click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Наука — это организованные знания, мудрость — это организованная жизнь.  Иммануил Кант


ОТ ГОГОЛЯ ДО МРОЖЕКА… И ДАЛЬШЕ!

https://i.imgur.com/wpnH19z.jpg

Умного, интеллигентного актера Станислава, Славу Натенадзе, увидев однажды, не запомнить невозможно. Он профессионал, поэтому все, к чему прикасается его волшебная артистическая  палочка, вызывает неподдельный интерес. На протяжении многих лет мы наслаждались игрой Славы в самых разных ролях. Это и Наполеон в пьесе «Избранник судьбы» Бернарда Шоу, и Городничий в гоголевском «Ревизоре», и чеховский персонаж из спектакля по рассказам писателя «Жизнь прекрасна!», и Карабас-Барабас из сказки «Буратино».
Вспоминается прекрасная работа Славы Натенадзе в спектакле Ираклия Апакидзе «Эмигранты» Станислава Мрожека. Актеры Ираклий Апакидзе и Слава Натенадзе воплотили на сцене две противоположности: первый – интеллигент, писатель, интеллектуал, человек духа, второй (его и играет С. Натенадзе) – работяга, с примитивным, даже рабским самосознанием, готовый вкалывать как проклятый день и ночь ради того, чтобы скопить денег. Меткую характеристику ему дает интеллектуал: «Там (то бишь на родине) ты был раб государства, здесь (в эмиграции) – собственной алчности!» Тем самым он подчеркивает, что рабское самосознание не всегда связано с социально-политической системой, воспитавшей человека. Это – качество, вообще присущее природе некоторых людей. Слава Натенадзе играет суетливого, скупого, лживого субъекта с дурными манерами. И тем не менее его герой вызывает чувство сострадания, когда под Новый год почти по-детски скучает по дому и лежит на постели, спрятав голову под подушку, или когда в порыве оскорбленных чувств уничтожает с таким трудом накопленные деньги, а потом пытается свести счеты с жизнью. При всей своей правоте вальяжный интеллектуал, читающий Артура Шопенгауэра, в сценическом воплощении Ираклия Апакидзе кажется даже жестоким в своих обвинениях и провокационных поступках в отношении соседа по комнате. Но это жестокость хирурга, удаляющего из организма больного опухоль. В итоге в рабе пробуждается самосознание свободного человека, к нему приходит острое понимание того, что он, по сути, мало отличается от животного, потому что живет, как собака…  
Не забыть блистательный творческий альянс Станислава Натенадзе и Людмилы Артемовой-Мгебришвили – артистов, которым подвластны разные жанры и стили – в инсценировке юмористического рассказа «Хороший конец» в спектакле «Жизнь прекрасна!». В дуэте со своей замечательной партнершей он создал сочный образ, демонстрируя недюжинное комедийное дарование.
Очень удачными для артиста оказались две встречи с Гоголем. В спектакле «Ревизор» Слава Натенадзе сыграл Сквозник-Дмухановского и предложил (вместе с режиссером Авто Варсимашвили) нетрадиционное решение образа. И вот как оценила, к примеру, украинская критика эту работу мастера: «Витязь Хлестаков стремится сражаться с порочным миром, да не с кем. Нет людей, а есть безропотные фантомы и фантики. За исключением, пожалуй, умного городничего, которого актер Слава Натенадзе играет совершенно замечательно: ровная и невозмутимая интонация какого-нибудь секретаря райкома, пережившего не одного дурака». В оценке другого рецензента отмечается, что в финале этот персонаж вызывает даже сочувствие.
В спектакле «Игроки» Гоголя Слава Натенадзе создает образ самого рационального, рассудительного и хитроумного персонажа в спектакле – это немец Кругель, всегда сохраняющий невозмутимость. Хотя внутри кипят страсти не менее бурные, чем у остальных. Вместе с режиссером Гоги Маргвелашвили актер выстраивает графически четкий рисунок роли своего героя – тертого афериста по призванию.  

– Слава, французский режиссер и педагог Антуан Витез писал: «Театром нельзя заниматься, работая головой. Им можно заниматься, пропуская все через кишки или другие органы». Как прокомментируете эту мысль?
– Естественно, он прав. Через сердце, через внутренние органы, но и через голову. Это все вместе – иначе невозможно! Ведь, кроме всего, существует точность, требуемая режиссером, и чисто внешние технические моменты, так что без участия головы, я думаю, никак невозможно.

– У того же Витеза: «Не надо слишком много работать, иначе потеряется свежесть игры».
– Это когда как. Бывает, что репетиционный период настолько увлекательный, что это порой интереснее, чем готовый спектакль. Многое зависит от того, с кем работаешь, что от тебя хотят, как ты представляешь свою роль и как себя этому отдаешь. Репетиционные периоды, сколько бы они ни продолжались, – конечно, я не имею в виду месяцы и годы! – бывают иногда действительно длительные, но при этом приносят большую радость и удовлетворение. Потому что если все «пропускаешь через кишки и сердце», то предлагаешь себе множество разных вариаций, среди которых иногда невозможно выбрать и отдать предпочтение какой-нибудь одной. Все интересны! А если период репетиций не длительный, то нет и никаких вариантов, существует какая-то одна установка – и все! Естественно, в нашей профессии первое гораздо значимее.

– Хотя нынешняя театральная реальность – это часто именно жесткие сроки выпуска спектакля, нет возможности работать долго и тщательно.
– Это так! Но я представляю себе театр именно таким. Естественно, у театра много обязательств, разных форм существования. Но мне бы хотелось жить в театре, плыть именно в том направлении, о котором я сказал.

– Думается, ваш Наполеон  в «Избраннике судьбы» – результат тщательной работы. У режиссера Андро Енукидзе при этом довольно жесткая фактура спектакля. Вам было удобно в ней?
– Я эту свою работу вспоминаю с приятным, радостным чувством. Может быть, мне было не всегда комфортно, но, несмотря на жесткую форму спектакля, Андро любит, доверяет актеру, позволяет ему многое – в хорошем смысле этого слова. И потом, у нас была очень хорошая, сильная команда – блестящие актеры, настоящие профессионалы! Мне приходилось работать главным образом с моей партнершей Ирой Мегвинетухуцеси.

– В спектакле «Ревизор» вы создали необычный образ Городничего...
– В том-то и дело, что мы привыкли к хрестоматийному представлению об этом персонаже. Но разрушил стереотип главным образом режиссер. И хорошо, что разрушил.  В итоге получился очень интересный спектакль, абсолютно новаторский. И мой Городничий, естественно... Мне кажется, это интереснейшая трактовка в мировой театральной практике постановок пьесы «Ревизор». За что я хочу поблагодарить Авто Варсимашвили, театр и всех тех, с кем мне довелось работать в спектакле.

– Что вы стремились выразить в первую очередь?
– У Городничего в голове абсолютно сбалансированные установки. И вдруг он сталкивается с неадекватной для себя ситуацией. И теряется. Плавает в воздухе. Из этого я и исхожу. Мой герой раздваивается между привычной уверенностью в себе и растерянностью, а это противоположные друг другу состояния! Городничий привык жить другой каждодневной жизнью и вдруг оказывается... нигде. Он не понимает, как ему быть. Верить или не верить в то, что происходит? Как подступиться к этому мистическому существу, каким представлен в спектакле Хлестаков? Как подобрать к нему ключ?

– У него есть ощущение, что Хлестаков – существо мистическое?
– Нет, этого ощущения у Городничего нет. Потому он и в полном смятении. Видит, что Хлестаков – вполне реальный человек, но не находит пути к нему.

– Еще один гоголевский мошенник – Кругель из «Игроков».
– Опять-таки уникальный Гоголь! Кругель из тех людей, которые всегда пробиваются. У которых очень много вариаций поступков в жизни. Они техничны именно в этом плане. Что я сейчас достаю из кармана? Какую карту? Тройка, семерка, туз...  Очень циничный человек.

– И никогда не теряет самоконтроля.
– Такие люди очень хорошие актеры по жизни. Они знают, когда, где и как играть. Естественно, и самообладание не теряют, твердо следуют своим законам жизненных отношений с разными людьми. Интересный для меня персонаж.

– А вы сами от чего можете потерять самообладание?
– Думаю, от аферизма и неискренности.   

– То, что и присуще вашему герою Кругелю.
– Разумеется. Это когда видишь внешне чрезвычайно хорошее отношение  к тебе, но понятно, что это – ложь!

– Опять-таки по Гоголю: «Такая уж надувательная земля!»
– Но хочется надеяться, что земля-то надувательная, но на ней есть люди, на которых ты можешь все-таки положиться...

– А такие люди есть? Или это только ближний круг? Друзья, родные?
– Да, родные, друзья. Но есть надежда, что ты кого-то... или многих просто не знаешь, а таковые есть, есть...

– Работа над какой ролью доставила вам особое наслаждение, кайф?
–  Я не могу выделить что-то одно. Были такие работы... «Жизнь прекрасна», например. Это было мое первое знакомство с Грибоедовским театром. «Хороший конец» – эту сцену мы играли вместе с Люсей Артемовой. Она была моей первой партнершей на русской сцене. Помню каскад юмора, я чувствовал себя абсолютно раскрепощенно, свободно! А это очень важно для грузиноязычного актера, играющего на русском. А потом пошло и пошло... Никак не могу забыть этот спектакль. Хотелось бы сыграть нашу «Хануму», «Эмигрантов»... Не могу сказать, что роль в «Эмигрантах» была мной очень любима. По той причине, что у нас не было времени создавать.

– Время репетиций было ограничено?
– Режиссер-постановщик Ираклий Апакидзе перенес на грибоедовскую сцену то, что уже было сделано им на другой. Но в итоге у нас все получилось... Тот редкий случай, когда вначале не складывается так, как тебе бы хотелось, – то есть когда ты сам рождаешь персонаж. Мне нужно было сделать только так – и все! Когда ты не ищешь, не лепишь, а повторяешь то, что уже было. Обычно это приносит дискомфорт. Но не в случае со спектаклем «Эмигранты».

– Хотели бы принять участие в каких-то суперавангардных спектаклях или вы традиционалист в своих предпочтениях?
– Не могу сказать, что я традиционалист. Но все-таки это направление меня больше привлекает. Однако все относительно.  Важно, какой в итоге получается спектакль. Может быть, ты и не пропустил через себя свою роль, не бодрствовал ночами, создавая свой персонаж, и весь процесс созидания промелькнул мимо, но в целом твоя работа выстрелила... Не могу с уверенностью сказать, что я отказался бы от такой возможности. И все-таки меня больше привлекает, когда ты работаешь над образом, ищешь, находишь, отрицаешь, принимаешь и проч. Процесс для меня сам по себе хорош, мне комфортно, и я это люблю.

– Главный человек в театре – режиссер, актер? Сегодня актер в спектакле нередко становится всего лишь функциональной единицей.  
–  Я этого не приемлю. Считаю, что в театре главные... абсолютно все!

–  Вы прошли долгий путь в профессии, в которой достигли высокого уровня. К чему, к какой работе вы сейчас готовы? Не может быть, чтобы вы не думали о какой-то конкретной роли.
– Я не знаю актеров, в каком бы возрасте они ни были, которые не носили бы в себе какой-то персонаж. Нет такого актера... В то же время не знаю, насколько было бы корректно с моей стороны называть что-то конкретное.

– Но вы имеете право на это.
– Не думаю. Это значит, что ты какого-то режиссера обязываешь. Интересно носить в себе свою мечту. Думаю, что-то обязательно случится. Получится то, о чем мечтал, – прекрасно. А может быть, произойдет что-то другое, о чем ты и не помышлял.

– У вас была в Свободном театре очень интересная работа в моноспектакле остро социального звучания «Псарня» по пьесе Нино Садгобелашвили. Режиссер – Вано Хуцишвили. В центре – судьба бомжа, волею обстоятельств вынужденного убежать из дома еще в детстве. Самыми близкими существами на свете для него, отвергнутого жестоким  человеческим обществом, выброшенного на улицу, становятся собаки… Самое главное, считают создатели спектакля, – это сохранить в себе человека в высоком смысле этого слова, не превратиться в животное. Даже будучи на самом дне. Прямо по Горькому. «Я человек!»  – говорит о себе герой С. Натенадзе в финале.  Художественный образ спектакля, насыщенного экспрессией, создает Тео Кухианидзе. Мы видим на сцене огромную клетку. Эта метафора – символ огромного равнодушного мира, в котором царят насилие и страх.  В одной из доминантных сцен клетка вращается на такой бешеной скорости, что у зрителя захватывает дух.       
– Это мой первый и пока последний опыт моно.

– Страшно работать без страховки?
– Не могу сказать, что страшно. Но это был очень серьезный опыт. Длинный спектакль... полтора часа. Но по его окончании у меня была хорошая усталость. Усталось удовлетворения.

– Некоторые актеры говорят, что после удачного спектакля  бывает такой прилив сил, что можно его сразу повторить.
– Как сказать? Бывает, конечно, такое внутреннее состояние. Актерам по жизни много чего не хватает и в театре, и за его пределами, и даже дома, в семье. Но после такого удачного спектакля, когда происходит взрыв адреналина, ты все можешь, обо всем плохом забываешь, все профессиональные и непрофессиональные проблемы отступают, и ты чувствуешь себя счастливым человеком!

– Если в один прекрасный день театр уйдет из  нашей жизни... Представляете такую ситуацию для себя?
– Нет.

– Для  вас это будет катастрофа?
– Конечно! Но это будет всеобщая катастрофа. Такого я не могу допустить ни на секунду.


Инна БЕЗИРГАНОВА


Безирганова Инна
Об авторе:

Филолог, журналист.

Журналист, историк театра, театровед. Доктор филологии. Окончила филологический факультет Тбилисского государственного университета имени Ив. Джавахишвили. Защитила диссертацию «Мир грузинской действительности и поэзии в творчестве Евгения Евтушенко». Заведующая музеем Тбилисского государственного академического русского драматического театра имени А. С. Грибоедова. Корреспондент ряда грузинских и российских изданий. Лауреат профессиональной премии театральных критиков «Хрустальное перо. Русский театр за рубежом» Союза театральных деятелей России. Член Международной ассоциации театральных критиков (International Association of Theatre Critics (IATC). Член редакционной коллегии журнала «Русский клуб». Автор и составитель юбилейной книги «История русского театра в Грузии 170». Автор книг из серии «Русские в Грузии»: «Партитура судьбы. Леонид Варпаховский», «Она была звездой. Наталья Бурмистрова», «Закон вечности Бориса Казинца», «След любви. Евгений Евтушенко».

Подробнее >>
 
Понедельник, 14. Октября 2024