На Новой сцене Большого театра состоялась мировая премьера двухактного балета Эдварда Клюга «Мастер и Маргарита» на музыку Альфреда Шнитке и Милко Лазара. К сожалению булгаковский роман в очередной раз ускользнул от интерпретаторов.
Разнообразные препоны, которыми, по легендам, сопровождается любая постановка «Мастера и Маргариты», не обошли и Большой театр: его Новую сцену дней за десять до премьеры залило водой из-за сработавшей противопожарной сигнализации. По мистическому совпадению действие «Мастера и Маргариты» Эдвард Клюг как раз и поместил в бассейн. Гигантский, сталинский, памятный ему по детству в румынском городке Петру-Гроза, застроенном советскими специалистами. Сценограф Марко Япель накрыл пустой бассейн дугами арок, выложил больничными кафельными плитками, снабдил чертовой дюжиной дверей — в таком инфернальном пространстве действительно могло происходить что угодно.
Но ничего мистического в спектакле не оказалось. Заодно Эдвард Клюг убрал из булгаковского романа и социальность, и сатиру, и колорит эпохи, а также избавился от евангельских сцен. В спектакле остался лишь Понтий Пилат, которого художник по костюмам Лео Кулаш облачил в жесткий плащ цементного цвета, отчего прокуратор походил на памятник Дзержинскому. Возможно, этот образ остался от первоначального замысла сделать Мастера ваятелем: в начале спектакля герой киянкой и резцом со звоном долбит замершую в неподвижности фигуру Пилата. Однако Клюг вернул герою исходную профессию: в балете пачка бумаги играет важную роль. Особенно для Маргариты: та просто одержима белыми листками. В первом (и, по существу, единственном) дуэте с Мастером она буквально не может выпустить рукопись из рук — тщетно возлюбленный пытается обратить на себя ее внимание. Адажио, в котором героиня практически не поворачивается лицом к герою, трудно назвать любовным; два небольших дуэта Воланда с Маргаритой, в которых князь тьмы ведет себя как нежный воздыхатель, целуя руки обессилевшей героине, и то выглядят более интимно. Впрочем, постановщику было не до любовной линии; все усилия он употребил на то, чтобы вместить в спектакль как можно больше персонажей романа.

Петербургский, Любашинский, Печальный... Три маленьких бронзовых ангела, совершенно не похожих на своих классических собратьев, живут в разных уголках Петербурга. Первый - в Измайловском саду - интеллигентный старичок в шляпе, под зонтиком и с книжкой. Второй - в Любашинском - юный босоногий поэт в окружении фонтанов. Третий - на набережной реки Карповки - воплощение памяти о медработниках, погибших в бою с коронавирусом. Рядом с последним всегда цветы и свечи...
Ангельские скульптуры стали этакими уютными символами города: их навещают, с ними в обнимку фотографируются и разговаривают, им даже вяжут шарфики, чтобы не мерзли.
Художник-кукольник Роман Шустров, создавший этих ангелов, скончался от ковида в мае 2020-го. А через год не стало его супруги Марии Касьяненко, которая тоже была самобытной художницей. Но остались их работы - добрые, теплые, трогательные персонажи, которые кажутся живыми, и многое другое. Родные и друзья пары решили, что это замечательное наследие должно быть доступно всем.
Так в небольшой квартире-мастерской Романа и Марии на проспекте Римского-Корсакова, 93 появился музей Петербургских ангелов.