click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Сложнее всего начать действовать, все остальное зависит только от упорства.  Амелия Эрхарт

Шедевр

Литературная кладовая Грузии

https://lh3.googleusercontent.com/a2U1K8nliGON-AI7Mt40Y_b6Ak91UfZMZrplHR6HrVw=s125-no

Cразу два памятника Георгию Леонидзе стоят в центре Тбилиси – на расстоянии не более 200 метров друг от друга. На невысоком пьедестале – писатель как бы врос в родную землю – мощная, волевая фигура, обращенная в сторону Куры и Сухого моста, где  пестрит  коврами, картинами и всякой мишурой блошиный рынок,  и, кажется, что классик внимательно наблюдает за  этим людским водоворотом,  подбирая сочные эпитеты для описания живых картинок.  Второй памятник – аристократически изыскан, некогда резиденция губернатора князя Барятинского, а ныне  – храм культуры, где при  особых условиях хранятся рукописи, книги, рисунки, автографы, записные книжки, дневники, фотоснимки и личные вещи  грузинских писателей нескольких поколений – бесценная кладовая духовного наследия, музей литературы,  к созданию которого  в огромной степени причастен его первый директор Георгий Леонидзе.   Неслучайно с 1967 года Государственный музей грузинской литературы по праву носит имя автора «Древа желания», ибо благодаря его целеустремленности и энергии музей приобрел нынешний высокий статус.  
«Крестным отцом» же литературного  музея  можно считать Александра Сергеевича Грибоедова.  В  Тбилиси, в 1929 году отметили столетнюю годовщину его гибели в Тегеране. В церкви Святого Давида на Мтацминда, где тогда находились некоторые архивные материалы грузинских классиков, была открыта  обширная выставка, посвященная Грибоедову.  Экспозиция получилась настолько удачной, что жаль было вновь «ссылать»  уникальные экспонаты, в том числе личные вещи автора «Горя от ума», в  хранилище. Поэтому  выставку решили сделать постоянной. В течение года  выдающие деятели культуры того времени, Тициан Табидзе и другие поэты, входящие в объединение «Голубые роги» вели переписку с властями с просьбой оказать помощь в организации нового музея. Одним из самых активных инициаторов создания Мтацминдского музея литературы был видный деятель Д.Арсенишвили, достаточно сказать, что его имя связано с основанием Театрального музея в Тбилиси и музея Андрея Рублева в Москве. Датой основания Литературного музея на Мтацминда рядом с Пантеоном выдающихся деятелей Грузии считается 1930 год. На Святой горе музей просуществовал восемь лет, а потом ему выделили другое помещение. Музей и поныне занимает здание бывшей резиденции губернатора Закавказья князя Барятинского.
Фонды музея подразделяются на несколько  отделов – рукописи, книги, иконография, мемориальные библиотеки – то есть книги из собраний писателей, часто с их пометками на полях – они представляют значительный интерес для науки.  Сегодня в запасниках и на выставочных площадях музея хранится почти 160 тысяч экспонатов. Впечатляют размеры  музея – его площадь составляет 2 324 кв. м., из которых – 442 кв. м. приходится на выставочные залы.
Основные фонды рукописей классиков литературы ХIХ-ХХ веков – И.Чавчавадзе, А.Церетели, Н.Бараташвили,Д.Чонкадзе, А.Орбелиани,Д.Клдиашвили, Н.Николадзе, С.Месхи, Д.Кипиани, Р.Эристави, В.Пшавела, Т.Табидзе, Г.Табидзе, М.Джавахишвили и  других выдающихся писателей и поэтов составляют более 130 тысяч экземпляров.  Фотоматериалы насчитывают  27 тысяч  документов, собрание живописных полотен и графики – более 2 тысяч экспонатов. В фондах музея хранятся замечательное четвероевангелие XII в., философско-религиозные работы XVII-XVIII вв., мемуары и рукописи, редкие аудио- и видеозаписи, мебель, одежда, семейные реликвии выдающихся писателей и поэтов, прежде всего, Грузии. Например, паспорт Акакия Церетели, кинжал и щит Важа Пшавела, фотоальбом Ильи Чавчавадзе, карманная подзорная труба Грибоедова, украшенная бирюзой и множество других реликвий.
Первое, что бросилось в глаза в здании музея – детские рисунки, ими было увешано несколько просторных залов – копии работ Нико Пиросмани, выполненные старательной детской рукой, лопоухие слоники, Нацаркекия и прочие герои грузинских сказок. А рядом, в соседних залах – старинные портреты, музейные витрины, увы, пустующие – экспонаты, извлеченные из архивов и запасников,  попадают под стекло только во время выставок. Удивляться подобной эклектике не приходится – в музее постоянно проводятся разнообразные мероприятия. Но постоянной экспозиции музей не имеет. Зато в его залах регулярно проходят выставки. Организуются литературные встречи и вечера,  кинопоказы экранизаций литературных произведений. Также музей предоставляет свои помещения театральным коллективам. Здесь можно увидеть поделки  народных умельцев, послушать старинные романсы и познакомиться с творчеством фольклорных коллективов. Здесь постоянно отмечают юбилейные даты  знаменитостей и даже проводят экстравагантные  перформансы. Словом, музей живет совершенно особенной, насыщенной жизнью, далекой от стереотипного представления, что музей это – тишина, стабильность, академизм.
Деятельность музея литературы подразделяется на три ведущих направления: научные исследования, культурно-просветительская и издательская работа. Музей шагает в ногу со временем – имеет свой сайт и представлен на фейсбуке. В настоящее время уже полностью оцифрован фотоархив музея.
Как и положено настоящему интеллигенту, музей испытывает перманентные денежные трудности. Напряженная духовная жизнь здесь неотделима от поисков дотаций, поэтому неудивительно, что на сайте висит объявление о том, что сдаются площади, а рядом приписка – «рестораторов просьба не беспокоиться – музейные архивы не вынесут чада и жара кухни». Прочитав, такое объявление язык не повернулся задать вопрос о проблемах. Поэтому беседа с  директором Литературного музея имени Георгия Леонидзе, доктором исторических наук, профессором Университета Ильи Лашей Бакрадзе началась с нейтрального вопроса:

– Какие мероприятия прошли  в музее в последнее время,  что готовите нового?
–  В конце апреля нынешнего года экспонировали все, что связано с именем Георгия Леонидзе. Осенью подготовим обширную выставку, посвященную юбилею Тициана Табидзе.  В прошлом году многие посетили выставку «Голубые роги» – эта тема, посвященная блистательной  плеяде поэтов, поистине неисчерпаемая.  
В перспективе задумали устроить передвижную выставку с плакатами и изданиями произведений Акакия Церетели. Кстати, именно у нас хранится  первый грузинский полнометражный документальный фильм «Путешествие  Акакия Церетели в Рача-Лечхуми».
Режиссер и оператор Василий Амашукели запечатлел путешествие великого поэта в регион Рача-Лечхуми с 21 июля по 2 августа 1912 года. Всего он отснял порядка1500 метров пленки, из которых до наших дней дошло немногим более четырехсот. Но и эти кадры дают яркое представление о том, с какой любовью встречали люди поэта, а также судить об укладе жизни в грузинской провинции, природе тех мест. Общественность Грузии отметила столетие фильма: именно с этой ленты берет начало национальный кинематограф. Некоторые эксперты даже полагают, что картина «Путешествие Акакия Церетели в Рача-Лечхуми» является вообще первым в мире документальным фильмом.

– Существует соперничество между вашим музеем и другими институтами, имеющими богатые фонды?
– Нет. Мы делает общее дело – это главное. Не так давно совместно с Домом писателей – его директор Наташа Ломаури  раньше работала в нашем музее  – провели первый Международный литературный фестиваль. Наши фонды открыты для всех научных работников. К нам приходят за материалами сотрудники Института грузинской литературы имени Шота Руставели, Национального центра рукописей, Национальной библиотеки. Частые посетителя нашего музея – преподаватели и студенты Академии художеств, сотрудники других музеев, в частности, кинематографии, различных домов-музеев.
У нас прочные контакты с Институтом Гете, British Council in Georgia, с различными посольствами и общественными организациями. Например,  с «Колга Тбилиси Фото»  устраиваем совместный фотофестиваль. Наша мечта чаще приглашать писателей с читками, чтобы люди были в курсе современных литературных тенденций.

– Насколько ваш музей посещаем?
– Ежедневно, кроме воскресенья и понедельника, наш музей открыт для посетителей.  К нам постоянно приходят на экскурсии школьники, студенты, гости столицы. Плата  минимальная. Некоторые учителя литературы водят к нам детей на протяжении нескольких десятков лет. Хотелось бы, чтобы студенты заглядывали почаще. Многие наши мероприятия ориентированы на молодежную аудиторию. Когда мы устраиваем читки или вечера – вход вообще бесплатный.  Наша цель добиться популяризации – с одной стороны музей серьезный научный центр, а с другой – очаг культуры. Мы готовы сотрудничать с самыми разными организациями и частными лицами. Недавно впервые принимали группу популярных немецких писателей, считаю большим успехом, что сумели познакомить  грузинскую  общественность с их творчеством.  Хотелось бы, чтобы такие встречи стали постоянными.  

– Раньше мы читали толстые журналы – были в курсе новинок. Теперь образовался некий вакуум,  люди испытывают литературный голод.
– Я не согласен с такой позицией в принципе, исчезли  толстые журналы, но все можно найти в интернете, стали доступнее электронные книги. Другое дело, что для людей в возрасте это – проблема. Конечно, нам всем привычнее и приятнее читать печатные книги. Радует, что за последние десять лет наметился явный прогресс на грузинском книжном рынке. Грузия является приятным исключением, на Южном Кавказе в плане издания книг – полная стагнация. У нас хорошо обстоят дела с переводами, издается много новинок. Ну, и мы со своей стороны стараемся.  Издаем, не побоюсь высоких эпитетов, книги – уникальные.

– Откровенно говоря, в вашем кабинете, господин директор, трудно вести себя прилично и «не рыскать по полкам жадным взором».
Хозяин кабинета широким жестом указывает на стеллажи с  изданиями литературного музея.  Своей типографии у музея нет,  но это не мешает издавать книги, радующие глаз.  Что и говорить,  музейный «самиздат»  впечатляет не только разнообразием содержания, но также превосходным дизайном. Самым главным является то, что издавая книги, сотрудники музея знакомят читателей с музейными  фондами.  
– Издания музея несколько отличаются от обычных  сборников. В этих академических  изданиях  содержатся не только «канонические» тексты, но и их различные варианты,  наброски, отдельные фрагменты рукописей, черновики, заметки, письма, дневники.  Разумеется, сборники снабжены комментариями и богатым иллюстративным материалом, – рассказывает Лаша Бакрадзе. – В числе подобных изданий – сочинения Ильи Чавчавадзе, двухтомник Акакия Церетели, переписка братьев Разикашвили и др. В пятитомник – самое полное издание  произведений и наследия Григола Робакидзе вошли его письма, которые передала музею младшая сестра последней музы писателя Гиты фон Штрахвитц. В Германии я встречался с фрау Гитой, она была уже в преклонном возрасте и пообещала, что  родственники после ее кончины передадут  Грузии письма Робакидзе. При жизни расстаться с письмами она категорически отказалась. Ее отношения с Робакидзе длились два года, до самой смерти писателя.
Когда они встретились, фрау Гите было около 30, ему – почти 80. Это был классический роман в письмах, Робакидзе жил в Женеве, она – в Вене. Письма писателя полны нежности, но, в то же время, в них затронуты самые разные темы – Робакидзе излагает свои взгляды на философию, историю, изотерику. Некоторые письма были знакомы исследователям, поскольку Григол Робакидзе имел обыкновение делать копии своих бумаг. Но часть архива фрау Гиты раньше  нигде не публиковалась. Вот этот бесценный дар и украсил издание музея.

– Академические издания интересны, в первую очередь, исследователям, литературоведам.
– Не только. Буквально за несколько дней смели с прилавков книгу Резо Табукашвили. Огромный интерес вызвал дневник Иосифа Мчедлишвили о 20-х годах прошлого века. Широкие круги читателей заинтересовались записями Маро Макашвили, погибшей  при аннексии Грузии, мемуарами Отиа Пачкориа, Тезо Сацохиа, рассказывающие о ссылке в Сибирь в царское время. Вообще мемуары и дневники пользуются большим спросом.  Нами издана также серия биографий писателей. Не могу не отметить нашу новую серию об абхазских писателях, которую начали с творчества Лакербая.
Для любителей авангарда прошлого века представляют интерес репринты двадцатых годов: «H2SO4» – повторяет издание 1924 года футуристов-лефовцев, репринт «Софии  Георгиевне Мельниковой Фантастический кабачек Тифлис 1917, 1918, 1919».  Софья Мельникова читала стихи на вечерах авангардистов. В сборник вошли произведения Ильи Зданевича, Алексея Крученых, Нины Васильевой, Татьяны Вечерки, Важа Пшавела, Григола Робакидзе, Тициана Табидзе, Паоло Яшвили, Василия Катаняна, Игоря Терентьева, Александра Чичикова и других поэтов. Тексты книги набраны на русском, грузинском и армянском языках. Иллюстрации Александра Бажбеук-Меликова, Сигизмунда Валишевского, Кирилла Зданевича, Ладо Гудиашвили, Натальи Гончаровой.
Изыски авангардистов не могут никого оставить равнодушными – спектр восприятия от восторга до возмущения – в зависимости от вкусов и пристрастий.
Между тем, батони Лаша продолжает демонстрировать свои издания:
– Вот, обратите внимание на книжку «Фунагории», в которой собраны эпиграммы, шаржи, забавные миниатюры  авторов эпохи объединения «Голубые роги».
А вот еще одно наше удивительное издание  – сборники литературных журналов, выходивших в Грузии в начале прошлого века. И в свое время они были достоянием узкого круга людей, а теперь о них знают только специалисты. Так что эти четыре тома – замечательный подарок для исследователей и ценителей периодики. В первый сборник вошли журналы с 1913 по 1918 годы – «Голубые роги», «Сафирони», «Леила», «Прометэ», «Аиси» и др.  Второй сборник включил в себя литературную периодику с 1919 по 1922 годы: «Кроникис cаркэ», «Швилдосани», «Хомалди», «Илиони», «Ломиси» и др.  В третьем и четвертом сборниках издания с 1924 по 1927 годы, в которыхпредставлены, в частности, «Кавкасиони» и «Ахали Кавкасиони», «Галактионис журнали», «Литература да схва», «Шемокмеди», «Арифиони» и другие журналы.
Директор указывает на стопку нарядных томов с золотым теснением. Тут комментарии излишни – 26 фолиантов, вместивших  жизнь и  творчество Галактиона Табидзе. Это издание – предмет особой гордости сотрудников музей.
– Тема Галактиона в контексте деятельности нашего музея особенная. У нас хранятся самые большие фонды наследия Галактиона, подавляющее большинство его рукописей, бумаг, записей, фотоснимков.  Это, действительно, уникальное и самое полное его собрание записок, дневников, замечательных рисунков поэта, в которое вошли даже самые маленькие, начертанные на отдельных листах его автографы. Подробные комментарии сделаны сотрудниками нашего музея. Много лет посвятила изучению творческого наследия Г.Табидзе сотрудник музей Тея Твалавадзе, большую работа провела при подготовке издания  руководитель фонда рукописей Марина Кипиани, заведующая отделом иконографии Нана Кобаладзе, заведающая мемориальной библиотекой Ия Гадуа. Прекрасно потрудились наши реставраторы. Практически все сорок сотрудников музея принимали участие в издании. И что интересно – его нельзя считать завершенным, потому что нет-нет да всплывают новые сведения, натыкаемся на новые свидетельства  о жизни и творчестве великого поэта. Мы также можем гордиться нашим сайтом galaktion.ge. Сайт о Галактионе Табидзе превосходит все другие сайты, посвященные знаменитостям Грузии, подчеркиваю, не только писателей, но деятелей во всех областях. Создавая сайт, мы учитывали интересы, как поклонников поэзии Галактиона, так и многочисленных исследователей его творчества.  Интернет дает огромные технические возможности, скажем, можно определить, сколько раз использовал поэт в своих произведениях  то или иное слово.

– Расскажите, пожалуйста, о последних приобретениях музейного собрания.
– Прямые потомки писателя Шио Мгвимели (Кукучашвили), скончавшегося в 1933 году, недавно передали нам его архив. Буквально, месяц назад сын Вахтанга Челидзе подарил музею архив писателя. Мы очень благодарны этим благородным людям.  Или еще случай. Вообразите, какое мы испытали потрясение – иначе не назовешь, когда совсем недавно тбилисская учительница преподнесла музею в дар дневник Важа Пшавела. Долгие годы дневник хранился в ее семье – отец дружил с сыном  Важа Пшавела. И вот теперь по-настоящему интеллигентная  женщина, понимая, что такой документ не должен находиться дома, принесла его в музей, где он будет сохранен на века. К сожалению, очень многие наши соотечественники рассуждают по-другому. Можно понять, если родственники или случайные обладатели  литературного наследия просят за свои реликвии деньги, – время тяжелое. Иногда, к сожалению, мы не имеем возможности приобрести  документы, но в большинстве случаев изыскиваем средства. Но часто бесценные рукописи, дневники,  книги писателей пропадают из-за безалаберности людей.  Вопреки знаменитой фразе о том, что рукописи не горят, они гибнут и в огне, и в воде,  теряются при переезде, и – что особенно больно – оказываются на свалке после смерти  владельцев. Новые хозяева начинают избавляться «от хлама», выбрасывая чьи-то никому не нужные бумажки. Увы, таких случаев много, утрата литературных архивов – насущная и болезненная проблема.

– Многие ценности теперь выставляются на электронные торги. Насколько  интернет-аукционы способствуют утечке  писательских архивов  за рубеж?
–  Не скажу, что это серьезная опасность – не настолько  на западе интересуются нашими ценностями. Какая-то толика рукописей, возможно, и продается в западные научные центры или в частные коллекции, а вот осевшие на родине в частных руках архивы – большая проблема.  

– На сайте музея в фейсбуке появилось замечательное фото миниатюрного рога.
– Это дар кутаисцев. Из содружества  «Голубые роги» первым ушел из жизни совсем еще молодой Шалва Кармели. Его родственники хранили у себя все эти годы малюсенький рог, длиной  всего в четыре сантиметра. Это один из тех рогов, с которыми члены легендарного объединения читали стихи в Кутаиси. Мне всегда было интересно посмотреть на эти роги. И вот, наконец,  увидел своими глазами. Теперь он хранится  в нашей коллекции.

– В вашем музее богатые русские фонды. Поддерживаете контакты с российской стороной?
– У нас в музее прошла замечательная двойная экспозиция:  редкие фотографии Пастернака были выставлены на первом этаже, а на втором проходила выставка, посвященная «голубороговцам», с которыми Пастернака связывали дружеские отношения. На выставке были представлены из фондов нашего музея письма Пастернака, адресованные Паоло Яшвили, Тициану Табидзе и его жене Нине Александровне, а также рукописи переводов стихотворений «Малтаква» Паоло Яшвили и «Автопортрет» Тициана Табидзе.
А в прошлом году в доме-музее Пастернака в Переделкино проходила выставка, на которую из фондов нашего музея отобрали письма поэта и его малоизвестные фотоснимки. На той же выставке нашими экспонатами также были представлены материалы о Тициане Табидзе и других грузинских друзьях Бориса Пастернака. Из  книжных новинок  на днях получили замечательный сборник Галины Цуриковой «Жизнь  и поэзия Тициана Табидзе», изданный в Санкт-Петербурге в 2015 году.  
Недавно в «Русском музее» в Петербурге прошла  выставка Василия Шухаева, долгие годы жившего и работавшего в Грузии,  наш музей был представлен одиннадцатью портретами грузинских писателей   работы этого выдающегося художника. Сейчас ожидаю каталог этой выставки.  
Кстати в кабинете Лаши Бакрадзе висит портрет Константина Гамсахурдиа работы Василия Шухаева, но, к сожалению, в фондах нет ничего из литературного наследия К.Гамсархудиа, поскольку весь архив находится в доме-башне писателя, а его наследники отказываются вести переговоры о передаче рукописей в  музей.

– И все-таки, батоно Лаша, когда же музей порадует постоянной выставкой?
– Надеюсь, что постоянная выставка появится к 2020 году. Раньше не получится. Во-первых,  нужна концепция – нас не устраивает изживший себя метод,   бытовавший в советскую эпоху. В ХХI веке методика музейных выставок шагнула далеко вперед. Хотелось бы взять на вооружение опыт европейских музеев. Тот же Литературный музей в Марбахе, на родине Шиллера, может служить образцом для подражания, или выставки литературных наследий в Голландии. Наши коллеги в Армении уже создали достаточно современную постоянную экспозицию, когда как в Киеве – она по-прежнему  представлена по советскому подобию. Во-вторых, как, нетрудно догадаться, для воплощения прогрессивных идей нужны немалые средства. В Министерстве культуры поинтересовались, сколько же нам надо  денег. Мы назвали примерную сумму. В ответ – обещали выискать финансы. Так что мы надеемся, что лет через пять наш музей, наконец, сможет  открыть постоянную выставку и показать в полном объеме свои богатства.


Ирина Канделаки

 
«Я НЕ ЖЕЛАЮ ИМЕТЬ ПАМЯТНИКА…»

https://lh3.googleusercontent.com/-Lzh06P8r3uc/VUCv1IFNB1I/AAAAAAAAFtU/fR4KrGgp_X4/w125-h124-no/o.jpg

К 190-летию со дня рождения Габриэла Сундукяна
«Завещаю не ставить надо мной никакого памятника. Кому же я действительно дорог, тот воздвигнет мне памятник в самом себе», – писал Гоголь («Выбранные места из переписки с друзьями»).
«О, не ставьте мне монумента! В сердцах своих воздвигните мне монумент…», – вещает Фома Опискин в пародийной аллюзии на завещание Гоголя  (Ф.М. Достоевский. «Село Степанчиково и его обитатели»).        
А вот еще одно завещание! «Я не желаю иметь памятника. Если хотят, пусть поставят памятник Пепо…» Что это, опять аллюзия? Автор этих слов, получивший образование  на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета, был прекрасным знатоком русской литературы. Но его предсмертное желание, ставшее известным через некролог (как и Гоголь, он не хотел видеть его напечатанным при жизни) проникнуто другим отношением к будущим поколениям; автор завещает  их памяти не себя, а своего знаменитого литературного героя, популярность которого остается непоколебимой уже полтора века.
Что же представлял собой социальный тип, который стал знаком драматургии Сундукяна?
Но прежде о личности автора.
При вдумчивом отношении он представляется в сочетании парадоксов, что позволило Ширванзаде воспринимать этого писателя «отдельно от деятелей армянской культуры прошлого», таких как Раффи или Перч Прошян, изнемогавших под бременем нищеты, болезней и борьбы за право творить. Красивый, изысканно одетый, всегда в перчатках и дорогих шляпах, с безупречными манерами и отличным здоровьем, которое тщательно поддерживалось  прогулками на дальние расстояния, он казался олицетворением благополучия. Однако мало кто знал, какой ценой досталось это благополучие.
После смерти Никиты Сундукяна, обладавшего немалым состоянием, вдова с тремя детьми оказалась в кабальной зависимости от церкви, налоги которой  планомерно вели семью к разорению. Не имея ни от кого поддержки, Тинатин Сундукян  изо всех сил старалась, чтобы  дети (Габриэл был старший) не чувствовали лишений, а главное, получили  достойное образование. Единственным источником дохода семьи оставался двухэтажный  дом с фруктовым садом. Часть его предприимчивая хозяйка сдала супружеской чете педагогов. Шахан-Джрпетян, который был приглашен из Парижа для руководства Тифлисской армянской школой, стал обучать Габриэла новому и древнему армянскому языку, познакомил с основами латыни и итальянского, а его жена, привезенная из Парижа француженка, начала давать уроки на своем родном языке. Однако мать Габриэла быстро поняла, что не следует довольствоваться  домашним  образованием, и стала искать возможности для его  продолжения.  Габриэл был принят в частный пансион братьев Арзановых, выпускников Московского университета,  затем в Тифлисскую  гимназию. Непростой вопрос поступления в это заведение решила знаковая встреча: репетитором мальчика по русскому языку стал выдающийся армянский просветитель и писатель Хачатур Абовян; преследуемый эчмиадзинскими клерикалами, он занялся частным преподаванием в Тифлисе. Позднее  Сундукян  писал, что приватные ученики Абовяна славились прекрасной подготовкой не только в Тифлисе, но и обеих русских столицах: «Не будь его (Абовяна. – М.К.), меня не приняли бы в гимназию». Надо полагать, что именно Абовян пробудил  интерес у мальчика к русской литературе (Грибоедов, Пушкин, Лермонтов, Гоголь), который основательно углубился  в гимназии. В русском переводе начинается знакомство  с произведениями европейской литературы; наряду со «страстным чтением» (Г.Сундукян) французских книг,  потрясающее впечатление  производит  «Коварство и любовь» Шиллера. «… несмотря на поздний час и на убедительные просьбы матери, я не мог оставить книгу, пока не окончил (в 4 часа утра), проливая горячие слезы», – писал он впоследствии  известному литературоведу Юрию Алексеевичу Веселовскому, своему биографу и переводчику  пьес.
При всех экономических трудностях, юным Сундукяном неотступно владела мысль о поступлении в университет, и мать снова поддержала его. В соответствии с уставом, выходец из купеческого сословия не имел право учиться в Санкт-Петербургском университете. Но Тинатин Сундукян,  при содействии директора гимназии Арзанова, твердо верившего в способности ее сына, добилась от «Общества тифлисских граждан» разрешения на его поступление  «с правом пенсионера» (стипендианта. – М.К.). Такие студенты, получив диплом, направлялись на должность переводчика в ведомстве главноуправляющего краем.
Оценки при поступлении были малоутешительны,  одни низкие баллы. Однако окончание университета  оказалось блистательным: по языкам (арабский, персидский, турецкий, русский, армянский, грузинский, французский) и таким  предметам, как «гражданские законы и судопроизводство», «уголовные законы и судопроизводство», «история Востока» одни пятерки; и только по курсу «государственные учреждения Российской Империи» тройка.  Ведомость с такими показателями сопровождалась  ходатайством  ректора университета перед попечителем Петербургского учебного округа об «исключении от податного состояния Гавриилу Сундукову». Теперь выпускнику филологического факультета предстояло защитить диссертацию на степень кандидата по теме  «Беглый взгляд на характер персидской просодии, исходя из формы и особенностей арабского стихосложения в сравнении с персидским», что он с успехом выполнил в кратчайший срок. Правда, социальное происхождение задержало своевременную выдачу  диплома кандидата, которая состоялась лишь после специального указа от Правительствующего сената.
Укажем также, что будучи студентом, Габриэл талантливо перевел стихотворение Пушкина «Клеветникам России» на древнеармянский. Оценивая этот «красивый и превосходный» перевод, профессор университета Бероян  высказался в письме к декану факультета Н.Устрялову о том, что стихи Сундукяна «нимало не уступают самому подлиннику…» (!) и рекомендовал представить их автора к званию магистра, но эта просьба осталась без внимания. В то же время, в письмах к матери проскальзывает неудовлетворенность тем, как распределяется прохождение  предметов; неоправданной перегрузке при  изучении  языков, он предпочел бы специализацию в технических науках, а также юриспруденции. Судя по всему, Габриэл смог посещать занятия на математическо-техническом  факультете, и жизнь показала, насколько основательными оказались  приобретенные им знания в инженерно-строительном деле и математике.  
5 ноября 1850 года двадцатипятилетний Габриэл начинает работать в Тифлисе как  устный переводчик в канцелярии главноуправляющего Кавказским краем. Одновременно на общественных началах  преподает геометрию в известной Нерсисяновской школе. Что побудило его, при недостаточной обеспеченности семьи,  работать без зарплаты? Желание поделиться приобретенными знаниями? В то же время, в канцелярии наместника через три года  возник тяжелый конфликт с высшим начальством. Чем он был вызван? Нежеланием  переводить документы с бесконечными жалобами несправедливо обиженных, о чем он высказывался вслух? В рапорте начальника канцелярии говорится о «дерзких, предосудительных выражениях» в адрес вышестоящего сотрудника, и Сундукян, отказавшись извиниться, был арестован в канцелярии. Но такая мера наказания показалась недостаточной наместнику; было дано распоряжение выслать непокорного чиновника в двадцать четыре часа в Дербент с запретом выезжать «без особого разрешения его сиятельства» (М.С. Воронцова. – М.К.).
Позднее журналист Г.Назарян выдвинул иную версию отстранения переводчика от канцелярии наместника,  похожую на то,  как удалил Воронцов из Одессы Пушкина: молодого Габриэла, с его впечатляющей внешностью и отточенными манерами «слишком преследовали посещающие дворец дамы, им увлекались даже жены и дочери начальников, и результатом… была ссылка в Дербент» (из книги Г.Абова). Что ж, похоже на правду, надо сказать, что в дальнейшем,  на протяжении всего тифлисского периода с безостановочным  движением по служебной лестнице, отношения с начальством у Габриэла Никитича всегда складывались благополучно.
До сих пор мы не  касались литературного творчества. Собственно, оно еще не начиналось. Зато в Дербенте проявились другие  способности, свидетельствующие о всесторонней одаренности прибывшего сотрудника. Сполна выявились приобретенные в Петербургском университете технические знания; его выпускник, назначенный начальником отделения в канцелярии губернатора, успешно возглавил работы по строительству и благоустройству города. Читатель монографии Геворка Абова «Габриэл  Сундукян. Жизнь и творчество» ставится в известность, что новая должность была связана с заказами на составление архитектурных  проектов городских зданий; в их числе - выполненное по просьбе армянского населения оформление проекта и сметы на постройку армянской церкви. Важным событием стало руководство работой по установлению городских часов; их механизм работал так, что бой раздавался не только каждый час, но и каждые пятнадцать минут.
Между тем, пребывание в Дербенте сильно тяготило этого на первый взгляд преуспевающего  чиновника. Особенно тяжело переносил он отсутствие театра, который в пору студенчества прочно вошел в его жизнь. «Какая была радость.., – вспоминал писатель на старости лет, – когда я впервые видел Каратыгина в роли Фердинанда! («Коварство и любовь». – М.К.). Я полюбил  театр, и с тех пор не пропускал ни одной пьесы в Александринском театре, где поражали меня, изумляли своей игрой также Мартынов, Каратыгин 2-й… Щепкин-Фамусов (знакомый по московским гастролям. – М.К.) у меня и теперь перед глазами, и мне кажется, что я сейчас слышу его голос…» Изо всех сил стремится он вернуться в родной Тифлис, где, благодаря энергичным действиям М.Воронцова, открылся русский драматический театр (1845). Однако покинуть Дербент не разрешал ни Воронцов, который  видел в Сундукяне преступника, заслуживающего ссылки в Сибирь (тайна перехваченного полицией письма, якобы написанного Сундукяном, до сих пор не разгадана), ни назначенный после него новый наместник Н.Н. Муравьев. И только в 1858 году, благодаря ходатайству Григола Орбелиани, поэта и воина, ставшего к этому времени генерал-адъютантом его императорского Величества, Габриэлу удалось вырваться из Дербентского плена.
В 1856 г. в Тифлисе основан армянский драматический театр.
Сундукян сразу вошел в руководящий орган театра, и 1863 г. представил на суд   общественности одноактный водевиль «Ночное чихание - к добру». Эта  смешная пьеса оказалась настолько популярной, что в октябре 1863 года ее, в исполнении грузинских артистов, показали на торжественном вечере в честь приезда А.Н. Островского; заметим, что свои сочинения Сундукян писал одновременно на армянском и грузинском языках.
«Сторонник европейской цивилизации, обличитель темных явлений армянской жизни, прекрасный знаток местного быта и… тифлисского диалекта… весьма остроумный писатель», – таким предстает Сундукян в характеристике Ю.А. Веселовского на страницах  энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона. Был ли наш писатель, неутомимо призывающий к сохранению национальных традиций, сторонником европейской цивилизации? Правильно было бы сказать: сторонником образования, преобразующего горизонт закостенелых представлений, независимо от того, где они получены. «Крен» в сторону Европы зачастую настораживал писателя, получая подчас карикатурное изображение.
Веселовский выделяет ряд остроумных, живо написанных пьес, которые последовали за «Ночным чиханием». Это «Хатабала», разоблачающая укоренившиеся жульнические  проделки во время свадебной «эпопеи», когда жених, по обычаю, мог видеть невесту только в день обручения; «Еще одна жертва», апология молодого поколения, задыхающегося в тисках пережитков прошлого, и ее зеркальное  отражение – «Разоренный очаг», где предупреждается  опасность безоглядного разрыва с традициями; «Супруги», с утверждением права на развод и  провозглашением  независимости женщины. Однако литературный критик оставляет без внимания не только публицистические статьи, подобные «Беседам Амала» или «Беседам Адида» или образцы прозы. Он прошел мимо, быть может, самого удивительного опуса – «Оскан Петрович на  том свете».
Издавна принято говорить о созвучности мира героев Сундукяна с творчеством Островского. Нам кажется,  правомерна и другая  параллель – Сундукян – Достоевский,  исходящая, прежде всего, из трепетной для обоих авторов темы «униженных и оскорбленных»  (чего стоит один «Варенькин вечер» Сундукяна!). Она, возможно, и затрагивалась в исследовательской литературе, но нам открылось другое – близость трагикомического фарса  рассказа Достоевского «Бобок» (1873) с опередившей его на шесть лет пьесой «Оскан Петрович на том свете» (1866). Участники обоих сюжетов покойники. В жутком рассказе «Бобок» очнувшиеся в могилах мертвецы радуются освобождению от условностей земной жизни и решают развлечься воспоминаниями о своих самых постыдных поступках (сходная ситуация повторится в «Идиоте», когда Фердыщенко предлагает игру «пти-жен». – М.К.). С признанием своих грехов выступают действующие лица и в одноактной шутке Сундукяна;  автор  посылает душу «героя» «Ночного чихания» Оскана Петровича, жаждущего узнать правду о себе и своих уважаемых соотечественниках, «на тот свет». Но «адрес» отправления  неточен: оказывается, «знатные» люди  после смерти попадают только в ад, куда и приходится спуститься пришельцу. Добровольный турист в преисподнюю приходит в ужас, представляя, какие мучения ждут его в конце пути. Но Сатана уверяет, что обитатели этих мест при жизни грешили  гораздо больше, и приглашает на «экскурсию» по своим владениям. Перед «искателем правды» из огненной геенны выплывают «исчадья ада», бесстыдно обнажаясь в омерзительном обличье своей земной жизни. Потрясенный Оскан Петрович узнает цвет высокочтимой городской «знати» и начинает понимать, что совершаемые  преступления надежно скрывались под ханжескими масками. Он пытается убежать, поискать вход в рай, но попадает в руки сатанинских слуг, а через них на суд. Его вершит владыка ада Сатаэль, окруженный злыми ангелами разных видов и чинов, которые «сияют особенной роскошью и адскими орденами». С рабским почтением кланяются бесы своему предводителю,  целуют его колени и ноги, называя его «вашим величеством». (Курсив везде мой. – М.К.). Прозревший Оскан Петрович  обескуражен: «И здесь водится все это… Смотри-ка, что они делают!» Представлял ли сам Габриэл Никитич силу социального протеста, который был заложен в этой, казалось, невинной сценической шутке, незамеченной цензурой; пугающую глубину воссозданной в ней картины мира; этическую подоплеку  обличения сил зла? И все  это до написания «Пепо», заклеймившего царское судопроизводство.
Пьесу «Пепо» ее создатель считал своим лучшим сочинением, не пропускал ни одной постановки, всегда сидя в первом ряду.  Житель элитарного района Сололаки, эстет и сибарит Габриэл Никитич мог распознать персонаж для будущей пьесы в любом уголке. Прообраз Пепо – реальное лицо, выхваченное автором из «гущи» тифлисской жизни. Однажды  писатель заметил на улице человека, в котором узнал рыболова. Он пригласил его домой,  угостил чаем, и, добродушно прощая изрешеченные гвоздями сапог полы, завел с ним знакомство, стал крестным  сына, и после смерти отца продолжал уделять ему внимание. «Хороший был человек, честный», – вспоминал слова Габриэла Никитича Ширванзаде.
Зимзимов, злейший враг и социальный антипод Пепо, по словам его создателя, портрет известного ростовщика Х. Однако другой  ростовщик, хозяин квартиры, где проживал писатель, посчитал себя  моделью этого образа, и, не потерпев дерзкой выходки жильца,  указал ему на дверь.
Еще один образ, взятый прямо из жизни, наиболее совершенный из характеров, созданных Сундукяном, «бронзовая статуя, перед которой время бессильно» (Ширванзаде), – старый друг семьи Пепо Гико.
Какое же место занимал в социальной иерархии  тип, которому Сундукян воздвиг литературный памятник? «Он питал особое уважение к тем, кого в Тифлисе называли «кинто», – писал Ширванзаде. Кинто – это мелкий торговец, разносчик фрукт и выловленной в Куре рыбы. В наше время стало модно представлять его как главного носителя городского колорита. На самом деле у этих жителей зачастую беднейших кварталов города была отнюдь  неоднозначная репутация. Балагур, весельчак, остроумный зубоскал, неугомонный плясун (от его имени произошло название главного уличного танца Тифлиса – кинтаури), часто бездельник, и, в то же время,  грубиян, сквернослов и скандалист; слово «кинто» до сих пор употребляют  как  оскорбительное  ругательство за неучтивость, разнузданность поведения, площадные манеры. Ладо Гудиашвили вспоминал, какой шок испытал однажды посетитель его  выставки, увидев картину «Кутеж двух кинто с женщиной», сюжет которой посчитал аморальным. И этот социальный изгой, получивший имя Пепо, возводится в образец высокой нравственности; в его душевном  строе автор  разглядел качества, которые привели его к миссии бескомпромиссного борца за  права человека.
Преданный друг, нежный сын и брат, каким предстает он с первой страницы, Пепо превыше всего ставит труд. «Полубезумный восторг делания» (М.Горький) его обычное состояние, но бедный рыбак романтизирует все, с чем соприкасается – видавший виды  старый невод с замысловато сплетенной сетью; котел, где варится рыба; и счастливо найденная заводь, и пронзительный трепет («точно жизнь со смертью встречается»), который охватывает рыбака во время вытягивания улова. Дитя природы он  одинаково любит и  темную ночь, одухотворенную беседой со звездами, и светлую с ее хранительницей луной. И даже вода, со всеми бедствиями во время весенних паводков, его родная стихия. Но вот, на пути  такого человека возникают ложь и бесчестье, измывательство над  бедностью, подлость и  предательство. Непоколебимый страж, преданный хранитель  этих низменных инстинктов царский суд; сдернув фантастическую оболочку, напяленную на него в «похождениях» Оскана Петровича, писатель саркастически разоблачает этот институт в горестной истории  семьи Пепо. Осознав правду, бедный рыбак, обманом приговоренный к тюрьме,   превращается в неумолимого мстителя. Нашелся настоящий документ, взамен сфабрикованной  судом расписки, и теперь  Зимзимов униженно просит прощения. Он готов откупиться за большие деньги, но Пепо гневно отвергает очередной мошеннический трюк. «Со страху продать свою душу? Нет, мать, эта расписка – меч, который сам бог послал мне, и этим мечом я отрублю ему голову… Пора огласить на весь мир его проделки!»
Образ влюбленного в жизнь веселого бессеребренника, который, узнав жестокие законы действительности, смело  устремляется на борьбу с обидчиками, полюбился зрителям с первых же спектаклей. Перед началом  представлений у кассы театра выстраивались длинные очереди. По инициативе А.Церетели «Пепо» был поставлен в Кутаиси, где писатель сыграл  одну из ролей. Но поистине головокружительный  успех пришел к герою  Сундукяна после выхода на экран фильма Амбарцума (Амо) Бек-Назарова (1935). «Когда «Пепо» появился на экранах, зрители Тбилиси и Еревана восприняли его как кусок собственной жизни», – писал музыковед В.Юзефович. По свидетельству ереванской газеты, выход фильма ознаменовался  торжественно организованным шествием к зданию летнего кинотеатра «Спартак». А в тбилисских кинотеатрах зрители спонтанно превращались в соучастников действия. Весь зал  подпевал любимцу улицы  Пепо, когда он закидывал сеть. Радостными приветствиями встречали энтузиасты зала подвыпивших гуляк на плоту, с нетерпением ожидая тоста в честь Пепо. Самые предусмотрительные запасались бутылками вина, чтобы присоединиться к здравице. Охотно посещали сеансы кино и сами артисты. Тифлисские зурначи, которые в фильме играли самих себя, сидели в зале со своими инструментами и, улавливая  момент,  включались в звучащую с экрана музыку.
«Пепо» был первым звуковым армянским фильмом. Бек-Назаров очень хотел, чтобы фильм его могли слушать в звучании  русской  речи, но добиться этого казалось невозможным,  дублирование  тогда  не практиковалась. Режиссер решился на смелый эксперимент – русский вариант он снял параллельно с основным в исполнении тех же артистов. И результат превзошел все ожидания.    
Музыку к фильму написал Арам Ильич Хачатурян, долгое время песня Пепо оставалась популярным шлягером. В своей книге воспоминаний Бек-Назаров рассказал о том, каким требовательным был к себе Хачатурян. Без конца переделывая текст песни, он, наконец, удовлетворился после седьмого  варианта. Но, по версии киноведа К.Калантара, получалось, что режиссер вконец измучил композитора, отвергая предлагаемые варианты, и только седьмой был принят.     
Основная часть съемок проходила в Тбилиси, некоторые сцены снимались в Ереване. Один из самых удачных эпизодов – бал в доме Арутюна Зимзимова – был снят в Москве. Во время работы в Тифлисе Бек-Назаров обратил внимание на старые мельницы на берегу Куры  и решил ввести их в кадр. Но тут выяснилось, что мельницы подлежат немедленному сносу. Этим вопросом занялся директор съемочной группы Арам Огаджанян, снос удалось оттянуть, и колоритный уголок старого Тифлиса  выразительно украсил пленку.  
Незабываемым стало окончание съемок. Его обставили  участвовавшие в фильме кинто. Собрав  со всего города друзей, они пригласили съемочную группу  на пиршество; утомленные артисты, не успев переодеться, прямо в сценических костюмах очутились на берегу Куры, где их ждали накрытые столы. Так отпраздновали тбилисцы выход фильма о своем городе.      
Габриэл Сундукян прожил долгую жизнь – 87 лет. До конца дней он боролся со старостью, сохраняя ясный ум, живой интерес к культурным событиям, неизменную общительность. Долгое время  оставалось при его натуре и такое качество, как влюбчивость. Ширванзаде донес до наших дней историю позднего «романа»; влюбившись в соседку, пожилой писатель по вечерам вызывал ее на балкон, играя на тари. Она тут же появлялась, и через звуки музыки начиналось безмолвное объяснение в любви.
В среде тифлисских писателей укоренилось негативное отношение к высокому служебному чину Сундукяна; считалось, что добросовестное отношение к  обязанностям по работе не лучшим образом отражается на творчестве, отнимая у него время. «Ему не нужна была генеральская лента, высшую ленту он уже получил от Мельпомены, – высказывался Ширванзаде, – он не нуждался и в царских деньгах». Не будем закрывать глаза на блага, которые исходили от «генеральской ленты» и щедрого жалования. Этот автор не знал  затруднений ни в сроках, ни в качестве издаваемых сочинений. Они всегда  печатались на лучшей  бумаге, и к услугам писателя, известного своей педантичностью, были самые квалифицированные  наборщики; с ним сотрудничали самые опытные редакторы.
Трудно сказать, когда было написано завещание, к которому мы обратились в начале  статьи. Писатель распорядился в нем не только о «памятнике», но и о своих похоронах. «Меня раздражают кони с большими бубенчиками. Пусть мой гроб несут четверо здоровых кинто. Они понесут меня с легкостью птицы».   
Желание писателя было исполнено. Гроб его всю дорогу до кладбища несли кинто. Прах его покоится в Тбилисском пантеоне деятелей армянской культуры.


Мария КИРАКОСОВА

 
КАК СОХРАНИЛИ «ЛИЦО ТЕАТРА»
https://lh3.googleusercontent.com/-cIeK8y0OGgQ/UuoNDB9ooUI/AAAAAAAADB4/g8S_Zm20wpQ/w125-h142-no/l.jpg
Это история о том, как в Тбилисском государственном музее театра, кино и хореографии оказались сведения о московском «Свободном театре» - история создания шедевра авангардного искусства и творческого триумфа грузинского режиссера в Москве. И начать ее следует с того, что в 1927 году 22-летний искусствовед Давид Арсенишвили основал в Тбилиси Театральный музей, первый на Кавказе, задавшись целью собрать все, что было связано с историей развития театра в Грузии.
В 1930 году молодой директор отправился в Москву для сбора материалов о творческой деятельности Константина Марджанова (Котэ Марджанишвили) в России.
Так в отделе рукописей грузинского музея оказались интереснейшие документы, в частности, договор, заключенный между грузинским режиссером и предводителем Калужской губернии миллионером Василием Суходольским. По договору Суходольский обязался арендовать в течение четырех лет «Щукинский Эрмитаж», а Марджанишвили – вложить в это дело свой опыт и знания.
Свершилась мечта режиссера о создании синтетического театра под названием «Свободный театр», обещавший ему свободу мышления и творческую независимость. Суходольского, кроме дополнительных денежных поступлений, увлекала престижная репутация театрального мецената.
После заключения договора Константин Александрович приступил к реконструкции здания. С целью изучения современной театральной техники и дизайна он отправляется в Европу. К сожалению, в документах музея не указано имя архитектора внутреннего интерьера, но можно предположить, что художественное оформление осуществлялось при непосредственном участии самого режиссера-новатора, который был душой начинания и пригласил на работу в театр лучших художников, композиторов, режиссеров, актеров. Они должен были способствовать стремлению прогрессивного мыслителя и руководителя дать жизнь экспериментально-новаторскому театру, в котором опера чередовалась с пантомимой, драма – с опереттой; актеры представляли практически все жанры: пели, играли, танцевали, использовали пантомиму.
9 октября 1913 года первый русский авангардный театр открыл сезон оперой «Сорочинская ярмарка» М.Мусоргского (режиссер – И.Санин) в Москве, в Каретном ряду, в здании Щукинского театра, где начинал свою деятельность Московский Художественный. Премьерный спектакль имел успех, все было детально продумано и выполнено с тончайшим вкусом.
Особый интерес вызывал сценический занавес – украшение любого театра, его лицо. Каждый художник старается при этом создать нечто небывалое, единственное в своем роде. Так, архитектор Осип Бове, проектируя интерьер Большого театра, мечтал разделить сцену и зрительный зал зеркальным занавесом.
Несмотря на то, что главным художником «Свободного театра» был Виктор Симов, знакомый Марджанишвили еще по Московскому Художественному, он заказал эскиз занавеса «Маскарад» Константину Сомову, художнику-стилизатору, члену творческого объединения художников «Мир искусства», одному из лучших представителей Серебряного века. Сомов выполнил заказ на темы итальянской комедии дель арте – комедии масок.
Театральный критик того времени Г.Крижицкий писал: «Сцену отделял от зрительного зала аппликационно вышитый по заказу К.Сомова занавес, изображавший пышное, радостное маскарадное празднество».
В августе Сомов писал сестре: «Целое утро и часть дня провел с Симовым у Сапожникова за выбиранием тканей. Выбор так богат, что я почти оцепенел от красоты тканей». В октябре, накануне премьеры, он же извещал сестру: «Я вчера ездил смотреть занавес, который все считают удавшимся, а я нет. Оригинал красивее».
Однако зрители считали иначе, и после премьеры художник уже скромно сообщал сестре: «Вчера была премьера в Свободном театре. Вся Москва. Был успех... Меня качали в воздухе».
Занавес, созданный в начале прошлого века, уникален по своему художественно-историческому значению. Его праздничная, яркая цветовая гамма, ассоциирующаяся с музыкой, и сегодня вызывает восторг ценителей искусства на выставках.
То была эпоха (конец ХIХ – начало ХХ вв.) коренных изменений, когда в изобразительном искусстве и литературе развивалось новое направление – модернизм, известное в истории русской культуре, как Серебряный век. Начало ему было положено в Петербурге в 1898 году Александром Бенуа и Сергеем Дягилевым созданием «Мира искусства». Время значительного подъема театра и театрально-декоративного искусства, поиска контрастных решений, метафорной формы изображения, символизма, гротеска, эксцентрики. В этот период новаторских поисков К.Марджанишвили работал режиссером Московского Художественного театра, вызывая своими постановками огромный интерес московской общественности. В работах Константина Сомова режиссера привлекала условность изображенного театрального мира, гротеск с налетом грусти, застывшие кадры.
По замыслу Константина Александровича, сущность экспериментального театра отражается в самом названии занавеса. Маскарад – праздничное народное шествие. Эта идея помогала художнику прибегнуть к распространенному в начале века приему «театр в театре», и он изобразил мизансцену спектакля балаганного театра – встречу с легко узнаваемыми персонажами: Арлекин, Коломбина, Бригелла, Пьеро... Здесь же были размещены ангелы на облаках, Амур и Психея...
Михаил Кузмин, писатель, композитор и музыкальный критик, вспоминал о своем друге: «Несмотря на свое пристрастие к театральности и театру, К.А. Сомов почти ничего не сделал для сцены, если не считать занавеса, сшитого по его рисунку для московского «Свободного театра». Не думаю, чтобы отсутствие склонности к декоративной технике было тому причиной. Мне кажется, что Сомову, привыкшему на весь мир смотреть, как на театральную, почти кукольную игру, слишком конкретной и грубой, слишком материальной представляется практическая театральная работа. Имя К.А. Сомова известно всякому образованному человеку не только в России, но и во всем мире. Это – величина мировая».
«Свободный театр» просуществовал всего один год, на его сцене было поставлено пять спектаклей, но он оставил неизгладимый след в истории русского театрального искусства. Его верные служители стали ядром Камерного театра Александра Таирова. После закрытия «Свободного театра», из-за разногласия среди пайщиков, его занавес (7 х 11 м) остался у Суходольского, который только художнику за эскиз заплатил 15 тысяч рублей, не считая расходов на покупку материалов, оплаты за трехмесячную работу пяти десятков вышивальщиц.
В 1917 году занавес в числе прочего имущества мецената был национализирован.
В 1930 году после настоятельного требования Д.Арсенишвили Мосгорисполком принял постановление о передаче занавеса Театральному музею Грузии, и сегодня он хранится в фондах Государственного музея театра, музыки и хореографии, наряду с договором о создании «Свободного театра», списком актеров, репертуаром – волнующие свидетельства о творческом содружестве реформатора грузинского театра и русского художника, реализовавшего в шедевре яркий замысел.

Мери МАЦАБЕРИДЗЕ
 
СВЕТ С СЕВЕРА

secer-1

Исторические документы и художественные произведения, представленные на выставке в женевском имении Вольтера «Делис», что значит - «Отрада»  (французское название усадьбы « Dеlices» мы можем перевести на русский лад и как Отрадное), ставят в очередной раз традиционный вопрос о русской идентификации. Название этой выставки, в подготовке которой приняли участие многие известные ученые-историки и музейные сотрудники, в частности, с российской стороны Надежда Плавинская (Институт всемирной истории РАН) и Дмитрий Озерков (Государственный Эрмитаж), более чем красноречиво свидетельствует об актуальности вечной дилеммы о соотношении России с Европой и Азией.

Подробнее...
 
СЧИТАЮ СЕБЯ СОЛДАТОМ

shedevr

Щедро наградила дарами природа чудесную мою родину – Грузию. Лучезарное солнце, изумрудное небо, пленительный, благоуханный горный пейзаж – страна, достойная песен. В ее честь народные сказители создают изумительные легенды, ее воспевают поэты, талантливые музыканты. Бесконечное разнообразие и богатство грузинского фольклора образует тот золотой фонд, который, помимо своей самобытной ценности, является источником вдохновения для современных художников. Таково значение, например, бессмертного творения Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Еще в юности меня захватили романтические образы Руставели – Тариэл и Автандил. Уже зрелым художником я выполнил цикл иллюстраций к «Витязю в тигровой шкуре».
Два фактора сыграли решающую роль в развитии грузинской художественной культуры – народное творчество и культура братского русского народа. На этих началах выросло и развилось несколько поколений грузинских мастеров.

Подробнее...
 
<< Первая < Предыдущая 1 2 3 4 Следующая > Последняя >>

Страница 3 из 4
Четверг, 10. Октября 2024