За длинным деревянным столом сидит художник средних лет, в одной руке он держит дымящуюся сигарету, в другой – кисть. На столе стоят баночки с разноцветными красками и вазы с кисточками. Художник берет кисть и наносит краску на уже готовый эскиз сценической декорации... Это архивные кадры из документального фильма, запечатлевшие великого грузинского сценографа и театрального художника Солико Вирсаладзе в процессе работы. В Галерее имени Дмитрия Шеварднадзе Национального музея Грузии состоялась ретроспективная выставка работ мастера.

Масштаб экспозиции был впечатляющим: более двухсот экспонатов, собранных из архива Национального балета Грузии «Сухишвили», Фонда Солико Вирсаладзе, Дворца искусств Грузии и частных коллекций. Зритель имел возможность увидеть эскизы костюмов и сценических декораций, афиши концертов ансамбля «Сухишвили», сценические костюмы известных артистов, макеты театральных декораций, документы из семейного архива, альбомы и книги о творчестве Вирсаладзе. Примечательно, что некоторые экспонаты ранее не выставлялись. В последний раз подобная выставка наследия художника состоялась двадцать лет назад. «Волшебник театра», «романтический рыцарь театра», «мастер симфонии цветов» – это неполный перечень эпитетов, которыми награждали художника ценители искусства.
Сценограф, оставивший большой след не только в отечественной, но и мировой культуре, Солико (Симон) Вирсаладзе родился в 1909 году в Тбилиси. Мать, Елена Мусхелишвили, была дочерью одного из лучших офицеров Российской императорской армии Ефрема Мусхелишвили, а отец, Баграт Вирсаладзе, происходил из семьи священнослужителей, окончил Петербургскую духовную академию. Он также получил экономическое образование в сфере налогообложения и во времена Первой Грузинской республики был начальником налоговой службы. Театр был его настоящей страстью, и своих детей – Солико, Тинатин и Елену – он часто водил на спектакли. Так что увлечение театром сопровождало Вирсаладзе с детских лет. По воспоминаниям племянницы Вирсаладзе, культуролога Мананы Хидашели, когда мальчику было пять лет, мама впервые повела его в театр, и он рассказывал, что войдя в оперный зал, от изумления встал как вкопанный. Решил, что всю жизнь проведет в театре, но что именно будет делать, пока не знал. Известный искусствовед Георгий Хоштария, другой племянник Солико, вспоминал, что дядя с детства проявлял интерес к рисованию, музыке, театру, истории, мифологии, грузинскому и мировому искусству, и это нашло отражение в его будущей деятельности. Еще во время учебы в школе он посещал курсы рисования в вечерней студии Мосе Тоидзе. Занимался и в хореографической студии. В 1927 году поступил в Тифлисскую Академию художеств, где его педагогом был Иосиф Шарлемань. Будучи студентом первого курса, Солико оформил несколько спектаклей в Театре рабочей молодежи. По тенденции, распространенной в 20-х годах минувшего века, он работал в стиле конструктивизма, позднее резко сменил стилистику и стал театральным художником с ярко выраженными живописными тенденциями, но из конструктивизма извлек полезные уроки. В первую очередь это касается четкой организации сценического пространства. «Сценограф не просто художник или конструктор по созданию декорации, он соавтор постановки. Вирсаладзе плодотворно работал не только в балете и драматическом театре, но и в кино. Он, конечно, был живописцем от Бога, с великолепным чувством цвета. Театр – синтезное искусство, а не механическая сумма либретто, музыки и танца. Сценография предполагает концептуального осмысления спектакля, полного органического единства семантики, движения, дизайна, тектоники и музыки. И Солико Вирсаладзе был непревзойденным мастером именно этого синтеза», – подчеркивал искусствовед Георгий Хоштария.
В Тифлисской Академии художеств тогда не существовало специального факультета театрально-декорационной живописи, поэтому для продолжения образования в 1928 году он уехал в Москву, где учился сначала в Высшем художественно-техническом институте (педагоги – Исаак Рабинович и Петр Кончаловский), затем в Ленинградской Академии художеств.
В 1931 году он вернулся в Тбилиси по приглашению Котэ Марджанишвили и работал в Государственном театре оперы и балета им. Захария Палиашвили. Оформил постановку «Вильгельм Телль» Дж. Россини, потом один за другим последовали оперы «Дон Паскуале» Доницетти, «Евгений Онегин» Чайковского, балеты «Корсар» Адана и «Лебединое озеро» Чайковского. Этапной постановкой для Солико стала опера Захария Палиашвили «Даиси» в 1936 году, она была с успехом встречена в Москве на Декаде грузинского искусства. По словам Хоштария, в спектакле значительную роль вновь играли элементы конструктивизма, но роль цвета явно возросла. Здесь уже проявилась та своеобразность цветового строя, которая была представлена на дальнейших этапах творчества художника, – «это построение колористического строя на сочетании ахроматических цветов (черного, серого, белого) с хроматическими (красным, синим, желтым) с использованием золотого и серебряного цветов. В хроматической-ахроматической гамме легко читается влияние грузинского искусства, в частности, живописи Нико Пиросманашвили», – отметил Хоштария.
В 1937 году, после «Даиси», Вирсаладзе пригласили в Ленинград, в Государственный академический театр оперы и балета им. С. Кирова (ныне Мариинский), где он оформил спектакли Вахтанга Чабукиани – «Сердце гор» Андрея Баланчивадзе и «Лауренсия» Александра Крейна. В Ленинградском академическом Малом театре оперы и балета (ныне Михайловский) оформил «Ашик-Кериба» Бориса Асафьева и оперу Верди «Фальстаф» в постановке Эммануила Каплана. Можно сказать, что эти спектакли его спасли. В Грузии в тот период свирепствовали репрессии: расстреляли отца, Баграта Вирсаладзе, арестовали еще двоих членов его семьи и ближайших друзей – Евгения Микеладзе, Гоги Элиава (основателя Бактериофага), Петре Оцхели и др. «В Ленинграде одна постановка сменяла другую, а из Тбилиси сообщали: «ни в коем случае не приезжай»», – вспоминал Солико. Именно тогда театр Кирова предложил ему зачисление в штат. Он не мог скрыть от администрации театра, что множество людей из его окружения репрессировано. Ответ был ошеломляющим: «Потому-то мы тебе и доверяем». В этом театре Солико оформил такие балеты, как «Раймонда» А. Глазунова, «Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Щелкунчик» П. Чайковского и др.

«Джейран» Нино Рамишвили
С Нино Рамишвили Солико был знаком еще с детских лет – они вместе занимались в хореографической студии. Дружба укрепилась в 1936 году во время Декады грузинской культуры в Москве. Когда в 1945 году Илико Сухишвили и Нино Рамишвили основали Национальный балет «Сухишвили», Вирсаладзе создал для них костюмы, а позднее несколько раз их обновлял. Солико внес ощутимый вклад в успех коллектива и не раз подчеркивал, что очень ценил сотрудничество с этим ансамблем. «В достижении нужного эффекта мне помогает сам грузинский танец. Когда подбираю цвета для костюмов, в первую очередь, вижу танец в целом», – отмечал он. По словам директора Национального балета Грузии, художника по костюмам Нино Сухишвили, Солико Вирсаладзе был уникальным мастером своей эпохи, хорошо владел танцем, сам бывший танцор – он прекрасно знал, как нужно одевать артиста. Он фактически создал грузинский танцевальный костюм. «Никогда до него в Аджарском танце женщина не надевала на голову кабалахи (головной убор, который в старину носили только мужчины), никогда прежде грузинский мужчина не носил красную чоху. Существует несколько версий танца «Самаия», сегодня эталоном признана та, где девушки танцуют в костюмах, созданных Вирсаладзе», – подчеркнула Нино Сухишвили. Наряду с другими новациями, Солико впервые внес в женский костюм для аджарского танца «Гандагана» пояс, и он так органично вписался в платье, что с тех пор прочно утвердился в женских костюмах как обязательный аксессуар для данного танца. «Его творчество очень «эскизно», главным для него была сцена, театр и костюм, над которым он часто собственноручно работал. Можно со всей смелостью сказать, что Вирсаладзе, вместе с Нино и Илико, был одним из создателей ансамбля», – подчеркнула Нино Сухишвили.
В Галерее имени Дмитрия Шеварднадзе экспонаты из архива Национального балета Грузии занимали два больших зала. Посетители могли посмотреть афиши концертов ансамбля «Сухишвили» в Миланском театре «Ла Скала», Кремлевском дворце съездов, состоявшихся в 1967 году, фотоальбомы с костюмами, созданными художником, кадры кинохроники выступлений коллектива в различных странах мира. Естественно, главное внимание зрителей было направлено на эскизы костюмов и сами сценические костюмы. Большинство любителей творчества ансамбля знакомы с их знаменитыми танцами «Картули», «Ачарули», «Симд», но помимо них существует огромное множество танцев, поставленных легендарными хореографами, и костюмы для этих танцев смело можно причислить к произведениям искусства, с таким утонченным вкусом и филигранной точностью деталей они созданы. В экспозиции рядом с каждым костюмом висел его эскиз, нарисованный Солико, и посетитель мог сравнить, как художник претворял в жизнь свой замысел. Вот неполный перечень эскизов и костюмов для различных танцев, выставленных в галерее: «Хонга», «Казбегури», «Давлури», «Ачарули», «Картули», «Садарбазо». Примечательно оригинальное решение костюмов для танца «Азербайджанский», которые Солико создал в 1960-х годах: цветовая гамма черного-белого-желтого, пуговицы золотистого цвета, жемчужины, свисающие с головного убора, изящные желтые цветочки на поясе женщины. Особой роскошью отличаются костюмы для танца «Садарбазо», предоставленные для выставки Дворцом искусств Грузии, они созданы в 1978 году. Само слово «садарбазо», примененное в контексте одежды, означает «парадное платье», и костюмы действительно оправдывают свое название. У зрителя, рассмативающего их, создается полное впечатление, что это княжеское одеяние. Отдельное место в экспозиции занимало платье светло-синего цвета, усыпанное разноцветными камнями, с головным убором, также украшенным камнями красного и синего цвета. Помимо эстетической красоты, этот костюм имеет большую историческую ценность: именно в нем Нино Рамишвили танцевала свой знаменитый танец «Джейран» на сцене театра «Ла Скала» в октябре 1967 года. Костюм создан в 1952 году, рядом с ним – эскиз Вирсаладзе, который по красоте ничуть не уступает платью.
«Мне посчастливилось видеть Солико в процессе работы. Зачастую он комкал и выбрасывал такие изумительные эскизы, что сердце разрывалось от жалости. Естественно, он понимал, что делал. Он глубинно изучил восточную и западную культуры, хорошо знал историю, литературу, кино, но все-таки его талант уходил корнями в грузинскую культуру. Вирсаладзе говорил, что таких росписей, как в Атени и Кинцвиси, в мире всего один-два, и будущие поколения должны знать, каким сокровищем владеют. Любовь к родному искусству являлась основой его творчества», – рассказал Г. Хоштария.

Неповторимый тандем
В театре имени Кирова стал складываться творческий альянс Солико Вирсаладзе с хореографом Юрием Григоровичем. Несколько лет назад на телеканале «Культура» был показан документальный фильм «Симон Вирсаладзе. Музыка цвета», большую часть которого составляет интервью с Юрием Григоровичем, где он вспоминает свое сотрудничество с художником: «Скромный, милый, очаровательный, образованный. Человек с громадным опытом. Я заинтересовался спектаклем Прокофьева «Каменный цветок», подумал – не согласится ли Вирсаладзе со мной поработать. Он внимательно выслушал меня, мы прослушали музыку, я рассказал ему свой замысел. Он ответил, что согласен. С тех пор мои лучшие спектакли я сделал с Солико Багратовичем. Он был почти на 20 лет старше, но наши взгляды совпадали в понимании искусства».
Первыми спектаклями Григоровича-Вирсаладзе стали «Каменный цветок» Сергея Прокофьева (1957 г.) и «Легенда о любви» Арифа Меликова (1961 г.). Сценография последнего вызвала настоящий фурор среди профессионалов театра. На сцене была установлена ширма, по форме напоминающая восточную книгу, во время спектакля «книга» как бы раскрывала свои страницы и оттуда выбегали артисты. По словам народного художника России Бориса Мессерера, на сцене творилось чудо – как с точки зрения хореографии, тогда совершенно новой, так и удивительной атмосферы спектакля: «Фрагменты декорации позднее я видел при реставрации в мастерских Большого театра в Москве. Они очень сложно сделаны, это своего рода даже не театральная живопись, а система соединения живописи с аппликацией из ткани, с тюлями, перекрытиями, бархатными лоскутками. Это театральный коллаж, который я не мог не оценить».
Затем сотрудничество творческого тандема успешно продолжилось в Москве, на сцену Большого театра были перенесены «Каменный цветок» и «Легенда о любви». Были созданы новые постановки: «Спящая красавица», «Щелкунчик», «Лебединое озеро» Чайковского, «Спартак» Хачатуряна, «Иван Грозный» и «Ромео и Джульетта» Прокофьева, «Раймонда» Глазунова. По словам доктора искусствоведения, академика Виктора Ванслова, Вирсаладзе был настоящим знатоком балета, и очень важно, что у него костюмы всегда по цвету соотносились с декорациями и образовывали с цветом декорации единое целое: «Я называю это симфонической живописью, это свойство балетов, оформленных Вирсаладзе. Он был великий мастер в этом отношении. Про него говорили, что он одевает не столько персонажей, сколько сам танец».
Неизгладимое впечатление оставляют буквально все эскизы Солико, представленные на выставке. Можно лишь перечислить некоторые из них. Эскизы костюмов для оперы Дж. Гершвина «Порги и Бесс», созданные в 1971 году, режиссер Гурам Мелива, однако, спектакль так и не был поставлен. Сценический костюм из балета Чайковского «Щелкунчик», 1966 год, хореограф Григорович, предоставлен Дворцом искусств Грузии. Очаровывает грандиозностью и оригинальностью решения эскиз декорации для оперы «Даиси», 1936 год, режиссер Александр Цуцунава. Сценический костюм Николая Цискаридзе для балета «Спящая красавица» Чайковского, эскиз создан в 1973 году, хореограф Григорович. Нельзя обойти вниманием и изумляющие своей красотой эскизы костюмов к фильму «Гамлет» 1964 года, режиссер Григорий Козинцев, «Ленфильм». Нино Ананиашвили предоставила для экспозиции свой сценический костюм из балета «Раймонда» 1984 года. Несколько эскизов костюмов из балета «Спартак» Арама Хачатуряна, 1968 года.

«Я подумала, что это золото!»
Солико обычно сам сидел с портнихами в мастерской, и сам резал ножницами на актерах костюмы, сокращал то, что ему не было нужно в платье, или дорисовывал какие-то части. Балетмейстер, заслуженный артист России Юрий Ветров вспомнил интересный случай, произошедший во время подготовки спектакля «Спящая красавица»: один актер стоял на примерке костюма волка (роскошный камзол зеленого цвета), и Вирсаладзе очень долго укладывал складки. Он подложил один жесткий слой тюля, приподняв фалды, второй слой, третий, четвертый. Постепенно костюм становился все тяжелее и тяжелее. В конце концов, артист не выдержал и сказал: «Солико Багратович, в таком костюме невозможно танцевать, он стал очень тяжелым!» Минута тишины, потом спокойный голос художника: «Хорошо, вы меня уговорили, я поговорю, чтобы вас заменили в этой роли». После этого у артиста не было замечаний по поводу костюма. Григорович рассказывал, что сотрудники марстерских Большого театра обожали Вирсаладзе, они просто молились на него, он с ними был в очень хороших отношениях, хоть и был крайне требователен. «Он приходил первым, уходил последним. Бесконечно любил экспериментировать, здесь, на этом полу сам составлял красками какие-то тона, жег бронзу, чтобы она, например, приняла оттенок золотого цвета. Он мог взять это золото и насыпать его на свои декорации, причем вокруг творился кошмар, дышать нечем, а он продолжал свое дело. У него была совершенно уникальная одержимость», – отметил Дмитрий Сергеев, заслуженный работник культуры России, сотрудник мастерских Большого театра.  
Костюмы бояр в постановке «Иван Грозный» были сшиты из мешковины, Солико кистью наносил на них золотую краску, и они «превращались» в дорогую парчу. Во время гастролей в Лондоне, после премьеры спектакля принцесса Диана пригласила артистов к себе в ложу. Не снимая костюмов, с накладными бородами и в шубах, «бояре» предстали перед принцессой Уэльской. Она подошла поближе к костюмам, и от удивления у нее расширились глаза: «Я подумала, что это золото!». После премьеры этого же спектакля в Парижском «Гранд-Опера» артисты вернулись в гостиницу, и тут кто-то спохватился, что оставил в гримерной то ли сумочку, то ли паспорт. Они вновь поехали в театр, открыли гримерку и увидели, что там кто-то ходит с фонариком. «Мы увидели, как несколько человек смотрят, из чего сшиты эти костюмы, щупают их, перерисовывают. Они были из мешковины, но создавалось полное ощущение блеска золота парчи», – вспоминали артисты.
Несмотря на то, что Вирсаладзе был признанным мастером, ему было нелегко хранить верность своим художественным принципам. Не единожды бывали случаи грубого вмешательства в процесс работы, когда в прямом смысле портили оформление того или иного спектакля. Георгий Хоштария навсегда запомнил слова, сказанные ему Вирсаладзе: «Не ной, будь твердым, целеустремленным в своем деле! Ты что, думаешь, мне мало крови попортили, мало моих работ исковеркали? Всегда одинаково успешным не будешь, но ропот – не выход. Работать, работать в любых условиях – это единственное лекарство!»
Притеснение и цензура были особенно ощутимы в 40-х и в начале 50-х годов, да и в дальнейшем давление не прекращалось, несмотря на некоторую «передышку». Во время одной из постановок «Лебединого озера» кто-то пожаловался на Вирсаладзе – он, мол, формалистически решил декорации. Созвали комиссию, на заседании присутствовала сама минитср культуры СССР Екатерина Фурцева. Разбор начался с того, что какой-то льстец заявил: «Озеро не похоже на озеро!», Солико не собирался отступать и ответил: «Да, с точки зрения рыбака, наверное, и не похоже». Поднялся хохот, оказывается, автор замечания был заядлым рыбаком. Затем Фурцева спросила Вадима Рындина, главного художника Большого театра, мужа Галины Улановой, который в некотором роде конкурировал с Солико: «А вы что скажете?» – «Это божественно!», – ответил он министру. «Я у вас комплимента не просила!» – сказала Екатерина Алексеевна. Вот так и сорвалось заседание, организованное с целью осуждения грузинского художника...
Выйдя на пенсию, Солико решил вернуться на родину. Позвонил сестре и сказал: «Моя родина – Грузия, я должен жить в Тбилиси, найдите мне какую-нибудь квартиру». И она нашла дом недалеко от Александровского сада, на Инженерной улице...
После смерти мастера улица была названа именем Вирсаладзе.

В статье использованы отрывки из статьи искусствоведа Георгия Хоштария «Солико Вирсаладзе», и фотографии из Национальной парламентской библиотеки Грузии.


Кетеван Мгебришвили