушег Агаян, которому предстоит стать композитором, музыковедом, заслуженным деятелем искусств Армении.
Затем для приобретения основ «настоящей профессии» юношу отправляют в Коммерческое училище на Николаевской площади (сейчас здесь проходит улица Хетагурова). И тут в жизни Арама появляются музыкальные инструменты, на которых он играет… не зная нотной грамоты. Первый – старый рояль, который вдруг покупает его отец, так и не сумевший объяснить, зачем он это сделал. Наверное, «для солидности» дома, в котором всегда много гостей. Половина клавиш этого рояля не работает, и единственным, кто садится за него, становится Арам. Он на слух наигрывает запомнившиеся мелодии: «Вскоре я совсем осмелел и начал варьировать знакомые мотивы, присочинять новые. Помню, какую радость доставляли мне эти — пусть наивные, смешные, неуклюжие, но все же первые мои попытки композиции».
Второй инструмент – духовой, теноргорн в любительском оркестре училища, которым руководит капельмейстер Гансиорский. «Его усилиями оркестр добился известных успехов и числился среди лучших оркестров города», – вспоминал Арам Ильич. Технику игры он осваивает быстро, но вот в чем признается позже: «Марши и танцы скоро приелись. В унынии от однообразия своих незамысловатых партий, я стал импровизировать «контрапункты» и ритмические структуры к темам исполняемых пьес. «Если вы, молодой человек, будете так рьяно проявлять дерзость, я выставлю вас вон», – заявил капельмейстер, заметив мои эксперименты. Пришлось пыл свой поубавить и более осторожно продолжать упражнения, стараясь не раздражать не слишком, правда, тонкое ухо капельмейстера».
Следующие несколько лет вмещают в себя массу событий: Первая мировая война, революции, обретение Грузией независимости, установление советской власти. А еще – войны, которые вели молодые государства Южного Кавказа. Одна из них повлияла на семью Хачатурян. О ней сейчас редко вспоминают – об армяно-турецкой войне 1920 года. Турки шли по Армении, ставшей препятствием прямым отношениям между Советской Россией и кемалистской Турцией. Шли по стране, территория которой наиболее удобна для коридора, шли и в сторону Грузии, объявившей нейтралитет. Ну а помогала им печально известная 11-я Красная Армия – главный инструмент тогдашней Москвы для решения закавказских проблем в свою пользу.
В итоге вся территория Армении, кроме Эривани и окрестностей озера Севан, занята турками. Когда они подходят к городу Лори, с XIII века по 1917 год принадлежавшему Грузии, а потом ставшему нейтральной зоной, среди части армян, живущих в грузинских городах и селах, начинается паника – слишком свежа память о геноциде 1915 года. Поддаются этой панике и Илья с женой, у которой геноцид унес всех родных. Бросив квартиру и мастерскую, они отправляются с двумя младшими сыновьями на Кубань, в Екатеринодар (ныне – Краснодар), где живет их старший сын. «Это были страшные дни, полные тревоги, морального и физического напряжения. Достаточно сказать, что почти весь путь, в том числе через Военно-Грузинскую дорогу, мы прошли пешком, неся на себе какой-то жалкий скарб. К счастью, турецкие палачи не добрались до Тифлиса. Осенью того же года мы вернулись домой…», – вспоминал композитор.
Жизнь возвращается в свое русло, но уже не совсем прежнее: вскоре Грузия становится советской. А где советская власть, там и бурная агитация в ее пользу. И в 1921-м Арам отправляется, можно сказать, в свои первые гастроли он – в составе агитгруппы, выехавшей в Армению специальным поездом, чтобы разъяснять «великие идеи Октября», распространять листовки и брошюры, проводить концерты и лекции. Не знающий нот, но «дружащий» с пианино ученик Коммерческого училища выступает в роли тапера: «Один из дешевых товарных вагонов состава, на котором приехала группа, был превращен в концертную эстраду с пианино, стоящим перед открытыми дверями. Когда поезд останавливался на запасном пути какой-нибудь станции, я начинал играть бравурные марши. Члены нашей бригады при помощи рупоров принимались созывать публику, немедленно собиравшуюся перед вагоном. Начинался митинг, сопровождавшийся песнями, несложными концертными номерами, раздачей пропагандистских материалов. Я и сейчас часто вспоминаю неподдельные восторги разношерстной публики».
А потом из Москвы приезжает брат Сурен. Он на 14 лет старше Арама и пишет жене о своих братьях: «Эти мальчики ходят за мной, как за папашей, смотрят мне в рот, что я им скажу и возьму ли с собой». Куда же они хотят отправиться? Дело в том, что Сурен приехал на родину набирать молодых актеров для Армянской драматической студии в Москве. Учась на историко-филологическом факультете Московского университета, он увлекается сценой, становится помощником режиссера в Московском художественном театре, затем – заведующим постановочной частью Первой студии при МХТ, созданной Евгением Вахтанговым, Михаилом Чеховым и Леопольдом Сулержицким, дружит с Константином Станиславским и Владимиром Немировичем-Данченко…
«Ну, какой из тебя коммерческий советник?! Займись-ка лучше искусством», – заявляет он Араму. И тот вместе с будущими студийцами отправляется в Москву. Поездка эта занимает… 24  дня. Из-за разрухи на крупных станциях приходится долго ждать, пока к вагону вновь прицепят товарные теплушки, постоянно отгоняемые на запасные пути. И чтобы не терять времени даром, молодежь, едущая покорять Москву, проводит концерты в железнодорожных клубах. Там Арам – пианист-аккомпаниатор и руководитель хоровых номеров. А добравшись, наконец, до Москвы, в которой культурная жизнь бьет ключом, он оказывается в новом, ошеломляющем мире. Из Арбатского переулка, где живет Сурен, спешит на симфонические концерты и в лучшие театры, восторгается выступлениями Маяковского. А дома – приходящие к брату знаменитости, споры о музыке, театре, литературе. И все советуют ему всерьез заняться музыкой. Но…
«Мой отец, горячо любивший народную музыку, тем не менее, узнав о том, что я, уже живший в Москве, собрался поступать в Музыкальный техникум имени Гнесиных, с горькой иронией спрашивал меня: «Ты что, собираешься стать сазандаром?» – то есть уличным музыкантом, играющим на рынках, на свадьбах и похоронах. Взрослые считали, что музыка – занятие не для мужчины. Отец желал, чтобы я стал инженером или врачом. Да кем угодно, только не музыкантом».
И он поступает на подготовительные курсы при Московском университете. Изучает химию, зоологию, анатомию человека, морфологию растений, становится студентом биологического отделения физико-математического факультета. Но музыка все равно влечет. И осенью 1922 года он приходит в музыкальный техникум, созданный сестрами Гнесиными и снискавший славу лучшего подготовительного музыкального учебного заведения Москвы: «Не имея никакой, даже элементарной теоретической подготовки, я предстал перед комиссией. Для пробы голоса и слуха бойко спел что-то вроде «жестокого» романса «Разбей бокал», вызвав улыбку у экзаменаторов… Я легко справился с испытаниями слуха, чувства ритма и музыкальной памяти, несмотря на то, что все эти задания мне приходилось выполнять впервые в жизни. Вскоре после окончания экзамена мне сообщили, что я принят в музыкальный техникум, но неизвестно по какой специальности».
Этот парадокс объясняется тем, что 19-летний парень явно одарен, но никаких профессиональных навыков у него нет. Основательница и глава техникума Евгения Гнесина проверяет его слух, а он не понимает, что от него требуется. По ее просьбе, играет на рояле какую-то популярную тогда мелодию. Она «была явно не в восторге от всего, что я изобразил, но она поняла, что пред нею взрослый парень – у меня пробивались усики, – и сказала, что на рояле мне уже поздно учиться, но если я хочу, то могу обучаться игре на виолончели». Вообще-то, поздновато учиться и этому, но в недавно открытом классе виолончели – нехватка студентов. Так что надо доставать инструмент.
Выясняется, что виолончель, да еще созданная на знаменитой фабрике Циммермана, есть у родственников жены Сурена, но живут они далековато – в 249 километрах от Москвы, в Коврове. Так Арам отправляется еще в одну, навсегда запомнившуюся поездку: «В вагоне было нестерпимо холодно. Все пассажиры лежали на нарах, тесно прижавшись друг к другу, ехали в полной темноте. Когда наш поезд уже приближался к Москве, я проснулся в объятиях какого-то бородатого мужичка, которому, так же как и мне, подушкой служил футляр виолончели…».
Получив заветный инструмент, он пытается наверстать все, в чем отстает от однокурсников, на грани одержимости изучая теорию, историю музыки и технику игры, освоить которую в 20 лет, а не в детстве, очень трудно. Да еще надо зарабатывать на жизнь. И Арам становится грузчиком в винном магазине, поет с братом Леоном в хоре армянской церкви. В итоге он режет палец о разбившуюся бутылку, и приходится на несколько недель прервать занятия. По предложению Гнесиной начинает заниматься репетиторством, но, стремясь поскорее овладеть инструментом, так перетруждает пальцы левой руки, что долго не может даже шевелить ими. И именно в эти нелегкие для него дни 1925 года Хачатурян получает судьбоносное предложение.
Композитор Михаил Гнесин, брат основательниц техникума, предлагает оставить виолончель и начать занятия в только что открытом им экспериментальном классе композиции. Поколебавшись, Арам соглашается. Отзывается он и на предложение брата Сурена – приходить в Дом культуры Советской Армении в Москве, где собираются видные артисты, музыканты, композиторы, ученые, литераторы. И Арам не просто ходит в Дом культуры, а активно включается в его работу, ведет музыкальные занятия в детском садике и школе: «Работая в детском саду, я создал там шумовые оркестры. Слава о них распространилась в Москве, и нас приглашали выступать в другие детские сады… Работа с детьми дала мне очень много. Она будоражила фантазию, заставляла находить точные краски для выражения мысли». Его даже несколько раз командируют в Ереван – искать талантливых детей. В один из приездов ему показывают пятилетнего мальчика, который, едва доставая ногами до педалей, обожает импровизировать на рояле. Хачатуряна потрясают слух, музыкальная память и чувство ритма ребенка, он советует родителям обратить на все это серьезнейшее внимание. А зовут мальчика Арно Бабаджанян…
С учебой дела идут отлично. Арам знакомится с пришедшим в техникум Рейнгольдом Глиэром, и в последующие годы создатель первого советского балета очень многое дает в творческом плане начинающему композитору. Которому приносят успех первые же сочинения – Танец для скрипки и фортепиано, Поэма для фортепиано.
Михаил Гнесин свидетельствует: «Сочинения, которые он писал чуть ли не к концу второго года занятий, были так ярки, что уже ставился вопрос о возможности их обнародования. Ряд пьес, вскоре принесших известность Хачатуряну, был написан им в бытность учеником музыкального техникума». В общем, хотя на нелегкой музыкальной стезе осознано еще не все, уже ясно: рождается композитор со своим языком гармонии и великолепной импровизацией в изложении задуманного.
…Осень 1929 года. В Московской консерватории завершаются приемные экзамены. В их протоколе можно прочесть: «Испытательная комиссия приемного экзамена на научно-композиторский факультет, решила зачислить Хачатуряна на первый курс консерватории в числе семи абитуриентов, отобранных из нескольких десятков». Учится он у все того же Михаила Гнесина, а когда тот в 1931-м покидает училище, переходит в класс одного из крупнейших симфонистов первой половины XX века Николая Мясковского. В этом классе происходят два знаменательных события.
К Мясковскому приходит Сергей Прокофьев, ему настолько нравится хачатуряновское Трио для кларнета, скрипки и фортепиано, что знаменитый композитор рекомендует это произведение к изданию. И сочинение студента исполняется не только в СССР. А студент этот влюбляется в однокурсницу Нину Макарову, в будущем тоже ставшую композитором, и в 1933-м они женятся. Первый, короткий брак Хачатуряна к тому времени уже распался. Те, кто близко знал Арама и Нину, единогласно признают: то был союз двух абсолютно противоположных людей. Он, общительный и жизнерадостный, может работать в любое время и где угодно. Она, более закрытая, работает только в тишине и одиночестве. Но они удивительно дополняли друг друга, не могли существовать порознь. Дочь от первого брака Нунэ он любил не меньше, чем сына Карена, рожденного Макаровой, во всем помогал ей. Кстати, положительных персонажей балета «Гаянэ» зовут так же, как детей Арама Ильича.
Думается, что никто из студентов, посвятивших себя музыке, не может похвастаться консерваторским достижением Хачатуряна – за годы учебы он создает боле 50 произведений в различных формах и жанрах! Первое крупное среди них – «Танцевальная сюита». Подлинным же триумфом становится дипломная работа – «Первая симфония». После двух лет, проведенных в аспирантуре, рождается «Фортепианный концерт», посвященный первому исполнителю Льву Оборину. Фамилия Хачатуряна золотыми буквами высекается на мраморной Доске почета консерватории. И именно студентом он убеждает отца, что избрал правильную стезю.
«Отец мечтал, чтобы я стал юристом, инженером или врачом. К музыке, как к профессии, относился с недоверием. Однажды, в мою бытность студентом консерватории, приехал ко мне в гости. В эти дни я был очень занят творческой работой и подолгу не отходил от пианино. В один из вечеров отец, чьей надеждой и гордостью был я, с грустью сказал мне: «Сынок, это бренчание не прокормит тебя…». Я в свою очередь пытался убедить его, что музыка – мое призвание, и я не мыслю жизни без нее. Выслушав мои доводы, отец, улыбнувшись, согласился: «Ну, сынок, тебе виднее, наверное, ты прав». Спустя три дня после разговора, придя домой, я положил на стол сверток. Отец поинтересовался: «Что это?» И когда я сказал, что это гонорар за мое «бренчание», он откровенно удивился: «Неужели за музыку так щедро платят?» На что я ответил, что важнее денег то, что мой труд принят и высоко оценен».
Вообще же, период после окончания консерватории в 1935-м до начала Великой Отечественной войны – один из самых плодотворных. Самое знаменитое – Скрипичный концерт и первый армянский балет «Счастье». Помимо симфонической музыки многое создается для театра и кино, в частности, полифония родного Тифлиса воссоздается в первом армянском звуковом кинофильме «Пэпо». В годы войны композитора вместе с Кировским театром эвакуируют в Пермь. Там рождается Вторая симфония, получившая Сталинскую премию, а «Счастье» перерабатывается в знаменитый балет «Гаянэ», также удостоенный Сталинской премии первой степени. «Я писал партитуру балета, не расставаясь с грелкой и манной кашей. К счастью, я пользовался столовой театра, которая снабжалась по тем временам потрясающе», вспоминал он. В 1944-м, уже в Москве пишется Гимн Армении.
После войны появляются Первый виолончельный концерт, Третья симфония, но тут, в 1948-м, выходит печально известное Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об опере «Великая дружба» В. Мурадели». Оно разом перечеркивает работу Вано Мурадели, Дмитрия Шостаковича, Прокофьева, Мясковского, Хачатуряна и других, объявленных формалистами. Их перестают издавать, почти не исполняют, и Арам Ильич начинает преподавать в консерватории, становится за дирижерский пульт. Потом снова возвращается к творчеству, создает новые шедевры. И вот что интересно: несмотря на то, что «композиторское» постановление отменено лишь в 1958-м, заслуги Хачатуряна признаются и до этого: в 1950-м – четвертая Сталинская премия, в 1954-м – звание Народного артиста СССР.
В следующие два десятилетия он много пишет, получает Ленинскую и Государственную премии. А вершина его творчества – балет «Спартак». Арам Ильич воспитывает многих известных советских композиторов, объезжает со своими произведениями весь мир и шутит: «Побывал на всех континентах, кроме Австралии и Антарктиды». Он беседует о музыке с Чаплиным, Сибелиусом, Хемингуэем, Караяном, Стравинским, Папой Римским, королевой Бельгии Елизаветой и даже с Че Геварой.
Во всех странах сегодня сразу восклицают: «Хачатурян!», услышав вальс из пьесы «Маскарад», «Танец с саблями» из «Гаянэ» и танец Эгины из «Спартака». А в скольких зарубежных кино-хитах используются его произведения, в которых традиции западной классической музыки соединены с восточными напевами!
Когда его жена тяжело заболевает, он пишет: «Если Нина умрет, она уведет меня за собой». Так и происходит. В 1978-м, через два года после смерти Нины Владимировны, не стало и Арама Ильича. Сына тифлисского ремесленника, никогда не забывавшего, как его родной город «живет кипучей уличной жизнью, встречая каждое утро музыкальными выкриками торговцев фруктами, рыбой, мацони и завершая свой день сложной многоголосной полифонией…».


Владимир Головин