Время не ждет

Так называлась его книга, таков был его девиз. Так он и прожил свою совсем не долгую жизнь.
Почему-то Джека Лондона – талантливого писателя и незаурядного человека критики и большая часть читателей относит к «детским писателям». И считают его произведения обычной приключенческой литературой. А ведь этот писатель гораздо глубже и серьезней, чем принято считать. И дело не только в его литературном таланте, но и в его уникальном жизненном опыте, а также в волевом, независимом, часто даже буйном характере. Джек родился в семье разорившегося фермера в Сан-Франциско 12 января 1876 года. Туда перебрался сначала отец со всей семьей, бросив опостылевшую ферму. Он хотел попробовать восстановить благосостояние семьи после жуткого банкротства. Но в итоге они устроились в городке Окленд, что расположен через пролив напротив Фриско. Детство же и молодость Джека Лондона прошли на неспокойных улицах. Школьником он продавал газеты, подметал парковые пивные ларьки, расставлял кегли в кегельбане и все заработанные гроши до цента приносил в семью. А окончив начальную школу, Джеку пришлось пойти работать на консервную фабрику, где рабочий день длился подчас по восемнадцать часов. «Я не знал ни одной лошади в Окленде, которая работала бы столько часов, сколько я», – говорил он позднее.
Но молодому крепкому парню такая «пахота» быстро приелась – пятнадцатилетний Джек стал «устричным пиратом», браконьером, занимающимся запрещенной ловлей устриц в бухте Сан-Франциско. За это можно было схлопотать приличный тюремный срок. Но Джек не был паинькой и даже считался «авторитетом» среди оклендских воров и головорезов. Вскоре Джек решил изменить жизнь и нанялся на шхуну ловить лососей. Кстати, была в его жизни и такая страница – он, бывший браконьер, пошел на службу в рыбачий патруль и стал честно и отважно бороться с пиратами. Но его детство и юность закончились рано, в семнадцать лет. В 1893 году Джек нанимается матросом на промысловую шхуну «Софи Сазерленд» и на семь месяцев уходит к берегам Японии и в Берингово море на ловлю котиков. Это был потрясающий опыт, который вылился на страницы его морских рассказов и знаменитого романа «Морской волк». А после в его жизни было много чего: джутовая фабрика, работа гладильщиком в прачечной, работа кочегаром, участие в походе безработных на Вашингтон, арест за бродяжничество, знакомство с социалистическими идеями и «Манифестом коммунистической партии» Маркса и Энгельса. Он даже ухитрился сдать экзамены в Калифорнийский университет, но проучился в нем только три семестра – не было денег. А дальше был Север. Джек, как и многие заболевшие «золотой лихорадкой», одним из первых пробился к верховьям реки Юкон на Аляске и застолбил участок. Но золота в нем не оказалось. Вдобавок Джек заболел цингой, пришлось возвращаться в Сан-Франциско. вместо золота Джек Лондон привез с собой нечто более ценное – образы своих героев, рассказы об их приключениях и истории их свершений. Так мировая литература обогатилась потрясающими историями, рассказанными настоящим очевидцем. Потому что Джек уже имел к тому времени небольшой писательский опыт. Ведь его первые рассказы были написаны еще в восемнадцать лет. Серьезно заниматься литературой Джек Лондон стал в возрасте 23 лет. Успех последовал сразу. Он был очень интересным и храбрым путешественником, отважным моряком, журналистом, военным корреспондентом и блестящим писателем. Его произведения живы и пользуются популярностью и по сей день. Их часто экранизируют. Конечно, он был настоящим гением, а не просто автором приключенческих книжек для детей и юношества. Одно плохо – прожил всего сорок лет. Люди беззаветно полюбили его книги. Особенно его любили советские читатели, а издательства его много издавали. Но книг Лондона все равно не хватало. За обладание его собрания сочинений нужно было сдать несколько десятков килограммов макулатуры: и люди сдавали, чтобы получить заветный талон на покупку четырех томиков.


«Стеклянный человек»

Его называли «Стеклянный человек». Был период, когда люди просто смотрели сквозь него, не замечая в упор. Прекрасный русский композитор Василий Сергеевич Калинников, родившийся 155 лет назад, был бедным провинциальным музыкантом из Мценского уезда глухой Орловской губернии, где проживала героиня рассказа Лескова Катерина Измайлова, та самая русская леди Макбет. Происходил молодой человек не из какой-нибудь просвещенной или зажиточной семьи, а из самой скромной семьи полицейского пристава, как сейчас сказали бы, участкового. Но отец хотел, чтобы его сын вырос образованным человеком и отдал его учиться в Орловскую духовную семинарию, но сын не пошел в священники, а решил стать музыкантом и учиться в столице. А получилось в Москве. Правда, из Московской консерватории Василия выставили через неприлично малое время – меньше, чем через год. И не из-за неуспеваемости, плохого поведения или политики, а банально за неуплату – беден был юноша. В итоге ему все-таки удалось получить профессию музыканта в Музыкально-драматическом училище Московского филармонического общества по классу фагота. У него были хорошие преподаватели, которые сразу увидели в нем большой композиторский талант. Но страшная нужда и отсутствие постоянного заработка заставили Калинникова много работать музыкальным «поденщиком» – играть в разных оркестрах на фаготе, скрипке, бить в литавры, а, главное, без конца по ночам заниматься переписыванием нот. Это и подорвало его слабое здоровье. А композиторский талант вырывался из него, но музыкальная столичная «тусовка» в упор Калинникова не замечала – мало ли провинциалов «понаехало» покорять столицы. А еще его стиль считали старомодным и очень неевропейским. Но были те, кто оценил сочинения Калинникова – его поддерживал музыкальный критик Кругликов, помогал знаменитый меценат Савва Мамонтов, а сам Чайковский рекомендовал его на должность дирижера в оркестр Малого театра. «Кольцовым русской музыки» назвал Калинникова Б. Асафьев. А когда прозвучала его Первая симфония, то она понравилась решительно всем.
Однажды известный американский импресарио восхитился музыкой молодого Прокофьева, воскликнув: «Браво, это настоящий Калинников!» Это он решил так похвалить Сергея Сергеевича, потому что Первая симфония Калинникова была необычайно популярна в Америке. Но этот комплимент отчего-то привел честолюбивого и вспыльчивого русского гения в совершеннейший ступор: Сергей Сергеевич в те годы с юношеским нигилизмом считал музыку Калинникова устаревшим хламом. Но наступило время, когда этот дар и вклад в русскую музыкальную культуру признали все. Но было уже поздно – Василий Калинников был неизлечимо болен чахоткой. Мамонтов и другие покровители поселили его в Крыму, но не дожив двух дней до 35 лет, Калинников скончался и был похоронен в Ялте. За четыре месяца до смерти композитора была издана партитура и клавир Первой симфонии. Василий Сергеевич был счастлив. Правда, жадный издатель ничего не заплатил. Но автор об этом так ничего не узнал, ведь гонорар ему все-таки пришел. Это была мистификация друзей – Рахманинов с друзьями собрали в тайне необходимую сумму по подписке.


Альпинист-конструктор

В январе 1906 года в городе Енисейске родился выдающийся советский альпинист Виталий Абалаков. По своей основной профессии он был инженером-конструктором. Виталий Михайлович и его брат Евгений – великий альпинист и прекрасный скульптор, внесли большой вклад в историю советского альпинизма и в теорию и практику горовосхождения. Виталий Абалаков, заслуженный мастер спорта СССР, руководил первыми советскими восхождениями на знаменитый семитысячник пик Ленина на Памире в 1934 году и на легендарный пик Победы на Тянь-Шане, высотой 7439 м, в 1956 году.
Виталий Абалаков много лет возглавлял сборную команду спортивного общества «Спартак» Москва. И с ней становился двенадцать раз чемпионом СССР по альпинизму. Также он сам занимался горнолыжным спортом и тренировал молодых спортсменов. В эпоху Большого террора он попал в застенки НКВД, как «немецкий шпион», где ему выбили все зубы. В отличие от друзей и коллег его не расстреляли, но оттуда он вышел инвалидом. Тем не менее это не остановило его выдающейся карьеры альпиниста-первопроходца. У него много значительных спортивных достижений, но главное – Виталий Михайлович занимался конструированием спортивного снаряжения. Многие альпинисты советских времен ходили с абалаковскими рюкзаками, в абалаковских брезентовых штормовках, ночевали в абалаковских «серебрянках» – перкалевых палатках. Очень большой вклад внес Виталий Абалаков в разработку приемов страховки и самостраховки в горах, а также написал учебник «Основы альпинизма».  Конечно, сейчас многие говорят, что неудобным, по сегодняшним меркам, абалаковским снаряжением советские альпинисты пользовались не от хорошей жизни, а от того, что мы не имели возможности покупать новейшее снаряжение на Западе. Но стоит помнить, что «хороша ложка к обеду» и что не будь абалаковских изобретений многие горовосхождения не могли бы быть совершены. А еще стоит вспомнить, что Виталий Михайлович был большим другом грузинских альпинистов и очень любил Грузию. Он часто здесь бывал и совершил в горах немало блестящих сложнейших восхождений.



Роб АВАДЯЕВ

Прекрасный сад Клода Моне

В ноябре исполняется 180 лет со дня рождения одного из основателей импрессионизма Клода Моне. Обычно вспоминая о жизни разных знаменитых художников, пишут об их слабостях, странностях и прочих недостатках, но о Клоде Моне ничего такого особенного рассказать нельзя – он не был ни наркоманом, ни извращенцем, ни особенным пьяницей, не страдал черной меланхолией, был психически устойчивым, никогда не тяготел к суициду, напротив, был приличным семьянином, мужем и отцом, нормальным соседом и хорошим другом. Он даже женился во второй раз только через много лет после смерти первой жены и музы Камиллы. Мы также не будем вспоминать о его выдающейся роли в искусстве и говорить, что он был, хотя и гением, но не таким уж высокотехничным живописцем, как, скажем, Поль Сезанн, Эдуард Мане или Камиль Писсарро. Или что он непатриотично с семьей убегал в Лондон от франко-прусской войны. Скажем только, что все направление импрессионизма началось с его одного-единственного полотна «Impression, soleil levant» и было названо в его честь – «Впечатление. Восходящее солнце». Так сказал об этой картине строгий критик Леруа: «На ней не было ничего, кроме впечатленчества». Клод Моне был очень приличным и нежадным человеком. Трудолюбивым и добрым. После сорока, когда ему надоела парижская суета, он купил себе дом в деревне Живерни, что в километрах семидесяти от столицы, где и прожил всю оставшуюся жизнь. Он там разбил прекрасный сад, выкопал пруд с японским мостиком, где плавали его знаменитые кувшинки, а за плетнем начиналось поле с лугом до самой Сены, где местные крестьяне и скирдовали стога, которые он запечатлел на своих чудных полотнах. Наверно, чтобы понять душу великого художника, но такого обыкновенного человека Клода Моне, надо съездить в Живерни, где был его дом, его сад, где росли его дети, где пировали с ним его друзья и где он сам похоронен на скромном сельском кладбище у старой церкви в окружении всех своих родных. Как обычный «нормальный» человек,... хоть и великий.


Солнечный удар

В доме на Арбате в семье декана физико-математического факультета Московского университета Николая Бугаева 14 октября 1880 года родился мальчик, которого назвали Борисом и которого мы знаем под псевдонимом Андрей Белый. Среднее образование он получил в Поливановской гимназии на Пречистенке. Там училось немало в будущем известных людей: старший товарищ и литературный кумир юного Бориса Валерий Брюсов, Максимилиан Волошин, поэт и теоретик символизма Лев Кобылинский. А Сергей Эфрон, вскоре после выпуска женившийся на юной поэтессе Марине Цветаевой, вообще был его однокашником. С детства Борис увлекался музыкой, но, по настоянию отца, поступил на физико-математический факультет. Правда, через пару лет он, по собственному выражению, «всецело отдается фразе, слогу» и с головой бросается в поэтическую волну «Серебряного века». Знакомится с Брюсовым, Мережковским и Гиппиус, издает первую книгу под псевдонимом Андрей Белый, написанную музыкальной, слегка ритмизованной прозой. Непривычную фрагментарную манеру письма читатели сочли импрессионистской – это стало фирменным стилем Белого. В 1903 он все-таки оканчивает с отличием университет и вновь в него поступает уже на историко-филологический факультет. А еще вступает в переписку с Блоком, принимает участие в собраниях его приятелей – «аргонавтов», из них пять лет спустя составится костяк издательства «Мусагет», сотрудничает в журнале «Весы», выпускает поэтический сборник «Золото в лазури» и погружается в богемную жизнь со всеми ее прелестями, распущенностью и излишествами. Белый даже едва не заплатил за это жизнью: весной 1905-го на лекции в Политехническом музее его пыталась застрелить из револьвера доведенная до отчаяния нервная барышня – морфинистка и надоевшая любовница. Осечка! А вскоре уже в Петербурге у него случился роман с Любовью Менделеевой, женой Блока. Но психика не выдержала накала декадентских страстей, и Белый удрал за границу. Там начались его скитания по городам и странам: он путешествует с женой Асей Тургеневой по Северной Африке и Ближнему Востоку. В военном 1916-м Белый вернулся домой один, обе революции встретил в Москве, работал в большевистском Пролеткульте. В 1921-м, разочаровавшись в большевиках и лично в Ленине, снова очутился за рубежом, в Берлине, где не очень старался держать язык за зубами. Но осенью 1923-го ему почему-то позволили вернуться на родину. Непонятно, как он при этой безумной жизни успевал писать. И что удивительно, в СССР произведения Андрея Белого регулярно выходили из печати до начала 1930-х. Похоже, его считали неопасным чудаком. Он поселился в ближнем Подмосковье, писал книги и лето проводил с новой женой в Крыму. Там, в Коктебеле, в жарком июле 1933 года вдруг упал и потерял сознание – инсульт от перегрева. Он так и не оправился и зимой умер. А в молодые годы у него были такие пророческие строки:

Золотому блеску верил,
А умер от солнечных стрел.
Думой века измерил,
А жизнь прожить не сумел.

Что называется – «накаркал». Но согласитесь, интересную жизнь прожил человек. Стоит его книги перечитать, Андрей Белый – большой писатель!


Фантаст из Батуми

Выдающийся писатель-фантаст Аркадий Натанович Стругацкий появился на свет в Грузии. И его можно со всем основанием внести в перечень знаменитых людей, родившихся в чудесном приморском городе Батуми. Он родился в 1925 году в семье главного редактора газеты «Трудовой Аджаристан» и учительницы русского языка и литературы. Позднее Стругацкие переехали в Ленинград, где в 1933 году родился брат Аркадия, его знаменитый в будущем соавтор Борис.
Во время войны семья Стругацких оказалась в блокаде. В самую лютую зиму, в январе 1942 года, отец Стругацкого Натан и Аркадий сумели эвакуироваться по льду Ладожского озера по «Дороге жизни», а мать с больным Борисом осталась в Ленинграде. К сожалению, отец умер в эвакуации в Вологде буквально через неделю, а шестнадцатилетнего Аркадия сдали в детский приемник и эвакуировали еще дальше в село Ташла. Дорога была опасная, их эшелон разбомбили немцы, среди немногих оставшихся в живых оказался Аркадий. По прибытии он, как юный, но грамотный ленинградец, сын уважаемого партийца, был назначен заведующим пунктами по закупке молока у населения. Все взрослые мужчины были на фронте, а те, кто остались, на такой «хлебной должности» долго не задерживались – слишком велик был соблазн подворовывать, времена-то были совсем голодные. Но Аркадий был неподкупен. Скоро он своей твердостью и принципиальностью завоевал уважение окружающих и свел знакомство с руководством района, которым понравился честный парнишка. Он почувствовал себя старшим в семье, заработал денег и сумел в 1943 году вывезти из голодного блокадного Ленинграда мать и брата. В том же году, по достижении восемнадцати лет, его призвали в армию и отправили в Актюбинское артиллерийское училище, эвакуированное из Бердичева. А по его окончании Аркадий получил направление в Военный институт иностранных языков, который окончил в 1949 году по специальности «переводчик с японского и английского языков». С тех пор многие внимательные читатели, не пропускающие имен не только иностранных авторов, но и переводчиков, частенько встречали фамилию переводчика Аркадия Стругацкого. В частности, мы знаем в его переводах произведения великих японских писателей Рюноскэ Акутагавы и Абэ Кобо и американской фантастки Андре Нортон. Но главное в жизни военного переводчика Аркадия Натановича и его брата Бориса, ставшего астрономом Пулковской обсерватории, было впереди. Когда Аркадий вышел в отставку в 1955 году, или, как говорили, «снял погоны», он занялся литературной деятельностью. Семейная закваска от отца-журналиста и матери-филолога подразумевала, что оба брата будут не чужды словесности, и они и впрямь стали писателями – самыми знаменитыми в истории советской фантастики, наряду с академиком Обручевым, Алексеем Толстым, Иваном Ефремовым. На самом деле Аркадий начал писать еще школьником в Ленинграде – в первые месяцы блокады он написал свою первую повесть под названием «Находка майора Королева», но она была утеряна. Первой художественной публикацией стала повесть «Пепел Бикини» 1956 года, а в 1959 году он написал первое большое произведение в соавторстве с братом Борисом – роман «Страна багровых туч». Так началась их общая известность и слава. В отечественную историю литературы они вошли, подобно Ильфу с Петровым, как один автор – «Братья Стругацкие». Вместе они написали несколько десятков произведений, самыми знаменитыми из которых были «Трудно быть богом», «Пикник на обочине», «Понедельник начинается в субботу», «Улитка на склоне», «Обитаемый остров»… далее можно перечислять долго, ибо не было (и нет по сей день!) более популярных мастеров отечественной фантастики. Их часто экранизировали – редко хорошо. Самыми удачными считают фильм Тарковского «Сталкер» по их «Пикнику» и чешскую скромную, но качественную экранизацию повести про космического маугли «Малыш». И, конечно, очень спорный фильм Алексея Германа. Братья писали и порознь, под псевдонимами С. Ярославский (Аркадий) и С. Витицкий (Борис), где инициал «С» – это по разным версиям «Старик» или «Стругацкий». По отдельности братья не так уж известны. Но время их совместного творчества – это «золотое время» советской фантастики. Причем жили они в разных городах – в Москве и Ленинграде – и шутили, что пишут ровно посередине железнодорожного пути между городами, а именно в главной гостинице городка Вышний Волочек, которую их почитатели сразу переименовали «У Бори и Аркаши». Но это, конечно же, их шутка. Писали они либо у одного, либо у другого, либо вовсе в пансионате Комарово.



Роб АВАДЯЕВ