Мелодия для скрипочки и флейты...
Страшит ее святая простота.
Два голоса, две вещих птицы смерти,
Два ангела и – райские врата...


Говорят, возвращаться – плохая примета, но только не в город детства, юности, первой любви и первых стихов. Город, где остались голоса друзей, разговоры по душам и песни, боль когда-то бежавших из Карса предков, корни... Где родной дом, мама и брат. Он вернулся через 25 лет, пройдя через жизненные передряги, болезнь, поиски себя и своего места в жизни. Вернулся возмужавший, поседевший и мудрый, скромный, улыбчивый и добрый и раскрыл жаркому тбилисскому солнцу свои объятия. Правда, вернулся на время... С возвращением, Юрий! Излишне задавать вопросы о том, скучал ли он по родным местам, когда у него есть такие строчки-воспоминания:
Сашик с Людой жили-были,
Жили на Марджанишвили.
Где железные ворота,
Там, где вывеска «Плиссэ»...
Все прошло бесповоротно –
Нет ворот и подворотни.
Было все, конечно, было,
Да давно и как во сне...

Или такие:
Обметает дворы и покатые крыши.
Пыль к земле прибивает рыдающий дождь.
Облетают во тьме сололакские вишни...
Синеокая Нана, о чем ты поешь?..

Или вот – другу:
...Но тебе не избыть ни любви, ни печали.
Твой удел –это жгучая боль бытия...
Ты в тенетах судьбы, словно рыба-цоцхали,
Что сверкает под солнцем в сетях рыбаря...

Юрий Санников вернулся и привез свои замечательные стихи и песни, простые и сложные, философские и мудрые.

Вселенной живой многогранник
И золото звездной купели...
Я – только паломник, я – странник
Иду и не ведаю цели.

Он – странник на извилистых дорогах жизни, ищущий себя и Бога, красоту, ответы на мучающие вопросы. В нем какая-то неприкаянность и бесконечное одиночество в этом вечном поиске... Так и говорит: «Все стихи и песни написаны от чувства одиночества и тоски».

...Я дорогу давно позабыл к своему очагу,
Но сейчас вспоминаю родную деревню невольно...
Мне не больно, под ветром стою на пустом берегу,
И так сердцу легко, одиноко ему и спокойно.

Юрий Санников родился в Новокузнецке, потом семья переехала в Тбилиси, где он жил до семи лет. Три года жили в Индии: отец работал на заводе тяжелого машиностроения. Вернулись в Тбилиси. Он пошел в математическую школу им. И. Векуа. После окончания школы уехал в Москву, поступил в МИФИ, женился и перевелся в Тбилисский университет на физико-математический факультет, стал геофизиком. Супруга окончила Академию художеств, работала в оперном театре. Казалось бы, живи и радуйся, но он снова собрался в дорогу, на этот раз – на север, в маленькую деревушку под Архангельском. «Хлопнув дверью, уйду я из отчего дома,/ Где в крапиву и жимолость прячутся стены...».
– От Архангельска добирались поездом, потом на автобусе, на пароме, – смеется он. Устроился в местной школе учителем математики. Там, на севере, никто не мог понять, почему человек приехал из теплого Тбилиси в такую глухомань и присматривались с подозрением. А дом молодых супругов – учителей стал центром, где собиралась молодежь, пели песни Окуджава, вели разговоры, засиживались допоздна. Однажды водитель грузовика остановил его и сказал: «Юрий Григорьевич, о вас говорят, что у вас подпольный кружок». Это был 86-й год. И однажды пришла повестка: прийти с вещами в милицию. «Я сидел и думал, как сообщить родителям и что делать? Но никуда не пошел, а позвонил, что получил странную повестку и ничего не понимаю – я всего лишь учитель школы», – вспоминает Юрий. Ответа ждал 40 минут, в конце концов ему ответили, что перепутали фамилию и адрес. Видимо, проверяли, как он себя поведет, ждали, что испугается, побежит...
Почему именно Архангельск? «Где-то в 80-м году Армен Зурабов, который читал все, что я писал, дал мне телефон Вадима Валерьяновича Кожинова – это был ведущий критик в России, занимался именно стихами. Я попал к нему в Москве. Сейчас думаю, как я посмел пойти к нему с первыми неумелыми стихами, но он подарил мне три часа. Он меня поразил: читал Данте по-итальянски, Катулла на латыни... И он сказал такую фразу: «Невозможно жить в Тбилиси и писать русские стихи». Тогда и решил уехать в российскую глубинку, и никогда об этом не пожалел. Теми впечатлениями я питаюсь до сих пор». И действительно, первые серьезные вещи он написал именно там.
Спустя время Анна Смирнова, супруга Армена Зурабова, познакомила меня с поэтом Юрием Левитанским. Он посоветовал мне поступить в Литературный институт. Но в институт я так и не поступил. Кто-то сказал, в литинституте готовят профессиональных читателей», – смеется он.
Поездка на север была фундаментальной для Юрия, ведь это был совершенно другой мир, «другая планета», как он говорит. Особенно после Тбилиси. «Однажды в школе решили пойти на лыжах на восьмое озеро – там такая система озер, – вспоминает он. – Я на лыжах второй раз в жизни. На улице – минус 35 мороза. Все ушли вперед, а я медленно иду, т.к. быстро не умею. Тут началась вьюга, лыжню занесло, стою и не знаю, куда идти. А там волки, медведи. Хорошо, угадал направление и пошел правильно. Тут навстречу вышли коллеги – догадались, что отстал. А на озере – охотничья избушка, которая вся в инее изнутри, но в избе топор, пила. Срубили сухую сосну, развели огонь. Скоро стало так жарко, что разделись по пояс. Сидим, смотрим в окошко – сосны гнутся до земли, такая вьюга, и пьем спирт для согрева, который кажется водой, оттого что легкие заледенели и как-то очистились. И вот тогда впервые в жизни мне показалось, что я разгадал тайну мирозданья. Вот в этой заброшенности и в то же время – единении с природой. Вот такая была фантастическая эйфория». Жена всегда была рядом, над ней подшучивали и называли «женой декабриста». Жене и дочери посвящены очень теплые и нежные строчки.

...Совершается нечто...
Полуночный всадник летит,
В грязной пене и в мыле
Эпоха грызет удила...
На руках у меня
Моя нежная женушка спит.
Мне дочурку она
На закате вчера родила.

И «Колыбельная» для дочери:

На реке туман. Слышен плеск весла.
За окном скрипит старая сосна.

Рыбаки плывут по ночной реке.
Плещет под луной рыба в тростнике.

Тени на стене. Гаснут облака.
Стынет на окне кружка молока.

Я спою тебе, лампу потушив.
Спи, мой мотылек, крылышки сложив.

Там, на севере, были опубликованы и первые стихи...
Прошли три года и супруги вернулись в Тбилиси, работали, а потом началась перестройка и борьба за существование. Решили снова уехать. Сначала в Москву, затем в Петербург, где они и живут по сей день.

...Твоих коммуналок ковчег ледяной
Качаясь, плывет над полночной Невой.
Два северных сфинкса тебя стерегут,
Два сфинкса, две тайны – печаль и уют.

Наконец, Юрий нашел тихую гавань в одной из петербургских школ, где он преподает математику. Ученики обожают своего необыкновенного учителя, который может сказать: «Забудем сегодня о логарифмах» и читает стихи. Его слушают, с ним делятся, обсуждают волнующие темы.Говорят о самом разном, но и о математике, конечно, не забывают. Многие его ученики поступили в высшие учебные заведения. «Дети и работа помогают мне жить», – говорит Юрий, и очень гордится и тем, и другим. Как-то в гости пришла дама – завуч одной из школ – и сказала, что стесняется своей профессии учителя. Юрий так возмутился, что написал песню.

Одарен я завидной судьбой,
И в страну, где цветут незабудки
Я детей уведу за собой...
У меня есть волшебная дудка...

Стихи он писал всегда, а песни стал писать в конце 90-х. Однажды на концерте подошла пара – обоим было за 80. Сказали, что прошли лагеря и что песню «Щелкает челюстью время» он написал о них. Было очень приятно. Тема репрессий и лагерей близка Юрию, в то время пострадали его родственники.

Все по воле Господней,
И только по ней:
Тусклый свет преисподней
И тоска лагерей.
Лагеря да погосты,
Лагеря да кресты,
И сугробы, и кости
Воркуты и Читы...

«У меня предки армяне и русские. Мой русский дед уходил с Колчаком от «красных», а в советский период больше трех лет не жил на одном месте – боялся, вдруг узнают, что служил Колчаку. А армянский дед был известным фармацевтом. Когда в 70-е годы заходил в аптеку, меня спрашивали, не внук ли я того самого Ивана Петровича Пилосяна – все старые фармацевты его помнили. У него у самого когда-то аптека была в Батуми, и в Тифлисе он работал аптекарем. А брат моей армянской бабушки в 16-м году уехал в Италию и дослужился до кардинала. Во время Второй мировой войны он приезжал повидать сестер. Это держалось в строгой тайне. Бабушка из армян-католиков. Это была купеческая семья, бежавшая из Карса во время резни. Вот такая история семьи...», – говорит он. Армянской тематике посвящены замечательные стихи.

...Армения, судьбе наперекор
Стоишь ты, сотворенная из камня,
Из корневищ вспоенных кровью гор.
Пусть Промысел до времени таится –
Взрыхляет души музыка, как плуг...
Благословил Господь твою десницу,
Лозу и Крест, и плачущий дудук!

И еще:
...Не спасли ни Господь, ни любовь.
Словно память, черна моя кровь.
Голос твой раздается вдали...
Мое сердце с тобою, Ани...

А вот строки из стихов о Холокосте.
Нет, печаль несладима, этот плач несладим
Дщери Эршалаима, я ваш пепел и дым.
Дщери Эршалаима, я ваш пепел и прах,
Я сгорел вместе с вами в нацистских печах.
Горе мне! Я не спас стариков и детей.
Обезумел. Я – там, среди черных костей.
Мой расколотый разум, как пламя, угас...

Он пишет обо всем, что не может оставить равнодушным настоящего человека – о страшном, печальном, красивом, добром... В его поэзии боль всего человечества, запахи жизни и поиск смысла, поиск Бога, себя в этом странном мире, замешанном на разных языках, культурах, религиях...

...Славяне, тибетцы, евреи, арабы и копты,
Сандал я и ладан в пропорциях равных смешаю...
И что мне ответят, коль спросят презрительно:
– Кто ты?
Я капельки крови своей по Земле собираю.

Но, пожалуй, вернемся в Тбилиси!
Считает ли он себя тбилисцем? – «Конечно! Но в изгнании. Знаете, чего мне там не хватает? Тбилисской компании, несмотря на то, что есть круг. Но нигде так не сидели и не общались, как в Тбилиси. А еще не хватает тбилисских гроз и ливней». Юрий замечает, что город изменился, но в то же время остался таким же. «К сожалению, для меня Тбилиси стал городом воспоминаний. Хожу и вспоминаю: вот здесь жил тот-то, но уже умер или давно уехал... До семи лет я жил на Калинина, 23. Недавно друг привел меня в этот двор. Из окон квартиры, в которой мы жили, выглянул мужчина и спросил, кого мы ищем. Я сказал, что жил в этой квартире 50 лет тому назад. Он спустился, разговорились и оказалось, в этом дворе на первом этаже жил его дядя – Яша, который был младше меня на три года и с которым я играл в детстве! Как хорошо, что есть люди, с которыми можно вспомнить что-то радостное из детства».

...Тоска и печаль, растворенные в звуке, –
Какая-то смутная память о детстве...
Плывет по реке пароходик разлуки,
И в муке прощанья заходится сердце.

Юрий Санников публиковался в журналах «Нева», «Невский альманах», ежегоднике «Окно», издал две книги, выступал с песнями на радио. Первый поэтический сборник «Все по воле Господней» вышел в 2006 году, во второй – «Вселенной живой многогранник» вошли стихи и песни последних лет.


Анаида ГАЛУСТЯН