click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Сложнее всего начать действовать, все остальное зависит только от упорства.  Амелия Эрхарт


ИСКУССТВО БЫТЬ ИСКУССТВОВЕДОМ

https://lh6.googleusercontent.com/-yLf0ow3L470/UicUTT9XLWI/AAAAAAAACio/o92SOfoIbJ0/s125-no/l.jpg

Джон Эллис Боулт – славист, искусствовед, специалист по русской культуре начала ХХ века. Высшее образование получил в Англии и России. Профессор кафедры славянских языков Университета Южной Калифорнии. Основатель и директор Института современной русской культуры (Лос-Анджелес, США). Главный редактор ежегодного сборника «Experiment/Эксперимент», посвященного русской культуре. Автор многочисленных публикаций о русском искусстве.
Николетта Миcлер – искусствовед, специалист по русскому и восточно-европейскому искусству. Спектр научных интересов – от творчества Казимира Малевича, Павла Филонова и Павла Флоренского до истории движения и танца в Советской России 1920-1930-х годов. Организатор и куратор ряда выставок, посвященных русскому авангарду и истории танца. Автор книг, статей и эссе.
Это было в 70-х годах прошлого века. Молодая итальянка, специалист по русскому искусству, стояла перед неумолимым сотрудником архива Третьяковской галереи и горько плакала. Она изучала творчество Павла Филонова и приехала в Москву, чтобы поработать с архивными материалами. Но ей в очередной раз не выдали письмо художника, которое – она знала наверняка – хранится в этом архиве. Да и вообще работа в СССР шла с огромными трудностями – сотрудники не давали описания архива, не разрешали делать копии, и в течение шести месяцев она переписывала все архивные документы от руки...
Но труды не пропали даром. Во-первых, она написала книгу о Филонове. Во-вторых, поехала в Америку, где никогда не была – посмотреть страну и познакомиться с профессором,  который регулярно публиковал статьи о Филонове, и в каждой упоминал, что собирается издавать книгу о художнике.
Они познакомились. И решили издать книгу вместе, что и было сделано. А потом решили не только вместе работать, но и жить. И поженились.
Недавно это красивая пара побывала в Грузии. Профессор Джон Эллис Боулт и профессор Николетта Мислер прибыли на конференцию, посвященную грузинскому авангарду вообще и творчеству Давида Какабадзе, в частности, на которой выступили с докладами.

Джон Эллис Боулт. - В своей лекции я говорил о том, что, к сожалению, на Западе до сих пор плохо знают Давида Какабадзе, хотя он жил в Париже почти 10 лет. Обычно его ассоциируют с французским или западным авангардом. Иногда – с русским. Но слово «Грузия» не употребляется. А ведь он не француз, не русский. Он грузин.
- То есть грузинский авангард имеет свои специфические черты?
- По-моему, да. Я говорю о 20-х годах прошлого века. Точнее о времени с 1917-го по 1927 год.
- Это самостоятельное направление?
- Нет, конечно. Русский авангард тоже не был самостоятельным – в нем очень сильно немецкое, французское, итальянское влияние. Такое же влияние испытывал и грузинский авангард. Но в нем есть и специфические элементы. Зачастую авангардные картины восходят  к вашим древним традициям – есть ссылки на грузинскую орнаментацию. Например, сам Какабадзе был специалистом по грузинской архитектуре. Ладо Гудиашвили очень хорошо знал историю грузинской культуры. Поэтому они часто брали форму у западных художников – кубистов, футуристов, супрематистов, но вносили свое, национальное. И еще. Как бы это объяснить? Представьте: играет пианист, есть октавы, гармония… А когда «играет» Какабадзе, то неожиданно возникает какая-то непредсказуемая нота. Ты ждешь одной ноты, а звучит другая. И возникает мистика – он куда-то идет, ведет. Но ты не знаешь куда. И это отражается во многих его картинах. Сейчас в экспозиции Национальной галереи – кстати, выставка прекрасная! - представлена картина Какабадзе 1942 года. Низкий пейзаж, огромное фиолетовое небо и на нем – какая-то непонятная звездочка. Это очень странная вещь… Ты хочешь, чтобы она упала. Но она висит. Ты смотришь на картину и ждешь – что же будет? Этот специфический момент встречается у многих хороших художников – Кандинского, Малевича. Момент нерешенности… Как будто настоящее не на картине, а где-то за рамкой…
- Да вы не просто искусствовед. Вы поэт.
- Я это нахожу у Какабадзе. И поэтому он очень волнует.
- На днях вы выступали на конференции «Авангард и война» в Белграде. Какие темы были затронуты?
- В основном сюжеты и темы были литературные – русская поэзия, проза, литературоведческие теории. Были и доклады по искусствоведению. В том числе и мой – «Русский авангард и Первая мировая война». Говорили о связи между русским и итальянским футуризмом и войной. Вы знаете, многие русские художники пошли на фронт. Некоторые погибли. Михаил Ледантю, например. То есть были непосредственные соприкосновения художников с войной. Они не просто в тылу сидели и пили чай. А на самом деле воевали. Многие вернулись с фронта живыми. И писали свой опыт. Малевич, Лебедев изображали  казармы, солдат, окопы… А были и такие художники, которые интерпретировали, толковали театр военных действий. То есть создавались и конкретные, и метафорические изображения. Был такой Павел Мансуров, абстрактный художник, малоизвестный, но очень хороший. Он писал проекции полетов снарядов. Белые картины и эти линии…
- Траектории?
- Да-да, спасибо. Очень красиво. Кстати, малоизвестен тот факт, что Владимир Татлин, который не воевал, называл свои рельефы контррельефами – по аналогии с контратаками. Понимаете, это такая двойная атака на пространство. Но на белградской конференции не была отражена трагедия войны. Прошло сто лет, и о той войне легко говорить... Мы забыли про ужасы войны. Об этом было мало сказано. Наверное, это неизбежно... Но прозвучал интересный факт в одном докладе – в России нет ни одного памятника солдатам, павшим в Первой мировой. А в других странах есть... Грустно.
- Авангард, в отличие от модернизма, предполагал создание не просто новых форм, но нового искусства. Простите за наивный вопрос – искусство может изменить жизнь?
- На самом деле – это очень сложный вопрос. Мне кажется, что да. Искусство может преобразовать человеческую жизнь. Удачная картина, скульптура, стихотворение – это то, у чего есть какое-то сакральное пространство. Ты смотришь на картину, и вдруг думаешь об ином. И это иное влияет на тебя. Ты задумываешься – есть ли четвертое измерение? Существует ли Бог? Есть ли святое пространство? Есть ли вечность? То есть возникают вопросы. И это очень хорошо.
- Какие произведения вызывают у вас такое чувство?
- Например, тот самый пейзаж Какабадзе 1942 года, на который я смотрел сегодня. Поневоле начинаешь думать о Боге.
- А от чтения стихов такое чувство возникало?
- Да. Когда я читал Блока. На русском. До сих пор, когда я его читаю, он уносит меня в другие миры.
- А Маяковский?
- Нет, нет... Я понимаю, что он великий поэт, но, как ни странно это слышать от меня, символист Блок меня трогает больше, чем футурист Маяковский.
- Какое из направлений авангардизма вам ближе?
- Русский авангард. Кандинский. Малевич. Очень волнует Филонов, потому что у него есть какая-то тайна.
- А «амазонки авангарда» Экстер, Гончарова, Розанова и другие, чью выставку вы курировали?
- Они интересны мне как явление. Это российское явление. Вообще, женщины играли огромную роль в русской культуре. Мне кажется, что в других культурах такого явления нет. Я до сих пор не очень понимаю, почему женщины – поэтессы, художницы, начиная с конца XIX века и по 20-е годы XX века, играли такую роль? Необъяснимая вещь.
- А успех художника – тоже необъяснимая вещь?
- Есть огромная разница между тогдашним и нынешним успехом. Сегодня успех очень зависит от рынка – от упаковки. Иногда упаковка важнее самого художника. То, как  произведение презентуется, важнее самого произведения.
- То есть успех может иметь и плохое произведение в хорошей упаковке?
- Может. Очень легко. Сейчас к искусству совершенно другое отношение. Имеют значение рынок, деньги, аукционы, частные галереи.
- А в чем же роль искусствоведа?
- Это интересный вопрос. Мне кажется, что искусствовед должен продвигать забытое. Это его миссия. Я очень люблю, когда обнаруживаю забытого художника и могу продвинуть его – через выставки, публикации, конференции. Это мне доставляет большую радость.
- Вами движет не корысть...
- Нет, нет. Я люблю это дело.
- Нынешние молодые искусствоведы – что ими движет?
- Встречаются такие, которые занимаются своим делом со страстью. И делают это не ради денег. Особенно в России. Не знаю, как в Грузии...
- В мире литературы говорят, что критиком становится тот, кто сам не может ничего написать. Может быть хорошим искусствоведом человек, который не умеет рисовать?
- Искусствоведение как наука появилось в конце XIX века. До этого были любители, дилетанты. И первыми искусствоведами были не художники, а, как правило, историки. Или просто богатые джентльмены, которые начали разбирать произведения искусства. Искусствоведение – это тоже творчество. Да, у него есть свои правила, законы, формулы, методы. И все же самое главное – это интуиция, вдохновение и душа.
- Но ведь очень важен и рациональный подход. Как в таком тонком деле применить рацио, как определить критерии для оценки произведения искусства?
- Это трудно. Очевидно, что основа нашей жизни вообще – это рациональность. У нас есть правила, система, организованность. Мы все идем по этому пути. И некоторые люди, которые слишком много смотрят телевизор, идут по этому пути и не сворачивают. И до конца своей жизни идут по чужим следам. Не говорю, плохо это или хорошо, но это так. А есть другие люди – они живут по законам и методам, но, в конце концов, сворачивают с дороги в сторону, видят чудо, видят бога, и снова возвращаются на свою дорогу. Это и есть хорошие искусствоведы.
- Значит, важно соскочить с наезженной колеи?
- Очень важно. Самое главное в искусстве – это случайность. И потому в самых значительных произведениях искусства всегда есть какая-то ошибка. Ощущение, что там что-то не то.
- Что вы ответите бесхитростному человеку, который спросит вас  – в чем величие «Черного квадрата»?
- Это как раз тот самый случай. Во-первых, это не квадрат, а четырехугольник. Написан  рукой, а не линейкой... Во-вторых, он не совсем черный – на нем есть белые точки. Но дело не в этом. Черный квадрат шокирует. Сам факт, что человек спрашивает – зачем это? - означает, что человек заинтересован, не остался равнодушным. А потом человек смотрит на него и начинает думать – что это означает? «Черный квадрат» был написан в Первую мировую войну. Может быть, черное – это зло? А белое – это царская армия? А может, это просто окно? Кроме того, вы можете ответить, что он означает конец живописи – все уже написано, и «Квадрат» - это точка. Все. И начинается совсем другая жизнь. Это демаркационная линия. Куда после нее?
- Как вам кажется, воспринимать произведения искусства может любой человек, или это как талант – или дано, или нет?
- Конечно, любой. Для этого достаточно просто иметь зрение.
- В авангардизме есть такие фигуры, которые трудно причислить к определенным направлениям – Пикассо, Модильяни, Матисс... Может быть, направления авангарда – это искусственные направления, а творчество всегда выше любых направлений?
- Я бы сказал, что это наша вина. Мы наклеиваем ярлыки. А вообще об этом лучше скажет Николетта.
Николетта Мислер. - Я думаю, эти направления искусственны. Нам все время хочется все определить. На самом деле, нельзя большого художника ограничивать каким-то направлением. Тот же Пикассо к концу жизни был совсем другой. Он чувствовал себя свободным. И Матисс тоже. Ты понимаешь, что у них есть стиль. Но это не направление, а их личный стиль.
- Но искусствовед не может не поставить ярлык.
- Конечно, но это надо делать условно. А то есть искусствоведы, которые начинают создавать  теории – остроумные, прекрасные. Но в конце концов перестают смотреть на картины.
- Как вы смотрите на картины?
- Вначале – очень эмоционально. Но потом мне хочется рационализировать свои эмоции. И понять контекст – социологичекий, физический. Даже бытовой. Это очень важно.
- А есть такие произведения искусства, которые навсегда останутся загадкой?
- Да. Картины Филонова, например. У него много символов... Но они необъяснимы. И самый хороший художник – это тот, который остается загадкой. Он все время притягивает тебя. Ты не можешь объяснить, почему тебе нравится. Но тебя тянет. Волнует. И даже раздражает.
- Такую картину вы повесили бы у себя дома?
- Конечно. Потому что не скучно.
- А какие картины висят в вашем доме?
-  Никакие. Мы собираем книги, а не картины. А, нет, висит одна маленькая акварель, которую я случайно купила в комиссионном магазине. Это символистская картина – три фигурки идут в тумане. И каждый раз я думаю – куда они идут? Кто они?
- Круг ваших научных интересов очень широк, не так ли?
- Да, это так. Я много занималась Павлом Флоренским. Опубликовала на итальянском его тексты об искусстве – практически все. Включая «Анализ пространственности», который я переводила пять лет. Потом я занялась пластическими изображениями – танцами, фотографиями, рисунками 10-20 годов ХХ века, когда в России возник Новый танец с его культом тела, жеста, позы. Это связано не совсем с авангардом, более – с символизмом. Существует большой архив так называемой Хореографической лаборатории, которая занималась проблемами танцев. Я работала с ним и выяснила, что должно быть много фотографий. И постепенно в разных источниках я их нашла. И сделала выставки – в Риме и Москве, в Бахрушинском музее.
- Где было больше посетителей?
- Везде. В Риме стояли в очереди, чтобы попасть на выставку. А потом я опубликовала книгу «В начале было тело». И продолжаю эту тему – здесь очень много аспектов.
- Кто является зрителем ваших выставок и читателем ваших книг?
- Трудно сказать. Мои – очень разные.
- Они рассчитаны на профессионалов или на широкий круг любителей?
- На профессионалов.
- Чем вы с Джоном занимаетесь сегодня?
- Сейчас делаем выставку русского искусства в Палаццо Строцци во Флоренции. Она откроется в сентябре. Работаем вместе с Русским музеем, Третьяковкой, Музеем Востока в Москве и Этнографическим музеем Санкт-Петербурга. Мы рассчитываем на профессионалов и стараемся, чтобы это было научно. Но я уверена, что понравится всем.

Нина ЗАРДАЛИШВИЛИ

Зардалишвили(Шадури) Нина
Об авторе:
филолог, литературовед, журналист

Член Союза писателей Грузии. Заведующая литературной частью Тбилисского государственного академического русского драматического театра имени А.С. Грибоедова. Окончила с отличием филологический факультет и аспирантуру Тбилисского государственного университета (ТГУ) имени Ив. Джавахишвили. В течение 15 лет работала диктором и корреспондентом Гостелерадиокомитета Грузии. Преподавала историю и теорию литературы в ТГУ. Автор статей по теории литературы. Участник ряда международных научных конференций по русской филологии. Автор, соавтор, составитель, редактор более 20-ти художественных, научных и публицистических изданий.
Подробнее >>
 
Четверг, 05. Декабря 2024