Сколько их осталось, ветеранов Великой Отечественной? По пальцам можно сосчитать... Смотришь 9 Мая на их редкие, трогательные стайки в парке Ваке и сердце сжимается: живут изо всех сил и гордятся самым ценным – победой над фашистской Германией. И столько эмоций рождает эта великая дата – чувства долга и благодарности за свою жизнь, спокойные детство и юность, и боль за своего деда-офицера, погибшего под Полтавой, могилу которого так и не нашли. А второй дедушка прошел всю войну, был моряком и служил в Дунайской флотилии, освобождал Будапешт, Бухарест, Вену... Он был награжден орденами и медалями, попадал в окружение, тонул, голодал вместе с товарищами, был контужен, праздновал Победу, а после – никогда не смотрел военные фильмы. И я могу с гордостью сказать, что в Победе – частица моей семьи. И это и моя победа...
Человеку, о котором мне хотелось бы рассказать, 96 лет, и он полон сил, планов и жизнелюбия. Это один из наших чудных старых тифлисцев, хоть в последнее время и живет у дочери в Туле – слишком одиноко стало после смерти любимой жены. Михаил Придонович Придонов – человек необыкновенной судьбы, автор нескольких книг, основанных на реальных событиях, впечатлениях и воспоминаниях. Их столько, этих воспоминаний и событий, что удивляешься: как все это вместилось в одну человеческую жизнь? Вот его воспоминания из раннего детства и родного Тифлиса: «Вернемся в двадцатые годы прошлого столетия. Зима, чистый, пьянящий воздух, свежевыпавший снег искрится на морозе. Смеркается. Улицы, казалось, замерли. Керосиновые лампы на центральных улицах тускло освещают ближние, закопченные стены домов. Процокают лошадиные копыта по булыжной мостовой, разбрызгивая фонтаны ледяных брызг, фаэтон с кожаной крышей, делающей пассажира инкогнито... Изредка пролетают сани. Вы можете не поверить – откуда в Тифлисе сани? В те годы в Тифлисе была вполне настоящая зима со снегом, морозами, от которых даже Кура замерзала, правда, только у берегов. Лед вырубали и использовали для хранения пива на пивном заводе Ветцеля, немецкого промышленника»... И мы все это видим, не правда? Хотим видеть, потому что это все дорого, как и ему. «Все фаэтонщики проживали на Песках, в районе города, каждую весну подвергавшемуся нашествию водных масс взбунтовавшейся Куры. У фаэтонщиков в наборе имелись сменные экипажи-фаэтон для лета и сани для зимы»... «Редкие фонари с керосиновыми лампами давали очень тусклый свет, а фонарщики не спеша ходили по улицам от одного фонаря к другому, нося на плече легкую складную лесенку и бидон с керосином, поочередно зажигая фонари теплящимся на кончике длинной палки запалом...». «В городе царила доброжелательность и дружба представителей различных религий, национальностей. Главное, что их объединяло, это то, что они были тифлисцами, горожанами...». Дружба Михаила Придонова с тбилисскими немцами Керерами была крепкой – на всю жизнь. Им принадлежал магазин музыкальных инструментов на Михайловском проспекте, который впоследствии конфисковали, а позже, в 1941 г., семью и вовсе депортировали в Казахтан. Один из сыновей стал талантливым врачом, а второй, Рудольф – друг и одноклассник Придонова, известным пианистом и педагогом с мировым именем. Он преподавал в Московской и Венской консерваториях, приезжал с концертом в Тбилиси. О своем друге детства и трогательной встрече с ним Михаил Придонович рассказал в книге «Апассионата». Но вернемся в старый Тифлис. «Авлабар – это древний район города, где дома, это громко сказано, с земляными полами, слюдяными оконцами, едва пропускающими свет. Темные, закопченные, некрашенные стены, улицы в колдобинах... Район Винного подъема – район мастеровых людей – чувячников, шивших «каламаны», жестянщиков, собиравших жестяные печки, мастеров по пошиву меховых папах, кожевников, ювелиров... Издалека доносился звонкий перестук молоточков, выбивающих из кусков меди длинноносые кувшины, «кваби» с полукруглым дном... На каждом шагу жарили бати-бути, шашлык, люля-кебабы с барбарисом и зеленью, завернутые в тонкие армянские лаваши. Дым и аромат непрестанно висел в воздухе, так же, как и крики зазывал, и громкие, азартные торги с покупателями, одетыми в черкески и высокие папахи...». «В глинобитных домах с плоскими земляными крышами, на которых женщины сушили белье, во дворах резвились дети, играли в гуси-лебеди, в классики или «лахти»...». «Тут никого не интересовало, какой ты национальности. Все были едины, дружны. Очень были приняты смешанные браки».
От такого смешанного брака и родился сам Михаил Придонович: отец, Придон Васильевич, армянин, мама – Ида Федоровна Зейц, немка, была племянницей Ветцеля, того самого, который построил гостиницу на Михайловском проспекте и первый каменный, оборудованный пивзавод в Грузии, в Тифлисе, на Воронцовской набережной. Это здание стоит по сей день. Фамилия Придонов была распространена в столице Грузии, и они  считались весьма респектабельными. Когда-то Придоновым принадлежали великолепные особняки на Гановской (Табидзе) и Сергиевской (Мачабели) улицах. Однако родители Михаила принадлежали не к главной, а обедневшей ветви этого древнего рода. Отец работал на заводе, а потом, окончив Московскую промышленную академию, был направлен в Калинин начальником строительства первого в СССР завода искусственного волокна. «Единственное, что мне известно о моем деде, Василии Придоновиче, это то, что он был руководителем работ на лесоразработках в Сванети, – рассказывает Михаил Придонович. – В нашем роду существовала закономерность чередования имен и отчеств.Только я почему-то выпал из этой обоймы. По правилам я должен был быть Василием, но меня назвали Михаилом. И с тех пор все пошло наперекосяк, а старая традиция умерла». Михаил Придонович очень тепло вспоминает маму: «Когда она осталась одна, без мужа, а я без папы, все ее душевное внимание и силы были обращены на меня. Жизнь была тяжелой, перебивались и нуждались во всем. Мама не могла допустить, чтобы я выглядел хуже одноклассников.Она перешивала отцовскую одежду, которая сидела на мне отлично...». «Мама давала мне какую-то мелочь на завтрак в школе. Я же задумал сделать ей подарок ко дню рождения и стал откладывать эти деньги. В итоге купил какой-то косметический набор... Сколько я себя помнил до ухода в армию, духи и коробка с пудрой так и лежали нетронутыми на комоде...».
Михаил с детства прекрасно рисовал, ему советовали после школы поступать в Академию художеств, но юноша не был уверен в своих способностях и поступил в архитектурно-строительный институт. Правда, получить высшее образование ему так и не удалось: в 1939 году вышел указ о мобилизации в Красную Армию ребят старше 17 лет и 8 месяцев, имеющих школьный аттестат. Михаил Придонович говорит, что отнесся к призыву как к должному и запретил родственникам, имевшим связи, хлопотать об отсрочке. «Мама заранее готовилась к моей отправке в армию.Что она делала? Запаслась орехами, каштанами, сушеными фруктами, чтобы «ребенок» не голодал. Только с орехами случилась беда. Я обнаружил под тахтой эти запасы и с удовольствием погрыз орехи раньше положенного времени. Мама ахнула! Пришлось ей заново создавать такой неприкосновенный запас... Всю дорогу из военкомата до станции Навтлуги лил дождь. Природа оплакивала своих сыновей, словно предчувствуя, что через шесть лет домой вернутся считанные единицы...».
Служить начинал на Украине 13 ноября, а 30 ноября грянула Финская война и на фронт стали отправлять бойцов с определенными специальностями, шоферов. Михаил вместе со своим товарищем Борей Робакидзе просился на фронт добровольцем, но их не взяли. Сказали, что если потребуется, возьмут. Он принимал участие в Бессарабской военной кампании (1940 г.), получил звание младшего сержанта, а потом, в конце мая 1941 года, был срочно направлен в Одессу на ускоренные курсы младших лейтенантов. Здесь и застало его начало войны.
Михаил Придонович хорошо помнит то роковое воскресенье: проснулись, как обычно, сделали зарядку, позавтракали, получили приказ навести порядок в казарме и построиться – с тем, чтобы организованно отправиться в парк «Аркадия». Погода стояла чудесная. Михаил купил мороженое, сел на лавочку. И в этот момент музыку, льющуюся из репродуктора, прервал взволнованный голос диктора… На следующий день Придонова как опытного связиста отправили в штаб Одесского военного округа – принимать из Москвы радиограммы. А в середине июля из-за того, что немцы перекрыли железную дорогу, выпускникам курсов приказали самостоятельно добираться в свои части. Старшим группы назначили Михаила Придоновича.
– Добирались на перекладных, – рассказывает Придонов. – Ехали с песнями, помню, пели что-то веселое про рыжую красавицу. Тогда никто из нас не верил, что это все надолго. Михаил Придонович прибыл в свой пункт назначения – Днепродзержинск, откуда был направлен в отдельный батальон связи командиром радиовзвода. Положение с каждым днем становилось все более сложным. Советские войска пытались удержать левый берег Днепра, но немцы переправились и захватили плацдарм. Михаил и его боевые товарищи попали в окружение, отчаянно пытались пробиться к линии фронта, несколько раз чуть ли не лоб в лоб сталкивались с фашистами. А потом удача им изменила: Придонов наткнулся на немцев, которые охраняли наших военнопленных, ремонтировавших мост. 17 октября Михаил Придонович попал в плен, а в декабре 1941 года его мать получила извещение о том, что он пропал без вести. Поначалу Придонова отправили в концлагерь Гросс Розен и заставили работать на заводе Круппа. Как они, наши ребята, там работали, вы можете догадаться сами: верные присяге и рискуя жизнью, вредили, как могли. Позже его отправили в один из самых страшных немецких концлагерей – Маутхаузен (Австрия), где ему чудом удалось выжить, продержавшись до конца войны – в 1945-м лагерь освободили американцы. Все эти три с половиной года Михаил Придонович не переставал бороться, пытался бежать. Он не раз был на волосок от гибели и до сих пор удивляется тому, что остался жив.
Михаил Придонович всю жизнь хранит в ящичке письменного стола лагерную полосатую шапочку, на подкладке которой номер – 128 972. Это его личный номер, который он должен был выучить назубок, причем по-немецки, иначе смерть. Придонов помнит его до сих пор.
О жизни в лагере, если, конечно, это можно назвать жизнью, Михаил Придонович в 2007 году написал книгу «Я, гражданин». И отослал по экземпляру в мемориальные музеи, открывшиеся в концлагерях, которые он прошел, – польский Гросс-Розен и австрийский Маутхаузен…
Вот несколько отрывков его воспоминаний. «Отобрали все личное, что было дорогим, как память, что связывало с домом... Ничто не должно служить напоминанием о прошлой, человеческой жизни. Требовалось забыть, что ты человек. Отныне ты хефтлинг!» «За проволокой под током высокого напряжения появились несколько человек, прозрачных, как тени на занавеси, в полосатых лагерных костюмах... Прорваться к воротам за новостями – это тоже героизм». «Прошагал к воротам и «полосатый оркестр», прекрасно исполнявший марши и легкую опереточную музыку. Под такую музыку, легкую и развлекательную, эсэсовцы проводили публичные порки. Под музыку же приводились в исполнение смертные приговоры... Невдомек новичкам было, что в оркестре играли лучшие музыканты Европы». «В лагере, на заводе все шло по заведенному порядку – построения, марши на завод и обратно, осточертевшая работа, пересчеты, раздача баланды – суп из кольраби, кипяток с крохотными кусочками надоевшего овоща, иногда хлеб, по праздникам что-то похожее на мармелад»... «Ночь во власти тяжких вздохов, вскриков, стонов, прерывистого дыхания, слез, кашля... Если ночью кто-то нечаянно помрет, что случалось сплошь и рядом, сосед оттолкнет его от себя подальше...». «Голод брал верх над благоразумием. Пайка, вырванная из рук слабого, оказывалась во рту отчаянного, нахального. Знает ведь, что все равно будет бит!»
Михаила Придоновича, как «доходягу», который все равно помрет, приговорили к смерти 4-го мая 45-го, а на следующий день должна была состояться казнь. «У меня была одна мысль, – вспоминает он, – дожить бы до субботы, потому что в субботу давали кусочек кровяной колбасы, поесть и будь что будет. «Но случилось чудо: утром на территорию лагеря ворвались американские войска и, разбив врага, освободили пленников. «Торжественная церемония проводов, митинг, клятвы сохранить в памяти дружбу, муки, горе, смерть. Уходя, взяли с собой урну с пеплом из крематория – то, что осталось от ребят, сожженных в последние часы владычества фашистов...». «Много повидавший на своем трудовом веку, не единожды раненный на фронте паровоз возвращал стране из плена своих сыновей. Руки-ноги есть, голова на месте, но вот души у всех были тяжело травмированы невзгодами тяжелой лагерной жизни, пленом. Неизвестно было, как и чем их встретят дома. Как жить и что делать?» А дома ждали боль и разочарование – долгие месяцы, а потом и годы – до 1954 г. Михаилу Придоновичу пришлось доказывать, что он не помогал фашистам в плену. По делу были вызваны свидетели. В итоге Придонов был оправдан и представлен к наградам – Ордену Красной Звезды и Ордену Дружбы народов.
Потом была работа художником в Тбилисской студии мульфильмов, где он и встретил любовь всей своей жизни – Катю. Она была родом из Ленинграда, ее чудом вывезли из блокадного города, а мать осталась и умерла от голода... Они поженились в 1951-ом, прожили душа в душу 56 лет, вырастили сына Алексея и дочь Наталью.
Любимой супруги уже давно нет, но он вспоминает ее каждый день. Оставшись один, Михаил Придонович принял решение уехать из родного Тбилиси и переселиться к дочери Наталье в Тулу. Но тбилисская душа и память о некогда дружном и теплом дворе на ул. Узнадзе остались с ним навсегда.
Прожита большая жизнь, полная драматических событий – 96 лет. Но время не останавливается и Михаил Придонович старается от него не отставать. Он, как современный человек, освоил компьютер, с удовольствием общается с людьми, делится воспоминаниями, которые для нас так ценны, издает книги, строит новые планы. Ведь пока есть что сказать, жизнь продолжается!
Спасибо замечательному тбилисцу, соседу и другу семьи Придоновых, Сергею Шелестову за предоставленный материал.


Анаида Галустян