Мераб Киладзе – хирург, доктор медицинских наук, профессор, заведующий кафедрой хирургии Тбилисского государственного университета им. Джавахишвили, руководитель департамента хирургии Американского госпиталя в Тбилиси.
Окончил Тбилисский государственный медицинский институт, лечебный факультет в 1980 г. Прошел научную и клиническую стажировку в клинике Мэйо, Рочестер (США), в университетских клиниках гг. Мюнхен, Вюрцбург, Франкфурт (Германия), а также г. Токио (Япония) и Национальных центрах хирургии и онкологии г. Москва (СССР, Россия).
Он бывший президент Общества Хирургов Грузии им. Мухадзе, член Американского колледжа Хирургов, Международного Колледжа Хирургов, член редакционного совета журнала «Анн. Итал. Хир.» (Рим, Италия), член Европейской ассоциации эндоскопической хирургии и Европейского общества хирургии.
В 1997 г. награжден Почетной медалью, в 2001 г. – Орденом Чести президента Грузии. В 1999 г. награжден Почетной медалью тысячелетия 2000 г. (ABI, США).
Эксперт в области общей хирургии Министерства труда, здравоохранения и социальной защиты Грузии. Почетный гражданин г. Батуми (Грузия).

Теплая летняя ночь. Среда. Как всегда, в этот день недели хирургическая клиника дежурит по городу. Вот и сегодня, вроде бы, обычное дежурство: поступают больные, уже сделано несколько операций, четыре часа утра. Тихо, скоро рассвет. Дежурная бригада отдыхает. В ординаторской сидит молодой, но уже достаточно опытный хирург М., и делает запись в истории болезни пациента. Звонит телефон: дежурная медсестра просит именно его спуститься в приемное отделение и осмотреть больную, которую только что привезла машина «скорой помощи». Больная Х., молодая, приятной наружности женщина оказывается к тому же студенткой медицинского института, а к своим коллегам, настоящим и будущим, у М. отношение особенно доброжелательное. После первых же вопросов пациентка проникается доверием к симпатичному, уверенному в себе молодому доктору, от которого исходит какое-то неуловимое тепло, участие и спокойствие. Закончив осмотр и сделав соответствующие анализы, врач устанавливает диагноз – острый аппендицит. Показано срочное оперативное вмешательство. У больной имеется одна деликатная просьба:
– Доктор, у меня трехмесячный ребенок. Его должны скоро привезти. Пожалуйста, закончите операцию к шести часам, чтоб я смогла покормить ребенка.
М. на мгновение заколебался, смутно вспоминаяя что-то знакомое из своей жизни, но, быстро овладев собой, мягко и в то же время уверенно ответил, что сделает для этого все возможное, и, отдав соответствующие распоряжения, направился в операционный блок.
Пять часов утра. М. моет руки в предоперационной и начинает злиться, так как больную еще не привезли в операционную. Он все время поглядывает на стенные часы, а в мозгу сверлит мысль: надо закончить операцию к шести часам, надо успеть, слышишь, парень, надо. Он привык разговаривать сам с собой, часто подтрунивая над собой… Наконец появляются санитары с каталкой. Все, теперь надо успокоиться и спокойно сделать свое дело.
Так, операционное поле обработано, местная анестезия сделана. Разрез. Теперь в голове начинает стучать другая мысль: дай бог, чтобы все прошло нормально, без осложнений. Ведь все может быть…
Обычно М. оперирует быстро, уверенно, без суеты и лишних движений. Хирургическая техника у него прекрасная, да и практика, несмотря на молодой возраст, богатая, ведь оперировать он начал со студенческих лет. Но сейчас почему-то, выражаясь профессиональным языком, он начинает «дергаться»: каждые две-три минуты спрашивает, который час, злится на ассистента и операционную сестру без особых причин, спешит. А ведь вроде бы все идет нормально, обычно, и только М. знает, почему он так торопится. В голове опять рой мыслей, и одна подленькая мысль выходит на поверхность и услужливо спрашивает: в конце концов, а что случится, если с кормлением ребенка опоздать на 15-20 минут или на полчаса? Ничего особенного не произойдет, так ведь? Наверное, не произойдет…
Как часто мы хотим оправдаться, облегчить себе условия, избежать трудностей, выйти сухими из воды. Но от себя никуда не уйдешь, никуда не денешься, себя не обманешь. Хотя многие и пытаются – и ходят всю жизнь с определенным имиджем, с маской. Жизнь – игра, не так ли? И все мы в ней актеры. Ведь так говорят? Говорят. еще Драйзер утверждал: цените себя высоко, хоть бы и не по заслугам, и вас будут уважать. Общество в целом на редкость плохо разбирается в людях… Да, но ведь должны быть и такие, которые не носят масок, у которых свои, истинные лица. А маски… Маски надо срывать. Ведь рано или поздно истинная сущность человека все равно проявится.
Громкий внутренний голос перекрывает и заглушает все: нет, парень, нет, произойдет, произойдет. Не имеешь ты права увиливать. Операцию надо закончить вовремя, и ребенка надо покормить в шесть утра, и все. Баста. Вспомни ситуацию, которая случилась много лет назад с тобой и твоей матерью.
– Да, вспомнил – ответил себе М. – У меня долг детства, который я должен, просто обязан заплатить. И я сделаю это именно сегодня, сейчас. Обязательно сделаю. Или перестану себя уважать.
М. вдруг моментально успокоился, к нему вернулись обычная решительность, уверенность в себе и собранность. Движения стали четкими, правильными, выверенными. Все встало на свои места. Вскрыв брюшную полость, М. сразу обнаружил червеобразный отросток – воспаленный, утолщенный, инъецированный сосудами. Он ловко вывел его в рану, перевязал у основания, отсек и быстро удалил. Контрольный осмотр брюшной полости на предмет кровотечения или другой патологии. Все нормально. Теперь надо поскорее ушить рану и заканчивать операцию.
Внутренний голос поздравляет – молодец, парниша, ты парень что надо, теперь можешь петь. М. любил под конец операции напевать про себя различные мелодии. Особенно классическую музыку. А самый любимый его исполнитель – конечно же, неповторимый Лучано Паваротти. Вот и сейчас он начал мурлыкать себе под нос одну из его песен. Бригаде передалось хорошее настроение, заработали весело и дружно. Все прошло гладко. Светает. Наверное, это последняя операция за дежурство, и еще удастся отдохнуть и поспать часа два.
Все, операция закончилась. Который час? Без двадцати шесть. Прекрасно.
В предоперационной ассистент спрашивает у М., почему он вначале «дергался», и к чему была такая спешка.
– Понимаешь, мне в шесть утра надо обязательно позвонить одному близкому другу по очень важному делу, – объяснил М.
– Именно в шесть утра? – удивился помощник.
– А что в этом особенного? Дружба – понятие круглосуточное, не так ли?
Оба весело рассмеялись. Получилось удачно, подумал М. Он быстро переоделся, сменил халат и спустился в отделение. Приоткрыв дверь в палату, прислонился к дверному проему и во мраке палаты, благодаря коридорному свету, увидел сцену: на крайней слева кровати лежит счастливая мать, а рядом, закутанный во все белое, ребенок, который сопит и мирно сосет грудь. Белый, кажется, цвет невинности и чистоты, подумалось ему.
М. как-то сразу ощутил страшную усталость и в то же время необыкновенную легкость – по телу разливалось какое-то приятное, сладкое и большое чувство. На минуту он прикрыл глаза, и ему вспомнилась собственная история.
В небольшом портовом городе, где он родился, у его матери, когда ему было несколько месяцев, тоже случился приступ острого аппендицита. Ее оперировал в экстренном порядке известный в городе хирург А., которого, к сожалению, уже нет в живых, армянин по национальности. Он для него, маленького грузина, спас его маму. Сразу после операции его тоже повезли к матери для кормления, и он умудрился ударить ее ножками в живот, прямо по операционной ране. Его еще не раз привозили к матери в больницу. Наверное, с того самого времени и остались в памяти большой холл, высокая лестница, высокие белые стены и потолок, белые накрахмаленные халаты, ослепительная белизна кругом, чистота и ощущение специфического больничного запаха. Но может ли трех- или четырехмесячный ребенок что-либо помнить? Вряд ли. Но тогда откуда у него это видение? Неизвестно. Хотя все может быть…
А вот и его долг. Он же в долгу перед тем хирургом А., который тогда, тридцать лет назад, спас его маму. Что ж, он сегодня счастлив, потому что сполна и честно заплатил свой долг.
«Доктор! – позвали вдруг М. – Мы хотели бы с вами поговорить». Это родственники больной – муж, свекр и свекровь. М.  приоткрыл глаза, вышел из оцепенения и ответил: «Иду». Он мысленно благословил ребенка: «Будь здоров, дорогой. Расти здоровым, малыш. Только не ударь ножками маму по животу, как я когда-то, а то ей будет больно». И направился в ординаторскую. Там он коротко рассказал родственникам об операции, отметил, что все прошло нормально, и больная скоро поправится. Родственники, на вид люди солидные и состоятельные, поблагодарили М., и муж пациентки, немного смутившись, протянул конверт с гонораром. М. мягко отклонил его руку и вкратце объяснил, почему не может принять гонорар. У свекрови на глазах выступили слезы, все как-то притихли… Потом еще раз поблагодарили врача и вышли из ординаторской.
Слава богу, хорошие оказались люди, отметил про себя М., все правильно поняли. Надо будет рассказать об этом случае маме, она очень обрадуется.
Сделав запись в истории болезни, М. отложил ручку и вновь задумался. А ведь тот хирург А., из маленького портового города, тогда тоже не взял гонорар. Да, история повторяется. Кто знает, может быть, и этот малыш, когда вырастет, тоже станет врачом. Возможно, хирургом. И, конечно, будет помнить об этом эпизоде своей жизни, о котором ему наверняка расскажет его мама…
И он тоже по-своему заплатит свой долг.
Все мы когда-нибудь платим свои долги. Правда, каждый по-своему...


Мераб КИЛАДЗЕ