«Цвет небесный – синий цвет/ Полюбил я с малых лет...». Наверное, не найдется любителя поэзии, которого не волнуют эти строки пастернаковского перевода стихов гениального грузинского лирика Николоза Бараташвили. В рождественские праздники по каналу «Культура» в рубрике «Три дня тишины» оно прозвучало в двойном исполнении: на языке оригинала – грузинском языке – его прочитал актер, режиссер, советник канала «Культура» Игорь Пилиев, на русском – автор перевода, один из крупнейших русских поэтов XX столетия Борис Пастернак, и это соединение, слияние дало необычный, сильный художественный эффект. Высокий, благородный слог, духовный посыл Бараташвили, переданные Игорем Пилиевым, получили развитие в вольной трактовке Пастернака, признанной, как и оригинал, поэтическим шедевром, и возникла, как говорится, «вольтова дуга». И уже не важно, насколько точен перевод Бориса Пастернака. Хотя дотошные исследователи доказывают его несоответствие стихам Бараташвили. На это В. Татарский ответил так:  «Точность хороша в бухгалтерии, но не в поэзии! От математики в ней только ритм строфы, остальное – от «золотистого порошка», которым месяц посыпает голову поэта». Оспорить это утверждение сложно.   

О цикле «Три минуты тишины», подарившем нам радость встречи с Бараташвили и Пастернаком, мы поговорили с его режиссером Еленой Никитан.
– Идея проекта принадлежит главному редактору канала «Культура» Сергею Шумакову. По его мнению, русский язык переживает не лучшие времена, и единственная сфера, где еще сохраняется чистота русской речи, – поэзия. Шумаков предложил что-то придумать в этом направлении. Разговор состоялся за две недели до Дня Победы, и я подумала, что лучше всего, если стихи с телеэкрана будут звучать в исполнении авторов. На мой взгляд, ценность поэзии именно в авторском прочтении. Ко Дню Победы вышли первые двенадцать программ. Когда обдумывали название цикла, в голову пришла знаменитая строчка Юрия Визбора «А мы стоим и курим, мы должны / Услышать три минуты тишины». Но что такое три минуты тишины? Это международное понятие. На флоте каждые полчаса на три минуты наступает период радиомолчания, во время которого можно услышать сигнал SOS – крик о помощи. В сегодняшнем информационном потоке наш поэтический цикл «Три минуты тишины» – это своего рода крик, обращенный к людям, чтобы остановились, почувствовали, осознали, хотя бы ненадолго вырвались из чудовищного информационного пространства, в котором мы живем, и услышали настоящее слово. Такова предыстория нашего проекта. Когда мы выпустили 12 программ, то поняли, что кое-что удалось нащупать, что-то получилось. И дальше стали искать, копаться, рыть по разным направлениям, потому что и в самом деле очень многое проходит мимо нас незамеченным. Суть тех же самых поэтических вечеров в концертной студии Останкино из-за большого объема читаемых произведений теряется. А в нашем цикле выхватывается что-то одно. Ты смотришь и видишь, словно через микроскоп. И иногда возникают совершенно потрясающие открытия.
– Как родилась идея прочтения стихотворения «Синий цвет»?
– Существует единственная прижизненная запись Пастернака, которая была сделана в Тбилисском театре имени Шота Руставели. Когда мы посмотрели эту пленку, я поняла, что нужно пойти на эксперимент. Чтобы российский зритель услышал аутентичное прочтение – как звучат стихи Николоза Бараташвили в подлиннике. Понятно, что голос поэта не сохранился. Но, слава Богу, Игорь Пилиев согласился принять участие в проекте и совершенно замечательно прочитал Бараташвили на грузинском языке. Я решила соединить две записи – на грузинском и русском, и создать своего рода фугу. Чтобы Бараташвили и Пастернак как бы сплетались друг с другом. Мы пошли на еще один эксперимент. Цикл «Три минуты тишины» не предполагает вступительных слов или комментариев, просто звучит произведение – и все. Но было важно учесть, что современному зрителю, к сожалению, нужно пояснить, почему вдруг начинает звучать грузинская речь. Спасибо судьбе – у нас есть великолепный консультант, уникальный человек Павел Крючков – заместитель главного редактора журнала «Новый мир», заведующий отделом поэзии и, по сути, главный архивист российской поэзии. И я его попросила подготовить очень короткое вступительное слово. В программе, посвященной Бараташвили, возник любопытный прецедент: соединены два совершенно разных стихотворения. Потому что Бараташвили писал не совсем о том, о чем говорит в своем переводе Пастернак. Там немного другая история. И нужно было помочь зрителю понять, ощутить эти нюансы. Павел Крючков с энтузиазмом согласился выступить со вступительным словом, и это была премьера нового направления проекта «Три минуты тишины», когда зритель заранее подготавливается к тому, что увидит и услышит.
К сожалению, сохранились в основном только аудиозаписи. Пастернака, к примеру, сняли, а вот видеоматериалов, сохранивших чтение Анны Ахматовой, не существует. Так же, как и нет видеозаписи чтения стихов многих других поэтов. Только фонограммы. И мы придумали, что такие фонограммы будут сопровождаться видеорядом из фотографий. Представляем поэта – зритель слышит голос и видит его лицо. Это второе направление нашего проекта. Третье родилось фактически спонтанно. Современный зритель, читатель не очень глубоко образован. Мало кому что-то говорит такое имя, как поэт Инна Гофф. А вот песню «Русское поле» знают все, и она автор стихов. Мы решили брать песни, которые у всех на слуху, и придумывать к ним оригинальный видеоряд. Премьера этого направления – «Журавли» Расула Гамзатова. Так совпало – отмечался его юбилей. Не существует записи, где он читает свои стихи на русском языке, и Сергей Шумаков предложил: «Журавли»!» Мы соединили фонограмму песни «Журавли» с фотографиями Гамзатова и кадрами хроники знаменитого памятника ветеранам. Получилась пронзительная вещь. 1 января мы показали «А снег идет». Песня на стихи Евгения Евтушенко. Кто это помнит? Хотя песню в исполнении Майи Кристалинской знают многие. Или популярная «Я люблю тебя, жизнь», которую поет Марк Бернес. А ведь автор стихов этой песни – прекрасный поэт Константин Ваншенкин. И вот мы каждый раз пытаемся представить зрителю какие-нибудь жемчужины. Но не надо думать, что нас интересует лишь архаика, и мы даем слово только великим, только классикам. В программе появляются и молодые – то, что называется мейнстримом. Таким образом, все идет вперемешку – классические и современные стихи. Задача цикла – показать, что поэзия вечна, она не может исчезнуть, как не может исчезнуть сама жизнь. Пока жив человек, будет существовать потребность в поэтическом слове.
– На ваш взгляд, это путь самосохранения?
– Абсолютно. В начале 2000-х мы встретились с Сергеем Никитиным во время записи в Политехническом музее, и он сказал мне: «Мы закрываем проект «Песни нашего века», никому это не надо!». А я, глядя на него, совершенно спонтанно возразила: «Да вы с ума сошли! У меня растет дочь, как я ей объясню, что значит признаться в любви? Нынешним языком, при нашей жизни? А вот поставлю «Не гляди назад, не гляди» или «Солнышко мое», и этим все сказано! Простите, «Песни нашего века» – настоящий учебник нормальных человеческих чувств – любви, дружбы, умения услышать чужую боль, вырваться из эгоистического состояния, в которое нас усиленно загоняют. Извините за пафос.
– Почему все-таки три минуты, а не, условно говоря, десять?
– Спасибо Визбору. Он предвосхитил открытие: Господь управил так, что три минуты – это оптимальный промежуток времени, в который мозг современного человека справляется с усвоением информации. А потом раз – и отрубается. Возникают лакуны. А три минуты – именно тот формат, который позволяет нам что-то совершенно спокойно воспринять и осмыслить. Вот так сошлось. Но мы обговорили наше право: есть произведения, которые выбиваются из этого формата «три минуты». Например, стихотворение Евтушенко «Матч «СССР – ФРГ», 1955». Оно не просто бьет наотмашь, от него мурашки по телу, а длится чтение 8 минут. И мы даем стихотворение в полном формате. Здесь еще и уникальная съемка – вечер Евтушенко в киноконцертном клубе «Эльдар». Очень редкая запись! Поэт уже не молод, со своим жизненным, творческим багажом, и поэтому на него еще интереснее смотреть. И слушать. С одной стороны, мы видим знакомого всем Евтушенко, но в то же время – это же целая уходящая Атлантида! Если нам попадаются стихи, которые читают авторы, и хронометраж превышает три минуты или меньше трех минут – а мы даем, как правило, одно произведение, в редких случаях – два, – то мы выходим за установленный формат. Большое видится на расстоянии, а здесь проявляется секрет микроскопа. Чтобы услышать музыку стиха, чтобы понять слово поэта, достаточно одного произведения. Когда оно звучит, появляется желание услышать, прочитать что-то еще из этого поэта... Возникает вполне естественный интерес: «А что он еще написал?»
– Вы планируете работать с прозой?
– Нет. Она в отличие от поэзии очень подвержена влиянию времени. Проза засоряется, перестает быть носителем подлинного языка. Хватает волей или неволей те новшества, которые диктует цивилизация. Стиль СМС! Мы давным-давно перестали пользоваться сложносочиненными предложениями. Все очень коротко. Так что современная проза обеднена. Поэтому только поэзия. Классика? Мы это проходили – читали классику. Но если брать классику, она должна звучат целиком. Какой зритель выдержит «Евгения Онегина» даже в идеальном исполнении Сергея Юрского, Иннокентия Смоктуновского? Или «Войну и мир»? Не выдержит! Наверное, три минуты – действительно идеальный вариант, чтобы услышать, осмыслить и зацепиться. Пробудить интерес. Это своеобразная заманка, чтобы люди вернулись к книге, печатному тексту. Не к планшетам! Чтобы было тактильное ощущение.
Возвращаясь к Бараташвили и его «Синему цвету»... «Аутентичное» чтение Игоря Пилиева – кстати, бывшего актера и режиссера Тбилисского театра имени Грибоедова, воскресило в памяти другого «грибоедовца» – великого Георгия Товстоногова, режиссерский путь которого начинался на этой сцене. Все помнят его простое и вместе с тем глубокое, мудрое прочтение стихотворения Бараташвили в переводе Пастернака...


Евгения ПОЛТОРАЦКАЯ