| СИЛУЭТ |
 О жизнь! Благодарю за берега.Где не ступала смертного нога. К.С.Герасимов. Сонет №130 из книги «Ars moriendi» Вот он сидит на фоне книжной горки – нет, книжной Горы – в доме, расположенном на одной из кривых верийских улочек, – такой доступный для общения, что самые близкие из учеников отваживаются обратиться к нему на «ты» (о ужас! амикошонства он не терпел) и такой неприступный для всех и каждого в отдельности, ибо – и об этом самые проницательные догадываются – его взгляд устремляется из мира мнимостей куда-то мимо вас в мир сущностей, куда каждая книга подобно эдгаровскому Ворону отбрасывает свою сокровенную тень. Всякий, кто приближался к подножию этой Горы (преодолев Джавахишвилевский подъем!), испытывал смущение, глядя на ее вершину, ибо даже мысленное восхождение на нее вызывало ощущения, близкие к головокружению. Всякий – но не сам хозяин, который с раннего детства «старинных книг» вдыхал «неуловимо горький аромат», «сафьян лаская переплетов редких». Воздвигать Гору начал еще его дед, работник небольшой тифлисской типографии, отставной военный и страстный библиофил. Дом Котика (так ласково звали его за глаза ученики) был стар, живописен и тих. Именно в таком доме мог обитать (и обитал на самом деле, ибо что такое всамделишность?) «хранитель рукописей» и враг суеты, последний «собеседник» поэта, его «собрат» и «коллега» – мудрый кот (кот Котика!). Во всем облике Константина Сергеевича сквозил тот самый аристократизм духа, который Эдгар провозгласил уделом избранных. На лекции он приносил вещи, сводившие студентов-семидесятников с ума – это были альдины, эльзевиры и даже новгородские берестяные грамоты. Тот, кто дотрагивался до этих сакральных предметов, заражался болезнью книгоискательства (что хуже кладоискательства), от которой страдало целое поколение и избавиться от которой было труднее, чем от алкоголизма или наркомании. В его голосе, стиле одежды и манере держаться было нечто неискоренимо старомодное и неистребимо снобистское (еще один штрих – он обожал поэзию Киплинга). С провинциалами духа он не общался, профанов не жаловал. Социальное положение человека его не интересовало – в его гостеприимной гостиной можно было встретить и важного сановника, и философствующего бродягу. Известно, что своим вниманием его одаривал сам Святейший Католикос-Патриарх Всея Грузии Илиа Второй. Судьба каждого истинного тбилисца очень тесно связана с судьбой города – уникальная, присущая одному лишь Тбилиси, творческая атмосфера свободного «платоновского» общения и великодушных уступок не могла не оказать своего благотворного влияния и на Константина Сергеевича, воспитанного на традициях русской культуры. Курс по истории книги едва ли можно было прочесть лучше Герасимова, ибо на ладонях его покоился «ultima ratio» – живая инкунабула (или почти инкунабула). К Валерию Брюсову и вообще к русскому символизму он сохранял пожизненную приязнь, если не сказать, любовь, еще со времен защищенной  им под руководством Игоря Поступальского брюсовской диссертации. Его далеко не традиционная филологическая ориентация сказалась в стремлении исследовать научные (и, прежде всего, физико-астрономические) идеи русских поэтов (статья «Из истории научно-философских интересов русских поэтов XVIII века») – правда, здесь он почему-то продемонстрировал грубо-материалистический подход вольтерианского толка. (Герасимов-поэт и Герасимов-ученый могли конфликтовать). Бесспорно одно – именно служение Сонету как Прекрасной Даме составляло главный подвиг этого рыцаря нерыцарской эпохи: «... или приснится / В сонета глубине мне одному / Неведомое стольким лжепровидцам?» («Сонет к интуиции»). Ряд его статей по диалектике канонов сонета (в первую очередь, «Сонет в творческом наследии Валерия Брюсова» и «Диалектика канонов сонета») – едва ли не лучшее, что написано на эту тему. Он был инициатором проведения Первого Международного симпозиума по сонету в Тбилиси и редактором специально подготовленной к симпозиуму книги по сонету (Гармония противоположностей: Аспекты теории и истории сонета / Редакторы: О.А. Баканидзе, Г.Д.Джавахишвили, К.С.Герасимов. Тбилиси, 1985). После К.С.Герасимова говорить о сонете как об одной из твердых стихотворных форм в ряду других как-то неудобно. Он сумел поверить гармонию сонета ему одному ведомой алгеброй, и это не канет в пустоту.К.С.Герасимов не нажил больших материальных благ и не стяжал громкой славы. Он не был удостоен высших ученых степеней и званий, хотя профессора почитали за честь снимать перед ним шляпу. Энциклопедии и справочники стыдливо умалчивают о К.С.Герасимове, хотя вместе с ним ушел очень специфический пласт культуры. О том, что он пишет стихи, знали только самые близкие. Как бы подводя итоги жизненному пути, он решился-таки выйти со своим единственным – но каким! – сборником (Константин Герасимов. Из глубины: Избранное (1947–1987). Тбилиси, 1992) к своему читателю, для которого знание латыни есть знак отмеченности. Книги многолетней выдержки, как и коньяки, вызывают невольное уважение. На единственной предваряющей текст фотографии поэт изображен на фоне все той же знаменитой книжной Горы. Взгляд его строг, хотя и лишен обычной метафоричности – она как бы без остатка «одолжена» тексту. Поэзия для Герасимова – это смычка двух крайних полюсов, это «Вавилон» и «Иерусалим», это «кандальный звон» и «всезвездная корона», это «слепящий блеск алмазного венца» и «тьма». Начав свое программное стихотворение скептическим зачином-аллюзией «Поэзия – слова, слова, слова», он завершает его торжественно-патетически «А прочее все – ложь», как бы вторя галактионовскому «Поэзия – прежде всего» (1920). Без преувеличения можно сказать, что вошедшая в сборник стихотворений Герасимова книга из поделенных на семь разделов и 17 циклов 154 сонетов «Ars moriendi» (искусство умирать) – уникальное творение Мастера, не просто дань «любви к несравненным сонетам Шекспира», как он пишет в примечаниях, а мистический роман «пасынка века». Мой город мертвецов, который раз Стою я в одиночестве безмолвном У стен из книг, у книжных башен, словно Последний луч над ними не угас… Как будто не руины мой некрополь В слепой пустыне непроглядной тьмы, Как будто можем, смеем помнить мы Немые эпитафии Европы. Кого же по развалинам твоим, О Город Книг, к святилищам забытым Вести, кому на полустертых плитах Читать о том, что был – и сгинул – Рим? Один, один в конце земных путей, Кого я жду в предсмертной темноте? (Сонет №7 из книги «Ars moriendi») В его неповторимом Городе Книг видное место занимали «кварталы» Эдгара По. К творчеству великого американца К.С.Герасимов обращался не раз. Эпиграфом к 100-му сонету из «Ars moriendi» служат строки «Annabel Lee», а заключительное двустишие сонета венчает образ «Королевства на краю земли». Предлагаемое вниманию читателей стихотворение «Nevermore» (1984) не вошло в книгу стихотворений К.С.Герасимова 1992 г. Оно носит слишком личный и провиденциальный характер, чтобы играть в собрании роль элемента некоего множества. (Вообще же концепт «Никогда» – один из главных в творчестве Герасимова). История получения автографа такова. По моей просьбе поэт и переводчик Владимир Саришвили (один из близких учеников Герасимова) передал Константину Сергеевичу первый эдгаровский сборник (Эдгар Аллан По. Эссе. Материалы. Исследования /Ред.-сост. В.И.Чередниченко, Ю.В.Лучинский. Краснодар, 1995. Вып. 1) с моей дарственной надписью. В письме я приглашал его к сотрудничеству. Не верилось, что дни его сочтены. Он нашел силы написать ответное (по всей видимости, свое последнее) письмо, приложив автограф со стихами. В письме, между прочим, сказано: «Огромное спасибо за чудесную книгу! Поздравляю с ее изданием. Это прекрасный дар всем, любящим Эдгара По! Рад, рад за Вас! Мои дела теперь довольно плохи: тьма, голод, холод, нищета, да еще неважно со здоровьем. Да еще отсутствие свободной минуты – для себя лично, своих дел. Посылаю лишь стихотворение» (письмо от 8 февраля 1996 г.). Глубоко символичным оказался этот последний дар поэта и ученого. В солнечном городе, где каждый день – праздник, уверенной рукой выводил Мастер катрены отчаяния и терцеты тоски, не забыв ни одной из «внежизненных обид». И хотя «рожденный на рассвете» сонет Герасимова, по его собственному признанию, «зачат во тьме», без света он обойтись не может. В эти минуты «из глубины» сердца поэта вырывается благодарение: Но, жизнь моя, спасибо за рассвет, За то, что долго шел в кипящей пене, За то, что опустился на колени, Увидев на песке твой узкий след. (Сонет № 130 из книги «Ars moriendi») Владимир ЧЕРЕДНИЧЕНКО Константин Герасимов Nevermore (Эдгару По) Казавшегося бесконечным детства Я миновал неведенье едва, Как предъявило на меня права Отчаяния давнего наследство. Земного «рая» глад, и меч, и мор, И что присниться не могло былому... Так чьей души обязан я надлому Донесшимся из мрака «Nevermore»? Нет. Беспощадней встреч или разлук, Неведомых уделу моему, Мольба так и не встретившихся рук, Из темноты протянутых – во тьму. А за рефрен – благодарю, все чаще Перед концом путей во мне звучащий. Июнь 1984 У двух "Скачать на самсунг оперу"других наступила бурная реакция, свидетельствовавшая о выздоровлении. Все приготовления "Скачать фильм антихрист"закончились, и глашатай объявил, что состязания "Игры скачать бесплатно торрент драки"сейчас начнутся. Там они имели "Аудиокнига грозовой перевал скачать бесплатно"продолжительный разговор. И если Карлос поднимет "Скачать симулятор пдд"голос, никто в городе не поверит такому обвинению против коменданта. |
