Старинному другу журнала «Русский клуб», замечательному автору, чьи статьи на протяжении многих лет украшают страницы нашего журнала Эмзару Квитаишвили – 85 лет. Поздравляем с юбилеем, желаем здоровья, долгих лет жизни и творческой активности!

Непосредственность и очарование любовной лирики Анны Ахматовой бесподобны. Признаюсь, при чтении Блока, Цветаевой, Пастернака, Мандельштама я не испытываю такой силы наслаждения и удовольствия. Необычно у нее отношение ко времени; многие  стихотворения настолько глубоки, что вызывают пронзительное и нескончаемое чувство боли и тебя словно окатывает холодом.
Мало кто из поэтов может так выражать грусть и сожаление по тому, с кем расстался, по тому, что потерял. Всего несколько мужчин были в ее жизни, которые соответствовали ее натуре и духовной высоте (талантливейший критик Николай Недоброво рано отошел в «царство тьмы» из-за тяжелой формы туберкулеза, Борис Анреп и Артур Лурье  покинули Россию с первой волной эмиграции). Она никогда не прятала и не скрывала своего отношения ко многим.
Кто смог бы так, с только ей свойственной смелостью и безошибочным тоном высказывать избранной личности  упрек, тонко смешанный с лаской. И никто не сможет отыскать в этом фальши ни на йоту.
Ты письмо мое, милый,
не комкай,
До конца его, друг, прочти.
Надоело мне
быть незнакомкой,
Быть чужой на твоем пути.

Подобные отношения порой имеют форму диалога, и деликатность при этом ни на секунду не теряется, каждая фраза выверенная и до крайности емкая, сжатая; ремарки в большинстве своем скупые.
Я спросила:
«Чего ты хочешь?»
Он сказал:
«Быть с тобой в аду».
Я смеялась:
«Ах, напророчишь
Нам обоим, пожалуй, беду».
В стихах Ахматовой каждая мелочь приобретает другое звучание, запоминается навсегда. В жестко созданной тесноте пустому слову места не найдется, беспрепятственно, словно песня, льется стих и оставляет в душе невиданную до той минуты горечь.
О тебе вспоминаю я редко
И твоей не пленяюсь
судьбой,
Но с души
не стирается метка
Незначительной
встречи с тобой.
Можно найти в ее стихах достаточно много таких эпизодов, но даже приведенных отрывков достаточно, чтобы убедиться, какова сила и притягательность  лирики Анны Ахматовой, отличающейся классической безыскуственностью и непосредственностью.
Кто сосчитает, сколько унижений и притеснений выпало ей – большой творческой личности, что испытала обладательница тончайшего душевного строя в годы  удушающей атмосферы, но при этом никогда она не избегала и не сторонилась мук и переживаний; не последовала ни за одной волной эмиграции и до конца, добровольно несла тяжелый крест, который был неотъемлемой частью жизни тех, кто остался на родине.
Примером гражданского героизма и мужества навсегда  останется блестящая статья Андрея Платонова – писателя, наделенного неповторимым талантом и особенным мироощущением, гениального прозаика с поэтическим стилем о творчестве  всесторонне в тот период табуированной Анне Ахматовой,  статья, в которой ясно представлена суть ее поэзии со всеми особенностями...
Какие светлые строки она посвящала своим духовным друзьям, знаменитым  братьям по перу. Болезненно Ахматова переживала судьбу  безбожно истязаемого Осипа  Мандельштама.  Мандельштам оставил нам не одно стихотворение о Петербурге (Петрополе), заряженное взволнованным и трагическим предчувствием  и именно оно – это предчувствие –  оживает в обращенных Анной Ахматовой к нему магических строках. Мы словно оказываемся во владениях того света – с поражающей быстротой выстраиваются и уносятся в бесконечность инфернальные, покрытые сумеречной мглой картины.
Это наши проносятся тени
Над Невой, над Невой,
над Невой,
Это плещет Нева о ступени,
Это пропуск
в бессмертие твой.
Так же, как к брату обращается она к «большому ребенку» Борису Пастернаку, обуреваемому ненасытной жаждой  жизни человеку, который не задумываясь помогает всем, кому трудно (кто подсчитает, сколько семей его погибших друзей оказывались на его попечении). Ахматова прекрасно знала натуру Пастернака, его презрение к шуму вокруг себя, к славе  и именно этим знанием продиктованы ее строки:
Здесь все тебе
принадлежит по праву,
Стеной стоят
дремучие дожди,
Отдай другим
игрушку мира – славу,
Иди домой и ничего не жди.
Именно этим измеряется и наполнено дружеской тональностью другое, достаточно большое стихотворение, в котором явственно проступает облик Пастернака, его зримый портрет и характер. Но более всего заслуживает внимания финальная строфа, точно передающая обилие его духовных щедрот, его человеколюбие.
Он награжден каким-то
вечным детством,
Той щедростью
и зоркостью светил,
И вся земля была
его наследством,
А он ее со всеми разделил.
В десятые годы прошлого века Марина Цветаева посвятила Анне Ахматовой, пребывающей на пике признания и славы большой цикл стихов, удостоверяющих ее беспредельный восторг. Цветаева с проницательностью предсказательницы назвала ее «Музой плача» и было бы неловко не ответить на столь подчеркнутое почитание. Анна Ахматова дала достойный ответ знаменитому поэту в своем несравненном цикле «Венок мертвым», хотя и случилось это позже и название у посвящения соответствующее «Поздний ответ».
И с первых же строк становится ясно, как любила Ахматова трагически ушедшую Цветаеву, как понимала пройденный ею тернистый путь и безрадостную судьбу. Ахматова и себя, вместе со многими невинными считает в числе погибших, и ее воображение  воспроизводит грандиозную траурную картину, где по улицам столицы империи в полночь жертвы невиданных доселе репрессий идут, ведомые двумя гениальными поэтами.
Поглотила любимых пучина,
И разрушен
родительский дом.  
Мы с тобою сегодня, Марина,
По столице полночной идем.
А за нами таких миллионы
И безмолвнее шествия нет,
А вокруг
погребальные звоны
Да московские
хриплые стоны
Вьюги,
наш заметающий след.
Стремление к славе Ахматова ни во что не ставила и это не раз она подчеркивала; если бы это не было так, еще в молодости (1922) она не написала бы такие строки:
Как хочет тень
от тела отделиться,
Как хочет плоть
с душою разлучится,
Так я хочу теперь
– забытой быть.
Летом  1942 года в небольшом, но очень сильном цикле написанных в Ташкенте стихов «Луна в зените», в одном из них драматическом,  без названия («Какая есть. Желаю вам другую...»),  хотелось бы выделить три строчки, в которых представлена вся ее натура, характер, отличный от многих миниатюрный потрет:
Целительница нежного
недуга,
Чужих мужей
вернейшая подруга
И многих
– безутешная вдова.
...Своих погибших друзей она всегда, как и Пушкин, вспоминала с болью в сердце и так же, как и он остро и горестно переживала потерю близких. Невозможно не привести печальную перекличку с любимейшим ее Пушкиным  четыре строчки шедевра Ахматовой:
Когда я называю
по привычке
Моих друзей
заветных имена,                         
Всегда на этой
странной перекличке
Мне отвечает только тишина.
Она всегда писала о том, что было ею пережито и прочувствованно. Вспомним, как безропотно и сдержанно говорит она о приближении неотвратимости конца, завершения жизни:
А как музыка звучала,
Я очнулась – вокруг зима.
Стало ясно, что у причала
Государыня – смерть сама.
После этих строк всего год провела Анна Ахматова в ожидании «государыни»...


Эмзар КВИТАИШВИЛИ