ВЫБРАЛ МУЗЫКУ |
Рафаэл Акопович Акопянц, профессор кафедры сольного пения Ереванской консерватории им. Комитаса, действительный член Международной академии по правам человека и охраны природы. - Готовясь к интервью, я решила избежать традиционного начала – как вы стали музыкантом. Но, познакомившись, поняла, что этот вопрос не стоит обходить. Итак, с чего все началось? - Мама моя хотела видеть меня скрипачом, хотя в то время более престижно было играть на фортепиано. Однажды, проходя мимо школы «особо одаренных детей», она увидела объявление о приеме и загорелась желанием перевести меня туда из обычной школы. За два дня до начала приемных экзаменов я играл с сестрами в лапту. Шар закатился в подвал. Пытаясь его достать, я упал, и с рассеченной губой пришел на экзамен, где предстояло петь. Боль, которую я при этом испытывал, не помешала выдержать конкурс, но шрам остался на всю жизнь. Одновременно я поступил в футбольную школу. Школа «особо одаренных детей» была элитарной, учеников привозили из дому на машинах, но это меня мало беспокоило – мы жили по соседству. Я оказался в окружении талантливых детей, которым предстояло сказать свое слово в искусстве – Константин Орбелян, Авет Тертерян, Александр Григорян (художественный руководитель Ереванского русского драматического театра), Полад Бюль-Бюль оглы, Фархад Бадалбейли. Я сразу сблизился с Муслимом Магомаевым. Его универсальная одаренность и самобытность натуры высветились с начала учебы. Вместе мы смотрели новые фильмы, посещали концерты и оперные спектакли, не пропускали ни одной премьеры, ни одного гастролера. Дядя Муслима, Рамазан Халилов, возглавлял оперный театр, он сделал нас завсегдатаями директорской ложи. Другой дядя, Джемал Магомаев, член правительства, ездил в командировки и, возвращаясь, привозил нам подарки. Это были не только новейшие грамзаписи или ноты, но также модные сорочки и даже свитера. Дружба с Муслимом прошла через всю жизнь. Его вдова Тамара Синявская остается для меня близким и родным человеком. Ее выступления в Ереване даже в небольших ролях – Марины Мнишек или Ульрики в «Бал-маскараде» усилиями моих друзей становились поистине феерическими. - Что послужило поводом для переезда в Ереван? - Решающее значение имел первый Закавказский конкурс юных музыкантов, который в 1960 году состоялся в Баку. Вы, наверно, помните его тбилисских участников – Парис Димитриади, Александр Нижарадзе, Эльдар Исакадзе. Я был очарован игрой грузинских и армянских скрипачей, среди которых первый приз разделили Родам Джандиери и Ирина Яшвили. Я познакомился с юной Лианой Исакадзе (из-за возраста она выступала вне конкурса) и даже вступил с ней в переписку. Мое восхищение исполнителями, настойчивое посещение всех туров не остались без внимания. «Переезжай к нам», - уговаривали скрипачи из Армении. «Ну, я тебя жду», - сказал не терпящим возражений тоном Заре Саакянц, талантливый ученик Юрия Янкелевича, перед обаянием которого никто не мог устоять, и эти слова подействовали на меня как гипноз. Немалую роль при этом сыграл мой бакинский друг Эрнест Аракелов, в настоящее время профессор Тбилисской консерватории. Он был старше меня, к тому времени уже жил в Ереване, и при встречах с восторгом говорил о своем профессоре Грачья Богданяне. И в июне, сдав экзамены, я поступил в Ереванскую музыкальную школу им. Чайковского. Дни Закавказского конкурса связали меня прочной дружбой с замечательной семьей Заре Саакянца. Его дочь Сатеник, которую теперь все знают как Сати, выросла, можно сказать, у меня на глазах, и роман ее с Володей Спиваковым разворачивался в Ереване. - А как складывалась ваша спортивная жизнь? - К сожалению, ее пришлось прекратить, хотя успехи были. В новой музыкальной школе я ощутил серьезные пробелы в игре на скрипке, и, чтобы восполнить их, начал заниматься по 12-13 часов. На этом фоне состоялось мое выступление за сборную Армении, ставшее последним. Мама решительно заявила: «Все! Выбирай: или, или…» Я выбрал музыку. - Вы отлично владеете игрой на рояле и уроки по вокалу проводите без концертмейстера. Где вы этому научились? - В Баку моим педагогом по общему фортепиано была Тамара Леоновна Мелик-Пашаева. Жизнь разлучила ее с сыном, который работал на Севере, и она свои материнские чувства перенесла на меня. Я пропадал у нее целыми днями, иногда оставался ночевать. Без устали работая со мной, она обучила не только культуре игры, но и сложным техническим приемам. За короткий срок я одолел «Патетическую сонату» Бетховена, прелюдии Рахманинова. - А как вы стали певцом? - Свое призвание распознал не сразу. Слушая с детства оперные спектакли, не предполагал, что пение может стать моей профессией. Не думал об этом и тогда, когда, учась в десятилетке, Муслим настойчиво приобщал нас к исполнению оперных арий и ансамблей. Петь я любил, но насколько это глубоко и серьезно понял, когда заслужил одобрение Павла Герасимовича Лисициана. Только после этого решился поступить на вокальный факультет Ереванской консерватории. На третьем курсе был приглашен стажером в театр оперы и балета им. А.Спендиарова. За 25 лет работы в театре ни разу не заболел, не пропустил ни одного спектакля, имел в репертуаре свыше сорока главных ролей. Никогда не отказывался от эпизодических партий. Это способствовало беспрепятственному доступу ко всем спектаклям с гастролирующими артистами. Так состоялись перешедшие в многолетнюю дружбу встречи с Зурабом Анджапаридзе, Нодаром Андгуладзе, Ириной Архиповой, Галиной Ковалевой – всех не перечислить. - Но со скрипкой вы не расставались? - В разное время я работал в составе первых скрипок ведущих оркестров – симфонического, оперного, радио. Был педагогом в музыкальной школе. - В прошлом году, выступая на вашем юбилее, Эльвира Узунян призналась, что начав работать в театре, долго не могла привыкнуть к вашей «двуликости», когда сценический партнер вдруг оказывался в оркестровой яме. - Не могу не вспомнить любопытный случай. Шла «Травиата». Я играл в оркестре. Перед последним актом ко мне подошел Тигран Левонян, баритон и главный режиссер театра. Ему предстояло исполнить роль доктора, в которой мы обычно выступали поочередно. «Выручай, друг, - попросил он, - выйди на сцену вместо меня, сегодня день рождения жены (Гоар Гаспарян. - М.К.)». Выполнить такую просьбу было несложно – на мне был фрак, а эспаньолка, которую к тому времени успел отрастить, вполне подходила к роли. «Ты только предупреди дирижера», - попросил я. Поднимаюсь на сцену и чувствую – антракт явно затягивается. Позже выяснилось, что Тигран не смог найти дирижера, и ушел. В это время Сурен Чарекян, замечательный дирижер и мой учитель по классу оперного пения, видя сиротливо лежащую скрипку, медлит, пытаясь уберечь меня от выговора. Наконец занавес поднимается, и не забуду изумление коллег. А вот и другой случай. Один из моих друзей должен был выступить в «Паяцах» в роли Тонио. В ночь перед спектаклем у него угнали машину, и на репетиции у него сорвался голос. Левонян объявил, что спектакль отменяется. Но, к изумлению всех, я объявил, что роль Тонио беру на себя. Это было более, чем смело: партию я знал лишь наполовину, а в остальном рассчитывал на слух и память. Но Левонян рискнул поддержать эту авантюрную идею. Спектакль был спасен, прошел с успехом, на следующий день мне объявили благодарность, и роль Тонио осталась в моем репертуаре. - Кто были вашими учителями по пению? - Более всего я обязан моим педагогам по оперному и камерному пению. Это Сурен Чарекян, который разучил со мной оставшуюся самой любимой в моем репертуаре партию Амонасро, и графа Ди Луна. Это Мариам Хачатрян, дочь великой певицы Айкануш Данелян (заметьте, что «корни» этих музыкантов ведут в Тифлис). Она пробудила во мне вкус к исполнению новейшей музыки. Я был в числе первых, кто исполнил в Ереване камерные опусы Шостаковича, Кабалевского, Свиридова. Спел также романсы Александра Мелик-Пашаева на слова Ильи Эренбурга. С другой стороны, активно шло самообразование, в чем большую роль сыграла кафедра концертмейстерского мастерства. Какое-то время я один обслуживал все классы камерного пения и, таким образом, освоил все баритональные партии и огромный камерный репертуар. Один из моих друзей, знаменитый артист армянского драматического театра Рафик Костанджян учился в Москве. Приезжая к нему, я оказывался в центре театральной жизни. Мы получали два билета на любой спектакль – отец Рафика был начальником Главлита. Навсегда остались в памяти два года стажировки в Москве на курсах театральных директоров. Утро начиналось с посещения оркестровой репетиции или хоровой спевки, чаще всего в Большом театре. Вечера же полностью отводились спектаклям драматических театров, где блистали Иннокентий Смоктуновский, Олег Табаков, Ирина Мирошниченко, Юлия Борисова и Юрий Яковлев, Светлана Немоляева и Армен Джигарханян, «Современник», Театр на Таганке. Иногда в течение вечера умудрялся побывать в четырех театрах, предварительно узнав, в каких спектаклях какие действия наиболее интересны. - А как обстояло дело с изучением сольного пения? Поначалу я был зачислен в класс Изабеллы Айдинян. Но настал момент, когда по некоторым причинам я стал неугоден руководству. Но тут на совете выступила Гоар Гаспарян: «Как, с таким голосом?» Возразить ей никто не посмел. Спустя некоторое время в антракте между действиями «Отелло» она мне сообщила, что берет в свой класс. Надо сказать, что среди учеников Гоар Михайловны я стал ее первым партнером по сцене. - Какое значение имели для вас занятия в новом классе? - Ценным качеством Гоар Гаспарян было умение вырабатывать в ученике уверенность в своих силах. Благотворность этой методики не замедлила сказаться. Однажды на уроке по специальности вбежала секретарша: «Гоар Михайловна, к вам направляется Лолита Торрес!» Лолита, кумир моего отрочества! И я смогу созерцать свой кумир воочию! «Что случилось, что за паника?», - сказала Гоар, - кто такая Лолита?» И вдруг обратилась ко мне: «Петь будешь ты! Выбери, что захочешь!» Я замер… «И помни, ты оказываешь ей честь!» Нужно ли говорить, какой поддержкой были эти слова? Почему-то я выбрал арию Алеко, над которой едва начал работать. Пение закончилось. Лолита дала мне два билета на концерт и поцеловала. - Кто ваша любимая партнерша? - Конечно, Эльвира Узунян. - Какие контакты связывают вас с тбилисскими коллегам? - Истоки их уводят в юность. Моими друзьями были Эльдар Исакадзе, Илларион Чейшвили. Их уход из жизни переживаю как большое горе так же, как Гизи Амирэджиби, Важи Чачава, Нодара Андгуладзе. Большое значение в сближении артистов наших стран имели обменные гастроли театров. С удовольствием вспоминаю о приглашении в Тбилисскую консерваторию на выпускной экзамен вокального факультета председателем государственной комиссии. Время было тяжелое. Сложно было с жильем, его любезно предоставила сотрудница консерватории. Сложно было с выплатой гонорара, от него я отказался и попросил наградить соответствующей суммой двух студенток, отличившихся на государственных экзаменах. - И в заключение: чем порадовали вас за последнее время ученики? - Назову в первую очередь Арсена Согомоняна, солиста Московского музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. В скором будущем он выступит в готовящейся к постановке опере Россини «Итальянка в Алжире». Далее – Карен Хачатрян, солист оперного театра в Ростоке. Он стал лауреатом международного конкурса в Гамбурге. Еще одна моя воспитанница, Тереза Геворкян, окончив Лондонскую Королевскую академию, приглашена на работу в оперную студию академии. Самая юная из моих учениц, 17-летняя Джульетта Алексанян – лауреат фестиваля «Дельфийские игры». Алина Пахлеванян стала солисткой Ереванского оперного театра и моим ассистентом на кафедре, назначена на роль Ануш в опере Армена Тиграняна. Мария КИРАКОСОВА |