click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Единственный способ сделать что-то очень хорошо – любить то, что ты делаешь. Стив Джобс

Ностальгия

ЕГО УДЕЛ – БессмертИЕ

https://lh3.googleusercontent.com/-sAcGX15QSds/U7Zn2CpiqTI/AAAAAAAAEiQ/ragGXV0gZf8/w125-h126-no/k.jpg

Справедливость требует признать, что классик грузинской литературы ХХ века, выдающийся поэт и исследователь, общественный деятель, зачинатель многих больших национальных дел, которые всегда завершал с успехом, Иосиф Гришашвили, к сожалению, все еще не оценен по достоинству.
В начале минувшего столетия совсем молодым поэтом, Иосиф Гришашвили внес новую струю в грузинскую лирику. Как сам он вспоминал, первые его стихотворные публикации появились в 1906 году. И сразу же привлекли к себе внимание читателей и критики, в которых уже никогда не было недостатка. Широкая популярность и всеобщая любовь обеспечили ему звание народного поэта. О его необычайной популярности свидетельствует хотя бы тот факт, что он устраивал литературные вечера вместе с Акакием Церетели, и это всегда было желанием автора «Цицинатэлы» и «Сулико». Известно, что сам юный Галактион Табидзе испытывал сильное влияние поэзии Иосифа Гришашвили, что отразилось на его раннем творчестве.
Велика роль Иосифа Гришашвили в осуществлении реформы грузинского стиха, которая произошла в начале ХХ века. Реформа позволила преодолеть устаревшие штампы, эпигонство, тормозящую развитие инерцию. Грузинская поэзия обрела европейский облик так, что не утратила своей самобытности.
Для того, чтобы дать читателю более или менее полное представление о заслуге и месте Иосифа Гришашвили в грузинской литературе, приведу несколько абзацев из предисловия известного исследователя грузинского стиха, доктора филологии Теймураза Доиашвили, предпосланного к двенадцатому тому «Антологии грузинской поэзии»: «Иосиф Гришашвили был одним из первых, кто высвободил грузинский стих из плена ритмико-интонационных шаблонов. Его «Романс», «Генацвале», «Наргизи» и другие произведения были новаторскими в поэзии 10-х годов. Он заново открыл и возродил музыкальность грузинского стиха, вернул стиху образный блеск, звуковое богатство рифмы.
Суть новаций Иосифа Гришашвили выразилась в содержательно-поэтической модернизации восточных мотивов. Это был опыт облачения пересаженного на грузинскую почву восточного начала в одеяние европейской культуры, что проявилось в таких его шедеврах как: «Триолеты на Шайтан-базаре», сонете «Мусульманка у Суры-Саркиса» и других, где в классических европейских формах разработаны мотивы восточной окраски».
Иосиф Гришашвили с юности полюбил таинственный мир театра. Дружеские узы связывали его с артистами, режиссерами, драматургами (он и сам писал пьесы), среди которых были такие яркие звезды, как Валериан Гуниа, Васо Абашидзе, Мако Сафарова, Нато Габуниа, Ладо Месхишвили, Нико Гоциридзе. Элисабед Черкезишвили, Шалва Дадиани, Сандро Шаншиашвили, Котэ Марджанишвили, Сандро Ахметэли, Вано Сараджишвили, Ушанги Чхеидзе, Нато Вачнадзе, Верико Анджапаридзе, Михаил Чиаурели, Сесилия Такаишвили, Васо Годзиашвили, Акаки Хорава, Акаки Васадзе, Серго Закариадзе... Не правда ли какая блистательная плеяда?
О молодом Иосифе Гришашвили особенно заботился Валериан Гуниа, который тогда редактировал и издавал свой журнал «Нишадури» («Нашатырь»). Он назначил поэта своим заместителем и вверил ему все редакционные дела (1907 г.). В 1908 году Иосиф Гришашвили начал работать суфлером в театре и одновременно исполнял второстепенные роли, как говорится, глотнул театральной пыли. Его любовь к театру не остывала до конца его дней. Этой любовью проникнуты статьи и рецензии И.Гришашвили на различные спектакли. Нельзя не отметить его книгу «В старом театре» (1948 г.), написанную профессионально, живо, с глубоким знанием материала. Интересную монографию написал он о достойном последователе Васо Абашидзе, наделенном многосторонним талантом комедийном актере Нико Гоциридзе (1924 г.), а также – об Элисабед Черкезишвили, на смерть которой (1948 г.) он написал и прочел в Дидубийском пантеоне волнующее стихотворение. Последнее слово великой актрисы было «театр».
Много сделал Иосиф Гришашвили для верной оценки деятельности выдающегося армянского драматурга Габриэла Сундукяна, чья пьеса «Пепо» в течение десятилетий с большим успехом шла на грузинской сцене и по сей день не утратила интереса. К песне для кинофильма «Пепо» он написал прекрасный текст, сразу же полюбившийся зрителям. Вообще на стихи И. Гришашвили создано немало прекрасных романсов.
Особо следует отметить заслугу Иосифа Гришашвили в переводе на грузинский язык прозы и поэзии классика армянской литературы Ованеса Туманяна.
Иосиф Гришашвили не оставил без внимания и детскую литературу. Наши дети и сегодня с увлечением читают его поэмы и стихи для детей и юношества, пронизанные тонким юмором и лиризмом.
Хорошо известно, что он был серьезным и принципиальным исследователем литературы. В отдельных случаях, когда он писал о жизни и творчестве того или иного писателя, он бывал очень эмоционален, что придавало его исследованию  особую эстетическую ценность. Для подтверждения этого достаточно почитать его очерки о Саят-Нова, об Александре Чавчавадзе и Авксентии Цагарели. У него был колоссальный опыт работы в архиве и безошибочное чутье, что отразилось в его многочисленных и разнообразных работах.
В богатом литературном наследии писателя совершенно особое место занимает блестящее исследование эссеистского типа «Литературная богема старого Тбилиси», в которой собраны драгоценные сведения о значительнейших представителях нашей городской поэзии – Саят-Нова, Иэтим Гурджи, Хазира, Бечара, Гивишвили, Скандар-Нова. А также уделено внимание менее талантливым и забытым ашугам, без которых нельзя воспроизвести полную картину тех времен.
Сам Иосиф Гришашвили был в долгу у городского фольклора. Он по-своему обработал не один его мотив, и в предисловии к этой неувядаемой книге, преисполненный благодарности, пишет о божественной силе вдохновения, которая подвигла вышедшего из ремесленнической среды поэта на создание столь привлекательной и живой летописи.
«Удивительна расцвеченная полнота старого Тбилиси!.. Течение времени раскрыло сердце этой тайны. Здесь, в глубине сердца Старого города возник естественный источник – чистый родник и начало волшебно прекрасной поэзии. Я испил из этого родника обеими горстями и горжусь тем, что в моих жилах бьет ключом его благодатная струя.
...
Я Тбилиси люблю.
Люблю эту древнюю колыбель поэзии, эту беззаботную богему, это трепещущее сердце Грузии... Это начало и конец моего сиротливого существования».
Следует сказать, что «Литературная богема старого Тбилиси» была переведена на русский язык талантливым литератором, переводчиком Нодаром Тархнишвили, опубликована в «Литературной Грузии», издана отдельной книгой в издательстве «Мерани» (1977) и сразу же стала библиографической редкостью.
Особый вклад писатель внес в грузинскую культуру как лексикограф, причем лексикограф, обладающий всесторонними знаниями. В конце прошлого века, а именно в 1997 году был издан составленный Иосифом Гришашвили «Городской словарь». Подготовленный к печати опытным текстологомего подготовила Русудан Кусрашвили. Эта книга сейчас является бесценным сокровищем нашей культуры. Небезынтересно, что взяться за этот труд писателю посоветовал патриарх   грузинской историографии Иванэ Джавахишвили. В заключительном абзаце аннотации книги сказано: «По своему историческому, этнографическому, литературному и фольклорному характеру «Словарь» уникален. А с лексикологической точки зрения он единственный как словарь единственного города – Тбилиси».
В книге собраны редчайшие сведения и факты, освещенные с разных сторон, поданные маленькими статьями. Непостижимо, как мог справиться с таким огромным материалом один человек!
В авторском вступительном слове, написанном лаконично, емко, читаем: «Тбилиси, как сердце Грузии, собирает вокруг множество незнакомых слов. Язык Тбилиси – энергичный, яркий. Часто тот или иной термин звучит на этом языке столь четко и пластично, что соответствие этого слова выражается сразу же. Тбилисский язык обладает тайной интонаций, и я вот тридцать лет тщательно собираю услышанные в Тбилиси слова, которых не найти ни в одном словаре...
Городской язык – жаргон (арго) рождается там, где живут остроумные люди, веселые, беззаботные, где царит неиссякаемая любовь к жизни и к человеку».
«Городской словарь» дает нам основание заявить, что Иосиф Гришашвили – прямой и достойный наследник гениального Сулхан-Саба Орбелиани, и идет по следу «Ситквис кона» («Букета слов») составленного человеком энциклопедического образования.
В 80-х годах прошлого века я вместе с моим другом поэтом Гиви Гегечкори работали над составлением шестнадцатого тома грузинской поэзии. Нам часто приходилось обращаться в дом-музей Иосифа Гришашвили, где нам очень помогал директор Нодар Григорашвили. Без хранившихся в гришашвилевском фонде текстов этот том не был бы полноценным. Работая там, мы поняли, каких трудов и средств стоило поэту создание этой библиотеки, уход за ней и какое богатство она представляет.
Много раз встречал я Иосифа Гришашвили в букинистических магазинах Тбилиси, откуда он выходил, нагруженный связками старинных книг и журналов. Это было одним из его любимейших занятий и отнюдь не мешало его плодотворной творческой деятельности. Напротив, неистребимая страсть обнаружить и приобрести редкое интересное издание придавала ему силы.
Общеизвестно было, какой феноменальной памятью обладал Иосиф Гришашвили. С одного прочтения он мог запомнить понравившееся ему стихотворение. Насмешкой судьбы кажется то, что к концу жизни именно эта фантастическая память изменила ему. В противном случае он, вероятно, оставил бы нам интереснейшую книгу мемуаров. Когда в 1951 году он переехал из своего любимого старинного района Тбилиси Харпухи на Вере, по соседству со мной, я часто его встречал. Тогда это мне казалось обычным делом.
Как-то раз, – было это за год до его кончины (1964), осенью, - я повстречался с ним в книжном магазине «Чирагдани» («Факел») - этот прекрасный магазин, к сожалению, стал жертвой рыночной экономики. Увидев меня, батони Иосиф обратился ко мне и спросил: «Ну-ка напомни, как фамилия писателя, который вместе с женой покончил с собой. Его книга издана на грузинском, а я никак не вспомню фамилию!» Я ответил – Стефан Цвейг, он улыбнулся, подошел к прилавку и тут же снова обернулся ко мне, растерянный – он тут же забыл фамилию Цвейга. Я приблизился к молоденькой продавщице, сказал, что надо было и попросил обслужить старого знаменитого поэта и, чтобы не смущать его, вышел из магазина. Это оказалась моя последняя встреча с ним. Я знал, что он тихо угасал, прикованный к постели.
Знал я и то, что последним его пристанищем станет пантеон на Мтацминда, на Святой горе и имя его заблистает еще ярче. Такова судьба истинных творцов, бессмертных сынов своей родины.

Эмзар КВИТАИШВИЛИ
Перевод Камиллы-Мариам Коринтэли



ИОСИФ ГРИШАШВИЛИ

Эпитафия

Да, закатится солнце мое, оборвется
дорога,
напечатают скромный столбец – десять
строк некролога.
Напечатают где-то в конце, под газетною
сводкой:
Он любил и любовь воспевал в этой жизни
короткой.

Да, любовь воспевал – не обман, не
вражду и не злобу,
Да, любовь воспевал и за мир он боролся
до гроба.
Значит стоило жить, значит дни мои зря
не пропали,
если имя мое ни вражда и ни ложь не
пятнали.

Если даже один кто-нибудь вдохновится
строкою моею,
Значит, правильно жил я,
и о прожитом я не жалею!

1954
Перевод Д.Самойлова


Прощание со Старым Тбилиси

Ты прочитал иероглифы,
и хроники тебе дались,
а видел ли, какой олифой
старинный выкрашен Тифлис?

Блуждая в шумных Сирачханах,
былого ярком очаге,
дивился ль бурдюкам в духанах,
и чианурам, и чарге?

И если к древностям забытым
и нежности тебе придам,
легко поймешь, каким магнитом
притянут я к его вратам.

И ты поймешь, за что нападок
я у поэтов не избег,
и силами каких догадок
я воскрешаю прошлый век.

Вот зрелище – глазам раздолье!
Но и следов уж не найти
ковровых арб на богомолье
с паломниками на пути.

Вино на кладбище не льется,
оборван на платке гайтан,
о чоху черную не трется
к дверям привязанный баран.

Исчез кулачный бой, амкары,
игра в артурму, плясуны.
Все это – достоянье старой,
давно забытой старины.

Я на спине лежу на кровле.
Рассвет огнем взрывает высь.
Мой слух далеким остановлен:
зурны разливы раздались.

Я жду мелодии знакомой
с конца дороги проездной,
но ветер, не достигнув дома,
ее проносит стороной.

Взамен шикасты – пара высвист
и частый стук по чугуну.
Напев, будивший вихрь неистовств,
как в клетке соловей, - в плену.

С кем разделить мою незванность?
Я до смерти ей утомлен.
Меджнун без Лейлы, я останусь
предвестником иных времен.

Тбилиси древний мой, не надо!
Молчу, тут сил моих предел.
Но будь в преданье мне в отраду
таким, как я тебя воспел.

Тбилиси древний мой, - сомненьям
нет доступа на этот раз.
Расстанемся и путь изменим.
Прощай! Будь счастлив! В добрый час!

1925
Перевод Б.Пастернака

 
Иные времена, иные нравы

https://lh6.googleusercontent.com/-YEEMibz0rZI/UicUT1LuyMI/AAAAAAAACi4/Yvd6XTL2qLY/w125-h93-no/n.jpg

Конечно же, в памяти моей запечатлены встречи с такими замечательными людьми, как художник Николай Чернышков с его прекрасными пейзажами Тбилиси, как коллекционер шарманок и  старинных музыкальных инструментов, колоритный типаж старого города Аркадий Ревазишвили. Во дворе его старого дома на Авлабаре жили медвежата в клетке. Он их отлавливал для дрессировщиков советских цирков. Ревазишвили играл чуть ли не на всех музыкальных инструментах своей коллекции. Его знали и уважали артисты цирка, к нему в гости приходил сам Иосиф Гришашвили и другие люди искусства. После его смерти коллекцию передали в Тбилисский музей музыкальных инструментов.
Я помню свои встречи, наполненные благожелательностью и обогащенные ценнейшей информацией с вдовой художника Василия Шухаева, художницей Верой Федоровной Шухаевой, с дочерью Тициана Табидзе, изумительным человеком Нитой Табидзе, с художницей Беллой Африкян-Цилосани. В течение многих лет она работала художником по костюмам для Государственного ансамбля грузинских танцев Ильи Сухишвили и Нино Рамишвили. Она принадлежала к известному роду Африкян. Ее отец передал в свое время в дар городу большой дом в Сололаки, где расположилась музыкальная школа.
Верная памяти своего мужа, известного ученого и художника Владимира Цилосани, Белла Ервандовна передала часть его личного архива в рукописно-мемуарный отдел Музея искусств Грузии.
На протяжении нескольких лет  я приходила в дом к известному в свое время в Тбилиси художнику и педагогу Леониду Николаевичу Потапову. Обладая исключительной памятью, он рассказывал мне о своей дружбе с Александром Бажбеук-Меликовым, Леонидом Склифосовским, Верой Белецкой, Зигой Валишевским, о встречах с Сергеем Сориным и Сергеем Судейкиным. З.Валишевский не раз рисовал его портреты, а один графический портрет большого формата в настоящее время хранится в фондах Музея искусств Грузии. Часть личного архива Л.Потапова также хранились в фонде рукописно-мемуарного отдела. Он содержит интересные сведения о художниках и художественной жизни Тбилиси, генеалогическое дерево художественной династии Бенуа (составленное впервые именно Потаповым), заметки о преподавании рисования. Многие грузинские специалисты высоко оценивали деятельность Л.Потапова – педагога (например, его ученик Автандил Варази).
Недолгим было мое общение с Эммой Лалаевой-Эдиберидзе, но помню мое удивление, когда в 1989 г. я впервые увидела ее работы, развешанные по стенам ее скромного жилища в старом тбилисском доме. Эта маленькая подвижная старушка продолжала писать картины не только реалистического жанра, но и в кубо-футуристической и супрематической манере. Это увлечение – дань памяти молодости.Она была ученицей Бориса Фогеля, Гиго Габашвили, Евгения Лансере и Иосифа Шарлеманя, очень любила творчество Ираклия Гамрекели. Она работала как театральный художник, дизайнер одежды, художник-мультипликатор на студии «Грузия-фильм», иллюстратор книг и грузинской периодики. Э.Лалаева-Эдиберидзе – это Александра Экстер или Любовь Попова грузинского изобразительного искусства. Недаром И.Гамрекели так ценил ее творчество.
После первой же встречи с художницей, я стала рассказывать о ней моим друзьям, коллегам, коллекционерам. Хотела устроить ее выставку в нашем  Музее искусств, написала о ней статью, опубликованную в газете «Советакан Врастан». Увы, немногие разделили мой восторг. Одним из тех, кто разделил мой энтузиазм, оказался мой друг, коллекционер и меценат Арчил Дарчия. В 2001 г. он устроил выставку работ Э.Лалаевой-Эдиберидзе с своей галерее «Старая галерея», а его дочь, искусствовед Кристина Дарчия, готовит диссертацию о творчестве этой не в полной мере оцененной художницы.
Иных уж нет, а те далече, но все они озарили меня своим присутствием в моей жизни. В 1964 г. я познакомилась с Эдуардом Гольдернессом, поэтом и переводчиком, потомком рода лорда Байрона. Он любил меня (увы, безответно). Благодаря ему, я полюбила творчество многих поэтов, у меня сформировался литературный вкус, определенные взгляды на жизнь. К сожалению, Э.Гольдернесс умер в 1967 г. Я очень переживала его уход и поняла, что героическая жизнь этого неизлечимо больного человека не должна остаться в безвестности. Я обратилась с письмом к известному в то время в СССР писателю и журналисту Евгению Богату. Он немедленно заинтересовался, приехал в Тбилиси, я передала ему материалы об Э.Гольдернессе. Результатом стала наша дружба и повесть «Удар молнии». Она несколько раз переиздавалась и не только на русском языке. Студенческий театр г.Омска поставил спектакль по мотивам этой повести. Спектакль был показан на Центральном телевидении благодаря актеру и режиссеру Ролану Быкову.
С Е.Богатом мы общались и переписывались вплоть до его смерти. Он был человеком отзывчивым и тонкого ума.
В 1971 г. в тбилисском издательстве «Мерани» под редакцией и с предисловием Гии Маргвелашвили вышел сборник сонетов и переводов Э.Гольдернесса. Дебют же молодого поэта состоялся на страницах журнала «Литературная Грузия» в 1961 г. с добрым напутствием Самуила Маршака.
В 1967 г., поехав с журналистским заданием от газеты «Советакан Врастан» на съемки фильма «Цвет граната» («Саят-Нова») в Алаверди, я познакомилась с Сергеем Параджановым. Окунулась в совершенно незнакомый мне мир. Сергей уговаривал меня сняться в каких-либо эпизодах фильма, но я согласилась появиться лишь в одном кадре (с Гоги Гегечкори). Возможно, моя статья стала одной из первых (или первой) в СССР о работе С.Параджанова. После его смерти я собрала большой материал о фильме «Цвет граната». Лишь в 2012 г. в Тбилиси была издана часть этого материала в виде книжки «Символы и образы в фильме С.Параджанова «Цвет граната»». Сегодня о выдающемся режиссере пишут много, а в его музей в Ереване приезжают не только специалисты, но и ценители творчества одного из 20-ти лучших кинорежиссеров XX века. Едва ли не ежедневно вспоминаю дни, годы, проведенные рядом с Сергеем. Как он был внимателен ко мне, как трогательно относился к моей дочери, как он пафосно выступил на защите моей диссертации в 1984 г. (а я выступала в его защиту во время суда над ним в Тбилиси).
В 1970-е годы я познакомилась с поэтессой Беллой Ахмадулиной и ее мужем, художником Борисом Мессерером, с Василием Катаняном (сыном В.Катаняна и Л.Брик). Однажды мы провели чудесный день на даче Параджанова в селе Дзалиси. Вместе с нами гостили кинорежиссер Георгий Шенгелая и актер Додо Абашидзе. Белла читала стихи, мы гуляли с ней по саду... Позже мы переписывались с ней по поводу Э.Гольдернесса. Она его ценила как поэта и человека.
Благодаря моей журналистской работе (в газетах «Заря Востока» и «Вечерний Тбилиси» и в журнале «Декоративное искусство СССР»)  я познакомилась с Еленой Ахвледиани, писала о ней, часто бывала в ее чудесном доме на вечерах, вернисажах. Никогда не забуду ее теплого и трогательного отношения ко мне. Бесконечно интересно мне было общаться, слушать рассказы художников Учи Джапаридзе, Серго Кобуладзе, Солико Вирсаладзе, Теймураза  Барнавели (сын Василия Барнова).
Замечательные отношения сложились у меня с армянским художником Минасом Аветисяном, с художником Оником Минасяном (он сыграл роль царя Ираклия Второго  в «Цвете граната»). Они любили приезжать в Тбилиси. Это были настоящие рыцари как в жизни, так и в творчестве. Оба погибли в расцвете сил, и это стало для меня огромной утратой.
Важной вехой в моей жизни стало знакомство с князем Никитой Лобановым-Ростовским. Он приехал в Тбилиси специально для того, чтобы познакомиться со мной, как с автором статьи о художнике Сергее Судейкине в журнале «Литературная Грузия». С тех пор он не перестает меня удивлять. Потомок древнего рода Рюриковичей, древнейших русских родов, геолог, банкир, меценат, коллекционер русской живописи (известной во всем мире), благороднейший человек, верный и добрый друг, он также открыл для меня новые духовные ценности. В 1983 г. в газете «Вечерний Тбилиси» была опубликована моя статья о коллекции Никиты Лобанова-Ростовского (в которой есть и работы Ладо Гудиашвили, Ираклия Гамрекели, Василия Шухаева, Кирилла Зданевича). Это была первая в СССР статья о знаменитой коллекции, и я очень горжусь этим.
Я благодарна судьбе за встречу с правнучкой царя Ираклия Второго, Ольгой Ивановной Ратишвили-Львовой. Аристократка не только по происхождению, но и по духу, умная, светлая, добрая, она много мне рассказывала о своих славных предках. Например, о своем отце Иване Ратишвили, который спасал российские сокровища во время революции 1917 г. Ленин величал его «товарищ князь». О.И. Львова сделала царский подарок: передала материалы семейного архива в фонд  рукописно-мемуарного отдела Музея искусств Грузии. После ее кончины, вот уже сколько лет продолжаются теплые дружеские отношения с ее дочерью Экой Львовой-Ройнишвили. Она – такой же искренний и благородный человек как и ее мама. Она передала музеям Грузии многое из семейного архива (картины, письма, мемориальные вещи).
Не могу не вспомнить Шалву Ясоновича Амиранашвили, директора Государственного Музея искусств Грузии. Под его руководством я проработала несколько лет в музее. Главное, чем он меня удивил, это – бесконечная любовь к музею, к своему делу. Это был патриот грузинской культуры и талантливый музейный деятель. Вспоминаю наши традиционные и известные во всем Тбилиси (и не только в Тбилиси) завтраки во время рабочего перерыва в библиотеке музея, с их неизменной хозяйкой, заведующей библиотекой Натальей Дмитриевной Сосновской. Кто только ни заглядывал на наши чаепития, сколько интересных людей, известных деятелей культуры. А сама Сосновская была большим знатоком книги, искусства, она была больше, чем библиотекарь для тех, кто ее знал. В немалой степени и она формировала мой вкус к книге и искусству.
Вахтанг Вуколович Беридзе. Этот выдающийся исследователь грузинского искусства, известный во всем СССР и во многих странах мира, директор Института грузинского искусства, воспитавший плеяду грузинских ученых-искусствоведов, - именно он, первый, оценил мои робкие попытки по исследованию некоторых аспектов грузинской культуры прошлого. Узнав от Нино Гогоберидзе (известный в Грузии искусствовед), что некая сотрудница музея искусств тихо, незаметно для других пишет об иконостасной живописи XVIII-XIX вв. в Грузии, Вахтанг Вуколович попросил меня придти к нему со своими черновиками. Я так и поступила, а через какое-то время он мне объявил, чтобы я продолжала свои изыскания, что это – тема кандидатской диссертации, а руководителем ее будет он сам. Он был внимательным, строгим, но доброжелательным руководителем. К тому же он взял меня под свою защиту от нападок некоторых недоброжелателей. В моей памяти Вахтанг Вуколович сохранится навсегда.
В лице Ладо Гудиашвили я увидела не только выдающегося художника, но и очень благородного, честного, доброго, деликатного человека. В общении с ним было очень уютно. Он много рассказывал из своего прошлого, я едва успевала за ним записывать.  Свои статьи о творчестве художника я всегда писала с большим воодушевлением и радостью. Очень доброжелательна была ко мне и Нина Иосифовна Гудиашвили. Вместе с Владимиром Давидовичем они охотно дали мне рекомендацию для вступления в Союз художников Грузии.
Несмотря на большую разницу в возрасте, мы очень дружили со Львом Николаевичем Склифосовским. Он работал в фотолаборатории Института истории искусств Грузии им. Г.Н. Чубинашвили. Был очень уважаемым человеком. Много рассказывал о своем знаменитом отце, художнике и основателе курсов живописи в Тифлисе и Батуми. Николай Васильевич Склифосовский воспитал не один десяток художников, которые вошли в историю грузинского искусства нового времени. Л.Н. Склифосовский был из рода знаменитого русского врача Н.В. Склифосовского, имя которого носит НИИ скорой помощи в Москве.
Судьба свела меня с Екатериной Александровной Яковлевой. Она приходилась внучкой Елене Давидовне Чавчавадзе (в замужестве за генералом Астафьевым). На протяжении семи лет ее воспитывала тетя, Нина  Чавчавадзе (вплоть до самой смерти в 1857 г.). Е.Д. Чавчавадзе — дочь Давида  Чавчавадзе и внучки царя Георгия XII, Анны Ильиничны, внучка Александра  Чавчавадзе и правнучка известного политического деятеля при царе Ираклии Втором и полномочного посла Грузии в России Гарсевана  Чавчавадзе и его супруги Мариам Авалишвили.  Их портреты (прижизненные), так же, как портрет Е.Д. Чавчавадзе-Астафьевой (работы художника П. Колчина) хранятся в фонде Музея искусств Грузии.
Е.А. Яковлева многие годы работала в Государственной публичной библиотеке. В годы Великой Отечественной войны работала санитаркой в тбилисском военно-морском госпитале. Она знала многих деятелей культуры Грузии и России. Паоло Яшвили, Валериана Гаприндашвили, Святослава Рихтера, Всеволода Рождественского. Очень живо, интересно рассказывала мне о своей бабушке, пересказывала мне ее воспоминания о Нине  Чавчавадзе. По моей просьбе записала для меня некоторые сюжеты, а в 1985 г. в газете «Вечерний Тбилиси» я опубликовала свою статью об этой удивительной женщине, скромно доживавшей свой век в одиночестве, в комнатке одного из итальянских двориков Старого Тбилиси.
Много интересного я узнала от Бабо Дадиани, матери нашего известного искусствоведа Георгия Масхарашвили. Кстати, ее невесткой была двоюродная сестра моей мамы Елена (Джута) Казиева. У Б. Дадиани были замечательные предки из известных грузинских родов. Одна из родственниц, Мери Шервашидзе, была посаженной матерью на свадьбе Бабо в 1921 г.
Б.Дадиани бережно хранила семейный архив со множеством старых фотографий, замечательно рассказывала и, несмотря на возраст, выглядела очень элегантно и почти царственно.
Имя Нины Васильевой знакомо тем, кто соприкасался с историей литературно-художественного авангарда 1910-1920 гг. Молодая поэтесса приехала в Тифлис из Петербурга в 1917 г. и сразу окунулась в бурную культурную жизнь города, стала активной участницей литературных вечеров, диспутов, заседаний. Она знала всех героев тех лет, с некоторыми дружила. В Тбилиси Н. Васильева вышла замуж за Дмитрия Петровича Гордеева, будущего грузинского исследователя и сотрудника Музея искусств Грузии. Высокая, статная, немногословная Н. Васильева жила одна, в безвестности. Лишь редкие знатоки тифлисского авангарда навещали ее и не без корысти: они уносили с собой уникальные издания тифлисского авангарда и другие бесценные материалы. К счастью, у Н.Васильевой еще сохранился архив мужа, который она по моей просьбе передала рукописно-мемуарному отделу Гос. Музея искусств Грузии. Н.Васильева умерла в 1979 г. в Тбилиси, в возрасте 90 лет.
Примером истинной женственности и элегантности являлась художница Назели (Назик) Ивановна Терьян. Ее портрет в широкополой шляпе и в перчатках можно найти почти во всех альбомах, посвященных Александру Бажбеук-Меликову. С ней я познакомилась во время сбора материалов о Бажбеук-Меликове. Назели Ивановна очень живо и охотно рассказывала не только о художнике, но и о многих других деятелях грузинской культуры. По моей просьбе она записала свои воспоминания, к которым я время от времени обращаюсь, а перед глазами встает образ светской, образованной, с утонченным вкусом Назели Терьян.
Очень живо и насыщенно проходили мои встречи с Папуной Церетели. Известный коллекционер, друг многих грузинских художников, поэтов, деятелей культуры, он поражал своей неутомимой энергией, нескрываемым любопытством, ежедневным поиском новых объектов для своей коллекции. Как на работу приходил он к нам в Музей искусств, по адресам художников и их наследников. Искал и находил. У П.Церетели была картина Нико  Пиросмани, которую он подобрал по кускам где-то на улице. Собиратель, он знал биографии художников, их моделей, историю создания картин. Словоохотливый, он часами мог восхищаться своими находками. Он и его милейшая жена были гостеприимными и доброжелательными хозяевами своего домашнего музея. Увы, после смерти  Папуны Церетели его коллекция распалась. Помню, какие-то предметы приобрел ныне покойный Шарадзе. Папуна Церетели был примечательной личностью и старожилом Тбилиси.
В 1989 г. в связи с подготовкой выставки «Братья Зданевичи» в Музее искусств Грузии, я  приехала в Париж. Гостила в доме Ильи Зданевича, у его вдовы Элен Дуар. Немотря на мой слабый французский и разницу в возрасте мы с ней сдружились и очень успешно работали над архивом ее знаменитого мужа, уроженца Грузии, поэта, писателя, издателя, друга многих знаменитых грузинских, русских и французских деятелей культуры. Достаточно назвать имена Михаила Ледантю, Михаила Ларионова, Эквтимэ Такайшвили, Пабло Пикассо, Роберта Делоне, Коко Шанель... Элен Дуар стала последней музой и женой Ильи Зданевича. Красивая, умная, благородная, добрая, - она сразу покорила меня. Она с большим интересом и уважением относилась к родине своего любимого мужа. Увидев мою бурную реакцию на обнаруженную в архиве тетрадь – дневник встреч Ильи с Пиросмани в 1913 г., которые многие годы считался утерянным, - Элен обещала подарить дневник и еще много других памятных вещей Музею искусств Грузии. Свое обещание эта благороднейшая женщина сдержала. Благодаря ей, мы теперь больше знаем и об Илье Зданевиче, и о Нико Пиросмани. Многим тбилисцам она запомнилась во время открытия выставки «Братья Зданевичи» в 1989 г., я же переписывалась с ней вплоть до конца ее жизни.
В парижском доме Элен Дуар я познакомилась с Бернаром Утье. Это уникальный по обширности познаний и областям работы ученый, известный в научных кругах разных стран. Филолог, лингвист, знаток редких, а также древних языков, в частности, грузинского, он постоянно, на протяжении многих лет приезжает в Грузию, публикует комментарии к древним текстам.  Он остается очарованным грузинской культурой, историей. Мы с ним дружим четверть века и в трудные 1990-е годы он поддерживал меня, как брат сестру. Еще задолго до знакомства, я видела Бернара в документальном фильме Реваза Табукашвили. Тогда он еще был монахом (окончил духовную академию), и меня всегда удивляло его перевоплощение в ученого, фанатично преданного науке.  В своем загородном доме во Франции, в Бургундии, он собрал богатейшую Кавказскую библиотеку, и здесь мы непременно беседуем с ним по-грузински.
Вспоминая других, не могу не сказать о моем покойном муже Константине Енгояне. Блестящий питомец МГИМО (второй выпуск, 1951 г.), о нем ходили едва ли не легенды в студенческой и преподавательской среде. Ему преподавали советский историк, специалист по истории Франции и российско-французским отношениям Альберт Манфред, а также знаменитый советский историк, член Академии наук СССР Евгений Тарле. Тарле однажды назвал К.Енгояна «юношей с профилем Цезаря». Котик вспоминал, как однажды Тарле принес на лекцию колпак Марата и чуть ли не со слезами на глазах рассказывал о нем. С Котиком учились те, кто потом стали известными журналистами-международниками, учеными, политологами. В него была влюблена дочь советского государственного и партийного деятеля Алексея Косыгина, Люся (позже она вышла замуж за их друга Джери Гвишиани. Котик вспоминал, что свадебное застолье возглавлял сам Косыгин). С Котиком училась и дочь маршала Георгия Жукова, Эра. Котик обладал уникальной эрудицией, феноменальной памятью, проницательным аналитическим умом. Он был независимым и, можно сказать, мудрым человеком. Несмотря на соблазнительные предложения работы в Москве, Котик, далеко не карьерист и не честолюбец, - вернулся в родной Тбилиси и долгие годы работал заведующим международным отделом в газете «Вечерний Тбилиси». Его публикации были известны во всем СССР. Он мечтал написать книгу о своем любимом герое Шарле де Голле (увы, в те годы это было невозможно). Котик мог давать удивительно точный анализ, предвидеть и прогнозировать политические и социальные процессы. Он очень переживал, наблюдая как образ жизни и мыслей вокруг делается все менее изящным, менее элегантным, и все более обыденным, вялым. Котик раскрыл мне неожиданный взгляд на мир, на человека, на смысл жизни, на великих мира сего -  мыслителей, писателей, поэтов, философов... И, в конце концов, Котик подарил мне великое наследство – нашу дочь Альду, которая вдохновляет меня и сегодня.
Я помню многих. Майю Плисецкую (ее божественный танец в «Болеро» М.Равеля и на вечере в честь нее у С.Параджанова), Вахтанга Чабукиани в роли Отелло на премьере балета А.Мачавариани в Тбилисском театре оперы и балета в 1957 г., легенду грузинского футбола Бориса Пайчадзе, Георгия Костаки (в его доме  впервые увидела шедевры русского художественного авангарда), Мераба Мамардашвили на вечерах у Ирины Каландадзе (племянницы Елены Ахвледиани), Арманда Хаммера (на выставке его коллекции в Музее искусств Грузии, когда он оставил мне свой автограф и рассказывал о своем собрании мне и моей подруге, известной грузинской тележурналистке Нане Гонгадзе), великого советского русского актера Евгения Леонова (мы сфотографировались с ним на память), Юлия Даниэля (известного советского диссидента, писателя, милейшего человека). Слушать его в диалоге с С.Параджановым можно было бесконечно. Помню Николая Двигубского, замечательного художника, известного по работе над фильмом А.Тарковского «Зеркало» и безвременно погибшего не так давно во Франции. Помню Тонино Гуэрра, которому так по душе пришлась Грузия, ее культура, кино и С.Параджанов. Не стереть из памяти многих...
Все те, кого мне посчастливилось знать, покоряли меня степенью своего таланта, общей культурой, аристократизмом духа и удивительной скромностью. Они гордились своим прошлым, своими корнями, славными предками и оставались достойными их памяти. Все они жили скромно, ничего не требуя, довольствуясь малым, вопреки жизненным невзгодам и иным ценностям жизни. Сохраняя память об ушедшем, они оставались свидетелями, знатоками и ценителями яркого, уникального города Тбилиси.
Историки, путешественники, поэты, художники всех времен и народов посвящали Тбилиси блистательные эпитеты и слова в превосходной степени. Славу Тбилиси надо беречь и сохранять. Наша память может служить охранной грамотой городу.

Ирина ДЗУЦОВА
 
ПО ЗАКОНАМ ЛЮБВИ

https://lh3.googleusercontent.com/-hv86KNRD7xE/UVq1HVjXvuI/AAAAAAAAB2U/6ETnfKv4TSQ/s125/k.jpg

О, Грузия, лишь по твоей вине,
когда зима грязна и белоснежна
печаль моя печальна не вполне,
не до конца надежда безнадежна.

Белла Ахмадулина 

Бывают такие моменты в жизни, такие встречи и совпадения, о которых  говорят с удивлением и трепетом: «Бог ведет!» И запоминают люди надолго эти встречи, и чтут такие совпадения наравне с чудом. А разве объяснишь чудо? Можно лишь склонить голову при  соприкосновении с ним, делающим нашу печаль неполной и надежду  – небезнадежной… 
И вот, всего-то несколько дат – уход, рождение, дни памяти… 
Январь  1837 года. Как будто вся Россия пришла в Санкт-Петербург  и встала  вдоль набережной Мойки,  провожая своего любимого Поэта. Но  поэты не умирают, великий Пушкин остался с нами навсегда и парит его душа над бескрайними просторами родной земли, осеняя ее своей любовью. 
Сикварули – так звучит слово «любовь» по-грузински…
Октябрь 1837 года. Далеко-далеко от Санкт-Петербурга, в Грузии родился мальчик Илья. Илья Чавчавадзе. И было суждено ему приехать в юности в Санкт-Петербург и прочесть стихи Пушкина и Лермонтова, и перевести их на родной язык…  И стать  великим грузинским писателем, борцом за свободу своей родины, выдающимся человеком, названным соотечественниками Отцом своего народа и причисленным церковью к лику Святых… И было суждено ему заслужить вечную народную любовь.  Сикварули…
Так органично это слово вплетается в строчки стихов великого русского поэта Беллы Ахмадулиной:

О, Боже, - я прошу – о, Гмерто!
Оборони и сохрани,
Не дай, чтоб небо помертвело
Свирельное сикварули –
вот связь меж мной и Сакартвело.

Белла Ахмадулина родилась весной 1937 года – через столетие после…
И вот еще даты, еще  совпадение – в 2012 – 175 лет со дня рождения Ильи Чавчавадзе и  75- летие Беллы Ахмадулиной …
Бесконечна ее нежность к городу на Неве:  Опять дана глазам награда Ленинграда…или Все б глаз не отрывать от города Петрова…
И город отвечает поэту восхищением. Весной в Санкт-Петербурге отметили юбилей  Беллы Ахмадулиной как настоящий праздник – в Фонтанном доме звучали ее стихи, прекрасно прочитанные актерами петербургских театров, длились воспоминания близких друзей, и, конечно, было много музыки, как и подобает на празднике.    
И вот осень. И день памяти – 29 ноября. День ее ухода. Два года нет с нами Беллы Ахмадулиной. Но поэты никогда не умирают насовсем – такая у них привилегия – оставаться  в своих стихах...  Поэтому скорбь, как бы она ни была велика,   никогда не может победить людей, отмечающих  дату ухода поэта. Так бывает всегда, так было в тот день – вот слезы, они горьки… А вот стихи – они же есть, они будут всегда, они бессмертны.
«А помните, как она тогда сказала?..» «А в тот день, на берегу, помните,  как она смеялась…» И опять звучат стихи. И музыка, конечно. И кто-то  улыбается, и слезы прячутся глубоко-глубоко.
Так и произошло в  мраморном зале Мраморного дворца на вечере, названном «Промельк Беллы». Звучала чудесная музыка, молодой актер читал страницы из воспоминания Беллы Ахмадулиной, Борис Мессерер рассказывал о счастливых мгновениях их долгой совместной жизни, а в завершении  мы услышали  живой голос Поэта – Белла Ахмадулина в предзимний холодный вечер читала стихи про черемуху... И холод отступал за кромку свершавшегося чуда, и Белла как будто стояла у микрофона  совсем рядом с нами...
И еще по одной  причине  печаль наша была печальна не вполне – День памяти Беллы Ахмадулиной совпал с «Днями Ильи Чавчавадзе в Санкт-Петербурге». И это стало свершившимся на наших глазах чудом. Дни великого классика грузинской литературы – в Санкт-Петербурге совпали с Днем памяти великого русского поэта Беллы Ахмадулиной, любившей Грузию всем сердцем. 

Она  бесконечно любила Грузию,  ее народ, природу  и поэзию. Скольких прекрасных грузинских поэтов она открыла русским читателям, в своем подвижническом труде переводчика.    
Белла Ахмадулина  щедро делилась своим поэтическим даром с переводимыми ею авторами, она  восхищалась звучанием грузинской речи, нежно и бережно прикасалась к грузинскому поэтическому слову. Она писала о работе над переводами с грузинского:     
Я старалась служить переводу, я упивалась переводом. Мне хотелось, чтобы дивная речь другого народа звучала на моем языке, чтобы она была удивительной.
А вот слова-открытие, слова-прозрение Андрея Битова:
Она переводила с любви, а не с подстрочника.
Повторяю вслед за ним, смешивая русские и грузинские слова: она переводила с сикварули.
Любовь Беллы Ахмадулиной к Грузии и огромное ответное чувство грузинского народа, которое ей довелось ощутить и которое согревало ее всю жизнь и даже  дольше земной жизни – это было, это есть на свете и никуда не денется, и растопит любые глыбы льда и разрушит любые стены…
Потому и возникают такие совпадения – по законам любви, рождающей поэзию.

Ирина АЛЕКСЕЕВА


ИРИНА АЛЕКСЕЕВА 

К «Снам о Грузии» Беллы Ахмадулиной


Мерани, в твоих крыльях скрыты сны
о Грузии любимой виноградной,
где виночерпий под лозой отрадной
со щедростью тифлисской безоглядной
наполнил кубки…

Где теперь они –
друзья по праведному  трепетному слову –
Отар, и Гия, и Галактион…
Тот несказанный, тот легчайший сон…
Мерани, о,  домчи же его снова!

Найди ту женщину, окутай, обнадежь
ее мечтой о Грузии далекой!
Там рядом с древней Мцхетой светлооко
цветут деревья… Им не одиноко
их ровно девять… Просто их найдешь…

Мерани, мчись! Там отдых долгожданный
и тень ветвей, ручей, прохлада, тишь…
И женщина… не к ней ли ты летишь?
Неси же к ней свой дар небесно странный…

Ты снишься ей?.. Но где она сейчас?
В каком саду, среди каких долин
дорога ей к белейшей из вершин,
быть может, знаешь только ты один…
Но ты  – безмолвен – покидаешь нас,

и только оклик за тобой вослед,
и только слышен шорох темных крыл…
И только память как ее любил
Светицховели животворный свет…

Но девять дэвов вслед за ней идут
и девять рощ зовут в свою прохладу
и девять солнц уже доступны взгляду
и, подчинясь таинственному ладу,
о ней – о Белле в Грузии поют

ветра, деревья, травы и ручьи,
Тифлис и Мцхета, и вода в Риони…
Мерани, что ж, кто твои крылья тронет,
наверно, руки обожжет свои…

Будь с нею тих – не обжигай – ни взглядом,
ни крыльями – она ко всем добра,
лишь доброта из-под ее пера
с утра до ночи, с ночи до утра
лилась и становилась домом, небом, садом,

тобой, прохожим, улицей, цветком,
гепардом, облаком, собакой,
развеянным, совсем нестрашным мраком                 
и бабочкой под белым потолком.

Добрее слова Беллы только слово
– ее – другое, вставшее за тем,
за первым, что уже известно всем,
и всем родня среди любимых тем
и Грузию обнять оно готово,

и «Сакартвело» тихо прошептать,
пространство, подчиненное любви:
«сикварули» - просвищут соловьи,
и все, что было,  будет здесь опять…

Здесь так заведено, чтоб сны сбылись,
по замыслу, звенящему упруго
одной любовью сомкнутого круга  
здесь в ночь идут, чтобы увидеть друга,
и друга посылает ночь-Тифлис,

и день-Тифлис сомнения стирает,
и нежит Беллу за отсутствие их,
она здесь пребывает в снах своих
и поводы для яви выбирает…

Она приемлет сны как волшебство,
как утешенье посреди ненастья,
как в празднике тифлисском соучастье,
и промельк ускользающего счастья
и влаги виноградной торжество…

Мерани, да, ты ведом ей, ты друг,
и долгожданный гость, и царь суровый,
так приоткрой над таинством покровы
коснись крылом ее нежнейших рук…

Пусть будет ей светло в Светицховели,
крещенья ангел охранит в пути –
чтобы смогла преодолеть, дойти,
и по дороге хрупкий слог спасти
и вырастить до слова, как до цели…

Слова растут, смыкаются в строку,
они сильны, они уже бессмертны,
и шепчет небу женщина: «О, Гмерто!»
на Мтквари вечно юном берегу…

15 мая – 23 июня 2012
(Запрудня – Париж – Женева – Лозанна)
 
НАШЕСТВИЕ ИНОПЛАНЕТЯН С ТАГАНКИ

https://lh3.googleusercontent.com/-QyJKGBZBuqk/UTcE4JljX_I/AAAAAAAABws/H_7VhvWTnVU/s125/d.jpg



Перед вами, дорогие читатели «Русского клуба», фотография почти полувековой давности, ранее нигде не опубликованная. Ее автор – известный фотомастер, ветеран грузинской репортажной съемки, фотокорреспондент газеты «Заря Востока», добрый и скромный человек Михаил Квирикашвили. Он сделал этот снимок в кабинете редактора газеты в июле 1966 года, когда в гости к «заринцам» пришли все главные персоны уже тогда знаменитого московского Театра на Таганке, прибывшего в Тбилиси на свои первые крупные гастроли. Отпечаток снимка Миша подарил мне. С тех пор я бережно храню дорогую для меня фотографию в своем архиве. Не отдавал никому за все это время даже ее копии. Недавно Валерий Золотухин просил, до него – музей, петербургский фан-клуб, но я почему-то упрямился и всем отказывал. Мало кто и видел эту фотографию, не в моих привычках показывать гостям свои альбомы с напечатанными свидетельствами быстротечности жизни. Но вот пришло время, и отказать друзьям и коллегам из «Русского клуба» не смог – здесь, на умных и красивых страницах журнала памятному снимку самое место. Мне, что и говорить, приятней всего было бы подарить эту фотографию Владимиру Семеновичу к его 75-летию, которое отметили в прошлом месяце, увы, отдав дань лишь его памяти. Однако там, «где голос вещий сердцу говорит», нам отзовутся прозорливые слова Дмитрия Пригова: «Граждане, я лелею мечту о скором возвращении всех ушедших». Ведь вы верите, что они вернутся?
…Тот летний день, политый палящим зноем, запомнился внезапностью появления в коридоре редакции в одном лице печальной доброй Шен Те и ею придуманного двойника в черных очках и котелке – бессердечного Шуи Та. Ведь только вчера вечером в Тбилисском театре музкомедии на спектакле «Добрый человек из Сезуана» я рвал кисти рук в аплодисментах благодарности блестящей актрисе Зинаиде Славиной за ее выплеснутую на сцену, измученную любовью нежную душу. И вот она здесь, идет мне навстречу, словно на свидание. Тогда я так размечтался об этом, что едва не столкнулся со свалившимся, как показалось, с небес безработным летчиком Янг Суном, вчера развалившим свою свадьбу и мечущимся по сцене прямыми углами, а сегодня представшим предо мной сдержанно улыбающимся Владимиром Высоцким. За ними появился в белой рубашке подтянутый джентльмен, отец Театра на Таганке Юрий Петрович Любимов, с пока еще спрятанной в кармане брюк легендарной судьбой,  вслед ему – Вениамин Смехов, Валерий Золотухин… Я один в коридоре изображал собой групповую, так называемую «немую сцену» финала «Ревизора». Вряд ли я стоял с раскрытым ртом в позе окаменевшего от страха чиновника, но, как помнится, шок от неожиданного нашествия инопланетян с Таганки я испытал. Однако шок был прекрасной закуской к ледяному шампанскому, которое уже пенилось в бокалах на длинном овальном редакторском столе. 
Одно чудо, нанизанное на другое, создает иллюзию новой реальности, и вот уже отодвинуты прочь кислые редакционные будни, мы погружены в светлую, праздничную и, как подушка - пухом,  наполненную смехом атмосферу схождения с небес богов в обличье простых людей, что один к одному повторяло потешную картинку из вчерашнего спектакля «Добрый человек…» Кабинет редактора, в иные дни представлявшийся нам парижской Гревской площадью, где впервые, а потом и ежедневно казнили провинившихся гильотиной, в несколько минут был солнечно озарен присутствием вольных духом, веселых и, как тогда казалось, беззаботных актеров Таганки. Эхо иной, свободной и независимой человеческой жизни ворвалось в закулисье главной партийной газеты. В большой мрачной комнате, где каждый день, как заклинание, звучали цитаты из безумных по сути речей Брежнева и ему подобных, зазвенела, зашаманила гитара и прохрипел, продрался к нашим сердцам незалуженный припоем голос Володи Высоцкого: «А на нейтрРРРальной полосе цветыЫЫЫ – необычайной крРРРасотыЫЫЫ!!!» Мы слушали, как завороженные, не скрывая своего восторга, а он пел «стоя на краю», исступленно, его лицо неслось навстречу нам и проносилось мимо, спеша на те недосягаемые для нас высоты, где он располагался как дома, где нет ничего, кроме жертв и вечной готовности к ним. Заметил я тогда, что остальные актеры не сидели просто так, расслабившись, а подтянулись к поющему Володе Высоцкому, пересаживаясь с одного стула на другой, словно выстраивая им одним понятную мизансцену. Кто-то стал едва слышно постукивать по столу, и мне вспомнилась сцена из «Доброго человека…», когда одним только сидением на стульях в ряд и мерным похлопыванием ладоней была создана абсолютно достоверная, хотя и иллюзорная картина работающей фабрики. Эти вахтанговские волшебства будут подхвачены и развиты Юрием Любимовым в дальнейшие годы расцвета Таганки, но в тот день мы, журналисты, не искушенные в театральных условностях, воспринимали незаметные передвижения актеров в комнате и плотное обрамление их силуэтами изломанной фигуры дерзкого волчонка-одиночки с печатью гения, как шквалистый ветер, ворвавшийся в нас, как вихрь преображения разума и души. Не могу вам сказать, как долго после этой встречи каждый из нас сохранял в себе эти ощущения, но знаю точно, что во мне тогда зазвенел звоночек будущих жизненных перемен.
Всему есть начало и конец. Начало встречи вполне отвечало затейливым законам лицедейства: гости с Таганки немного играли в скоморохов, шутили и чуток дурачились, при этом очевидно сохраняя официозную напряженность и дистанцию отчужденности. На расстоянии прошедших лет мне лучше видится, какими тогда были мы и какими другими были они. Тут ничего не изменишь, они лучше нас чувствовали атмосферу застоя в отдельно взятом маленьком уголке большой страны, в этом же застое увядающей, как брошенные на могилу розы. Наверно, мы не были столь наивными, чтобы не понимать сути происходившего, но искали и находили для себя компромиссы и оправдания, тогда как они напрочь отвергали и то, и другое. Однако и мы, и они были молоды и незлобивы, потому, возможно, эта короткая встреча странным образом сблизила нас на час-другой, позволила обаянию молодости и проявленной душевной открытости одержать верх над скованностью и обоюдной настороженностью. Конец встречи оказался совершенно иным: наши волнение и благодарность были столь обнаженными, что не могли не вызвать ответного чувства этих молодых талантливых кудесников сцены, и они  подошли к нам ближе, заулыбались, как давние друзья, охотно ответили на все наши любопытствующие вопросы, сами о чем-то поспрашивали. Как-то само собой получилось, что появился, вернувшись с очередной съемки, Миша Квирикашвили со своей камерой и почти все, кто были в тот момент в комнате, заверещали, как дети, настаивая на групповом портрете. Так родился на свет этот снимок, который запечатлел не только звезд Театра на Таганке вместе с журналистами газеты «Заря Востока», но и нашу общую молодость, которая ясно проглядывает в открытых лицах, в задорности и беспечной улыбчивости персонажей съемки. Некоторых из них сегодня уже нет с нами, с печалью подтверждаем их уход в иной, лучший мир, но грусть никогда не побьет камнями забвения память о радости и воодушевленности того дня.

Валерий ПАРТУГИМОВ
г. Москва
 
ПО СЛЕДАМ УТРАЧЕННОЙ КРАСОТЫ

https://lh5.googleusercontent.com/-Bw8bh3dWWuY/UE3HxYzwvWI/AAAAAAAAA0w/aoE7Lhrbamc/s125/o.jpg

В 12-м номере журнала «Русский клуб» за 2009 год была напечатана статья Марины Медзмариашвили «Очарование старого Тифлиса». Она посвящена художественному убранству подъездов старого Тбилиси, приведены фамилии некоторых приезжих и местных мастеров, создавших эту красоту.
В статье также говорится, что с приходом в 1921 году большевиков к власти, художественно-отделочные работы как «буржуазные», чуждые коммунистической идеологии, были прекращены. Но это далеко не так. В советское время эти виды работ перешли на оформление общественных помещений – театров, магазинов, ресторанов, кабинетов и даже частных квартир. Автором статьи не упомянуты такие мастера прикладного искусства, прибывшие в Грузию в конце XIX века из Австро-Венгрии, как Новак, Бровчек, Скрыжный, Рейш, которые внесли немалую лепту в оформление не только подъездов, но также кинотеатров и банков.
С некоторыми из этих мастеров мне, заслуженному строителю Грузии, посчастливилось общаться и работать.
Не только все фасады и подъезды отделывались лепными украшениями, но и внутреннее убранство залов, вестибюлей и ряда других помещений требовали соответствующей отделки. В основном всем этим занималась фирма Антона Новака. Его завод лепных изделий находился на левом берегу Куры, где сейчас расположен пивной завод, а ранее в этом месте через реку ходил паром. Эти помещения были переданы Худфонду. В мастерских Новака отливались картуши, маски, фризы, капители, целый ряд других лепных декоративных деталей. Кроме того, отливались памятники и надгробия. Совсем недавно на Кукийском кладбище я видел надгробие «Скорбящий ангел» с опущенными крыльями, где сбоку была выгравирована надпись «Новак – 1906 г.».    
Сын Антона Новака, Франц Новак, работал художником-декоратором на тбилисской киностудии и в Союзторгрекламе. Им в 1950 году был расписан морвокзал в г.Поти на темы « Витязя в тигровой шкуре».
Мастера прикладного искусства Скрыжный, Бровчек и Рейш работали в стиле модерн, в частности, кинотеатр «Ударник» на Плехановском проспекте, а также целый ряд банков были расписаны Скрыжным. В 1942-м в кинотеатре случился пожар, уничтоживший росписи в зале и попортивший вестибюль. В начале пятидесятых вестибюль был восстановлен. Реставрацию стен выполнил талантливый самоучка Г.Осипов, а потолочные плафоны – студенты  Академии художеств, довольно-таки непрофессионально (вместо темперы применили масляные краски, мазки которых стали отражать блеск).
Бровчек был главным конкурентом Б.Теленгатора. Он обслуживал в основном  правительственные объекты, считался лучшим колеровиком. Помещения, отделанные бригадой альфрейщиков под его руководством, всегда отличались мягкостью расколеровки, создавались уют и спокойствие. Из мастеров его бригады лучшим был В.Лаптев. Скончался Бровчек  в 1951 году.
Рейш на старости лет стал изготовлять и продавать тбилисским малярам-альфрейщикам припорохи для росписи потолков и трафареты для отделки стен. В городе стало модно расписывать потолки, а стены отделывать под обои.
Из многих художников-декораторов особо следует отметить работы Бенедикта Рафаэловича Теленгатора. Он не только расписывал подъезды старинных зданий Тифлиса, но и в советское время совместно с архитектором Кравченко создал школу альфрейных работ при художественном училище им. М.Тоидзе. Была подготовлена целая плеяда талантливых художников-альфрейщиков – Б.Майсурадзе, В.Долгий, Н.Писемский, В.Бит-Каш и другие.
При непосредственном участии Теленгатора и под его руководством выполнялись росписи плафонов на заданную тему под тонированную лепку, цветной буит, позолоты лепных декоров, мозаичные панно, разделки под ценные породы дерева и мрамор, а также целый ряд других работ прикладного искусства. Любимым его стилем были ампир и ренессанс. В Тбилиси им были проведены декоративно-отделочные работы оперного театра (в мавританском стиле), театра им. Руставели (рококо), Дома офицеров, потолочных плафонов в ресторане гостиницы «Тбилиси» в стиле гризайль, а в магазине чая – панно на тему «Сбор чайного листа»; в ресторане гостиницы «Интурист» - потолочных плафонов в виде натюрмортов, выполненных под «гобелен», с арочной стеной, расписанной под цветной буит с золочеными шишками, и целый ряд других объектов. А в Батуми – это летний театр, поражавший зрителей богатством отделки, красотой витражей и плафонов, выполненных в грузинском стиле, (к сожалению, этот театр полностью сгорел во время пожара) вестибюля помещения морских ванн и кафе на центральной улице города.
Победа советского народа в Великой Отечественной войне дала новый импульс для развития монументально-декоративной живописи и художественно-декоративной отделки помещений. Так, роспись плафона на тему «Праздник Победы» была выполнена молодым талантливым художником-монументалистом Робертом Стуруа в зрительном зале Театра им. Церетели в г. Ткварчели (1945-1950 гг.). За весь комплекс работ Р.Стуруа вместе с архитектором К.Чхеидзе и скульптором В.Топуридзе были удостоены Государственной премии СССР. Им также в Доме культуры села Шрома выполнена роспись плафона зрительного зала на тему «Дружба народов» (1953), а в Доме культуры г. Ткибули – «Добро побеждает зло» (1960).
Заниматься декоративно-отделочными работами стало модно. Роспись потолков и стен, применение лепнины, поталировка и позолота, цветные витражи, резьба по камню и дереву, кованые решетки и литье из бронзы и других металлов широко стали использоваться при отделке помещений.
Некоторые художники бросили заниматься созданием бюстов и портретов вождей, перешли на лепку декоров и альфрейную роспись. Так, Ж.Халатов создал большую бригаду и занялся отделкой ресторанов и вокзалов, а в восьмидесятых годах преподавал декоративно-прикладное искусство в Тбилисской Академии художеств.   
Талантливым учеником Б.Теленгатора  С.Мизрахи и его бригадой были восстановлены после пожара росписи и все виды декоративной отделки Тбилисского оперного театра. Один из его сыновей окончил Московский архитектурный институт и работал в бригаде вместе с Н.Колобанцевым.
В Тбилиси также славились братья Чалабовы. Исаак Чалабов был студентом Тбилисской академии художеств, но из-за войны не смог ее закончить. Демобилизовавшись из армии, создал бригаду альфрейщиков. Им расписаны многие торговые помещения (в Тбилиси – «Кафетерий», закусочная на проспекте Руставели с фазанами, павлинами и букетами роз).
Стоит также отметить молодую послевоенную плеяду художников-альфрейщиков – Ж.Иванова, П.Карташова, П.Кротова, М.Алавердова. Они внесли немалую лепту в убранство не только гособъектов, но и многих частных квартир.
Художником H.Игнатовым были расписаны стены в здании нижней станции фуникулера на тему «Старый Тбилиси», и в ресторане при Доме кино – народное гулянье «берикаоба» (1973).
В 1977 году в здании Верховного суда Грузии под моим руководством были проведены декоративно-отделочные работы. Выполнена роспись потолочных плафонов и падуг в двух залах заседаний и вестибюлях на этажах, поталировка и золочение сусальным золотом некоторых лепных декоров, разделка декоративной лепнины под слоновую кость и старую бронзу, колонн и пилястр – под мрамор и гранит. На первом этаже работы выполняли А.Мясников, Б.Майсурадзе, В.Долгий, на втором и третьем – М.Мушилов, М.Алавердов, В.Угланов.
Через два года мною были проведены работы по реставрации, восстановлению и капитальному ремонту дома Союза писателей Грузии. Была воссоздана и отреставрирована многоцветная роспись стен, потолочных плафонов и сводчатых потолков (росписи выполняли М.Мушилов и Г.Осипов). Заменена обветшалая обивка стен шелком. По старому образцу тбилисской фабрикой был выполнен заказ (по цвету и рисунку), но вместо натурального шелка использовался искусственный. Восстановлены утраченные лепные декоры, а также детали облицовки фасада экларским камнем. Отреставрированы декоративные детали из твердых пород дерева.
Для спасения уникального здания (архитектор К.Татищев) от разрушения были проведены усилительные работы.
Сегодня подобные работы не проводятся. Старое поколение талантливых мастеров ушло, а более молодые покинули Грузию. Новая архитектура из стекла и бетона не прибегает к художественно-декоративным работам. Для внутреннего убранства помещений сейчас в моде геометрические фигуры из гипсокартона.
Старинную красоту мы бесповоротно теряем. Жаль, но это факт.

Глеб ОСТРОЖНЫЙ

Она не постаралась принарядиться, как ее более смуглая "Скачать программу для создания ключей для программ"спутница, платье которой украшало множество оборок и лент.

Ты выглядишь словно "Бесплатная игра длинные нарды скачать"енот, у которого отрубили хвост.

Обычно разговорчивый, грум был на этот раз очень молчалив.

Любопытное явление "Майл ру на телефон скачать"представляют собой благодушие и гостеприимство "Скачать песни хип хопе"шетлендских земельных собственников, которые отнеслись ко мне с тем большей любезностью, что некоторые из них были друзьями моего отца "План конспект урока русского языка"и поддерживали с ним переписку.

 
<< Первая < Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 Следующая > Последняя >>

Страница 6 из 7
Среда, 06. Ноября 2024