|
Те, кто читает «Саквояж», знает, как любит автор перемещения во времени и пространстве. Хотя настало время и ситуация, когда пространство оказалось закрыто по всем известной и тяжелой причине. А вот перемещаться во времени остается нашим удовольствием.
И мы едем в Париж. Конец XIX-начало XX века. И знакомимся с тем, кого называли отцом и духовным наставником импрессионистов.
Трудно найти человека, который не любит картины импрессионистов. Пейзажи, изображающие знаменитый «Бульвар Монмарта» в разное время года, считаются подлинными жемчужинами в истории живописи. Подобно Клоду Моне, Камиль Писсарро любил писать один и тот же вид в разное время дня – то в солнечном свете, то в сумерках, пустынные улицы или же заполненные пешеходами. Он любил Париж с его непрекращающимся движением – бегом экипажей, ходьбой прохожих, струящимися потоками воздуха и игрой света. Художник снимал для этого номер в гостинице Гранд Отель де Рюсси. Рассматривая вид Парижа из одного и того же окна, он показывает его нам утренним и дневным, вечерним и ночным, залитым солнцем и в пасмурный день.
Вся серия состоит из тринадцати замечательных полотен. Стоит отметить, что в то время было принято обязательно изображать знаменитые памятники, архитектурные постройки, скульптуры. Писсарро раскрывает перед нами пространство уходящего вдаль бульвара, и мы словно слышим движение и шум экипажей, заполняющих широкий бульвар. Изображая избранный глазом художника уголок города, Писсарро не мыслит его без людей и их повседневной жизни. Картина «Площадь Французского театра» и «Оперный проезд» заполнены людьми. И мы можем разглядывать спешащих по своим делам парижан.
Можно сказать, что импрессионисты первыми ввели во французское искусство городской пейзаж. И что важно, в этом особенная заслуга К. Писсарро. Свет и воздух – ведущая тема в творчестве Писсарро. Он стремился писать и заканчивать свои пейзажи не в мастерской, а прямо на пленэре. «Я никогда не сомневался, что было основой пути, которым мы инстинктивно шли. Изображение воздуха», – говорил Пассарро. Считается, что именно Камиль Писсарро выработал основные принципы, повлиявшие на формирование импрессионизма, и оказал влияние на многих художников-новаторов: Поля Гогена, Эдгара Дега, Поля Сезанна, раннего Винсента Ван Гога. Камиль Писсарро был патриархом в кругу импрессионистов, но дело здесь не в возрасте, – он был всего на 2 года старше Мане, вставшего во главе нового движения, – а в том, что основы новой живописи разработал именно Писсарро. Но главное, почему его называли наставником: он отличался удивительно спокойным, сердечным, отзывчивым характером.
По отношению ко многим молодым художникам Писсарро был учителем и другом. Он советовал, помогал, учил внимательному отношению к работе. При этом обладал тонкой интуицией, безошибочно угадывая наличие или отсутствие способностей и таланта. О нем говорили, что он обладает исключительным педагогическим талантом. «Писсарро был таким выдающимся педагогом, что научил бы рисовать даже камень»,– говорила о нем художница Мэри Кэссет. В значительной степени под влиянием Писсарро, под влиянием его теорий и техники Ван Гог не только примет открытия импрессионистов, но и основательно изменит колорит и стиль своих работ, возьмет на вооружение свойственное импрессионистам богатство тонов и яркость света.
Камиль Писсарро – всемирно известный пейзажист. Но среди его городских пейзажей Парижа и сельских видов встречаются и портреты. Об одном из них хотелось бы рассказать. Эжен Мурер зарабатывал на жизнь благодаря своей кондитерской. Но больше любил искусство. Писал романы, рисовал картины. Дружил с импрессионистами. И кормил особо голодных из них. Те в благодарность дарили ему свои картины. Картины, которые пока никому не были нужны. Писсарро был из числа таких голодных художников. Он очень нуждался. Его работы покупали крайне редко. А дома его ждали жена и семеро детей. Мурер придумал, как помочь другу. В своей кондитерской он решил устроить лотерею. За входной билет на мероприятие нужно было заплатить 1 франк. В качестве призов Писсарро передал Муреру 4 свои картины.Удалось продать 100 билетов. Семья Писсарро получила 100 франков. По тем временам это были хорошие деньги, равные двум месячным зарплатам почтальона. Жена Писсарро была очень благодарна Муреру. Но самое забавное случилось уже на самом розыгрыше. Молодая девушка выиграла одну из картин Писсарро. Однако дальновидности ей не хватило. Она обменяла ее на пирожное. И картина досталась Муреру. Тяжелая история. Но гораздо более неприятная история случилась с Писсарро еще до курьеза с лотереей.
Когда началась франко-прусская война, Писсарро с семьей бежал в Англию. Когда они вернулись в 1871 году, художник обнаружил свою мастерскую в ужасном состоянии. Солдаты бросали его картины на пол и ходили по ним ногами. Большую часть полотен он нашел в навозной куче во дворе. Уцелело лишь 40 работ из 1500.
Но сладкий вкус признания ему удалось почувствовать еще при жизни. Ему уже было за 60. Особенно охотно покупали его городские пейзажи Парижа. Всего же Писсарро оставил после себя тысячи картин. Это был не только великий художник, но и человек необычайной моральной силы, умеющий преодолевать удары судьбы и нищету. «Работая, я забываю все горести и печали. Я даже просто их не знаю. Страдание подчиняет себе только бездельников», – таким было кредо жизни выдающегося художника.
Анастасия Эристави |
|
Долой Эйфелеву башню!
Его книги прятали от своих сыновей многие родители, чтобы мальчики не вычитали чего-нибудь плохого. Ибо в его рассказах и романах было написано немало об отношениях полов. Правда, умные родители не создавали явных запретов и хотя и не рекламировали, но тем не менее не прятали книжки этого французского писателя в ящик под ключ. И знаете, по ознакомлению с ними тайком под одеялом, почему-то этот «сладкий плод» не оказался таким уж заманчивым. Хотя любовные приключения беспринципного авантюриста Жоржа Дюруа из романа «Милый друг» вызывали взволнованный мальчишеский интерес и, как ни странно, сочувствие. Да, великий французский писатель Ги де Мопассан – автор бесчисленных блестящих рассказов, был великолепным рассказчиком. Сам Лев Толстой это отмечал, скромно считая его в этом аспекте творчества гораздо талантливее себя. Им восхищались многие – и Тургенев, и Чехов, и Маяковский с Блоком, ему вначале своего творчества почти напрямую подражал Исаак Бабель. Хотя в советское время считалось, что Мопассан был вначале излишне натуралистичным, а после эволюционировал от натурализма к декадентству – эстетизации всего болезненного и уродливого. Но факт остается фактом, Ги де Мопассан признан одним из крупнейших писателей во французской литературе. Он родился в лотарингской дворянской семье в августе 1850 года в старинной усадьбе около Дьепа в Нормандии, куда задолго до его рождения перебрался с близкими его прадед. Мальчик с самого детства подавал большие надежды, хотя сначала его отдали учиться в… семинарию, как это ни забавно звучит, учитывая жизнь, которую Ги прожил. Впрочем, его оттуда быстро отчислили – слишком жизнелюбивый характер! Отучился он в руанском лицее, где его полюбили и поддерживали в начальных литературных опытах. Но первым и настоящим его наставником, что в юности, что уже в молодости стал друг их семьи знаменитый писатель Гюстав Флобер. Юный Мопассан отправился в Канн учиться праву, но началась франко-прусская война, которую он прошел от первого до последнего дня простым рядовым. После войны его семья разорилась, и молодому человеку пришлось пойти работать в Морское министерство, где он и прослужил больше десяти лет. И параллельно с работой Ги занялся написанием рассказов, которые сначала относил Флоберу на рецензию, а тот велел их без конца переписывать и никому не показывать, пока они не станут лучше. Прошло шесть лет, и наступил тот день, когда маститый писатель и наставник сказал: «Все, пора!» И Франция узнала своего очередного литературного гения. Мопассан сразу понравился читающей публике и обрел громадную славу и большой успех. Его заработок достигал 60 тысяч франков в год. Мопассан считал своим долгом финансово поддерживать мать и семью брата. Но разнузданный образ жизни быстро подорвал здоровье писателя; он заболел неизлечимой в то время болезнью – сифилисом, последствия которого и свели этого блестящего человека в могилу в возрасте всего сорока двух лет. Но кроме последних двух лет, когда его накрыла волна безнадежности и депрессии, Мопассан был веселым, жизнерадостным и остроумным. Он в газетах яростно ругал Эйфелеву башню, призывая ее разрушить и называя «безобразным скелетом». Но частенько его видели в ресторане на втором уровне этой громады, а он оправдывался, объясняя, что здесь единственное место, где эту уродину не видно.
Вердикт: не виновен!
А за сто лет до Мопассана родился один загадочный и ненавидимый решительно всем человечеством человек. О нем написано много книг. Его считают подлым отравителем и символом черной зависти к гению великого Моцарта, негодяем, который не имея природного таланта, добился успеха упорством, «алгебру гармонией разъяв», и коварными интригами. Мы говорим об Антонио Сальери. Это был итальянский композитор и дирижер, работавший всю жизнь в Вене, в окружении гениальных коллег – Глюка, Моцарта, Йозефа и Михаэля Гайднов. Он был сыном состоятельного колбасника из Леньяго близ Вероны. Но его родители рано умерли, и юный Антонио был взят на воспитание в семью друзей отца – богатых венецианцев, которые дали ему хорошее воспитание и начатки музыкального образования. А один из их добрых приятелей – придворный композитор императора Иосифа II Флориан Гассман принял участие в судьбе талантливого сироты и увез его к себе в Вену, став ему вторым отцом. Он занимался с ним композицией и помогал совершенствовать игру на разных инструментах. Гассман, входивший в узкий круг приближенных, с которыми почти ежедневно музицировал император, и ввел в этот круг Антонио, тем самым положив начало его блестящей придворной карьере. В итоге Антонио Сальери стал высокопоставленным музыкантом и композитором, влиятельным придворным, обласканным двором. Его считали выдающимся симфонистом, и его оперы пользовались большой популярностью. И если у кого-то из двоих, Моцарта и Сальери, был повод завидовать друг другу, то это у Моцарта к успехам Сальери, а не наоборот. Сохранились письма Вольфганга, где он с горечью писал про засилье при дворе итальянцев, и что честному австрийцу сквозь них никак не пробиться. Да, Сальери, в отличие от Моцарта, похоже не был в детстве вундеркиндом, но вряд ли это было поводом к такой страшной литературной мести, как в «Маленьких трагедиях» у Пушкина или в «Амадеусе» у Питера Шеффера. По воспоминаниям современников, Сальери был совсем неплохим человеком, не чуждым товарищества с коллегами. С Моцартом они были, если не друзьями, то добрыми приятелями. Они даже однажды совместно написали музыкальную миниатюру в подарок одному значительному лицу. Они посещали все премьеры друг друга. А когда Сальери назначили директором оперы, то он вернул на сцену «Женитьбу Фигаро» Моцарта, ранее снятую из репертуара театра. Сальери был также одним из немногих, кто пришел проститься с умершим Моцартом и принял участие в судьбе его семьи. Он был учителем Франца Ксавера – сына Вольфганга и Констанции, причем не брал за уроки денег. Сальери вообще оказался замечательным преподавателем. Среди его учеников были Бетховен, Шуберт и Франц Лист. И конечно же, как доказало специальное профессиональное расследование, проведенное в конце ХХ века, он не отравил гения и даже не принимал участие в интригах против Моцарта. Сальери был и неплохим человеком, и приличным музыкантом. Хоть и не гением, но, как бы сейчас сказали, «крепким профессионалом». Что же до обвинений в убийстве, то в этом оказался виновен… сам Сальери. За два года до смерти он сошел с ума и был помещен в клинику душевнобольных, где якобы обвинял себя в смерти Вольфганга. Но, кроме нашего гениального Пушкина, все современники это сочли ерундой и бредом больного. Вот так!
Великий врач и человек
Средневековому персидскому ученому, философу и гениальному врачу, которого мы знаем под европеизированным именем Авиценна, 16 августа исполняется 1040 лет со дня рождения. На самом деле его звали Абу Али Хусейн ибн Абдаллах ибн Сина, или попросту Ибн Сина. Этот глубокий мыслитель и представитель восточного аристотелизма был придворным врачом саманидских эмиров и дайлемитских султанов. Как и многие восточные мудрецы, Авиценна был разносторонне образованным человеком и проявил себя в разных областях знания. Кроме медицины, он был музыкантом, астрономом, логиком, математиком и поэтом. Уже в десять лет мальчик наизусть знал Коран и занимался законоведением. Причем многие взрослые приходили советоваться к юному умнику. Он даже самостоятельно изучал «Метафизику» Аристотеля, сначала безуспешно, но потом он прочитал комментарии к ней Аль-Фараби и во многом разобрался. А позднее в его жизнь пришла медицина – в шестнадцать лет он был приглашен лечить Бухарского эмира. Вот как он об этом написал: ««Я занялся изучением медицины, пополняя чтение наблюдениями больных, что меня научило многим приемам лечения, которые нельзя найти в книгах». Жизнь Авиценны была бурной. После падения Бухары и гибели династии Саманидов, он оказался «в бегах» из-за отказа пойти на службу к захватчикам-газневидам. Ибн Сина скитался немало лет, переезжая из города в город, где занимался лечением больных и оттачивая свое врачебное искусство. Он занимался также наукой и писал свои книги. Иногда даже в седле во время долгих переездов. А в тридцать пять он осел на десять лет в Хамадане, где приглянулся тамошнему руководству и даже был назначен визирем – кем-то вроде министра здравоохранения. Врагов и завистников, естественно, появилось несчетное число. Против Авиценны интриговали, ему грозили судом и даже смертью. Владыка же казнить врача не дал, а лишь отправил в изгнание. Но через месяц, когда у него наступило ухудшение болезни, повелел найти, привезти и вернуть министерский статус. После смерти этого эмира с Авиценной попытались свести счеты и даже заточили на полгода в тюрьму. Ему удалось вырваться с помощью друзей и последние четырнадцать лет от прожил более или менее спокойно в Исфахане при дворе тамошнего владыки – своего давнего приятеля. Он не только лечил людей, но строил больницы и основал медицинскую школу, где сам и преподавал, но даже ходил с эмиром в военные походы. Там же он и завершил многие из своих научных, философских и поэтических работ. В частности, свой фундаментальный труд «Канон врачебной науки». К сожалению, многие из его рукописей сгорели во время нашествия газневидского войска. Авиценне вместе с исфаханским эмиром приходилось немало воевать. А из одного похода Ибн Сина не вернулся – самого себя от болезни почек он вылечить не сумел. Он умирал у обочины дороги на руках у случайных людей. Авиценна продиктовал свое завещание незнакомцу, в котором отпустил всех своих рабов на свободу, поделив все свои богатства и сбережения между ними и городскими бедняками. Вот одно из его пророческих рубаи:
«От праха черного и до
небесных тел
Я тайны разглядел мудрейших
слов и дел.
Коварства я избег, распутал
все узлы,
Лишь узел смерти я распутать
не сумел».
Авиценна был похоронен у городских ворот города Хамадана, но уже через восемь лет был с почетом перезахоронен в Исфахане в эмирском мавзолее.
Роб Авадяев |
|
|
Хоть и существует расхожее выражение, что театр родился на площади, тем не менее первое крытое театральное здание было построено римлянами в Помпеях уже в I-III вв. до н. э. Поэтому нет ничего удивительного в том, что главный вопрос, который стал перед создателями русского театра в Грузии 175 лет назад, касался театрального помещения.
Уже в 1844 году обсуждалась перспектива постройки театрального здания. Тифлисский архитектор И. Иванов разработал соответствующий проект, однако реализовать его не удалось. Взамен этого было решено переделать в театр Манеж, и автором данного проекта тоже стал Иванов. Манежный театр на 340 мест был открыт в 1845 году. «Он имел полукруглый зрительный зал, нетипичные яруса и боковые ложи. Театр Манежа располагался на территории верхней части здания парламента (пр. Руставели, N8)» (И. Ниорадзе. Театральная архитектура в Грузии, 2005, с. 206).
Театр Гавриила Тамамшева
Но уже 15 апреля 1847 года было начато строительство большого каменного театрального здания на Эриванской площади – по проекту итальянского архитектора Джованни Скудиери на средства армянского мецената, купца 1-й гильдии, почетного гражданина Тифлиса и Ставрополя, коммерции советника, кавалера ордена Станислава 3-й степени Гавриила Ивановича Тамамшева. Выполнение лепных работ было доверено «лучшим персидским штукатурам» по утвержденным эскизам и детальным чертежам, разработанным художником Григорием Гагариным. Расписывать зал и фойе по его же эскизам было поручено живописцу Михаилу Трощинскому. По окончании работ коридоры и внутренняя часть лож были покрыты восковой мастикой «такого свойства, что от неизбежного обтирания стен посетителями стены не только не будут мараться, но напротив того, от трения получают больше лоску». Люстра была заказана в Париже, и для ее транспортировки были использованы 12 ящиков весом 1.218 кг. «Люстра была доставлена из Парижа в Марсель, затем морем через Одессу и Редут-кале, а оттуда перевезена в Тифлис на обывательских подводах в исходе 1851 года».
8 ноября 1851 года состоялось открытие нового театра. С этого дня здесь выступали артисты трех трупп – русской драматической, грузинской и итальянской.
Тамамшевский театр просуществовал всего двадцать три года. 11 октября 1874 года случился пожар. Генерал-майор Владимир Антонович Лимановский доложил в своем письме Его Императорскому Высочеству (послание датировано 12 октября 1874 года): «Караван-сарай и находящийся внутри онаго Зимний театр со всеми при нем помещениями сгорел совершенно. Остались одни голые стены. От загоревшихся лавок, еще в начале пожара, проник в драматическую библиотеку и гардероб. Дым такой густой, что нельзя было дышать; поэтому ни книг, ни гардероба спасти было нельзя. Из прочаго имущества, а именно: декораций, мебели, ламп, музыкальной библиотеки и инструментов вынесено все, что было возможно» (Государственный архив Грузии. Фонд 55, опись N1, N37).
Как рассказывает Ю. Кобяков в своих «Очерках из прошлого Тифлисского театра», 11 октября 1874 года запомнился тбилисцам надолго. В этот роковой день они наблюдали страшную картину, как «неумолимый огонь пожирал здание, 23 года составлявшее гордость Тифлиса». Предполагалось, что произошел поджог. Позднее выяснилось, что пожар начался в лавке, примыкавшей к театральной библиотеке, и огонь распространился так быстро, что о спасении нечего было и думать.
«В тот вечер должна была идти «Норма». Постепенно собирались артисты и хор. Примадонна Паппини разделась, чтобы приступить к гриму. Вдруг показался огонь». Через десять минут прибыла пожарная команда, однако в распоряжении брандмейстера были всего две бочки и две трубы, из которых одна испортилась уже в начале пожара. Лестниц также не было. Не оказалось воды и в бассейне на Эриванской площади. Героями на этом пожаре оказались тулухчи (водовозы. – И.Б.), которые бессменно в течение шестнадцати часов возили воду из Куры.
Так перестал существовать Театр при Караван-сарае – так называемый Зимний театр. Было принято решение играть в Летнем театре, который пришлось наскоро перестроить. Он находился на улице Водовозной, в Инженерном саду, и весной 1877 года в Тифлисе вновь появилась русская драматическая труппа под управлением молодого актера-комика Сергея Александровича Пальма.
Представления и зимой, и летом теперь шли в деревянном здании Летнего театра с примыкающим к нему уютным садом. При театре не было фойе – в любое время года его заменял сад. А когда все билеты были распроданы, публика охотно покупала довольно дорогие входные билеты и располагалась в саду – желающих «посетить это место и поужинать в театральном буфете всегда было достаточно... В саду были фонтанчики, и он был самый прохладный уголок в Тифлисе» (Цит. по книге «Очерки из прошлого тифлисского театра»).
Однако, несмотря на реконструкцию, Летний театр все-таки не был приспособлен к холодам и стоял вопрос о строительстве нового здания. Был объявлен конкурс на лучший проект. Рассматривались разные места, подходящие для строительства: городской дом на Эриванской площади, инженерный дом на углу Барятинской и Водовозной улиц (рядом с Летним театром), площадки нижнего и верхнего Александровского сада, и, наконец, участок Зубалова, Читахова и Эминова на Головинском проспекте. В итоге театр решено было строить на Головинском проспекте.
Тифлисский Казенный театр
Первая премия досталась архитектору-академику из Санкт-Петербурга Виктору Александровичу Шретеру.
«Согласно условиям конкурса, с самого начала было определено, что здание должно вмещать не менее 1000 зрителей и быть решено в мавританском стиле. Оперный театр строился на протяжении шестнадцати лет».
18 февраля 1880 года проект был окончательно утвержден наместником, а в июле приступили к возведению фундамента. Средства, отпущенные на постройку, быстро иссякли, хотя у строящегося театра еще не было крыши, да и стены не были доведены до необходимой высоты. В итоге в 1884 году работы были приостановлены: пришлось обращаться в государственное казначейство за дополнительными средствами в размере 342.234 руб. Однако выделено было лишь 110.000 руб. В 1886 году здание было покрыто кровлей, но внутри не было ни полов, ни лестниц, ни сцены. Театр простоял незаконченным до 1894-го – в этом году поступили, наконец, бюджетные средства. В 1896 году работы были почти завершены, но здание не было оштукатурено и в этом виде простояло еще лет восемь. Тем не менее датой открытия Тифлисского казенного театра считается 3 ноября 1896 года.
На сцене Тифлисского Казенного театра до революции выступали как оперные, так и драматические артисты – в том числе Русская драма Н.Д. Лебедева, Труппа драматических артистов – Дирекция Е.Ф. Боур и А.И. Гришина, Товарищество русских драматических артистов под управлением Л.К. Людвигова и другие антрепризы.
Театр Артистического общества
А вот «Товарищество новой драмы» под руководством В.Э. Мейерхольда выступало в начале XX века на сцене питоевского театра Артистического общества (ныне здесь работает любимый всеми театр имени Ш. Руставели). Здесь играли разные труппы, в том числе с 1915 по 1923 годы Товарищество артистов русского театрального общества, ТАРТО – русский театр, которым руководил Александр Александрович Туганов (в 1921 году ТАРТО был преобразован в Русский академический театр).
Театр Артистического общества – это исполнение мечты знаменитого театрального деятеля, мецената Исая Егоровича Питоева. Ему хотелось, чтобы его любимый Тифлис был украшен театром особой постройки. Разработать проект он предложил именитым тифлисским архитекторам Корнелию Татищеву и Александру Шимкевичу. Последний и завершил целиком всю работу. Здание было заложено в 1898 году. Стиль – позднее барокко. Зал был рассчитан на 810 мест. Для осуществления лепных работ на фасаде и внутри здания были приглашены лучшие итальянские мастера. Вся мебель, зеркала, ковры, светильники и прочее были привезены из Европы и выполнены в единственном экземпляре по специальному заказу. Все самое современное оборудование для театра тоже было привезено из Европы, установку обеспечивала знаменитая немецкая фирма «Шукерт».
6 февраля 1901 года здание театра было торжественно освящено.
Газета «Кавказ» (N36) писала: «Сегодня мы можем наглядно убедиться, что у нас есть частная инициатива и частные капиталы в таких громадных размерах вкладываются в дело служения высшим общественным идеалам, в дело цивилизации».
В той же газете давалось подробное описание театрального помещения. Вот как оно выглядело накануне открытия театра: «С первого взгляда поражаешься необыкновенным изяществом и разнообразием многочисленных люстр, бра и прочих приспособлений для электрического освещения».
Вообще фирма «Шукерт», которой было поручено устройство освещения, не только блистательно выполнила свое дело с технической стороны, но и обнаружила тонкий художественный вкус и поразительное богатство в выборе всевозможных, строго соответствующих стилю комнат арматур…
«Помимо внешних достоинств и всевозможных удобств (в креслах партера, например, существуют даже особыя приспособления для шляп и биноклей), посетители нового театра имеют еще и то удобство, что могут сознавать себя в полной безопасности на случай пожара. ... при произведенной пробе, полный зал был очищен и все сидевшие в нем успели собраться на сцене через 1 1/2 минуты после команды «пожар». Кроме того, во всех помещениях в изобилии находились специальные противопожарные приспособления, и имелся собственный «паровой насос».
Как сообщала газета «Кавказ», пол сцены был сделан вращающимся, что давало возможность быстро менять декорации. Ненужные декорации через особый люк опускались прямо в склад, расположенный под сценой. Для освещения использовалось 1200 лампочек, кроме специальных ламп для особых световых эффектов. В театре был оборудован и громадный концертный зал, отделанный в стиле Людовика XV с грандиозными зеркальными окнами, выходящими на Головинский проспект, а также малый зал «в стиле эпохи директории». Далее находилась гостиная в стиле модерн, а налево – малая зала в стиле немецкого ренессанса и дамская гостиная в декадентском стиле..., изящная столовая в стиле ренессанс с сплошными зеркалами по стенам».
Банковский театр
На месте нынешнего театра имени А.С. Грибоедова стоял так называемый Банковский театр, или иначе Театр грузинского дворянства (кстати, этот отрезок проспекта с 60-х годов XIX века назывался Дворцовой улицей, а в советское время определенный период – улицей Коминтерна). Это здание в 70-е годы XIX века на свои средства построил армянский публицист и общественный деятель Григор Арцруни. В здании Грузинского дворянского банка находилось общество по распространению грамоты. В 1879 году зал этого здания был переделан в театр по проекту архитектора А. Фон-Скоина. В нем был открыт первый частный театр.
(Забегая вперед, отметим, что по некоторой информации, в 1905-1908 году «Банковский театр» был основательно реконструирован по проекту архитектора Христофора Тер-Саркисова (Сатунца). Фасад здания был богато декорирован. Среди прочего, имелись грифоны, скульптуры, гербы. Однако в 1914 году его постигла участь театра Тамамшева – он сгорел. Постройку восстановили, но многое было утеряно.
В 1935 году Тбилисский государственный русский театр, созданный в 1932 году и два сезона проработавший в помещении на улице Бесики, наконец обрел свой дом – в бывшем «Банковском театре»).
Газета «Тифлисский рабочий» рассказывает о том, как ТГРТ готовится к новому театральному сезону: «Тифлисский государственный русский театр полностью реорганизовал художественно-постановочную часть. Труппа обновлена и укомплектована высококвалифицированными актерами. Создано постоянное художественное руководство, в то время как в прошлом году отдельные постановки поручались приезжим режиссерам. В текущем году театр получает собственное помещение по улице Коминтерна N5 (то есть, помещение «Банковского театра». – И.Б.). Помещение заново оборудуется. При этом учитываются требования передовой театральной техники и культурного обслуживания зрителя. В этом году театр покажет из классиков мировой драматургии трагедию Шиллера «Заговор Фиеско». В спектакле будут заняты почти все ведущие актеры обновленной и усиленной труппы. Далее из классического репертуара намечены «Свадьба Фигаро» Бомарше, «Маскарад» Лермонтова и «Лес» Островского. Из пьес советских драматургов театр включил в свой репертуар «Чудесный сплав» Киршона, «Петр I» Толстого, «Скутаревский» Леонова, «Как ее зовут» Адуева, «Дорога цветов» Катаева и «Гибель эскадры» Корнейчука. Труппа ТГРТ будет состоять из 55 человек. Главным режиссером приглашен А.Г. Ридаль, режиссером-постановщиком – М.М. Ляшенко. Художники-постановщики – В.В. Иванов, В.В. Роберг. Для музыкального оформления спектаклей привлекаются композиторы Шведов и Гокиели. В ТГРТ приняли меры к созданию своих кадров: начались занятия на первом курсе студии театра, где обучаются 30 человек. Заведующим учебной частью театра и руководителем студии приглашен Радолин.
Несмотря на большое внимание и поддержку, оказанные театру директивными организациями Грузии и ЗСФСР, в частности Наркомпросом Грузии, из-за отсутствия стройматериала театр несколько запаздывает с реконструкцией нового помещения. Поэтому сезон откроется в театре на улице Бесика, N4, где театр работал в прошлом году».
Архитекторам Н. М. Непринцеву и М.В. Попову, художникам В. Иванову и В. Робергу, строителям пришлось немало потрудиться над реконструкцией здания бывшего «Банковского» театра, сгоревшего в 1914 году и кое-как восстановленного. Время было военное, и строители особенно не старались; в результате зрительный зал стал куцым и урезанным; ярусы, оркестры – все исчезло; высота уменьшилась. Подсобные помещения, заваленные обломками пожара, были забыты; другая часть их постепенно отошла к различным организациям, ничего общего с театром не имеющими. Ценральное отопление замерзло и вышло из строя; в помещении надолго появились безобразные черные так называемые «унтермарковские» печи. Когда-то прекрасный театр превратился в запущенный ряд уродливых помещений. На базе имеющихся возможностей предстояло выстроить культурный, отвечающий всем современным требованиям постановочной техники театр.
В процессе проектирования выяснилось, что увеличить зрительный зал за счет и без того урезанной после пожара сцены совершенно невозможно. Вопрос о строительстве третьего яруса упирался в необходимость удлинять зал, а удлинять его было некуда. При коротком же зале с третьего яруса не было бы видно сцену. Поэтому пришлось ограничиться одним балконом, с амфитеатром и боковыми ложами. Сцена была углублена уже впоследствии, когда удалось получить разрешение на снос клубного павильона, примыкавшего к сцене со стороны сада имени Ворошилова. Это обстоятельство позволило устроить также оркестр и две литерные ложи, которые по первоначальному проекту не предусматривались.
Сооружение амфитеатра, бенуарных, бельэтажных и литерных лож дало возможность довести число мест с 350 до 650. Различными комбинациями объемов и площадей внутри здания удалось выкроить значительное число подсобных помещений, без которых сложное хозяйство театра не может работать. И вот из замусоренных подвалов, запыленных и заброшенных чердаков, из запутанных и многократно перегороженных коридорчиков и проходов появились удобные и рационально расположенные актерские уборные, душевые, умывальные, электрическая часть, буфет.
«Условия сценической техники потребовали поднять существовавшие колосники на целых четыре метра. Для этого нужно было всю крышу приподнять вместе с ними и, держа ее на весу, выложить новые ряды кирпичей для того, чтобы стена выросла на такую же высоту. Эта сложная задача была осуществлена самым оригинальным способом, так что не пришлось разбирать крышу, и вся операция была выполнена всего за два дня. Вся сложная система парового отопления была, звено за звеном, проверена, реконструирована, дополнена новыми звеньями и пущена своевременно. Сцена была оборудована большим вращающимся кругом, состоящим из двух концентрических частей: внутреннего диска и внешнего кольца. При вращении обоих частей в одну сторону получается большой цельный круг; вращение же их порознь и в разные стороны дает постановщику большие композиционные возможности [...] Задача архитектурного оформления театра представлялась весьма головоломной ввиду того, что приходилось иметь дело с остатками отделки в стиле махрового модерна начала XX столетия. Общая наша установка заключалась в том, чтобы придать помещению колорит грибоедовской эпохи, строгость и лаконичность стиля вместе с некоторой камерностью, свойственной небольшому театру. Наибольшие возможности в этом направлении давал зрительный зал, в котором хотелось сочетать удобства зрителя, поместительность и уютность. Идя в этом направлении, мы устроили скрытый свет; широко развитый диск люстры мы подтянули близко к плафону. Люстра должна быть очень эффектной и выразительной своим темным силуэтом на ярко освещенном потолке. Для связи этого силуэта со строгой и лаконичной отделкой зала, как развлекающие пятна, между пилястрами ионического ордера даны черные фризы с желтыми силуэтами персонажей «Горя от ума» (М. Попов, Н. Непринцев. Как строился новый театр. Бюллетень Государственного театра им. Грибоедова, 12 декабря 1935).
Снова катастрофа. Дом железнодорожников
1965 год оказался для театра имени А. С. Грибоедова весьма драматичным: старинное и столь любимое тбилисцами здание, в котором театр работал на протяжении многих лет, разрушилось. Невольно вспомнилось историческое прошлое русского театра… К счастью, в результате разрушения никто не пострадал.
Катастрофа не снизила творческую активность театра: грибоедовцы стали работать в Доме железнодорожников. Правда, не сразу, а после реконструкции помещения. Вот как пишет об этом пресса: «На сегодня все билеты проданы» – такое объявление висит у кассы Дома железнодорожника, где в специально реконструированном зрительном зале начал новый сезон Тбилисский государственный русский драматический театр имени А.С. Грибоедова. Объявление является показателем того интереса и нетерпения, с которым тбилисский зритель ждал встреч с полюбившимся театральным коллективом. Билеты на спектакли грибоедовцев распроданы по 3 марта. Первый спектакль, состоявшийся 24 февраля 1968 года, был данью благодарности коллектива строителям театра, всем тем организациям, которые приняли участие в реконструкции театрального помещения».
На открытии выступил министр культуры Грузии Отар Тактакишвили, сказавший, «что в те нелегкие дни, когда театр не имел постоянного помещения, грибоедовцы проявили себя как дружный, сплоченный коллектив, который встретил начало работы в новом помещении в хорошей творческой форме».
За полтора года грибоедовцы, оторванные от постоянной базы, выпустили шесть спектаклей: «Серая шляпа», «Ночная повесть», «Инкогнито», «Варшавская мелодия», «Бой с тенью», «Твой дядя Миша», работали над двумя новыми постановками: «Странная миссис Сэвидж» и «Трамвай «Желание». Побывали с гастролями в Сочи, Новороссийске, Туапсе, городах Западной Грузии и Армении.
Новое здание: элегантно и скромно
На открытие сезона в новом театральном помещении были приглашены автор проекта, архитектор С. Мегрелишвили, начальник отдела капитального строительства А. Анджапаридзе и многие другие – все, кто был причастен к этому событию. Гостям был показан спектакль Серго Челидзе «Твой дядя Миша» Г. Мдивани.
Итак, в мае 1977 года грибоедовцы отметили новоселье. Их десятилетнее ожидание – именно столько лет понадобилось, чтобы построить новое здание на месте старого, – было наконец вознаграждено. Авторами проекта были архитекторы института «Тбилгорпроект» Д. Морбедадзе и Л. Медзмариашвили. Автор репортажа об открытии нового здания театра пишет: «Элегантно и скромно, без лишних эффектов, выглядит фойе и вестибюль. Стены и пол покрыты коврами, которые в сочетании с белым уральским мрамором, гранитом и экларским камнем создают уют. Оригинален подвесной потолок в виде пчелиных сот в фойе театра. Алюминиевые конструкции потолка были изготовлены на Тбилисском авиационном заводе имени Димитрова. Лепные и керамические украшения, изготовленные Тбилисским керамическим комбинатом и комбинатом строительных материалов Министерства промстройматериалов Грузинской ССР, отлично вписались в интерьер здания. Зрительный зал рассчитан на 820 мест. Украшают его василькового цвета кресла венгерской фирмы «Артекс». Грибоедовцы считают синий цвет традиционным для своего театра, и архитекторы учли эту деталь в проекте. Все кресла радиофицированы. По ходу спектакля текст может быть переведен на два языка… Что касается сценической части, то здесь установлена современная театральная техника. Это и сцена с вращающимся кругом и кольцом, и механизированное штакетное хозяйство, и подвижные фуры».
Директор театра Отар Папиташвили отмечал, что в театре созданы замечательные условия для работы: к примеру, семнадцать хорошо оборудованных гримуборных, что позволит даже в тех спектаклях, в которых занята вся труппа, размещать в каждой не более двух-трех человек. Значительно возросла численность технического персонала – этого потребовало новое сценическое оборудование, расширение технических цехов и увеличение мест в зале. Важным приобретением стал и репетиционный зал с малой сценой.
«Новое здание театра гармонично вписывается в архитектурный ансамбль торгового центра и станции метрополитена. Яркие, разноцветные витражи на фронтоне здания, выполненные художником Джибсоном Хундадзе и изготовленные рижскими мастерами, удачно оживили весь комплекс, создав единую гармонию». Совсем иначе оценил этот «комплекс» худрук грибоедовцев Александр Товстоногов: «Мне бы хотелось отметить несколько странное, на мой взгляд, сочетание самого здания театра с универмагом. Это, конечно, несомненный просчет архитекторов. И еще – наверное, не ошибусь во мнении, что панно-витраж художника Д. Хундадзе должно было по тематике быть ближе к функциям и назначению самого здания». Тем не менее главный режиссер был, разумеется, рад новому зданию, ведь до сих пор театру приходилось работать в трудных условиях, что легко могло привести к снижению критериев. Он выражал надежду на то, что новое великолепное здание вселит в членов коллектива много новых сил, энтузиазма, поможет успешно выполнять главную миссию – языком искусства выражать биение пульса сегодняшнего дня.
Капитальный ремонт
В 2005 году в связи со 160-летним юбилеем в здании театра имени А.С. Грибоедова был осуществлен капитальный ремонт, коснувшийся и залов, и служебных помещений, и цехов. Были надстроены два этажа. Произошла реконструкция залов, при которой были заменены кресла, обновлена механизация сцены. Капитальная реконструкция малого зала позволила открыть вторую сценическую площадку. Сегодня это основная сцена театра, на которой играется практически весь его репертуар.
Инна БЕЗИРГАНОВА |
|
РАДОСТИ И ГОРЕСТИ ВИЛЬЯМА БЕРТРАНА |
|
«Бассет-хаунд? Это большая редкость, в Тбилиси их нет», – во всех клубах один ответ, как приговор. «Может, возьмете нормальную собаку – обычную? Вот пудель есть, боксер, доберман, лабрадор – он прекрасно ладит с детьми...», – сказали в одном клубе. «Я похожа на нормальную?» – ответила я и мне вслед долго смотрели. И только на выставке добрая женщина Мила, бывшая балерина, а теперь кинолог, к которой нам посоветовали обратиться, пообещала найти щенка. Когда-то она завезла сюда первого бассета – бабушку Вилли, Агнету. И не забыла про обещание! Через несколько месяцев раздался звонок: «Ваши бассеты родились, приезжайте, выбирайте...». Скоро мы поняли, что значили эти определения – «нормальный» и «обычный», ведь есть собаки, а есть бассеты…
***
Стою и не верю своим глазам: сколько их, маленьких, неловких комочков с жизнерадостными хвостиками и пока еще маленькими ушками! Мама Пурина, черно-белая бассетиха с рыжими бровями, следит за детками, беспокоится и смотрит мне прямо в глаза, спрашивая: «Что тебе от нас надо?» Как это ужасно – приходит человек и покупает твоего ребенка, но что поделаешь… Обещаю ей быть самой заботливой на свете… Один из шустриков подбегает ко мне, усаживается рядом и начинает грызть джинсы. Вот он, мой мальчик! Люди… Одно разочарование... Увидев, что мы выбрали кроху, а он нас, даже уже общаемся, говорят, что именно этого мальчика они хотели оставить себе и что он лучший в выводке. Но они подумают до вечера. Мы уходим расстроенные. Выбрать собаку не так уж просто: из тысячи один оказывается именно твоим, и это невозможно объяснить. Вечером нам звонят, называют новую сумму. Неужели все дело в деньгах?.. И мы едем домой с ничего не понимающим безымянным крошкой! Новый член семьи – это так волнительно. Малыш все время плачет, ищет маму и свою семью, пугается нас, прячется в тапочках. Приходится не спать ночами, успокаивать, убаюкивать, кормить по часам, брать на руки – в доме ребенок! Так и привыкает к рукам – к моим. Прижимается своим маленьким тельцем, издает какие-то щенячьи звуки и засыпает. А я боюсь пошевелиться и тоже привыкаю к мягкой шерстке, щенячьему запаху, этим звукам и скоро начинаю понимать, когда он голоден, когда болит животик, а когда лукавит и просто хочет ласки. Куда уж больше! Люблю, люблю эту липучку, прицепившуюся ко мне, как брошка!
***
Наконец, все осталось позади: первые прививки, татушка на пузе, чтоб не потерялся, имя, которое само собой пришло на ум, и можно гулять. С каким интересом наш малыш познавал этот мир! Не осталось дома на Плеханова, который бы он не обнюхал, и дерева, которое бы не пометил! Ему, как и мне, было хорошо на этих стареньких улицах и в парке Арто – в любую погоду и время года. Носился с друзьями в осенний листопад и снег, пока всех собак не выставили из парка. Сказали, что им не место среди детей, посещающих кружки. А ведь они с радостью общались, собаки и дети, и это всем шло на пользу – они учились друг у друга доброте. Тогда я стала познавать человеческую жестокость, ограниченность и нелюбовь к животным. И вообще, человека. Посмотрела на мир глазами собаки. Ведь, если однажды твоя человеческая жизнь соединится с собачьей, весь мир перевернется с ног на голову, покажется другим, полным новых голосов, ароматов и мыслей. Мы все время противостояли людям, отстаивали нашу любовь, которую далеко не все понимали и принимали. Но наши отношения были выше человеческой ограниченности и пошлости, рамок, правил, стандартов, условностей и предрассудков…
Было интересно наблюдать, как Вилли выбирал людей и привыкал к ним – соседям, прохожим, которые останавливались, чтобы погладить, к родным. Особенно полюбил мою бабушку. И я поняла, что он – это я, только собака.
***
«Как не нужна родословная? – возмутили кинологов мои слова. – Он приобретен через клуб и является его лицом». «И ушами», – хотела добавить я, но промолчала. «Ну, хорошо, – сказала я, – пойдем на выставку, Вилли, раз так влипли». Я всегда объясняла ему все происходящее. Так мы стали согласно франко-английскому происхождению породы полусэром-полумесье Вильямом Бертраном, взяли паспорт и пошли на выставку. Серьезные люди с собаками стояли вокруг ринга, обсуждали что-то на грамотном выставочном языке, причесывали своих питомцев, демонстрировали их знания. Мы заметили бассета-девочку и пошли здороваться. Вилли развеселился, стал целовать очаровательной подружке ушки. «Мы ее не балуем – сидеть!» – одернул недружелюбный хозяин свою раскривлявшуюся девочку. Она послушно села и поникла, Вилли посмотрел на нее сочувствующим взглядом, и мы пошли брать номерок. Маленький Сандрик держал Вилли, я встала в очередь за номерком и слышу, как кто-то расхваливает Вилли: «Ой, что за чудо, что за прелесть! Это сучка?». Сандрик задумался и ответил: «Нет, сучок». Скоро нас вызвали. Судья, высокий, тонкий, пластичный, с хвостиком и именем Юза измерил Вилли, пощупал, убедился, что пес не страдает крипторхизмом и остался доволен. Сказал, чтобы мы прошли по рингу. Вилли посмотрел изумленными глазами сначала на Юзу, потом на меня и не понял. Бассету нужно все объяснять, например, почему нельзя на ринге общаться с собаками и надо идти строго по кругу. В итоге пришлось тащить его под хохот зрителей. Он просто лег и проехался по всему рингу на животе! Мы повеселились, но диплом получили. Родословную тоже. Вилли узнал все о своих далеких чемпионских предках и что он очень правильный бассет, очень породистый. Мы и так знали, что он красавец, а остальное… он же не человек, чтобы лопнуть от гордости из-за своей идеальной родословной, древней породы и т.д… Мы пошли домой, измученные, но счастливые. Хозяин очаровательной бассетихи почему-то разозлился и ушел, не попрощавшись. Диплом повесили на стену. Мою бабушку это развеселило: «У детей столько разных дипломов, ты их в ящике стола держишь, а собачий на стену повесила!». От последующих выставок мы упорно отказывались – лапы нашей там больше не было.
***
«Надо что-то делать с его упрямством, – сказали мне в клубе во время очередной прививки, – приведите его в школу». И мы пошли в собачью школу.
Несколько Виллиных одноклассников покорно сели в круг, приготовившись выполнять команды. «Сидеть, лежать, стоять, голос…», – выкрикивал педагог, я вздрагивала, все садились, а Вилли бежал за бабочкой – ему нравился этот мир! И мы поняли, что это не тот пес, который будет приносить тапочки и палочки и выполнять команды без всякой надобности – просто в угоду человеку, чтобы тот хвастался знаниями своей умной собаки. Для чего и кого вообще так унижать своего питомца? Он все знал, очень рано научился нас понимать и чувствовать, но если б я неожиданно приказала – лежать, удивленно поднимал брови: зачем лежать, если хочется бегать? И мы ушли из этой школы. «Вы балуете его, – сказали мне, – он будет бестолковым, ничему не научится». «Ничего, переживем» – ответила я. А когда у меня случились горькие потери – не стало папы, а потом подряд любимых бабушек, он так посерьезнел, стоило мне сесть и заплакать, он устраивался рядом и начинал подвывать. «У вас очень эмоциональный пес», – сказал мне однажды Алик, ветеринар. «Весь в меня», – подумала я. И причем тут знание команд?
***
Я и представить себе не могла, какой это труд и ответственность – собака в доме. Бессловесное существо, которое говорит глазами, хвостом, всем своим существом, беспомощное и одновременно сильное. Беспомощное, потому что не может себя защитить – человек сильнее физически, а сильное, потому что не ест, когда не голоден и не демонстрирует любовь, когда не любит. Он искренний, без задних мыслей, поэтому лучше человека. И поэтому ему прощалось все: обгрызанные ножки стульев, съеденные диван и обувь, разорванные подушки, книги, тетради, сорванные провода, плинтусы, воровство еды и много других безобразий. Мы выстояли, он перерос…
***
А потом в нашу жизнь пришла дворняга Пепа, молодая собачка, белая в черную крапинку, полусеттерша, красивая, подбитая то ли машиной, то ли дикими людьми, несчастная, беременная… Привела ее во двор, соседи не были против – у многих собаки, кошки, попугаи. Пепа прижилась, а для Вилли – это была первая любовь. И вот однажды мой подросток сорвался с поводка, побежал за Пепой неизвестно куда и пропал. Никогда не забуду этот день. Поздняя осень, ураган, Вилли, бегущий за Пепой, мой крик… Прошу людей, идущих навстречу, поймать его, но все шарахаются. Вот когда проявился талант гончей! Прибегаю домой вся в слезах, звоню мужу, он приезжает, собираемся искать Вилли, садимся в машину, едем и тут видим: идет женщина, собачница из соседнего дома – даже имени ее не знаю, и ведет моего несчастного Ромео! Он напуган, сидит весь день в углу, опустив голову, не ест. И я не подхожу, не ласкаю, не разговариваю – пес должен знать, что провинился. А потом – жизнь продолжается! И любовь тоже. В клубе появляются редкие бассетихи – Жозефина, Линда и Чачи. Все красавицы! Но с Жозефиной была настоящая любовь, печаль, ожидания у двери и на балконе, детки… Нам дали одного щенка от Жозефины – самого маленького, страшненького и слабенького – девочку Бусю. Хотя я имела право выбрать любого, смолчала и взяла, потому что ее бы просто угробили из-за непрезентабельного вида. Выходила, вырастила и пятимесячную красавицу подарила добрым людям. Ревела… Сейчас Буська в Санкт-Петербурге. От остальных собачек – жен Вилли щенков спрятали, не дали, я и не просила, и не собиралась заниматься разведением бассетов. Сами умоляли, т. к. он был единственный клубный кобель в нашем городе, чтобы порода не исчезла. Смешные люди…
Пепа осталась верной подругой на всю долгую жизнь и до сих пор с нами.
***
Мой муж как был врагом номер один, так и оставался все годы. Это была сумасшедшая ревность с рычанием, ворчанием, обгрызанными тапками и даже покусываниями – несерьезными, конечно. Однажды Вилли цапнул его за ногу, поцарапал. Просто тогда он превратился в неуправляемого, свободолюбивого, непокорного, дерзкого подростка, стал огрызаться и выражать протест – самоутверждался. Что тут началось! «Или я, или собака», – сказал муж, у которого лопнуло терпение, и после долгих споров потащил меня среди ночи в инфекционную больницу на прививку. Врач сделал все, что нужно, и не зная, что пес наш, родной, сказал: «Если собака сдохнет, сообщите нам». Я чуть с ума не сошла! «Сами вы сдохнете! – сказала я и мужу, и изумленному врачу и пошла пешком домой – ночью, с Сабуртало на Плеханова. Долго не разговаривали, пока все не встало на свои места: счастливый Вилли посреди кровати, новые тапочки и матрас, потому что старый он назло мужу пометил, и первый завтрак – собаке! «Ваша дочь променяла меня на собаку», – пожаловался муж моей маме, но он уже привык к такому положению вещей. И не смейте его жалеть – меня хватит на полк людей и зверей!
***
В машине первый, конечно же, Вилли! Куда мы без него? Мы с ним на переднем сиденье, морда в окне, уши развеваются, проезжающие машины сигналят, водители улыбаются, дети машут – праздник! А если за рулем я, то Вилли рядом – сидит пристегнутый, музыка на всю катушку и мы поем. Ножки – клеш, голова вверх, вой на весь мир – красота! На светофоре вообще – смех и подключение водителей рядом: всем хорошо и весело! Как и наш каждый выход на улицу – праздник для проспекта. Редко бывали равнодушные прохожие – всегда море разных эмоций, и отрицательных и положительных. Больше положительных, конечно. Вообще, присутствие собаки располагает к общению. И еще – люди проявляют себя. И вот что я скажу: добрых людей больше, но зло сильнее, оно побеждает. И злое слово и злое дело. Особенно это касается дворняг – они чаще проигрывают поединок с людьми…
***
Наша первая совместная поездка в Боржоми. Все усаживаются по своим местам, Вилли на переднем сиденье – на моих руках. Ничего, что неудобно, мы счастливы. Нас принимает с собакой добрая женщина Натела, и мы начинаем изучать роскошный боржомский парк. Аттракционы еще не построены, людей и детей мало, бушует осень, все вокруг рыжее, каштаны, шумная речка Боржомка… По ночам отключают свет и мы оставляем горящую свечку, чтобы дети и пес не боялись. Однажды Вилли не успел попроситься ночью на улицу и залил комнату, расстроился и начал жалобно скулить. Ночи были холодные. Я встала, успокоила горемыку, побежала за тряпками, а он перевернул оставленную на полу свечку и загорелся старый хозяйский шифоньер! Убаюканное свежим воздухом семейство крепко спало, и я одна боролась с огромной лужей, спровоцированной минеральной водой, и огнем. Слава Богу, шкаф уцелел, только чуть-чуть закоптился. Потом не хотелось спать и мы сидели, обнявшись и укутавшись в одеяло на веранде, на старой тахте, слушали громкую речку и первых птиц и дремали. Сколько раз меня убаюкивало биение большого сердца моего верного друга…
Сидеть на месте не хотелось и мы отправились на пару дней в Цагвери, где поселились в коттедже. Плохо, что в столовую санатория с собакой не впускали. Все обедали, а я бежала с едой к запертому Вилли. Однажды прихожу и вижу – дверь открыта, а собаки нет. Зову – никого. Первая мысль – украли! Побежала по всем дорожкам, в лес, скоро присоединилась вся семья – не можем найти. Тут дети кричат из соседнего коттеджа: «Он здесь!» Забегаю в чужой дом, хозяев нет, а Вилли стоит посреди комнаты с невинным видом и охраняет свою лужу. Мы умерли со смеху, все вычистили и смылись, пока никто не засек. Что поделаешь, пес решил, что с соседями надо как-то знакомиться...
А потом мы стали каждое лето ездить в Манглиси из-за бронхитного Сандрика. Вот где Вилли был счастлив! Ведь бассет – охотник в поле. Я отпускала его побегать по еще нескошенной траве. Он сразу терялся и у меня сжималось сердце. Вон он бежит по полю, трава высокая, он низкий и шустрый – сразу пропадает из виду. Но хвостик-антенна торчит над травой, выдает его и удаляется, удаляется. Счастливый такой хвост в этом просторном, усыпанном разноцветными цветами и алыми маками поле. Кровь напоминает ему, что он охотник, а не диванный пес, и в поле полно норок кротов и полевых мышей. Он заглядывает в норки и лает, чуя их обитателей, зовет, скорее ради интереса и игры, чем с другой какой-то охотничьей мыслью – он никого не обижает! У бассета главное в охоте – голос, тяжелый бас, от которого все вокруг содрогается. Найдя норку, он лает, давая понять, что нашел кого-то, пугает зверька, тот выскакивает из норы, бежит, а бассет его гоняет, идет по следу… Я против охоты вообще! И Вилли тоже. Но найдя норку, сообщает мне, и я его хвалю. Вот он застывает, вертит носом – сколько ароматов разом! Уши то поднимаются, то опускаются, ловят звуки и шорохи, как локаторы – он счастлив, мой добрый зверь!
***
Что только не случалось в Манглиси! Он падал с висящего над бурной рекой моста – я с трудом удержала его за ошейник, рискуя слететь вместе с ним, но нас обоих вытащили. Катился с крутой горы прямо на проезжую трассу, мы чудом его заметили благодаря одному водителю, который остановился, увидев нас наверху и услышав, что мы кричим и зовем собаку… Много раз все предвещало несчастье, но благополучно заканчивалось – мы вытаскивали его отовсюду, испуганного, но счастливого. Что поделаешь, неугомонная ему попалась семья, пришлось попутешествовать и стать искателем приключений.
***
Думаю, ему, как и мне, больше нравилась осень – красивейшее время года. Мы уезжали за город и любовались всеми осенними цветами и запахами, шуршали сухими листьями под ногами, носились и падали в осенние сугробы. Дождь он не любил, а я наоборот. Мы гуляли в дождь, я наслаждалась, а он нехотя брел и ворчал. К старости я держала над ним зонт, а он аккуратно обходил лужи. Зиму он тоже не любил, но с интересом изучал, был любознательный. Его очень удивлял снег – он лаял на него, подпрыгивал и ловил ртом снежинки, почему-то копал сугробы, что-то вынюхивал… И ждал весну.
Когда он впервые попал в морской городок, запах и красота моря привели его в изумление и восторг. Мы выходили рано, бродили по пустынному пляжу, пока солнце не начинало припекать, он шумно обнюхивал песок, удивлялся, в воду не заходил, боялся. Но пару раз мог поплавать со мной. Плавал замечательно – бассет мощный пес. Чаще сидел и смотрел, как всходило солнце, и морская гладь начинала игриво переливаться золотистыми огоньками. Если я шла в воду, он терял покой, поднимался и смотрел на меня в упор, не упуская из виду. Стоило мне немного дольше поплавать, начинал звать меня – беспокоился. Закат нас обоих завораживал, мы провожали алое солнце, уходящее за море, ждали, пока погаснет последний огонек жаркого дня и уходили домой, под кондиционер. Жара нам не нравилась…
***
Он смотрит мне прямо в глаза своим бархатным взглядом – простодушным, искренним, не оценивающим, как у людей. Если ждет чего-то, то приподнимает брови, если пытается что-то понять – уши. Это забавно! Когда понимает, радуется, лает, глаза блестят. Собачьи глаза… Такие выразительные, понятные – никогда не ошибешься, что у него на уме, если заглянешь в глаза – вот у кого они зеркало души!
***
Однажды меня остановил симпатичный юноша. «Сколько лет вашей собаке? – спросил он, – я его с детства помню…». И тут я поняла, что Вилик постарел. Старость пришла незаметно со стоном по ночам и болячками. Скоро походка стала шаткой, взгляд долгим, с прищуром, прыжок на кровать и в машину непосильным, шерсть потускнела и поседела, а расставание, пусть на полчаса, невозможным – он так горевал, выл, что я старалась не оставлять его. И разговаривая, надо было повторять несколько раз, хотя совсем недавно понимал все с полуслова. Только верное и любящее сердце оставалось прежним. Когда он заболел и стало совсем худо, пришлось оперировать, а потом долго выхаживать. Мы с ним не спали две недели после операции, лежали обнявшись, смотрели шедевры мирового кинематографа. Он любил кино, особенно хорошую музыку из фильмов, чувствовал ее и всегда подпевал, громко, с вдохновением… И я поняла, что в каждой паршивой ситуации есть капелька радости…
Прогулки стали дольше и медленней. Иногда мне не терпелось, особенно в ветер и холод, я тащила его, ворчала. Тогда он останавливался и смотрел на меня долгим взглядом, полным просьбы и укора, и мне становилось стыдно.
***
Все звери – красавцы. Даже самые-самые пресмыкающиеся. Потому что ничего о себе не думают, никем себя не воображают – они такие, как есть, искренние и правдивые. Просто живут и все. Вот почему мой Вилли такой красавец? Потому что всю жизнь искренне любил одного человека и этим был счастлив. Был рядом и в радости, и в горе, и в очень непростые для нашей семьи времена, когда, казалось, что на наши головы обрушился весь мир, отвернулись вчерашние друзья, и мы остались одни в страхе и отчаяньи. Утешал, как мог, ждал, принимал меня любую, в любом виде и форме и не осуждал, как это делали люди, встречал так, как никто и никогда. И вообще, это собачья мудрость: счастье быть с тем, кого любишь, а любовь – это преданность.
Однажды к нам с Вилли на улице подошла старушка и сказала: «Все время наблюдаю за вами – вы так похожи!» Вот тогда я поняла, что мы достигли гармонии.
***
К нам с Вилли все время кто-то подходил, заговаривал, мы привыкли и охотно общались со всеми, фотографировались или просто отвечали на улыбки. Однажды подошла пожилая женщина с палочкой и очень жизнеутверждающей помадой, она была искусствоведом, профессором, работала в музее, и жила в одном из домов нашей длинной улицы. Мы любили по ней гулять от начала до конца, особенно, когда цвели акации. Женщина обратилась к Вилли со словами: «Собака, хочешь я буду твоей собакой?» Он поднял на нее удивленный взгляд, она засмеялась, сказала: «Генацвале!» и пояснила, что есть такой аргентинский поэт Хулио Сесар Сильвайн, который посвятил своей собаке замечательное стихотворение и посоветовала его прочитать. Мы с Вилли нашли, прочитали и тоже полюбили это стихотворение. Если у вас есть собака, то и вы поймете и полюбите. Вот оно.
У меня есть собака, значит, – у меня есть душа…
У меня есть собака, верней,
У меня есть кусок души,
А не просто собака.
Я люблю ее и порой
Очень сочувствую ей:
Нет собаки у бедной собаки моей.
И вот, когда мне бывает грустно…
А знаешь ли ты, что значит собака,
Когда тебе грустно?
…Так вот, когда мне бывает грустно,
Я обнимаю ее за шею
И говорю ей:
Собака, хочешь, я буду твоей собакой!
***
А потом случилась страшная болезнь, за всю теплую зиму впервые закружил снег – это было 25 января. И так же внезапно исчез, словно приходил за моим псом. Вилли предпочел мне эти красивые снежинки, остался верен своей оригинальности – ушел в год Собаки, и этот уход был его единственным предательством. А в начале февраля в доме появилась красивая бабочка и мне сказали, что это чья-то любящая душа. И я поверила. Такая же бабочка преследовала меня однажды, когда я шла по Марджанишвили и сердце сжималось от тоски. Повернула голову, а рядом бабочка! И люди обратили внимание и стали кричать : «Бабочка, бабочка!» и фотографировать это зимнее чудо. Не мог он уйти и не дать о себе знать, ведь так меня никто не любил…
***
Мне не хватает собачьего сердца с его безусловной любовью и бесконечным доверием. Но я получила этот Божий дар – пусть на такой короткий срок – и буду хранить его в своем сердце всю жизнь. Бесценный подарок…
Часто слышу, что Вилли был счастлив, потому что жил в тепле, был сыт, ухожен и любим. Но теперь я понимаю: он был счастлив, потому что у него была собака.
Анаида ГАЛУСТЯН |
|
