ПРО РЕКЛАМУ И НАГЛЯДНУЮ АГИТАЦИЮ |
НЕВЫДУМАННЫЕ ЛЕГЕНДЫ
В Советском Союзе о билбордах и баннерах с пиаром и промоушеном ничего не знали. То есть они были, но звались рекламными щитами. На которых была еще и наглядная агитация, а именно – свежие мысли о том, что Ленин с нами, партия – наш рулевой, экономика должна быть экономной, профсоюзы – школа коммунизма и т.д. и т.п. Подобные «неоспоримые истины» красовались также на фасадах и крышах зданий, став обязательной частью оформления каждого города страны. И лишь Тбилиси встречал своих гостей лозунгом, от которого сладко замирали и глотали слюну при выходе с вокзала все, приехавшие в грузинскую столицу поездом. Потому что десятки лет парило над Вокзальной площадью, а ночью светилось неоновыми буквами утверждение, не подвергающееся в народных массах сомнению: «Пиво полезно и питательно!» И никаких тебе школ коммунизма. Свой вклад во всесоюзные лозунги Грузия внесла и в первой половине 1960-х годов – уже отдельными рекламными щитами на выезде из Тбилиси по Военно-Грузинской дороге. Примерно на полдороге к Мцхета красовался любимый лозунг Никиты Хрущева: «Догоним и перегоним Америку!». Вообще-то советский руководитель уточнял этот дерзкий призыв: «по производству мяса, молока и яиц!». Однако на плакатах стали ставить сообщение о том, что «Америка находится на краю пропасти», и стремление перегнать ее в этой ситуации стало выглядеть весьма сомнительным. Но республиканская Госавтоинспекция органически развила эту животрепещущую тему, через пару сотен метров после хрущевского призыва разместив суровое предупреждение: «Не уверен – не обгоняй!» Многие годы радовал своей непосредственностью размещаемый повсюду призыв: «Летайте самолетами Аэрофлота!» Как будто у кого-нибудь была возможность пользоваться альтернативными услугами «Люфтганзы» или «Эр-Франс»… Столь же безыскусно-непосредственны были и, так сказать, ведомственные призывы, кое-где оставшиеся еще с 1940-х. Так, на задворках ПВРЗ (Паровозо-ремонтного завода) ветшал плакат с указанием истинного места слабого пола: «Женщина, на паровоз!». А в глухих коридорах некоторых периферийных поликлиник сохранились старые призывы типа «Наши дети не должны болеть поносами!» (только наши, а остальные, значит, пусть обкакаются?) Были еще и замечательные призывы, которые помнят, пожалуй, только сололакские старожилы. Это сейчас на улице Чайковского в нескольких десятках метров от Госканцелярии высятся медленно разбираемые остатки уродливого остова постройки, заложенной еще в 1980-х. А в середине прошлого века здесь была огромная территория тбилисской пожарной команды N1. Она венчалась дореволюционной каланчой и обрамлялась увешанными бельем балконами, по которым носилось не одно поколение детей профессиональных пожарных. И висели вдоль этих балконов гигантские чудо-транспаранты. Причем посвящены они были не повышению огнеборческого мастерства, а укреплению дисциплины. Три из них были взяты из сборника 1945 года «Военные пословицы русского народа». «Изящно» зарифмованные, они вызывали желание немедленно и добровольно отправиться строевым шагом на гауптвахту: «Ленивому бойцу погоны не к лицу!», «Служи по уставу – завоюешь честь и славу!», «Сумел провиниться – сумей и повиниться!». Четвертый лозунг – в прозе – заставлял задуматься о причастности к пожарному делу одного прославившегося в литературе врача: «В человеке все должно быть прекрасно! А.Чехов». На фоне этих философско-бравых призывов пожарные или разгоняли футболом сон, или мыли после схваток с пламенем свои замечательные красные машины. А все прохожие, поднимающиеся к станции фуникулера, с большим интересом знакомились с интеллектуальными деталями их быта. Совмещение с действительностью наглядной агитации, призванной показать величие Ленина, чуть не довело до инфаркта директора Фотохроники информационного агентства Грузинформ. Произошло это во время третьего и последнего визита в Тбилиси престарелого генсека Брежнева Л.И. – на 60-летие советской власти в Грузии в 1981 году. Круглосуточно дежурившим по этому поводу в редакции корреспондентам далеко за полночь было видение: из лифта с остекленевшими глазами вылетел почтенный фоторуководитель и, пытаясь изобразить руками размеры чего-то, с юношеской прытью пролетел в лабораторию. Как заведенный, повторяя странную фразу: «Амхела Ленини – амхела Брежневи… Амхела Брежневи – амхела Ленини… Вай!» («Вот такой Ленин – вот такой Брежнев... Вот такой Брежнев – вот такой Ленин…») Подоспевшие за ним рядовые фоторепортеры посоветовали обалдевшим дежурным не «скорую» вызывать, а отыскать… несколько ножниц. А все дело в том, что центр торжеств был на площади перед Дворцом спорта. И декорации напротив крытой арены создали небывалые. Угловой хлебный магазин за пару ночей превратился в медпункт с последними достижениями реанимационной науки (для Леонида Ильича, на всякий случай). А перед ним поднялась правительственная трибуна с персональным лифтом (для него же), увенчанная гигантской головой Владимира Ильича. Если вспомнить картинки о схватке пушкинского Руслана со злобной Головой, то Ленин возвышался над трибуной в несколько раз выше, чем сказочное чудище над своим противником. А из Центрального Комитета ночью поступила команда: на снимке должны быть отчетливо видны и еле живой Ильич с окружением, и вечно живой Ильич над ними. Вся, как теперь говорят, фишка была в том, что партийные боссы выглядели пятнышками под Лениным, а если их изображение увеличить, то из поля зрения исчезал вечно живой. Сейчас бы вопрос решился парой операций на компьютере, но почти 40 лет назад нынешняя техника фотографам и не снилась. Поэтому асы «пентаксов» и «никонов», напоив валерьянкой своего начальника, вооружились ножницами, отпечатали с десяток снимков различных масштабов и принялись кроить из них фотомонтаж. В ужасной спешке, потому что чудо-фотографию ждали в газетных типографиях, боявшихся не успеть отпечатать тиражи. Успели вовремя. Наутро из ЦК даже «спасибо» не сказали, а шефу фоторепортеров все это обошлось сердечным приступом. Впрочем, подобные декорации и немало веселили почтенную тбилисскую публику. Одно из первомайских торжеств в конце 1970-х годов решили украсить оригинальными портретами членов Политбюро ЦК КПСС на Доме правительства (ныне – здание Парламента). Их нанесли на гигантские, вертикально установленные жалюзи. И когда пластины вращались, один портрет сменялся другим. Нечто подобное сейчас используется в рекламных щитах вдоль футбольного поля. На многочисленных репетициях все шло великолепно, но хитрый механизм все-таки заклинило, причем в момент наибольшего сбора благодарных зрителей. В самый разгар праздничного действа картинки, повернувшись не полностью, застыли. И восхищенные колонны демонстрантов даже начали притормаживать перед трибуной, чтобы сполна наглядеться на портреты, достойные сюрреализма Дали, – половина лица маршала Устинова принадлежала казахстанскому руководителю Кунаеву, а худой идеолог Суслов оригинально разбавлялся плотным украинцем Щербицким… Так что в любой нелепости, сляпанной с самыми серьезными намерениями, всегда можно найти что-то не только спорное, но и веселящее. Неоспорима только истина о том, что пиво полезно и питательно.
Владимир ГОЛОВИН |
ЛЕВ БАЯХЧЕВ – ТВОРЯЩИЙ С ЛЮБОВЬЮ |
Детство и юность замечательного грузинского художника Льва Баяхчева пришлись на тревожные 1930-1940-е годы, но проходили они в сохранявшем, вопреки всем невзгодам, жизнерадостность, дружелюбие и некоторую патриархальность городе Тбилиси, который до 1936 года назывался Тифлисом. В старом районе, где рос маленький Лева, в окруженных резными балконами и верандами тифлисских двориках вся жизнь проходила на виду и с живейшим участием многочисленных соседей. Кто-то шил на старенькой зингеровской машинке, кто-то мыл у общего дворового крана овощи, фрукты или шерсть, мужчины играли в нарды, бегали дети и где-то звучал патефон... Время от времени во двор заходили бродячие музыканты, артисты и певцы, а самым радостным и волнующим событием становились свадьбы. В этом многонациональном и разноязычном сообществе свадьбы праздновались в соответствии с грузинскими, армянскими, еврейскими или курдскими традициями с особым размахом и колоритом. Неизменным было в них одно – всех детей щедро угощали сластями. Одаренный обостренным художественным восприятием маленький Лева жадно впитывал впечатления от окружающего его многоцветного, шумного, яркого и доброго мира. Тбилиси исподволь формировал из мальчика художника, а впоследствии художник Лев Баяхчев и сам стал неотъемлемой, запоминающейся, колоритной фигурой своего родного города и одним из лидеров его художественной богемы... Лев Баяхчев принадлежал к тому поколению художников, которое получило название «шестидесятников». Это была плеяда творческой молодежи, в основном выпускников Тбилисской Академии художеств, которая начала свою деятельность в период так называемой «хрущевской оттепели». Преодоление методов соцреализма, поиски новых форм и цветовых соотношений в искусстве были основной целью «шестидесятников». Дипломная работа Льва Баяхчева – масштабный триптих «Маяковский», стал манифестом новых идей. Произведение было исполнено в бывшем в те годы популярным «суровом стиле». В 1960-х – начале 1970 -х годов в этом же стиле были исполнены и некоторые другие тематические работы Баяхчева: «Шахтеры», «Возвращение героя» и др. Через некоторое время художник почувствовал себя стесненным рамками этого стиля и стал создавать произведения в более свободной, отражающей его индивидуальность творческой манере. Излюбленными жанрами художника становятся портрет, пейзаж и натюрморт. Во всех произведениях любого из этих жанров снова и снова звучит тема Тбилиси, тема романтической любви и преданности художника его улочкам и его жителям. Старые, покосившиеся дома на полотнах художника – это живые существа со своей историей, своей жизнью. Несмотря на то, что на пейзажах с изображением этих узеньких переулков и тупичков мы редко увидим людей, они не оставляют впечатления безлюдности или запустения. За окнами домов, за балюстрадами балконов, за подъездными дверями угадывается уют семейного очага и кажется, что можно услышать смех детей и ласковые слова женщин... Лев Баяхчев изображал городские пейзажи во все времена года и суток. Ночью свет фонарей выхватывает детали архитектуры, углубляет тени и придает ощущение таинственности и некоторого драматизма самому обычному переулку; утро – это разлитый по всему полотну свет нового дня и радостное ожидание встречи... Так же, как и улицы одушевлены и предметы на натюрмортах Баяхчева. Обычная бутылка, глиняный кувшин, свеча и даже остов недоеденной рыбы из обыденных предметов под кистью мастера превращаются в раритеты и сокровища. Краски переливаются, спорят между собой контрасты – оранжевый на синем, красный на черном и зеленом... Иногда это традиционные, но смелые сочетания теплых и холодных тонов, а иногда – поиск новых цветовых соотношений, где холодный цвет соседствует с холодным... и тогда на голубой ткани («Клоун») мы видим синие тени и холодный красный гармонирует с фиолетовым. Художник кладет на полотно краску плотными пастозными и динамичными мазками. Произведение кажется составленным из калейдоскопичной и вибрирующей мозаики, которая чудесным образом складывается в гармоничное целое. Постоянный поиск новых путей в искусстве и новых форм самовыражения привели Льва Баяхчева к созданию коллажей и абстрактных композиций. Коллажи строятся, как рельефы. Пластическая форма выступает над фоном, стремится выйти из плоскости в пространство. Неудивительно, что такие пространственные эксперименты художника в итоге вылились в создание им круглой скульптуры. Но тем не менее самым приоритетным видом искусства, к которому мастер обращался опять и опять, была живопись, а одним из самых любимых жанров – портрет. Лев Баяхчев изображал своих современниц, но наряжал их иногда в средневековые костюмы, как будто говоря нам о том, что женская красота вечна. Лица его моделей выражают напряженный внутренний мир, взгляд часто тревожный и задающий немые вопросы. Художник пытается разгадать этот взгляд, эту невысказанную мысль. Возможно поэтому он по нескольку раз изображает одно и то же лицо. Целая галерея женских портретов, изображенных Львом Баяхчевым показывает, как сложен и неоднозначен был для художника поиск глубин человеческой души. Раз за разом он пытается понять сидящую перед ним модель, вкладывает в процесс создания портрета всего себя и через облик портретируемого раскрывает и свою личность, свое эго. В записках об искусстве Л. Баяхчев писал: «Еще в те годы, когда я еще вообще не рисовал, знакомство с каждым человеком было для меня целым событием. Я видел в каждом человеке, с которым познакомился, героя из греческой мифологии или героя Данте, Шекспира... И так живо видел этот образ, что мог его в буквальном смысле этого слова ощущать». Вот эти ранние ощущения и пришедшее с годами понимание людей и явлений сделало Баяхчева большим художником. Он создал портреты не только людей – все его произведения можно назвать портретами – «портреты» домов и улиц, «портреты» деревьев и предметов. Неподдельный интерес и любовь Баяхчева вдохнули жизнь и душу во все, что он изображал. «В своих произведениях я передаю красоту так, как я ее понимаю и чувствую», – писал Лев Баяхчев. Его краткие, но очень емкие по содержанию записи об изобразительном искусстве, музыке, литературе, о его видении прошлого и настоящего показывают человека широкой души и обширного образования. Основной, или точнее сказать, единственной и постоянной темой и лейтмотивом творчества Льва Баяхчева была любовь – любовь к красоте окружающего мира. Художник обладал редкой способностью видеть ее во всем: в цветах и деревьях, в старых домах и их жителях, в лицах женщин и в образах печальных клоунов... Эта неподдельная, живая, искренняя и преданная любовь делают произведения Льва Баяхчева узнаваемыми, запоминающимися и вызывают ответную любовь и заинтересованность зрителя.
Марина МЕДЗМАРИАШВИЛИ |
|
Грузинскому национальному наряду повезло дважды – он не стал атрибутом истории и до сих пор востребован, кроме того, – известен во всем мире, благодаря триумфальным выступлениям на всех континентах Национального балета имени Илико Сухишвили и Нино Рамишвили. Каждый костюм артистов украшен традиционными орнаментами, головными уборами и украшениями, характерными для разных регионов Грузии. Грузинский национальный костюм – изыскан. Он красноречиво передает особенности духа народа – сдержанную страстность мужчин, нежную грацию женщин. В танце «Картули» белой лебедушкой плывет красавица, за ней, раскинув руки, как орел крылья, легко следует партнер в черкеске. Меняется ритм, танцоры убыстряют темп, кружатся и отдаляются друг от друга. Это диалог двух влюбленных сердец, напоенный нежностью и тактом, мужчина кружит вокруг девушки, не смея даже прикоснуться к рукаву платья своей избранницы. Для такого танца и наряд должен быть соответствующий – поэтичный, нарядный, но не вычурный. Историки считают, что традиционный национальный грузинский костюм сложился не позднее девятого века. Именно тогда грузины стали носить «чоху» – удобный и не стесняющий движения наряд. Этимология названия «чоха» восходит к персидскому понятию «материя для одежды». Чоха пережила века и была основной одеждой грузин вплоть до 20-х годов ХХ столетия. Чоху носили, как мужчины, так и женщины. Без нее считалось неприличным появляться в обществе даже в жару. Чоха, или черкеска, как называют ее на Северном Кавказе, могла появиться только в стране высоких гор и широких долин, где каждый мужчина был и пахарем, и пастухом, и воином одновременно. Не случайно дополняет чоху личный «арсенал» джигита: кинжал на поясе, а то и сабля. На нагрудную часть чохи нашивают газырницы – удлиненные кармашки, в которые вставляют патроны – от 9 до 15 с каждой стороны. Поистине, чоха – универсальный и самый важный вид национальной одежды, поэтому рассказ о ней мы продолжим ниже.
НА ФОНЕ ИСТОРИЧЕСКИХ ХРОНИК В «Больших Французских хрониках» летописцы сочли необходимым описать, какой восторг вызвала при дворе короля Людовика VII одежда иберийских послов в чохах, прибывших в Париж с дипломатической миссией в 1182 году. Исторический фильм «Георгий Саакадзе» в полной мере дает представление о грузинском наряде бурного семнадцатого века, когда раздробленная на несколько царств Грузия испытала агрессию со стороны сильных соседей – Персии и Османской империи. В это тяжелое время взошла звезда полководца и политического деятеля Георгия Саакадзе, посвятившего жизнь борьбе за объединение страны. Кинорежиссер Михаил Чиаурели, снявший в 1942 году фильм по роману Анны Антоновской «Великий Моурави» точно воссоздал в картине историческую эпоху. Некоторые исполнители снимались в оригинальных нарядах XVIII-XIX веков. Недавно в Тбилиси во Дворце искусств (в Государственном музее театра, музыки, кино и хореографии) прошла замечательная экспозиция, на которой можно увидеть эти бесценные наряды, любовно реконструированные музейными сотрудниками. На выставке был представлен наряд легендарной царицы Тамар, который остался в экспозиции музея. Выдающийся театральный художник Солико Вирсаладзе создал его на основе фресок, сохранившихся в монастырях Вардзиа и Бетаниа. Реставраторы не только укрепили парчу платья, но также украсили его натуральным жемчугом, серебряными и золотыми пластинами.
СТОЛИЧНЫЕ МОДНИКИ Тбилиси во все века был законодателем моды на Южном Кавказе. Купцы из разных стран везли на берега Куры бесценный шелк, атлас, бархат, кашмирские шали и брабантские кружева. Вся эта роскошь шла на крашение прихотливых горожан. Конкуренцию в умении элегантно одеваться местным модницам могли составить только грузинские мужчины. Князья и вельможи рядились в «каба» из плотного шелка. Парадной одеждой дворян была куладжа – короткое верхнее платье из яркого бархата, опушенное мехом, иногда обшитое галуном. При куладже обязательными аксессуарами были кинжал или сабля, а также высокая каракулевая папаха. В зимнее время состоятельные господа кутались в шубы, вышитые золотом или серебром, которые назывались «курки». Обратим взор на убранство дам. Прекрасные образцы грузинских платьев можно увидеть на полотнах Ладо Гудиашвили. Девушки на его картинах напоминают грациозных ланей, красоту линий их гибких фигур подчеркивают плотный лиф, украшенный тесьмой, камнями, бисером, и пышные юбки в пол. Такой наряд назывался просто «Грузинским» – «Картули». Обычно платье картули шили из шелка или бархата. Края широкого и длинного пояса украшали жемчугом или изящной вышивкой. Девушки и замужние женщины в качестве головных уборов носили «лечаки» и «копи». Лечаки – это белая вуаль из полупрозрачного тюля, а копи – специальный обруч для фиксирования вуали на голове. Свободные края лечаки спадали на спину и плечи, гармонируя с темными локонами красавиц. Щеголихи обувались в «коши» – остроносые туфельки без задников с загнутыми носками. Простолюдинки носили кожаные «каламани» – своеобразные грузинские лапти. Большим спросом пользовались бусы из янтаря, агата, кораллов. Модницы румянили щеки, чернили брови и волосы. Ногти, а иногда и ладони красили хной. Национальная одежда была массовой вплоть до двадцатых годов прошлого века. В середине XX века только большие оригиналы преклонного возраста прогуливались по проспекту Руставели в национальной одежде – с ними вежливо здоровались и оказывали знаки уважения. Мода развивалась в зависимости от многих факторов: к середине XIX века Тбилиси приобрел европейский облик, горожане стали носить сюртуки, платья, выписанные из Парижа. В конце того же века большую прослойку населения Тбилиси составляли ремесленники, которых можно было узнать по внешнему облику. Мастеровые люди – «карачохели», что означало «носящий черную чоху», одевались в строгую черную одежду. Наряд дополняли инкрустированная серебром трубка, расшитый золотом кисет, пестрый платок, заложенный за пояс, лихо заломленная на голове островерхая овчинная папаха. В отличие от солидных карачохели, мелкие уличные торговцы – кинто слыли бездельниками, мошенниками и балагурами. Кинто никогда не носил чоху, он предпочитал курточку – «архалук», подпоясанный массивным серебряным поясом с крупной пряжкой, широкие черные шаровары, заправленные в сапоги. Аристократы с одинаковой непринужденностью носили фраки и национальную одежду. Обычно грузинский князь приходил на бал в чохе с кинжалом, богато инкрустированном золотом, слоновой костью. Именно так одевался генерал царской армии, доблестно сражавшийся на фронтах Первой мировой войны, и один из самых ярких героев современной истории Грузии князь Какуца (Кайхосро) Чолокашвили. Чоха служила генералу и во время партизанской войны, которую он вел со своим отрядом, не пожелав сложить оружия после падения демократического правительства в 1921 году. Добавим, что наряд его дополняла «набади» – бурка, служившая и защитой от холода, и ложем на привале.
ОТ АЛАЗАНИ ДО КОЛХИДЫ Одежда в разных уголках Грузии имела свои особенности. Жители Гурии и Аджарии носили башлык с золотой и серебряной кистью, замотанный на голове наподобие чалмы. В Мегрелии башлык был украшен только тесьмой – вспомните, актера Отара Мегвинетухуцеси в роли благородного абрека Даты Туташхиа. В Аджарии носили шаровары узкие на голени и просторные у пояса, их повязывали кушаком похожим на шарф, что создавало особенно стройный силуэт. В Кахети мужчины носили небольшую прилегающую к макушке войлочную шапочку черного цвета. Жителя высокогорной Сванети узнавали по круглой шапочке с тесьмой. Раньше шапки были снабжены небольшими полями. В современном варианте сванских шапок, ставших популярным сувениром, поля отсутствуют. Своеобразной и особенно красочной была одежда горцев, особенно хевсур. Ее шили из плотной ткани синего цвета, покрывая ярким ковровым геометрическим орнаментом, вышитым крестом.
ДОБЛЕСТНЫЕ ЧОХОСАНИ Сегодня члены Всегрузинского Ордена присутствуют в традиционной одежде на различных торжественных церемониях, свадьбах, похоронах. Они не просто одеваются в чоху, но и придерживаются национальных традиций, сохраняют культурное наследие нации. Надо отметить, что большинство грузинских дизайнеров используют в своих работах национальные мотивы. А вот в тбилисском ателье «Самосели пирвели» («Первейшее одеяние») шьют национальную одежду по старинным образцам музейных собраний и частных коллекций. Цены в ателье немалые, но многие заказывают здесь грузинские свадебные платья, а также традиционную одежду, которую носили в различных регионах. Самобытная красота такой одежды поражает воображение. Например, женская чоха высокогорного региона Тушети расшита нагрудной вставкой, сверкает серебряными застежками. Рукава украшены разноцветной тесьмой. Дополняют наряд головной убор «мандили» черного цвета и вязаные сапожки без каблуков. Или – гурийско-аджарская мужская одежда «чакура» – бархатная куртка украшена золотой крученой тесьмой и кантом. Архалухи (сорочка) изготовлена из атласа. Головной убор – папанаки расшит золотом. Поверх узорного кушака – широкий кожаный пояс, удерживающий ружье и кинжал. К поясу крепятся также кожаный кошелек и кожаная пороховница. Завершают наряд кожаные высокие сапожки. Представитель Общества чохосани Резо Сулава справедливо считает: «Когда вы любите свою чоху – вы любите свою страну, когда вы любите свою страну – вы любите свои традиции». Сложился ритуал посвящения в Орден чохосани. Молодые люди проходят под скрещенными саблями, поднятыми членами ордена. Старейшина ударяет новобранца по плечу саблей и произносит слова: «Да истончится твой меч в любви к Грузии». Принимают в ряды чохосани и девушек. Им задают вопрос: «Почему ты хочешь стать чохосани?». В ответ звучит: «Чтобы вырастить для Грузии других чохосани». – «А сколько чохосани ты вырастишь для Грузии?». – «Сколько Господь пожелает!». Национальная одежда приобретает все больше поклонников и продолжает оставаться важным звеном, объединяющим древнюю культуру и наше время. Приятно осознавать, что не только кепка «аэродром», как у героя Бубы Кикабидзе в фильме «Мимино», стала символом одежды современного грузина, но и строгая чоха, пережившая века.
Ирина КАНДЕЛАКИ |
УМЕРЕТЬ, ЧТОБЫ ЖИТЬ ВЕЧНО |
Художник Нико Пиросманашвили стал жертвой собственного творческого гения, подобно чудесному обитателю морей, океанов и рек – лососю. Весь жизненный цикл лососей – это преодоление тяжелого пути с трудными препятствиями. Благородные лососи совершают сложнейшее путешествие к месту своего рождения, своей колыбели. Жертвуют собой ради будущей жизни. В их повадках есть и завидный патриотизм, и самоотречение, и целеустремленность. Их непрерывное движение – то медленное, то бурное, вскипающее пеной над водой: они идут, меняют окраску, теряют силы, отказывают себе в пище, но безостановочно двигаются вперед и только вперед! От камня к камню, скользя и ластясь, огибая их, подставляя серебристое брюшко солнцу, без передышки, не задерживаясь нигде, благодаря гениальному чутью и интуиции лососи плывут к истоку, чтобы, дав жизнь потомству, умереть.
По берегам рек, у ручьев, движимые жаждой бежево-замшевые олени с миндалевидными глазами, замерев и фыркая раздутыми ноздрями, внимательно вглядываются в этот непостижимый ход лососей – удивительное явление дикой и великой природы. Лососи в конце пути – изможденные и уставшие, с болью и вместе с тем с наслаждением оставляют разноцветные, солнцем пронизанные икринки и обреченно прощаются с собственной жизнью. У них свой, предначертанный свыше, серебристый крест. И так они спасают потомство прекрасных лососей. Нико страдал, мучился, жертвовал собой вовсе не потому, что был беден, нуждался. Нет, друзья! Великодушный и благородный грузин Никала всегда мог найти пропитание и поддержку для себя и семьи, ведь он был кахетинцем – уроженцем Кизики и Мирзаани – богатейшего и красивейшего края Грузии. Ему были ниспосланы свыше совсем другие испытания и обязанности, дарован Творцом дух творчества и неотвратимость судьбы: быть созидателем большого искусства соответственно его душе и природе. Подобно лососю, переполненному икринками, шел он труднейшей дорогой и у истоков жизни и родника вечности оставил свои творения и так ушел в мир иной. Ушел изможденный, опустошенный и до святости честный, глубоко одинокий художник, как и жертвующий собой ради будущего потомства лосось. И бездомное тело художника было предано земле. Но божественный плод своего духа – духа гениального творца он оставил своему народу навечно как молитву о его спасении...
Резо (Емельян) Адамия
Перевод Марины Мамацашвили |
|